bannerbannerbanner
Евангелие любви

Колин Маккалоу
Евангелие любви

Полная версия

Магнус смотрел на Джудит Кэрриол, которая, как и он, предпочла не пить ничего крепче кофе, без всякой симпатии. Он ее ценил, но она ему не нравилась. У Магнуса не сложились отношения с матерью, а затем не сложились отношения с женой – отсюда его невысокое мнение о женщинах. Он больше не желал иметь дел с противоположным полом, обратив душевные наклонности к еде и вкусным напиткам. В том, что этот выбор подрывал его здоровье, он не хотел признаваться ни врачу, ни себе самому.

Джудит Кэрриол. Без сомнений, «серый кардинал» министерства окружающей среды. Когда пять лет назад она пришла к нему с обоснованными до мельчайших деталей планами проведения Операции поиска, он был достаточно о ней наслышан, чтобы стремиться, насколько возможно, держаться подальше. Она действовала ему на нервы. Блистательная, холодная, устрашающе результативная, не отягощенная душевными сомнениями, она не вписывалась в его представление о Женщине. Пусть оно было старомодным, ошибочным. Но все, что он знал о Джудит Кэрриол, не соответствовало образу этой чарующей, женственной особы. И это выводило Магнуса из себя. Сказать, что он ее боялся, было бы преувеличением. Он ее опасался. Так, по крайней мере, он говорил себе.

Когда Джудит представила ему план Операции поиска, он отнесся к нему неоднозначно и с осторожностью. Но ни одна администрация не прислушивалась к мнению народа так, как администрация Тайбора Риса. И ни одна не сталкивалась с такими последствиями национального унижения и деморализации страны. Даже его предшественник Август Ром. Старина Гус Ром сплотил народ силой своей личности, но сменившему его в Белом доме человеку в этом отношении не повезло.

Гарольд Магнус, подстраховываясь, доложил о проекте Операции поиска президенту. И тот, хотя и без восторга (Тайбор Рис был вообще человеком не восторженным), нашел его полезным и дал указание немедленно приступить к работе.

Джудит Кэрриол прекрасно знала, как к ней относится Гарольд Магнус, – он был не из тех людей, кто способен скрывать свои чувства. Ее устраивало работать на такого человека – не надо тратить силы и время на лесть, не надо лебезить, добиваясь согласия. Они прекрасно понимали друг друга. Оба были опытными бойцами и научились держаться вместе, чтобы зарабатывать очки.

– Конечно же, Хиллиер, – начал Магнус.

– Да. И еще восемь.

– Должен быть Хиллиер.

Джудит в упор посмотрела на собеседника:

– Господин министр, если бы все было так очевидно, не стоило бы тратить столько денег и времени на поведение Операции поиска. Имя Хиллиера было на слуху с самого начала, но тогда он казался слишком молодым. Операция поиска была задумана не для того, чтобы дать возможность сенатору выиграть время. Ее цель – выявить с максимальной точностью, насколько это позволяют человеческие возможности, того единственного, кто пригоден для дела. Дела, самого важного, какое может предложить наша или любая другая страна. Трудно представить, кто бы мог этому соответствовать.

– Хиллиер, – упрямо повторил Магнус.

– Мистер Магнус, будь моя воля, мы бы с самого начала исключили из списков всех политиков. По-моему, политики не пригодны для такого дела.

Министр понимал, что они никогда не придут к единому мнению по поводу Хиллиера, и, прервав спор, спросил:

– Как обстоят дела со второй фазой?

– Приступаем немедленно. Я дала кандидатов Абрахама доктору Хемингуэй и наоборот. А сама взяла троих доктора Чейсена.

Министр выпрямился в кресле.

– Что же случилось с вашим голубоглазым малышом Чейсеном?

– Ничего. Он отлично поработал. Но использовать его во второй фазе значило бы понапрасну тратить его силы. Кроме того, для общения с людьми он не так хорош, как двое других. Я поручу ему пересмотр методологии переселения.

– Черт возьми, там же работы непочатый край!

