Кирилл Шатилов
Война виртуальных миров
Италия…
Логика непонятно кого и непонятно зачем выстраивалась чёткая. На глазах человечества рушились его культурные символы. Рушились в прямом эфире, напоминая так много похожих друг на друга фильмов-катастроф последних лет. Мозаика рассеянных по миру дымов постепенно складывалась в плавящемся мозгу Славки в общую картину. Вероятно, поэтому он почти не удивился, когда снова Париж и снова Сидней сменила столь знакомая кремлёвская стена…
* * *
Одновременно звонили все три мобильных телефона. О них забыли. И только когда к неуместным сейчас мелодиям присоединилась допотопная трель домашнего, Константин остервенело сдёрнул трубку.
– Да.
– Ты видишь, что происходит? – Голос отца по-стариковски дрожал. – Вы целы?
– Мы все дома, не переживай, – с досадой ответил он. Помолчав, понял, что неправ, и добавил: – Ты там как?
– Собирай Дашу, бери Олю, и приезжайте ко мне.
– Погоди, давай сперва разберёмся…
– Нечего годить и разбираться. И так всё понятно. Уезжайте из Москвы. Тем более, что пока есть куда.
От внимания Константина не ускользнуло это предательское словечко «пока». Он посмотрел на своих девчонок, напряжённо застывших перед телевизором, на экране которого вот уже несколько минут крутили одни и те же кадры со снесенным до половины собором Василия Блаженного, руинами зубчатых стен и котлованом на месте Красной площади и мавзолея.
Отец жил под Звенигородом, на старости лет получив заслуженную возможность покинуть столь ненавистную ему столицу. Вероятно, кто-то из соседей сообщил ему о случившемся, поскольку сам старик включал свой старенький неубиваемый Рубин-714 разве что на новый год да на 9-е мая.
– Батя, не переживай…
– Костя, ты идиот! Если тебе нужно в чём-то разбираться, разбирайся, но Дашку срочно ко мне! Дай-ка Ольгу.
Когда он протянул ей трубку, жена ошарашено посмотрела на него, однако послушно взяла, поднесла к уху и некоторое время молча слушала. Потом кивнула, сказала «Хорошо» и нажала кнопку отбоя.
– Даша, собирайся, – начала она уже другим тоном, встала и как будто забыла обо всём остальном. – Едем к Евгению Ивановичу.
– Мам…
– … пока электрички ходят и метро не закрыли. Живо!
– Я такси вызову, – спохватился Константин, видя, что Ольгу уже не переубедить.
– Попробуй.
Все мобильные линии оказались занятыми. Почему она это знала, а он нет?..
Слушая частые гудки, он наблюдал, как жена с дочкой мечутся по квартире, запихивая в сумки всё, что попадалось под руку. Отшвырнул бесполезный телефон на диван. Бросился в кабинет и вернулся с паспортами, российскими и заграничными.
– Оставлять здесь не стоит…
– Почему только наши? – Ольга машинально сунула документы во внутренний карман Дашиной куртки. – Ты что, остаёшься?
– Выясню, что на самом деле происходит, и за квартирой присмотрю. Мне так спокойнее будет.
– А нам?!
– Если что, приеду завтра.
– На чём, на велосипеде? – Ольга уже окончательно взяла себя в руки. – Твой отец прав: сейчас народ ещё не прочухался, а через пару часов ломанётся из Москвы во все стороны, так что движение по шоссе будет парализовано. Поезда сегодня ещё походят, а вот завтра – уже не факт. Ты будешь от нас отрезан.
Константин перехватил испуганный взгляд дочери. Улыбнулся ей.
– Не паникуй. Батя – любитель сгущать краски. – Он махнул рукой в сторону телевизора. – Жуть, конечно, но это всего лишь Красная площадь…
– Это не «всего лишь Красная площадь»! – повысила голос жена. – Это Москва. Или ты забыл, где мы живём? Где-нибудь в Сибири со времён тунгусского эксперимента Теслы до сих пор ничего не происходило – ни «крещения Руси», ни революций, ни войн…
– Если бы челябинский метеорит не сбили с курса, и он бы упал на хранилище урана и плутония, готовых к продаже американцам, то вся Сибирь была бы сегодня как Красная площадь, – пришла на помощь отцу Даша, вспомнив его разговоры с друзьями-учёными, которые время от времени собирались у них дома.
