Клайв Стейплз Льюис
Хроники Нарнии. Начало истории
Глава четырнадцатая
Как посадили дивное дерево
– Хорошо, – сказал Аслан, и земля содрогнулась от его голоса, и Дигори понял, что жители Нарнии слышали и будут передавать их слова своим детям век за веком, быть может – всегда, но не зазнался, ибо не думал об этом, стоя перед Асланом. Теперь он мог выдержать львиный взор. О себе он забыл и ни о чём не печалился.
– Хорошо, сын Адама, – повторил лев. – Ради этого плода ты жаждал, и алкал, и плакал. Лишь ты вправе посадить дерево, которое защитит Нарнию. Брось яблоко у реки, где мягкая почва.
Дигори повиновался. Было так тихо, что вы бы услышали, как мягко упало яблоко на землю.
– И бросил ты хорошо, – сказал Аслан. – Теперь пойдём на коронацию короля Франциска Нарнийского и королевы Елены.
Тут дети заметили Фрэнка и Нелли в роскошных одеяниях. Четыре гнома держали шлейф королевской мантии, четыре нимфы – шлейф платья королевы. Он был без котелка, она – без чепчика. Королева распустила волосы (что несказанно её украсило), но не одеяния и не причёска так сильно изменили королевскую чету. Лица их стали иными, особенно у короля. Хитрость, недоверчивость, сварливость лондонского кебмена исчезли, словно их и не было, и всем открылись его отвага и доброта. Наверное, помог сам воздух Нарнии, или беседы со львом, или что ещё.
– Ну и ну! – шепнула Полли Стрела. – Мой хозяин изменился не меньше меня самой. Теперь он и впрямь хозяин!
– Да, – сказала Полли. – Ой, ты мне ухо щекочешь!..
– Посмотрим, – сказал Аслан, – что выросло на этих деревьях. Напутали, теперь – распутайте.
И Дигори увидел клубок или клетку, точнее – большой, как клетка, клубок переплетённых ветвей. Два слона пустили в дело хоботы, три гнома – топорики, быстро всё расчистили, и зрителям явилось золотое деревце, серебряное и ещё какое-то, непонятное, но очень грязное.
– Ух ты! – сказал Дигори. – Да это же не дерево, а дядя!
Чтобы всё объяснить, отступим немного назад. Как вы помните, звери пытались посадить дядю в землю и полить. От воды он очнулся, увидел толпу зверей и страшно взвыл; с него текли потоки, а земля, осевшая до щиколоток, хлюпала, превратившись в грязь. Вообще-то это было хорошо, потому что все, даже кабан, поняли, что он живой, и выкопали его. Но бежать он не смог, слон схватил его хоботом – помните, звери считали, что надо подержать его, пока не придёт Аслан. И вот они сплели вокруг него клубок из веток, а потом набросали туда еды.
Осёл нарвал чертополоха, но дядя его есть не пожелал. Белка стала метать ему орехи, но дядя прикрыл голову руками и радости не выказал. Птички услужливо роняли сверху отборных червей, но тщетно. Особенно постарался медведь – не съел пчелиное гнездо, которое нашёл в лесу, и благородно отдал его дяде. Пчёлы ещё не все улетели, и, когда добрый зверь сунул клейкий ком в просвет между ветками, дядя дёрнулся, поскользнулся и сел на землю, вернее – на репьи.
– А всё-таки, – заметил барсук, – мёду он поел.
И впрямь: медведь дотянулся лапой до узника и ткнул улей ему в лицо. Звери искренне привязались к своему странному питомцу и надеялись, что лев разрешит им его держать. Самые умные утверждали, что некоторые звуки, которые он издаёт, что-то значат. Назвали его Бренди, ибо это сочетание слогов дядя повторял часто и довольно чётко.
На ночь его оставили в клетке-клубке: Аслан был занят. У дяди накопилось много орехов, яблок, груш, бананов, но всё же он провёл неприятную ночь.
– Подведите его ко мне, – сказал Аслан.