– Вот именно. Поэтому я даю ему людей Абрахама и Хемингуэй и разрешаю оставить своих. Нет смысла, обучив двенадцать человек, снова отправлять их заниматься всякой ерундой, например, заставлять считать, сколько потребуется денег, чтобы сбросить с вертолета еду для голодающих в национальных парках оленей. Переселение настолько грандиозная тема, что Моше с восемнадцатью помощниками не справится до пенсии.

– Вы пессимистка.

– Реалистка, сэр.

– Таким образом, во второй фазе операции участвуете только вы, Хемингуэй и Сэм Абрахам?

– Чем меньше вовлечено людей, тем лучше. Притом что вашингтонскую крепость обороняет Джон Уэйн, нам не требуется вся американская кавалерия. – Джудит усмехнулась.

– Что мне доложить президенту?

– О, что мы перешли от первой фазы ко второй точно в соответствии с планом и что первая фаза во многом оправдала наши ожидания.

– Послушайте, доктор Кэрриол, этого недостаточно. Мне нужно сказать ему что-то еще.

Джудит вздохнула:

– Хорошо, скажите, что, как и предполагалось, Хиллиер прошел в девятку финалистов. Что из девяти выбранных для второй стадии людей семеро мужчин и две женщины. У одного кандидата двое детей, второй ребенок рожден, разумеется, с санкции Бюро. Только два кандидата не состоят в браке: один мужчина и одна женщина. Трое из девяти непосредственно связаны с НАСА, конкретно с проектом «Феб», что свидетельствует, насколько стали популярны наши космические программы и известны участвующие в них люди. Еще скажите, что ни одна из кандидатур не встретила резкого отпора на состоявшемся сегодня совещании.

– Всплыли еще какие-нибудь известные в масштабе страны имена, кроме Хиллиера?

– Я бы отнесла к ним семерых, в том числе двух женщин. Еще двое мужчин неизвестны в общенациональном масштабе.

– Кому не удалось попасть на вершину пирамиды?

– Право, затрудняюсь сказать. Я сознательно отстранилась и не стала вмешиваться в отбор из ста тысяч кандидатов в последнем туре. Большинство не добралось и до этого. Я не знаю, кто отпал на пути от ста тысяч к девяти. А если бы знала, это противоречило бы принципам Операции поиска.

Министр кивнул и не очень вежливо повернулся к окну.

– Благодарю вас, доктор Кэрриол. Держите меня в курсе, – сказал он в тройную стеклянную панель, отгораживающую его от холодного, враждебного внешнего мира на Кей-стрит.

Домой Джудит отправилась не сразу. Четвертая секция давно опустела, и она никого не встретила, когда возвращалась в свой кабинет. В приемной Джон Уэйн поднял на нее глаза, оторвавшись от лежащих на столе бумаг. Славный Джон. Если хочешь, чтобы твой сын стал опорой всем вокруг, назови его этим именем. Но что такого есть в именах? Джудит знала об этом только из своего опыта. Она не встречала ни одной Пам, которая не оказалась бы секс-бомбой, или Джона, не помогавшего всем вокруг, или Мэри – не ходячую обыденность.

Джошуа Кристиан. В маленьком сейфе в нижней секции стола уже были сложены папки с делами, занимая все пространство до последнего сантиметра. Джудит достала их оттуда и, разложив на столе, задумалась, сколько копий материалов на каждого из девяти кандидатов оставить и сколько уничтожить. Джон Уэйн вошел в тот момент, когда ее рука легла на папку с делом Джошуа Кристиана.

– Присядьте, Джон. Что скажете?

Главным развлечением в Четвертой секции стало строить догадки, что за отношения связывают босса и ее странного на вид секретаря, однако вслух никто бы не осмелился произнести непристойность. Но когда из министерства все уходили и Джон Уэйн оставался с Джудит один на один, он заметно преображался – был уже не существом среднего рода, хотя и не перевоплощался в мужчину. Лишь они двое знали, что помимо Джудит только он, Уэйн, обладал высшим допуском к секретной информации, которого не было даже у Гарольда Магнуса.

– Думаю, все прошло хорошо, – ответил он. – Было несколько сюрпризов, один на самом деле неожиданный. Хотите посмотреть протокол?

– Уже готов?

– Пока только черновик.