Ольга не сдержала улыбки, видя, что дочь тоже в боевой форме.
– Костя, ты знаешь, мы тебя любим и ждём. Не валяй дурака и как сможешь, сразу приезжай. Телефоны и зарядку мы на всякий случай возьмём.
Она поцеловала мужа и первой шагнула за порог.
– Папа! – Даша повисла у него на шее, чмокнула в щёку, подставила свою, всхлипнула и спросила, глядя снизу вверх: – Что деду передать?
– Чтобы стрелять тебя научил, – пошутил Константин.
– Я умею. Ладно, пап, давай, не задерживайся.
Закрывая за ними дверь, он слышал, как на лестничной площадке гудит подъезжающий лифт. Что-то ещё работало. Пока…
Глава 2 – Усадебные чаепития
Как они и предполагали, народу в электричке оказалось немерено. Продохнуть не получилось даже после Одинцово, где в обычные дни выходила половина вагона. Зато когда поезд проносился мимо железнодорожных переездов, становилось понятно, что они поступили правильно: змеи из напряжённо застывших перед шлагбаумами автомобилей и грузовиков не оставляли надежд на скорое выдворение их хозяев за черту московской «цивилизации».
Даша стояла в проходе рядом с матерью, смотрела в окно и невольно слушала разговоры возбуждённых попутчиков.
– Да всё нормально, всё нормально… – громко шептала пожилая женщина себе на ухо, к которому приложила допотопный мобильник. – Еду вот… в электричке я… неудобно говорить… всё нормально… Как там Коля? – Женщина была в тёплой не по сезону дутой куртке, которая, вероятно, была ей подарена дочкой или сыном. – Ты проследи, чтобы он никуда там не рвался. Пусть работает спокойно. Всё у нас нормально…
– Блин, я сперва подумал, что это новую компьютерную игруху показывают, – делился с компанией друзей своими впечатлениями какой-то с иголочки одетый подросток, сидевший у самого окна и избегавший смотреть на стоящих в проходе стариков. – Жахнуло классно!
– У меня на компе такая заставка стоит, – поддакнул ему кто-то из слушателей и почему-то покосился на Дашу. – Там тоже Красная площадь вся в хлам, и только кривая избушка стоит в овраге. Типа, будущее Москвы. Я фигею…
– Раньше много про такие финалы писали, – согласился первый. – Накликали, блин. У меня мать сегодня как раз в ГУМ зачем-то ехать собиралась. Брат заболел, и она осталась. Пипец…
Невидимые сзади пассажиры два голоса обсуждали вину президента и, почему-то, премьер-министра. Похоже, в другое время они с таким же напором спорили бы по поводу только что прошедшего футбольного матча. Казалось, им нравится высказывать крамольные мысли, особенно громко, чтобы все слышали. Неизвестно, чем бы всё кончилось и к каким бы выводам пришли спорящие, если бы на их замечание, мол, без президента никто и чихнуть не посмеет, низкий мужской голос ни заметил:
– С чего вы решили, будто президент что-то решает? Он для того резидентом и поставлен, чтобы исполнять команды не резидентов.
Народ как-то сразу притих, очевидно, ожидая пояснений, однако продолжения не последовало, и Даша посмотрела на мать. Та ей лишь подмигнула и снова перевела взгляд на грязное стекло окна.
Они как раз миновали Голицино, и за окном открылся широкий просвет бывшего леса, на месте которого уже не первый год зияло истыканное пнями поле, медленно, но верно приспосабливаемое чьей-то бесстрастной рукой под будущие элитные застройки. И вот над этим самым полем, на фоне серого вечернего неба, слева направо, к Москве бесшумно пронеслись три плоские пирамиды.
Наверное, правильно было бы сказать «три треугольника», однако воображение Даши нарисовало именно пирамиды.