Один из слонов поднял дядю Эндрю и положил у самых лап льва. Дядя не шевелился от страха.
– Аслан, – попросила Полли, – успокой его, пожалуйста! И… и спугни, чтобы он больше сюда не являлся.
– Ты думаешь, он захочет? – спросил Аслан.
– Возможно, не сам, – сказала Полли, – пошлёт кого-нибудь. Он так обрадовался, что из железки вырос фонарь, и решил…
– Он ошибся, моя дорогая, – успокоил девочку Аслан. – Здесь всё растёт эти несколько дней, пока моя песнь висит в воздухе, но она умолкнет. Я не могу сказать ему об этом и не могу его утешить – он слишком плохой. Ему не услышать меня. Если я заговорю с ним, он услышит только рёв и рычание. О, сыны Адамовы, как умело защищаетесь вы от всего, что вам ко благу! Что ж, я дам ему то единственное, что он способен принять.
Он печально опустил большую голову, подул в испуганное лицо чародея и сказал:
– Спи, спи, отгородись на несколько часов от бед, которые ты вызвал.
И дядя Эндрю тут же закрыл глаза, дыхание его стало ровным.
– Положите его в стороне, – сказал Аслан. – А теперь, гномы, покажите, на что вы способны. Сделайте короны для короля и королевы.
Гномы бросились толпой к золотому деревцу и вмиг оборвали все листья, даже обломали ветки (не все!). Теперь Дигори и Полли увидели, что дерево и впрямь золотое, из настоящего, чистого, а значит – мягкого золота. Конечно, оно выросло из золотых монет, выпавших из дядиных карманов, точно так же, как серебряное выросло из серебряных. Невесть откуда гномы притащили хворост, молоточки, наковальню, меха – и через минуту-другую огонь ревел, меха пыхтели, золото гнулось под весёлый перестук. Гномы знали своё кузнечное дело! Два крота (любители копать) положили на траву кучу драгоценных камней. И вот под умелыми пальцами маленьких кузнецов засверкали короны – не уродливые и не тяжёлые, как у нынешних монархов, а лёгкие, тонкие, красивые, словно обруч феи. Корона короля была усыпана рубинами, корона королевы – изумрудами.
Когда их охладили в реке, король и королева опустились на колени перед львом, и он короновал их, а потом сказал:
– Встаньте, Франциск и Елена, отец и мать великих королей Нарнии, Орландии и Островов! Правьте справедливо и милостиво. Будьте отважны. Благословение моё – навсегда с вами.
Поднялся радостный крик, слоны трубили, птицы хлопали крыльями, а королевская чета стояла торжественно и смущённо, и чем смущённее были они, тем благороднее. Дигори ещё кричал «ура!», когда услышал глубокий голос:
– Глядите!
Толпа повернулась, и все издали удивлённый, радостный вздох. Немного поодаль стояло прекраснейшее в мире дерево. Оно выросло тихо и быстро, словно подняли флаг на флагштоке, пока длилась коронация. Ветки его осеняли светом, а не тенью, ибо были усыпаны сверкающими, как звёзды, серебристыми яблоками. Но прекраснее всего был запах, и, вдыхая его, никто уже не мог ни о чём другом думать.
– Сын Адама, – сказал лев, – ты хорошо сделал своё дело. А вам, обитатели Нарнии, я поручаю другое: оберегайте эту яблоню, как она оберегает вас. Колдунья бежала далеко на север. Там она будет жить, укрепляясь в тёмной силе, но, пока дерево живо, она не придёт в Нарнию. Запах его, дарующий нам жизнь, здоровье и радость, для неё – ужас, отчаяние и смерть.
Все смотрели на дерево, а лев, сверкнув золотой гривой, повернулся к Дигори и Полли, заметив, что они о чём-то шепчутся, и спросил:
– Что с вами, дети?