– Спасибо, сейчас не надо. Я достаточно запомнила для первоочередных задач. Надо многое осмыслить. – Джудит вздохнула, потерла пальцами веки и вдруг, уронив руки, пристально посмотрела на Джона Уэйна. Это был один из ее любимых приемов и очень эффективный, хоть на ее секретаря он и не действовал. Да она на это и не рассчитывала – но срабатывала сила привычки.

– Старина Чейсен заткнул коллег за пояс. Согласны? Я знала, что делала, когда переманила его из министерства здравоохранения, образования и социального обеспечения.

– Блестящий работник, – согласился Джон. – Вы, конечно, намерены поставить его на переселение?

– Конечно.

– А его кандидатами займетесь сами.

– Больше некому. – Джудит непроизвольно зевнула, закрыв рот рукой, на глазах выступили слезы. – Господи, как же я устала! Ничего, если я попрошу вас сделать мне кофе? Не хочу выносить из кабинета материалы, поэтому немного здесь задержусь.

– Может, заказать вам что-то вроде ужина?

– Слишком много хлопот. Будет вполне довольно, если найдется оставшийся после совещания сандвич.

– Кем вы намерены заняться в первую очередь, мэм? – Даже наедине Джон Уэйн не называл ее по имени, а она не предлагала. Обоих устраивали сложившиеся между ними отношения.

Джудит подняла веки и выразительно изогнула бровь.

– Как кем? Конечно, сенатором Дэвидом Симсом Хиллиером Седьмым. Он как раз в Вашингтоне. – Она поежилась от пришедшей в голову мысли. – Б-р-р… Представляете, ради двух других надо ехать в Коннектикут и Мичиган. Зимой!

Джон Уэйн криво усмехнулся. У него были хорошие зубы, но это была не та улыбка, когда их демонстрируют собеседнику.

– На Новую Аляску.

Джудит пожала плечами:

– Пусть на Новую Аляску. Но только не теперь.

В итоге она засиделась в кабинете до восхода солнца и к тому времени знала содержание всех папок и могла соотнести любые имена и лица с самыми незначительными событиями истории и гипотезами проявления силы и слабости. Двоих из кандидатов она мысленно забраковала – они не стоили того, чтобы, когда настанет момент истины, упоминать о них Тайбору Рису.

 

Джошуа в их число не входил. Прочитав толстую подшивку заметок и сообщений о нем, Джудит заинтересовалась. Этот человек произносил такое, что потом все повторяли. И его термин для обозначения начавшейся тридцать лет назад и ползущей по стране депрессии показался ей самым удачным. Невроз тысячелетия.

Но разобраться с ним будет не просто. Джудит выписала все негативное, что нашла в досье. В своей области он скорее индивидуалист, чем признанный, уважаемый коллегами профессионал, не всегда постоянен в подходах, сфера его деятельности настолько узка, что можно заподозрить узость мышления. Было много признаков и того, что он страдает диповым комплексом. Доктор Кэрриол невысоко ценила внутренний потенциал мужчин, в тридцать лет продолжавших жить с матерями и не искавшими свиданий с женщинами или мужчинами. Как весь остальной мир, она считала добровольное безбрачие более трудным для понимания, чем любое нетрадиционное сексуальное поведение, включая самые низменные извращения. Такие мысли посещали ее, несмотря на то что сама она была женщиной фригидной. Умение подавлять естественные потребности казалось ей более подозрительным, чем слабость и готовность им поддаться. Ведь глядевшие с фотографии глаза были отнюдь не холодными и бесчувственными…

Вряд ли получится свалиться к нему в клинику, как снег на голову. Из прочитанного в его досье Джудит заключила, что в таком случае он встретит ее подозрительно и с опаской. И слово «Вашингтон» произносить тоже не стоит. Отношение Кристиана к центральной власти было не то чтобы враждебным, но настороженным. Нежелательно также пытаться заполучить приглашение через знакомых в кругах психиатров Чаббского университета. Какой бы способ Джудит ни выбрала, он должен быть безукоризненным – и такой же безукоризненной он должен воспринять ее саму.