Пирамиды были чёрные, совершенно чёрные, точнее, совершенно не отражающие света, но при этом что-то на их поверхности светилось, причём успокаивающими салатными огоньками, как на светофоре. Подумать, что это такое, откуда и зачем, времени не было, поскольку все три объекта буквально чиркнули по серой пелене и исчезли. Так быстро, что у Даши заложило уши. И не у неё одной. В вагоне поднялся крик, причём кричали даже те, кто не мог видеть происходящего, а мог лишь ощутить возникшую ниоткуда упругую волну, которая как будто даже качнула поезд.
Даша инстинктивно закрыла ладонями уши, а мать так же инстинктивно сгребла её в охапку, словно пытаясь закрыть собой.
– Пиндосы! – на все лады выкрикивала в едином порыве приникшая к опустевшим окнам молодёжь.
– НЛО, – высказывали свою точку зрения люди более зрелые.
– Вы видели?..
– Отстаньте! Не видите, я читаю?
– Мама, мама, это наши?
– Сядь спокойно!
– Охренеть…
– Это война!..
– Ты сколько насчитал?
– Три. Или больше…
– У нас таких на вооружении точно не стоит.
– Почём вам знать, что у нас стоит, а что нет?
– Идите вы…
– Вы на следующей будете выходить? Тогда давайте поменяемся.
– А какая следующая?
– А Кубинка скоро?
– Вы не туда едите. Вам надо было в Голицыно выходить.
– Ё-моё… Что ж они не объявляют, суки?!
– Потише, молодой человек, тут дети.
– Да выходим, выходим! Не топчите мне ноги!
Казалось, внезапное происшествие так же быстро забылось и выветрилось из вагона, стоило крикам стихнуть. Более того, кричавшие теперь как будто даже стеснялись своей первой реакции.
Даша в благодарность тоже обняла мать, и они проехали так до самой остановки Скоротово. Многие из тех, кто всю дорогу просидел, теперь стали вставать, стаскивать с полок над окнами сумки и рюкзаки и даже попытались пробиться к дверям. Есть люди, думала, наблюдая за ними, Даша, которым всегда нужно переться вперёд. Они и место первые занимают, и по головам идти будут, и ножом тебя в бок пырнут, если ты им помешаешь. Либо с головой не дружат, либо воспитание такое. Потому что есть такие и среди упёртых старух и среди тупомордых подростков. Хорошо, что мы живём в России, и такие особи сразу видны, как инородные тела, и их можно в ответ тоже неплохо приложить, не боясь буржуйских обвинений в нетерпимости.
Она изловчилась, сделала вид, что её саму толкнули, и бедром сильно боднула особенно шуструю дамочку, решившую проложить себе путь к выходу под предлогом того, что её там уже ждут. Наглая лупоглаза физиономия сморщилась от предчувствия падения, но какой-то увалень, не успевший оторвать зада он лавки, поддержал её обладательницу, за что получил в качестве благодарности локтём в ухо и, одумавшись, брезгливо оттолкнул. Дамочка громко возмутилась таким с собой обращением, и предприняла было новую попытку победить толпу, но в итоге оказалась оттёртой даже дальше, чем стояла в начале.
Поравнявшись с платформой, поезд начал долго останавливаться, заставляя пассажиров отчаянно хвататься друг за друга, за полки и за спинки сидений.
– Такси возьмём? – спросила Даша затылок матери.
– Попробуем, – ответила та, не оглядываясь. – Но лучше бы автобус был.
Хотя вечер ещё не наступил, фонари уже зажгли.
Пустая обычно платформа сегодня была празднично оживлена многочисленными встречающими. Большинство которых на поверку оказались частными извозчиками из некогда дружественных республик. Черноголовые крепыши на все лады предлагали «такси, такси» с ударением на первом слоге. Судя по вопросам из толпы и отрывистым ответам, цены уже успели перешагнуть все разумные пределы.
– Ну, прям как при Совке! – возмутилась кошёлка справа, пытаясь прорваться к ступенькам с платформы раньше остальных.
– При Совке именно этого не было, – резонно заметил кто-то ей вслед. – Все сидели по месту прописки, и в Москве можно было дышать. Вам ли не знать, бабушка…
«Бабушке» это было совершенно безразлично.