– Ой, Аслан, прости меня!.. – начал Дигори, густо краснея. – Я забыл сказать: она съела яблоко… – Он замялся, и Полли договорила за него, потому что гораздо меньше боялась показаться глупой:
– Вот мы и подумали, Аслан, что тут какая-то ошибка. Колдунья не испугалась запаха.
– Почему ты так решила, дочь Евы? – спросил лев.
– Она же съела яблоко! – сказала Полли.
– Дорогая моя, потому она и боится дерева. Так бывает со всеми, кто сорвёт плод не вовремя и не вовремя вкусит. Плод хорош, но благо приносит только тогда, когда ты вправе его съесть.
– Вот как… – сказала Полли. – Значит, он ей не поможет? Она не будет жить вечно?
– Будет, – сказал лев, печально качая головой. – Она получила то, что хотела: неистощимую силу и бесконечную жизнь, как богиня. Но для злых сердцем долгота дней – лишь долгота бед, и она уже поняла это. Каждый получает то, что хочет, но не каждый этому рад.
– Я… я и сам чуть не съел яблоко, – признался Дигори. – Тогда бы и я…
– Да, сын мой, – сказал Аслан. – Яблоко непременно даёт бессмертие и силу, но они не идут на пользу тому, кто сорвал его по своей воле. Если бы кто-нибудь посадил здесь то семя не по моему велению, а сам, дерево охраняло бы Нарнию, но как? Нарния просто стала бы жестокой и сильной державой вроде Чарна, а не доброй страной, какой я её создал. Колдунья хотела, чтобы ты ещё в одном нарушил мою волю, помнишь?
– Помню, – сказал Дигори. – Она подбивала меня взять яблоко для мамы.
– Оно бы вылечило твою маму, – сказал лев, – но пришёл бы день, когда и ты, и она пожалели бы об этом.
Дигори молча плакал, утратив последнюю надежду, но знал, что лев говорит правду: на свете есть кое-что пострашнее смерти. Он плакал, пока не услышал тихий голос:
– Так было бы, сын мой, если бы ты поддался и сорвал яблоко. Теперь будет не так. В твоём мире нельзя жить вечно, но здоровым быть можно. Иди сюда. Сорви яблоко для мамы.
Дигори понял не сразу, а когда понял, медленно, словно во сне, подошёл к дереву. Король и королева закричали: «Ура!», а гномы и звери подхватили крик, когда он сорвал яблоко и положил в карман.
Потом он вернулся ко льву и спросил, забыв сказать спасибо:
– Можно, я пойду домой?
Глава пятнадцатая
Как кончилась эта повесть и с чего начались остальные
– Когда я с вами, колец не надо, – сказал глубокий голос.
Дети заморгали, огляделись и поняли, что опять оказались в лесу между мирами. Дядя спал на траве, Аслан стоял над ним.
– Пора вам в ваш мир, – сказал лев. – Только сперва я покажу вам кое-что, а вы запомните.
Они посмотрели и увидели ямку в траве, сухую, без воды.
– Прошлый раз, – продолжал лев, – это был пруд, через который вы попали в Чарн, где умирало солнце. Теперь пруда нет, нет и Чарна, словно и не было. Пусть помнят об этом потомки Адама и Евы.
– Хорошо, Аслан, – сказали дети, а Полли спросила:
– Мы ведь ещё не такие плохие, как они?
– Ещё не такие, дочь Евы, – сказал лев, – но с каждым столетием всё хуже. Очень может быть, что самые плохие из вас узнают тайну, опасную, как то заклятие. Скоро, очень скоро, раньше, чем вы состаритесь, в великих странах вашего мира будут править тираны, которым так же безразличны радость, милость и правда, как злой королеве. От вас и от подобных вам зависит, долго ли они пробудут и много ли натворят. Это предупреждение. А теперь – повеление: как можно скорее отнимите у дяди кольца и закопайте поглубже, чтобы никто их больше не трогал.