Пора домой. Миновать главный вход, возле которого ежедневно совершаются самоубийства, и ждать на остановке проклятого автобуса. Так будет продолжаться не вечно, успокаивала себя Джудит. Настанет день, и она попадет в число тех немногих в этой стране, кому для поездки на работу и с работы подают машину. Остальным гражданам машины полагались только на время отпуска – максимум на четыре недели в году. Этот драгоценный отрезок времени страстно ждали и с ним тяжело расставались. Ни одно правительство в истории США не было таким заботливым и предусмотрительным, как нынешнее. Но ни одно другое не придумывало столько действующих на психику ограничений. Поэтому и возникла необходимость в проведении Операции поиска.

Джорджтаун был ее домом, и домом прелестным. Пока зима не заморозила эту часть страны, Джудит решила повременить с дополнительными мерами по утеплению жилища и не забивать окна своего маленького кирпичного дома. Ей нравилось круглый год любоваться красивой трехполосной улицей и милыми старыми домами в ее конце.

Все ее свободные деньги, как и последующие заработки, два года назад были вложены в ипотеку для покупки этого дома, и она до сих пор продиралась сквозь дебри финансовых трудностей. Дай бог, чтобы главная ставка в ее профессиональной карьере принесла дивиденды ей и стране! Если бы все шло по воле Гарольда Магнуса, ей бы почти ничего не досталось. Но она сумела провести Операцию поиска так (и счастливый случай к этому не имеет никакого отношения), что ему будет очень трудно присвоить ее лавры себе.

В жизни Джудит не было мужчин, кроме нескольких случайных свиданий. Но она встречалась с ними не потому, что стремилась к близким отношениям, а чтобы окружающие видели, что за ней ухаживают. Ее не интересовал половой акт, и она равнодушно отдавалась, не придавая этому никакого значения, не возмущаясь и не думая теплее о тех, кто склонял ее к постели. Вашингтон такой город, где просто стать любовницей, но трудно найти мужа. Однако муж ей вовсе не требовался – все свое время и силы Джудит отдавала работе. Любовников считала обузой. А о том, чтобы не иметь детей, позаботилась в двадцать пять лет, подвергнув себя гистерэктомии. Не те времена, чтобы связывать надежды с семейным очагом и растрачивать на домашних душевный пыл. Джудит искренне любила свою работу и не представляла, что кто-то способен соперничать с предметом ее обожания.

Похолодало, и ей пришлось переодеться в облегающий, как перчатка, велюровый спортивный костюм, натянуть на ноги толстые шерстяные носки и сунуть ноги в вязаные сапожки. Пока варилась на плите картошка и разогревалось тушеное мясо (картошка свежая, а мясо из консервной банки), Джудит держала руки над зажженной конфоркой. Еда ее согреет. И затем, хотя солнце уже взошло, она, сытая, отправится поспать.

III

Когда в конце января землю окутывала мгла, в жизни многое замирало, но возникало что-то иное. Таинственный покров порождал тайну. Предметы проваливались в пустоту. Неизвестно откуда пугающе приглушенно слышались шаги. Два человека могли разойтись в ярде и не заметить друг друга. Вот поблизости послышались чьи-то вздохи, и снова тишина – будто привидение промелькнуло и пропало. Порождение бесконечного томления мглы, словно оно соткалось из воздуха, вырвалось из собственной плоти и, собрав силы, стало видимым глазу. Можно его вдыхать, можно в него погрузиться и умереть.

Один из тех, кто в нем утонул, был Гарри Бартоломью – он умер от огнестрельного ранения в грудь. Этот человек постоянно мерз, ему всегда было холодно. Наверное, он был чувствительнее других к холоду, а может быть, просто слабее. Была бы его воля, он бы уезжал на зиму погреться в Техас или Каролину. Но его жена никогда бы не оставила мать, а та никогда бы не покинула Коннектикут. Старуха твердила, что янки, если нет гражданской войны, не пересекают границу Пенсильвании. Поэтому Гарри с женой оставались в Коннектикуте, хотя его работа заканчивалась тридцатого ноября и возобновлялась только первого апреля. Вздорная, противная старуха высасывала из семьи Бартоломью последние остатки драгоценного тепла, жена тоже приложила к этому руку, но Гарри не сопротивлялся, поскольку все деньги были у тещи.