Автобус, как ни странно, оказался на месте. Даша присмотрелась. Да, он, 24-й. Правда, очереди уже выстроились в обе двери.
– Прорвёмся?
– Должны.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что очереди такие длинные из-за того, что двери закрыты. Как водится, автобус ждал своего водителя. Будущие пассажиры его уже не ждали, а материли. Вместе с пассажирами в железный футляр, начисто лишённый понятия растяжимости, собирались войти их относительно габаритные вещи. Было видно, что люди собирались хоть и в спешке, но явно надолго. В лучшем случае – раздутый рюкзак. Некоторые стояли с рюкзаком за спиной и чемоданами на колесиках в каждой руке. Причём казалось, что этих рук больше, чем положено.
– Похоже, мы здесь надолго, – услышала Даша, когда они подстроились к дальней из очередей, обещавшей быть покороче. Говорил какой-то долговязый рыбак с удочками, обращаясь к своей низкорослой спутнице, вероятно жене. Даше почему-то представилось, что спутница ему нужна в первую очередь как табуретка, чтобы сидеть у проруби.
– Ты чего улыбаешься? – переводя дух, оглянулась Ольга.
– Не, ничего, всё нормально…
Они постояли, размышляя, что делать дальше. Площадь перед платформой, как ни странно, быстро пустела. Поезд за сегодняшний день был не первый, так что цены на такси, оказывается, подскочили ровно до приемлемого предела, чтобы обеспечить полную загруженность и стареньких жигулей, и белых джипов последних моделей.
А водителя всё не было.
Возмущённый ропот перешёл в выкрики негодования. Кто-то уже стал потихоньку выламывать двери.
Даше вспомнилась жуткая поездка из сельской Террачины в ещё более сельский Неаполь, когда на единственной железнодорожной линии накануне произошла непонятная авария, и всем итальянцами и неитальянцам пришлось поутру добираться до работы и достопримечательностей на перекладных. Шуму всю дорогу было много, однако в итоге оказалось, что больше ста километров хоть и удалось преодолеть почти за три часа, но при этом они не стоили ни копейки.
Из двух дверей, в конце концов, поддалась только одна, и вторая очередь тоже метнулась к ней. Рыбак с удочками громко поведал своей табуретке о том, что вот сейчас придёт водитель и заставит всех снова выходить на улицу, чтобы проверить проездные документы. Рыбака в ужасе зацыкали, и вливание в автобус продолжилось. Даше было поддалась паническому настроению, однако мама ловко перехватила её за руку и вернула в очередь, которая заметно поредела впереди. И оказалась совершенно права. Потому что когда под негодующие возгласы водитель вскоре всё же появился, и двери гостеприимно открылись (кроме той, которую покорёжили при насильственном вскрытии), они с Дашей оказались в хвосте автобуса в числе первых и даже смогли занять сидячие места в уголке, за перилами.
Последовали утомительные минуты ожидания, когда не вошедшие пассажиры вдоволь наругаются с подоспевшей в последней момент кондукторшей, которой, кстати, тоже не хватило места, так что в итоге водитель не стерпел, смачно выругался, попытался закрыть двери, понял, что спины последних и самых отчаянных беженцев не позволят ему этого сделать, сказал было, что не тронется, пока двери не освободят, да был послан так далеко и с такой угрозой, причём рослыми мужикам, прижатыми непосредственно к его кабинке, что решил не испытывать судьбу и осторожно тронулся, вызвав всеобщий гул облегчения.
– Из Москвы? – услышала Даша вопрос, но не сразу сообразила, что обращаются к ним.
Она отвела глаза от запотевающего окна и увидела пригвожденного к перилам чернявого юношу. Юноше было лет на вид немногим за двадцать, и смотрел он заинтересованно и на Дашу, и на Ольгу. Причём именно на обеих сразу. Как ему это удавалось при внешней обычности голубых глаз, Даша не поняла и замешкалась, так что первой среагировала мама:
– А вы что, разве не оттуда же?
– Нет, спасибочки. Я отсюда, – протянул он «у» и не слишком добродушно улыбнулся. – Говорят, там вашу площадь взорвали?