Дети смотрели на льва, и вдруг лицо его стало сверкающим золотым диском, или золотым морем, в которое они погрузились, ощутив при этом такое блаженство и такую силу, что им показалось, будто они ещё не знали счастья и мудрости, никогда не были хорошими и даже вообще не жили. Память об этом мгновении осталась с ними навек, и, пока они были вместе, одна мысль о дивном блаженстве смывала страх, раздражение и горечь; мало того: им казалось, что блаженство это – рядом, за дверью или за углом, и вот-вот вернётся. А сейчас, почти сразу, все трое оказались в шумном и душном Лондоне. Дядя, естественно, проснулся.
Стояли они перед домом Кеттерли, и всё было точно так же, только исчезли кебмен, лошадь и колдунья. У фонарного столба не хватало железки; на мостовой лежал разбитый кеб; толпа ещё не разошлась. Все занимались главным образом оглушённым полисменом, и то и дело слышалось: «Вроде очнулся!..» – или: «Ну как, получше?» – или: «Сейчас прибудет «Скорая помощь».
«Вот это да! – подумал Дигори. – Здесь не прошло и секунды».
Многие удивлялись, где же великанша и лошадь. Детей не заметил никто – ни тогда, ни теперь. Дядю Эндрю никто бы и не мог узнать в таких лохмотьях и в меду. К счастью, дверь была открыта, служанка стояла на пороге (вот уж день так день!), и дети быстро втащили дядю в дом, так что никто ничего и не спросил.
Дядя кинулся вверх по лестнице, и они испугались, не хочет ли он спрятать оставшиеся кольца, но беспокоиться было не о чем: он спешил подкрепиться. Из своей спальни он вышел в халате и затрусил в ванную.
– Ты добудешь все кольца, Полли? – спросил Дигори. – Я хочу сразу пойти к маме.
– Добуду, – ответила Полли. – Скоро увидимся. – И побежала на чердак.
Дигори перевёл дух и тихо вошёл в мамину спальню. Среди подушек, как и много раз прежде, белело её исхудавшее лицо, от одного взгляда на которое вы бы заплакали. Дигори вынул из кармана яблоко жизни.
Как и колдунья, здесь, в нашем мире, оно выглядело иначе, чем в том, своём. Вокруг было много красок – цветы на обоях, занавески, голубая мамина кофточка, – но сейчас всё это казалось бесцветным. Даже солнечный свет казался тусклым. Яблоко отбрасывало зайчики на потолок. Ни на что другое и смотреть не хотелось. О запахе я говорить не буду – словно открыли окно в небо.
– Какое чудо! – воскликнула мама.
– Съешь его, очень тебя прошу! – сказал Дигори.
– Не знаю, разрешит ли доктор… Нет, конечно, оно не повредит мне…
Дигори порезал яблоко на кусочки и дал их маме один за другим. Когда всё доела, она улыбнулась, и голова её снова упала на подушки. Она впервые заснула без этих гнусных таблеток, а Дигори знал, что ни о чём она не мечтала так сильно. Лицо у неё стало немножко другое. Он нежно её поцеловал и тихо вышел, а сердцевину яблока взял с собой. До самого вечера, глядя на обычные, будничные вещи, он то и дело терял надежду, но вспоминал Аслана – и обретал её.
Вечером он зарыл сердцевину яблока в саду.
Наутро пришёл доктор и после осмотра вышел с тётей Летти в гостиную.
– Мисс Кеттерли, это самый поразительный случай в моей практике. Это… это чудо какое-то! Мальчику я бы ещё не говорил: не надо возбуждать надежду слишком рано, однако, на мой взгляд…
И Дигори перестал его слышать, а попозже вышел в сад и просвистел условный сигнал (вечером Полли прийти не смогла).
– Ну что? – спросила Полли, выглядывая из-за стены. – Как мама?
– Кажется… кажется, хорошо. Ты прости, я ещё не хочу об этом говорить. А как кольца?
– Вот они. Не бойся, я в перчатках. Давай их закопаем.
– Давай. Я отметил место, где закопал сердцевину яблока.