В результате Гарри превратился в преступника, притом самого злостного: он жег дерево. Его дом находился на отшибе в середине участка в шесть акров, и в ветреные ночи все выходило относительно легко. Зато как становилось хорошо, когда начинало идти тепло от восхитительной массы полыхающих углей!

Печь сделали в конце прошлого века, когда люди стали безудержно топить свои жилища дровами, пока местные власти, власти штата и федеральные власти не наложили строгий запрет на рубку деревьев. Леса быстро редели, а холодный, сырой воздух, соприкасаясь с раскаленными углями, образовывал неимоверной плотности туман. Туманы все больше сгущались, все больше людей согревались дровами. Все больше энергии добывалось сжиганием деревьев.

Поначалу бездымными зонами считались города и пригороды. Гарри жил в сельской местности в центре Коннектикута, где холмы округлы и покаты и много лесов. Затем древесина в качестве топлива попала под запрет – деревья требовалось сохранить для изготовления бумаги и строительства. Уголь же приберегали для электростанций, производства газа и синтетических материалов. Расход самого драгоценного продукта – бензина – резко ограничили. Разбросанные по стране бездымные зоны превратились в единую бездымную зону с севера до юга.

Люди еще отапливали жилища дровами, но все меньше и меньше. Развелось множество организаций защитников лесов, формирующих группы наблюдателей. И если нарушитель попадался, на него налагали колоссальные штрафы и лишали льгот и привилегий. Но, даже зная об этом, Гарри Бартоломью не бросал привычку – трясся, паниковал, не мог спокойно спать, однако разжигал печь.

Теперь туманы стояли не всю зиму, в отличие от последних лет перед тем, как дрова и уголь в домах и квартирах оказались вне закона. Но они появлялись, когда возникали подходящие атмосферные условия: электростанции, заводы и учреждения сжигали достаточно топлива и выбрасывали достаточно углекислоты. И когда туманы накрывали землю, это было Божьим даром для таких людей, как Гарри Бартоломью. Он разработал метод, как воровать древесину, и этот метод себя оправдывал.

От дома к восточной границе своих владений Гарри проложил тросик. Там невысокая каменная стена отделяла его участок от соседа Эдди Маркуса. У Эдди земли было гораздо больше, чем у него – шестнадцать акров, – и, поскольку Эдди не фермерствовал, на ней росли большие деревья. В то время, когда топить дровами было не так опасно, он потерял многие из них. Затем положение изменилось, а сам Эдди стал начальником группы наблюдателей (как и его отец, он состоял в организации «Зеленые борцы»); тогда многие грабители решили искать счастья в других местах. Но только не Гарри. Он протянул тросик к пограничной стене и прикрепил к катушке, которую спрятал в ямке. Катушку и тросик он замаскировал опавшей листвой.

Так они и лежали, пока все вокруг не погружалось во мглу. Тогда Гарри шел по тросику, перелезал через стену и тянул тросик за собой. Ради быстроты он решил пользоваться цепной пилой, а не ножовкой или топором, надеясь, что туман поглотит звуки. К тому же дом Эдди стоял далеко от границы, а окна были для тепла забиты досками. Но даже если бы сосед услышал шум и переполошился, Гарри сумел бы быстро убраться, вернувшись назад по тросику. Пилу он оборудовал дополнительным глушителем и во время работы заворачивал в одеяло. Хороший механик, он накопил в хозяйстве много запасных частей и усердно ремонтировал мотор, который перегревался и страдал от такой маскировки.

Пять лет ему сходило с рук воровство соседской древесины. Конечно, Эдди обнаруживал последствия его набегов, но винил в них человека, жившего с другой стороны, с которым враждовал больше двадцати лет. Гарри с ликованием наблюдал, как обострялись их отношения, и все увереннее валил у соседа деревья.

В конце января 2032 года сгустилась мгла необходимой консистенции, совпавшая с почти невиданной в середине зимы оттепелью, обещавшей редкую раннюю весну. А с весной придут частые туманы, радостно думал Гарри Бартоломью.