Ольга оторопела и покосилась на дочь.
– Если ты про Красную, – сказала Даша хмуро, – то она такая же наша, как и твоя.
– Ну, это как посчитать, – поморщился собеседник, которому в этот момент, видимо, наступили на ногу. – Скоро выходите?
– А тебе-то что?
– Да вот думаю, смогу ли вас пропустить…
– Не сможешь, так сам выйдешь.
Ольга толкнула Дашу коленом, призывая сбавить обороты.
– А я вас, кажется, знаю, – будто не заметив Дашиной грубости, продолжал парень. – Вы – внучки Евгения Ивановича, из Луцино. Правильно?
– Почти угадали. – Теперь Ольга смотрела на Дашу озорно: незнакомый собеседник видел в них сестёр. – А вы ему кем приходитесь?
– Соседом. – Парень обрадовался, что его больше не отшивают, и заговорил, не обращая больше внимания на Дашу. – Правда, он в посёлке живёт, а я в селе, ну, возле магазина. Там я вас пару раз и видел, должно быть. Тогда извиняйте. Вы наши, а я вас за дачниц принял.
– А что плохого в дачницах? – поинтересовалась Ольга и добавила: – Даш, ты там следи за дорогой, чтобы не проехать.
– Да вы не волнуйтесь, я тоже выходить буду. Меня, кстати, Натаном зовут.
– Случайно не Натан Дрейк? – съехидничала Даша, имея в виду героя целой серии приставочных игр с так никогда и не переведённым на русский язык названием Uncharted («Неотмеченное на карте» или просто «Неизведанное»). – Или, может, Натан Ротшильд?
– Против второго я бы не возразил, – прищурился собеседник. – Лучше быть просто главным, чем главным в одной банде. Ведь Дрейк был пиратом, если не ошибаюсь?
– Ладно, проехали, – хмыкнула Даша.
– Проехали?! – встрепенулась Ольга, но сразу поняла, что сглупила, и неловко хохотнула. – А вы, Натан, что по поводу всего этого думаете?
– А чего тут думать? Понятно, что очередная провокация. Сами бомбанули, а потом на кого-нибудь свалят. В крайнем случае, на инопланетян. Обычные террористы уже не возбуждают.
Ольга снова не нашла, что ответить, зато Даша присмотрелась к парню повнимательнее.
Голубые глаза его семитской в остальном внешности, в общем-то, даже шли; одет он был вполне чисто и прилично; хотя говорил простым языком, похоже, делал он это нарочито, умело подбирая слова и подстраиваясь; на беженца из столицы точно не походил ввиду отсутствия вообще какой-либо поклажи, если не считать висящего за ухом наушника от телефона.
– А ты пирамиды летевшие видел? – вкрадчиво напомнила Даша. – Уши не закладывало?
– Видел. Закладывало. И что?
– Ну, как бы так выразиться, чтоб ты понял… На обычные самолёты они не были похожи.
– Значит, это были необычные самолёты. И что?
Теперь он забыл о существовании Ольги и выжидательно уставился на Дашу. Не получив ответа, сам развил свою мысль:
– Когда у нас складывается о чём-то определённое представление, всегда надо не спешить с выводами и думать, кому выгодно, чтобы оно у нас складывалось.
– Я тоже люблю порассуждать на тему теории заговора, но…
– Никакой «теории заговора» нет, как ты знаешь, если действительно на эту тему рассуждаешь. Потому что это уже давно голая практика.
Автобус тяжело затормозил, двери неохотно открылись, и поток выдавил Натана на наполненную лесным воздухом улицу.
– Ты его видела когда-нибудь? – воспользовалась паузой Даша.
– Не думаю. Но ты могла бы быть и повежливее. Он знает твоего деда…
– Ну, деда я обязательно спрошу. – Она выглянула в проём двери. – Нам через две выходить.
Когда автобус тронулся дальше, Натан оказался оттиснутым от них вглубь салона, и беседа сама собой иссякла. Иногда Даша замечала, как он оглядывается на неё через плечо и виновато кивает.