Полли перелезла через стену, и они пошли туда, но, оказывается, отмечать было не нужно: что-то уже росло из земли – не так быстро, как в Нарнии, но росло. Рядом, поближе, Полли и Дигори закопали все кольца, в том числе свои.
Через неделю уже не было сомнений, что миссис Кёрк выздоравливает. Ещё через две она вышла в сад. А через месяц всё в доме изменилось: занавеси раздвинули, окна открыли настежь, тётя Летти стряпала для сестры всё, что та хотела, повсюду стояли цветы, рояль настроили, мама снова пела и так забавлялась с Дигори и Полли, что тётя сказала: «Знаешь, Мейбл, ты у нас младше всех!»
Беда не приходит одна, не приходит одна и радость. Месяца через полтора они получили письмо от папы из Индии. Умер его двоюродный дед, старый лорд Кёрк, и оставил папе приличное наследство. Теперь ему не надо было служить, он мог навсегда вернуться в Англию. Большое поместье, о котором Дигори слышал с детства: со всеми конюшнями, теплицами, парком, виноградниками, лесами и даже горами (правда, уже за оградой) – стало теперь их домом. Казалось бы, чего ещё? Но всё-таки я сообщу вам несколько необходимых сведений.
Полли проводила в поместье все праздники и каникулы, научилась доить коров, ездить верхом, плавать и лазать по горам. В Нарнии же звери жили радостно и мирно, и никто не тревожил их много сотен лет. Радостно жили и король Франциск с королевой Еленой и детьми, причём младший сын стал королём Орландии. Сыновья их женились на нимфах и дриадах, дочери выходили замуж за лесных и речных божков. Фонарь светил день и ночь, и когда много лет спустя другая девочка в снежную ночь пришла из нашего мира в Нарнию, то почти сразу увидела его. А случилось это вот почему.
Дерево, которое посадил в саду Дигори, хорошо разрослось, но здесь, на нашей земле, далеко от Аслана и от животворящего воздуха Нарнии, яблоки на нём уже не смогли бы исцелять умирающих. Они были совсем обычные, хотя и самые красивые в Англии. Однако дерево не забыло, откуда взялось. Иногда оно трепетало без ветра, потому что ветер дул в Нарнии: английское дерево вторило нарнийскому. А может быть, в нём всё ещё осталась волшебная сила. Когда Дигори вырос и стал знаменитым учёным, путешественником, профессором и лондонский дом принадлежал ему, дерево сломала буря. Сжечь его как дрова он не смог и заказал из него шкаф, который перевёз потом в поместье. Сам он не знал, что шкаф волшебный, но другие это открыли, и так начались те путешествия в Нарнию, о которых вы можете прочитать в других книжках.
Переезжая в поместье, семья Кёрк взяла дядю Эндрю с собой, потому что отец сказал: «Поможем ему, бедняге, да и Летти пора отдохнуть».
Чародейство дядя оставил и вообще очень изменился: перестал быть таким себялюбцем – но очень любил увести гостя в бильярдную и рассказать о даме королевского рода, которой показывал некогда Лондон. «Чертовский темперамент, я вам скажу, – прибавлял он в заключение. – Но какая женщина, мой дорогой, какая женщина!»
Лев, колдунья и платяной шкаф
Посвящается Люси Барфилд
Моя дорогая Люси!
Я написал эту историю для тебя, но тогда, начав писать, я ещё не знал, что девочки растут быстрее книг. И вот сейчас ты уже слишком большая для сказок, а когда её напечатают и переплетут, ты будешь ещё старше. Но придёт день, когда ты повзрослеешь настолько, чтобы снова начать читать сказки. Тогда ты достанешь эту книгу откуда-нибудь с верхней полки, вытрешь с неё пыль и скажешь мне, что ты о ней думаешь. Возможно, к этому времени я уже стану совсем глухим, чтобы услышать, и совсем старым, чтобы понять, что ты говоришь, но я по-прежнему останусь любящим тебя крёстным отцом.