Он размотал тросик в новом направлении и, перебирая в руке навязанные на него узелки, уверенно отсчитывал расстояние до стены и дальше, в чащу соседского леса. Но на этот раз система Гарри не сработала – он слишком приблизился к дому Эдди Маркуса, и звук работающей цепной пилы проник в запечатанные окна.

Сдернув со стены над камином старый карабин «смит-энд-вессон», Эдди нырнул в туман. На суде он заявил, что хотел только попугать преступника. Приказал в туман невидимому вору оставаться на месте, пригрозив, что иначе будет стрелять. Ему показалось, что он услышал шорох слева, повернул ствол вправо и нажал на курок. Гарри умер мгновенно.

Это дело вызвало много споров в штате и получило огласку по всей стране. Двое защитников в суде прекрасно знали свое ремесло и были давнишними недругами. Судья славился остроумием. Присяжных набрали из «твердолобых» коннектикутских янки, отказывавшихся уезжать на зиму на юг. На скамьях для публики сидели люди, для которых этот процесс много значил. Коннектикутцы жили в своем штате круглый год, безропотно сносили холод, но не могли понять, почему правительство так упорно запрещает заготовку дров. И теперь в них непривычно шевельнулись старые, погребенные под спудом времени чувства.

– Собираюсь в Хартфорд поприсутствовать на суде над Магнусом, – объявил родным доктор Кристиан однажды вечером в конце февраля после ужина.

Джеймс, сразу все поняв, кивнул:

– Завидую. Это будет интересно.

– Джошуа, сейчас слишком холодно, и это место слишком далеко от нас, – заволновалась мать. Она не любила, когда сын покидал дом 1047 по Дубовой улице в Холломене. Ей не давали покоя воспоминания о судьбе Джо.

– Чепуха! – отмахнулся Кристиан, хотя знал, что именно ее так встревожило. Но он решил попасть в Хартфорд во что бы то ни стало. – Мне надо туда, мама. Холодно, это правда, но мы уже пережили одно серьезное потепление, и, по всем приметам, зима не затянется. Надеюсь, что не попаду в пургу.

– В Хартфорде обычно на десять градусов холоднее, чем в Холломене, – не сдавалась мать.

Джошуа вздохнул:

– Мне надо, мама. Ситуация там очень сильно накалилась. Когда еще представится возможность оценить, какая боль скрыта в душах людей? Процесс, связанный с убийством, когда бушуют страсти, – это всегда событие. А в этом соединилось все, что коренится в неврозах тысячелетия.

– Как бы я хотел поехать с тобой, – грустно протянул Джеймс.

– А почему бы и нет?

– В это время года не получится – в клинике много работы, двоим отлучаться нельзя. Кроме того, мы отдыхали позже, чем ты. Поезжай, потом нам все расскажешь.

– Хочешь попытаться поговорить с Маркусом? – спросил Эндрю.

– Конечно. Если разрешат и если пожелает он. Но думаю, что пожелает – сейчас он готов схватиться за любую соломинку.

 

– Ты думаешь, его осудят? – расстроилась Мириам.

– Скорее всего. Вопрос в том, насколько тяжелое он понесет наказание.

– Ты считаешь, он в самом деле намеревался убить?

– До того, как я с ним увижусь – если наша встреча состоится, – я бы предпочел не гадать. Все уверены, что совершено преднамеренное убийство, поскольку Маркус заявил, что метил в другого человека. Болтать-то каждый горазд. Но неизвестно, как он поведет себя в решающий момент. Я сомневаюсь, что тип вроде Маркуса пойдет на убийство, если только не ощущает моральную поддержку присутствующих рядом таких же, как он, наблюдателей. Выскочив в туман узнать, кто пилит его деревья, он был зол, это так. Но один, без поддержки. А туман – это такая субстанция, которая очень быстро охлаждает эмоции. Ничего не могу сказать, Мирри.

Мэри вздохнула и проворчала:

– Если не хочешь взять Джеймса, давай поеду я.

Джошуа энергично покачал головой:

– Поеду один.