– Даш, а ты поняла, что он сказал?
– Что повторяется история с одиннадцатым сентября, с падением самолётов, со взрывами домов, с убийствами журналистов в прямом эфире. Вполне возможно, что он прав.
– Но такой размах…
– А мне не дают покоя пирамиды. И то облако, что мы видели из самолёта.
Ольга с сомнением почесала кончик носа, как она иногда делала, чтобы не чихнуть.
– Летающие треугольники, да, согласна, наверняка какое-то отношение ко всему этому имеют, но вот то облако, как ты говоришь. Не вижу связи.
– В Мачу-Пикчу чётко тарелка была.
Даша спохватилась и стала судорожно тыкать красивым ноготком в экран телефона.
– Сейчас посмотрим, что там говорят. Блин, заряда мало.
Заряда и в самом деле хватило лишь на то, чтобы убедиться… в отсутствии сигнала.
– Сдох телефончик, – подытожила Даша. – И интернет тоже.
– Ничего, у деда зарядим. Нам не пора? – Ольга привстала, реагируя на очередную остановку автобуса.
– Сиди, нам на следующей.
Натан уже пробивался к выходу, чувствуя, что две пары женских глаз с интересом наблюдают за его манёврами, и слегка краснея от гордости.
– Ну что, попробуем выбраться? – громко спросил он, хватаясь за последний поручень.
– Молодой человек, что же вы так толкаетесь? – взмолилась притиснутая боком к двери старушка, подозрительно косясь при этом на Дашу.
– Выйти хочу.
– Вот остановимся, тогда толкаться и будете.
– Как скажете.
Даша увидела, что мама улыбается, хмыкнула и начала собираться, чтобы встать. Натан протянул свободную руку к их сумкам.
– Давайте я помогу.
– Не стоит…
Но он уже тянул на себя самую тяжёлую. И при этом делал вид, что подцепил пушинку. Ольга взялась было за сумку дочери, но Даша уже затянула её себе на колени и сделала страшные глаза.
Вырывались из автобуса дружно, всем гуртом, радуясь, что позади локти, давка и затхлый воздух, а на улице – тишь после людских голосов, беззаботное птичье чириканье да свежее дыханье хоть и обжитого, но всё равно леса.
Перед безымянной часовенкой на углу придорожного кладбища расстались. Натан, конечно, порывался обеих дам проводить до самого дома, однако достойного повода не нашлось, Ольга свою сумку сразу забрала, Даша с некоторой издёвкой подала ему руку для пожатия, так что прощание прошло безболезненно и почти буднично.
– Надолго к нам? – спохватившись, поинтересовался новый знакомый, теребя пальцами один из наушников на белом шнурке. Второй уже торчал в ухе.
– Пока инопланетяне не улетят, – невесело пошутила Даша, не глядя на мать. – Москва уже достала.
– Если отрубят электричество, приходите ко мне, у нас генератор мощный стоит. – Он помахал им двумя пальцами и поспешил к селу через песчаную насыпь вдоль кладбища, не оглядываясь.
– Странный тип, – заметила Ольга, когда они уже подходили к вечно поднятому шлагбауму перед въездом в посёлок. Вероятно, сторожа боялись, что от частых опусканий шлагбаум сломается.
– Но тебе, кажется, понравился. – Даша по привычке кивнула окошку будки, но сегодня будка оказалась пустой. – Ты его когда-нибудь раньше тут видела?
– Не припомню. Но, знаешь, дети быстро растут…
Они стали подниматься по асфальтированной дороге, красиво запорошённой по обеим сторонам золотыми и алыми листьями.
В детстве Даша проводила у деда каждое лето. С возрастом ей стали нравиться более оживлённые места, и несколько лет она бывала здесь разве что на новый год да считанные разы летом, когда хотелось покупаться в незагаженой Москве-реке. Сейчас ничего вокруг как будто не изменилось, однако она поймала себя на ощущении, будто смотрит на знакомые заборы и заросшие вьюнками калитки как-то по-иному.