Клайв С. Льюис
Глава первая
Люси заглядывает в платяной шкаф
Жили-были четверо ребят: Питер, Сьюзен, Эдмунд и Люси. Эта история о том, что случилось с ними во время войны, когда их отправили из Лондона подальше от воздушных налётов. Ребят отвезли в дом старого Профессора, который жил в глуши, за десять миль от ближайшей железнодорожной станции и за две мили от почты. Жены у него не было; Профессор жил в огромном доме вместе с экономкой миссис Макриди и тремя слугами. (Их звали Айви, Маргарет и Бетти, но в этой истории их роль невелика.) Профессор был очень стар, седые взлохмаченные волосы покрывали его голову и скрывали большую часть лица. Ребятам он сразу понравился. Однако, когда в первый раз Профессор вышел встречать их у входа, он показался им до того странным, что Люси (самая младшая) даже немножко испугалась, а Эдмунд (следующий по старшинству) притворился, что чихает, чтобы не рассмеяться.
В первый вечер, стоило им пожелать Профессору спокойной ночи и подняться наверх, как мальчики прибежали в комнату девочек и принялись живо обсуждать случившееся.
– Нам здорово повезло, – сказал Питер. – Ну и заживём мы тут! Этот старикан позволит нам делать всё, что мы захотим.
– А мне он показался милым, – заметила Сьюзен.
– Ой, ну прекрати же, – захныкал Эдмунд, который устал, но притворялся бодрым и от этого, как обычно, капризничал. – Прекрати так говорить.
– Говорить – как? – переспросила Люси. – Вообще-то тебе уже пора в кровать.
– Говоришь, как мама, – ответил Эдмунд. – И кто ты такая, чтобы отправлять меня в кровать? Сама иди.
– Может, лучше пойдём спать? – предложила Люси. – Если нас здесь услышат, наверняка будет скандал.
– Ничего не будет, – возразил Питер. – Послушайте, в этом доме никому до нас нет дела. Да нас и не услышат. Отсюда до столовой минут десять топать по всяким лестницам и коридорам.
– Слышите? – внезапно встревожилась Люси. Она ещё никогда в жизни не бывала в таком огромном доме, и от мысли обо всех этих длинных коридорах и рядах дверей, которые вели в пустые комнаты, ей стало не по себе.
– Это всего лишь птица, глупая, – ответил Эдмунд.
– Это сова, – заметил Питер. – Наверное, здесь раздолье для птиц. Пойду-ка я спать. Давайте завтра всё хорошенько обследуем. В таких местах можно найти всё, что угодно. Видели горы по дороге сюда? А леса? Тут могут водиться орлы. И олени. И ястребы.
– Барсуки! – воскликнула Люси.
– Лисы! – подхватил Эдмунд.
– Кролики! – заключила Сьюзен.
Однако, когда наступило утро, за окном лил дождь, да такой сильный, что не было видно ни гор, ни лесов, ни даже ручья в саду.
– Теперь так и будет лить! – вздохнул Эдмунд. Ребята закончили завтракать с Профессором и поднялись наверх в комнату, которую он им выделил, – длинную, с низким потолком и двумя парами окон, расположенных напротив друг друга.
– Хватит ныть, Эд, – сказала Сьюзен. – Спорим, через час распогодится. А пока найдём чем заняться. Тут есть радио и много книг.
– Это не по мне, – отрезал Питер. – Я хочу осмотреть дом.
Все с ним согласились. Вот так и начались их приключения.
Дом, в который они попали, казалось, не имел конца и был полон самых удивительных мест. Несколько дверей, которые они открыли первыми, как и ожидалось, вели в пустые спальни. Но вскоре они попали в очень длинную комнату, полную картин. Там же ребята обнаружили рыцарские доспехи. За ней следовала комната, задрапированная зелёной тканью, со стоящей в углу арфой. Затем шли три ступени вниз, и пять – наверх, в небольшую галерею с дверью на балкон. Дальше шла анфилада комнат, переходящих одна в другую и уставленных рядами книг, преимущественно очень старых, некоторые из которых были даже больше церковной Библии в церкви. Вскоре они добрались до комнаты, в которой стоял один платяной шкаф – такой, в дверце которого обычно располагалось зеркало. В комнате больше не было ничего, лишь на подоконнике валялась дохлая муха.