Деда Даша помнила хорошо. В отличие от внучки он предпочитал проводить тут всё свободное время, которого у него в последние годы выдалось предостаточно. В их московской квартире Евгений Иванович появлялся крайне эпизодически да и то всё больше именно тогда, когда молодое семейство дружно отчаливало куда-нибудь в очередную заграницу, а между тем минимум раз в неделю требовалось поливать оставленные без надзора цветы на подоконниках. Тем не менее, Даша всегда знала, что дед где-то рядом. Когда она училась на младших курсах, он странным образом то и дело возникал там, где она имела обыкновение «тусоваться» со своими приятелями, иногда кивал издалека, будто случайно заметив, иногда оказывался за соседним столиком в кафе, иногда встречался по пути в магазин, где Даша любила прогуливать пары, прикупая себе всякую ненужную дребедень, и после короткого разговора «о том о сём» украдкой снабжал дополнительной суммой столь нелишних деньжат. Это была их маленькая тайна. Дед умел заботиться о внучке издалека, никогда не досаждал лишними вопросами и не навязывался. В последнее время они виделись на нейтральной территории редко, и Даша думала, что либо деду стало не до неё, либо уже не то здоровье. Однако если бы не сегодняшний жуткий повод, ещё неизвестно, когда бы она собралась по собственному почину навестить его.
Старый бревенчатый дом Евгения Ивановича, «усадебка», как говорили у них в семье, прятался далеко от дороги, в густой чаще елей и сосен.
В отличие от села, посёлок сохранил свою первозданность, а главное – лень приезжих хозяев перед копанием в обременительных огородах. Поэтому дачи здесь как строились прямо среди деревьев, так и стояли, разве что обнесённые за последнее время более негостеприимными заборами. Тут никто ничего старался не корчевать, чтобы впоследствии засадить «картошечкой или укропчиком», дорожки на участках не асфальтировали и не закладывали плитками, и только староста иногда призывал соседей придавать селу «божеский вид», справедливо опасаясь, как бы звенигородские жадные до земли власти ни решили, будто село запущено, и его можно прибрать к волосатым рукам. Даша, разумеется, об этом ничего не знала, и всегда радовалась именно тому, что поездки к деду не бывают связанными с копанием на грядках, чего не могли избежать в своём большинстве её однокурсники.
– Я уж думал, вы на автобус опоздали…
Дед стоял за калиткой, поджидая столичных родственников.
– Здравствуйте, Евгений Иванович.
– Оленька, я не могу запретить тебе называть меня по имени-отчеству, но это необязательно, я уже говорил. Берите пример с дочки. Ты как меня величаешь, Дашуль?
– Дед. – Она по привычке повисла у старика на шее, вдыхая солнечный аромат загрубелой кожи и седых волос.
«Стариком» Евгения Ивановича можно было окрестить разве что по традиции. По той самой, которая делала из героинь классической русской прозы «старух» в неполные тридцать лет. Евгений Иванович отличался крепостью тела, подтянутостью и завидной молодцеватостью и в стати, и в жестах, и во взгляде серых глаз. Даша навсегда запомнила, как была поражена, когда впервые оказалась с родителями летом на итальянском курорте и увидела, что у седых дядечек, оказывается, бывают покатые плечи, висящие бока, а главное – беременные животики. До того она искренне считала, что мужчины с возрастом остаются стройными и сильными, а отца от деда можно отличить разве что по цвету бороды и пышности шевелюры. Кроме того, Евгений Иванович привил сыну понимание того, что «мужик без бороды – что баба с бородой», правда, Константин Евгеньевич предпочитал носить бородку более «академическую», максимально короткую и опрятную, тогда как «дед» относился к ней так, как жители посёлка – к лесу. Высокий, почти лишённый морщин лоб, плавно переходил в затылок, однако, что интересно, Евгений Иванович ни на кого и никогда не производил впечатление лысого. Даша помнила, как кто-то из знакомых в компании начал рассказывать при деде анекдот про лысого повара, Евгений Иванович смеялся громче всех, а рассказчик осёкся лишь когда уже было поздно.
– Ну, заходите, коль приехали. – Продолжая улыбаться, дед запер калитку и забрал обе сумки. Никто этому его жесту не воспротивился, даже Ольга. – Негусто харчей набрали, однако.