– Здесь ничего нет! – заключил Питер, и дети один за другим вышли из комнаты – все, кроме Люси. Она осталась, подумав, что неплохо было бы заглянуть в платяной шкаф, хотя и была почти уверена, что он заперт на ключ. К удивлению девочки, дверца шкафа легко открылась, и наружу выкатились два шарика нафталина от моли.
Заглянув внутрь шкафа, Люси обнаружила там несколько пальто и длинных меховых шуб. Ей всегда очень нравилось ощущать запах меха и гладить его. Девочка немедленно шагнула в шкаф, протиснулась между пальто и потёрлась о них лицом. Разумеется, дверь она не закрыла: ведь захлопнуть себя в шкафу было бы очень глупо. Вскоре за первым рядом пальто она обнаружила второй. В шкафу было совсем темно, и Люси вытянула руки вперёд, чтобы не наткнуться на заднюю стенку. Она сделала шаг, затем другой и третий, готовая упереться кончиками пальцев в деревянную стенку, но её не было.
– Какой-то просто гигантский шкаф! – подумала Люси, пробираясь вперёд между мягкими полами пальто. Вдруг она почувствовала, что под ногами что-то хрустит.
– Наверное, шарики нафталина? – предположила она, нагибаясь и ощупывая их рукой. Но вместо твёрдых и гладких досок пола шкафа под ногами у неё было что-то мягкое, рыхлое и очень холодное.
– Очень странно, – удивилась Люси и сделала ещё пару шагов.
В следующую минуту она почувствовала, что теперь её лица и рук касается не мягкий мех, а что-то твёрдое, шершавое и даже колючее.
– Кажется, это ветки деревьев! – воскликнула Люси. Впереди она заметила какой-то свет, но не рядом, где должна быть задняя стенка шкафа, а довольно далеко. На неё падало что-то холодное и мягкое. И вдруг она поняла, что стоит одна на снегу посреди леса, что сейчас ночь, а в воздухе кружатся снежинки.
Люси стало немножко страшно, но в то же время очень интересно. Оглянувшись назад, она увидела сквозь тёмные деревья открытую дверцу шкафа и даже чуточку от пустой комнаты, из которой вышла. (Разумеется, дверцу она не закрыла: ведь захлопнуть себя в шкафу было бы очень глупо.) Там ещё был день.
– Я всегда смогу вернуться, если что-то будет не так, – успокоила себя Люси и отправилась по лесу к далёкому свету. Снег под ногами поскрипывал – скрип-скрип. Минут через десять она дошла до него и обнаружила, что это горит фонарь. Она стояла и смотрела на фонарь, размышляя, кому он понадобился посреди леса и что ей дальше делать, как вдруг услышала приближающийся лёгкий топот. Вслед за этим под свет фонаря из-за деревьев вышло очень странное существо.
Ростом чуть выше Люси, оно держало над головой зонтик, белый от снега. Верхняя половина туловища у него была человечья, а ноги козлиные (покрытые блестящей чёрной шерстью) с копытами вместо ступней. Имелся у существа и хвост, который Люси вначале не заметила, потому что хвост аккуратно висел на руке, державшей зонтик, чтобы не волочить его по снегу. Шея незнакомца была обмотана красным шерстяным шарфом, а его кожа имела красноватый оттенок. Его лицо казалось странным, но приятным, с небольшой острой бородкой и кудрявыми волосами, из-под которых по обе стороны головы торчали маленькие рожки. Одной рукой, как я уже говорил, оно держало зонтик, а другой – несколько свёртков в коричневой бумаге. Свёртки и снег наводили на мысль о том, что оно покупало рождественские подарки. Это был Фавн. Увидев Люси, он вскрикнул от неожиданности и уронил все свои свёртки.
– Боже милостивый! – вскричал Фавн.