– Харчей немного. В основном вещи…
– Правильно. Жратвы у меня на первый месячишко хватит, а там посмотрим.
– Месячишко? – Уже по-хозяйски прошедшая вперёд Даша оглянулась. – Ты серьёзно?
– А кто же их знает, когда они там угомонятся? Раз такую заваруху устроили, явно не на два дня. Поживёте пока тут, в безопасности. Не будем загадывать. Костя-то что говорил?
– Чтобы ты меня стрелять научил, – вспомнила Даша.
– Это, коза, само собой…
– Я надеюсь, он завтра приедет, – поспешила вмешаться Ольга. – Хоть на велосипеде, а приедет.
– Народу, небось, полно было?
– Всю дорогу простояли. – Даша взбежала на крыльцо и распахнула перед дедом дверь. – Заходи и будь как дома!
Ольга строго подняла бровь, однако сообразила, что стала свидетельницей их личного ритуала, в который не была посвящена, и благоразумно промолчала.
Внутренности «усадебки» ничем не отличались от тех, которые строили на почти казённые деньги счастливые обладатели участков в послевоенные годы. С улицы гости попадали на застеклённую веранду, которую в Подмосковье принято было называть террасой, и которая считалась кухней. Отсюда вторая дверь открывалась сразу в большую комнату или сени. В случае Евгения Ивановича сеней не предусматривалось. Просто две просторные комнаты, первая из которых служила гостиной со столом, печкой и кроватью, а вторая – спальней, детской, игровой, одним словом, тем, что нужно было подраставшей внучке и её родителям. Между комнатами неведомый архитектор, вероятно, сам дед, расположил узкий коридорчик, половина которого была занята совмещёнными удобствами с горячей водой в бойлере. Другая половина представляла собой лестницу-шкаф, уходящую на второй нежилой этаж. Строго говоря, нежилым он оказывался в зимнее время, поскольку высокие окна плохо удерживали тепло, но зато весной и летом здесь было настоящее раздолье и царила атмосфера полноценного тропического бунгало – с гамаком под потолком, мягкими подушками, разбросанными по деревянному полу, и постоянными сквозняками. У Даши тут было даже своё плетёное кресло-качалка, в котором она любила слушать музыку и иногда даже спать.
– Батареи я пока не включал, рановато, так что с непривычки может показаться прохладно, – сказал Евгений Иванович, ставя сумки в угол и с наигранный трудом распрямляясь. – Могу, конечно, печку растопить, ежели желаете.
– Нет, не нужно, – поспешила заверить свёкра Ольга. – У вас не холодно, а свежо. После Москвы хоть подышим. С вашего позволения, я ужином займусь.
– Ольга-Ольга, – с укором остановил её хозяин. – Ужин у нас есть. Не суетись, дорогая моя. Наступит завтра, обвыкнитесь, надышитесь, тогда и за готовку сможете приняться. Внучка-то моя как, от плиты бежит?
Даша только сейчас осознала, как соскучилась по деду, всегда такому сильному, умному и доброму, что обняла его сбоку за талию, склонила голову на плечо и задумчиво пояснила:
– Не бегу, но и не напрашиваюсь. Всё равно лучше мамы у нас никто не готовит.
Ольга улыбалась, глядя на них. Раньше она слегка опасалась Костиного отца, считая его несколько странным человеком, слишком нелюдимым что ли, слишком замкнутым в своей несуетной пенсионерской жизни. И надо же было так напугать всю страну взрывом на Красной площади, чтобы, оказавшись здесь, на относительном удалении от опасности, почти физически ощутить покой, исходящий от этого человека и этого дома, которому теперь было суждено стать их приютом на неопределённый срок.
– У нас тут новый знакомый появился, – сказала она, чтобы поддержать разговор и побыстрее отделаться от собственной первой неловкости. – В автобусе разговорились. Вы…
– Ты Натана знаешь? – перебила Даша.
– Моссадовца? – усмехнулся дед и, скосившись на внучку, добавил: – Не знаю и знать не хочу.
– А почему «моссадовца»?
– У него мать по этой линии промышляет.