Мэри сникла и еще больше насупилась. Никто из родных не догадывался, что ей безумно хотелось поехать – все равно куда! Что все ее мечты были связаны с тем, что она путешествует, перемещается в пространстве, и расстояния лечат ее от боли невостребованной любви и тирании этой удушающей, сплоченной семьи. Если бы она попросила получше, если бы запрыгала от радости и захлопала в ладоши, предвкушая поездку, Джошуа несомненно бы ее взял. Почему же она так себя повела? Не захотела поехать по-настоящему? Ни в коем случае. Просто окружающие оказались глупы, черствы, им было все равно, чем живет Мэри Кристиан, и никто не потрудился заглянуть за фасад и разобраться в том, что творится у нее внутри. Ну и черт с ними! С какой стати она будет им помогать? Но все же как было бы здорово освободиться! Стать свободной для любви и от этой ужасной циклопоподобной семьи…

Автобусу предстояло преодолеть отделяющие Холломен от Хартфорда сорок миль. Это было изнурительное путешествие, поскольку он то и дело съезжал с шоссе, чтобы высадить пассажиров и принять новых. Дороги между городами, кроме главных, зимой как следует не чистили, так же как и улицы, где не пролегали автобусные маршруты.

Если бы суд над Маркусом назначили на неделю раньше, поездка получилась бы намного легче. Но оттепель пришла и ушла, снова навалило снегу, и температура упала ниже нуля по Фаренгейту. Когда автобус прибыл в Мидлтаун, с неба посыпали хлопья. Снегопад не прекращался весь остаток пути, отчего они ехали дольше, чем предполагали, и сильно устали.

Благодаря своим документам Джошуа получил комнату в мотеле неподалеку от зала суда. Как все места общественного проживания, в мотеле можно было отапливать номера до шестидесяти градусов по Фаренгейту с шести утра до десяти вечера, а в столовой для постояльцев – жечь газовый камин, имитацию под настоящий. Спустившись на ужин в первый вечер, Джошуа с удивлением обнаружил, что в столовой почти не было мест. Но затем понял, что большинство постояльцев, как и он, приехали на процесс Маркуса. В большинстве своем это были журналисты. Он узнал одиноко сидящего за угловым столиком маэстро Бенджамена Стейнфельда. Неподалеку ужинал мэр Детройта Доминик д’Эсте в компании белокожей, темноволосой женщины, чье лицо показалось ему смутно знакомым. Проходя, Джошуа бросил на нее недоуменный взгляд, и она, к его удивлению, ему вежливо улыбнулась и хоть и холодно, но с готовностью кивнула. Лицо не из телевизора. Должно быть, они где-то встречались, но где?

Измученная хозяйка мотеля еле держалась на ногах – Джошуа почувствовал это по атмосфере вокруг нее. Он сел рядом со столиком д’Эсте и его спутницы и благодарно улыбнулся хозяйке. И женщина приняла его улыбку (с Джошуа это часто случалось, хотя он сам не понимал почему) так, словно он протянул ей чашу с живящим эликсиром. «Какая же это волшебная вещь, улыбка!» – подумал он. Почему же, если кто-то начинает проповедовать улыбку в качестве реального средства терапии, получается плоско и банально, словно плохая поздравительная открытка?

Меню оказалось совсем недурным – с широким набором традиционных блюд янки и Восточного побережья: от трех видов супа из моллюсков до тушеного мяса, свиного студня с кукурузной мукой и индейского пудинга. Как ни странно, несмотря на высочайший уровень маминой кулинарии, Джошуа больше интересовался едой, когда уезжал из дома, особенно если, как в этот раз, поездку не отягощали трудности очередной профессиональной конференции. Он выбрал суп из моллюсков Новой Англии, жаркое по-лондонски к салату с русской заправкой, а о десерте решил подумать позже. Заказывая еду, он улыбался официантке так же ласково, как до этого хозяйке мотеля.

Маэстро Стейнфельд поднялся из-за столика и на всем пути из зала царственно раскланивался со знакомыми. Затем он остановился переброситься парой слов с телевизионщиками из Детройта. Его представили сидевшей рядом с д’Эсте женщине. Музыкант наклонился, чтобы поцеловать ей руку, и от этого движения волосы упали ему на лоб, что позволило маэстро, выпрямившись, резким театральным движением закинуть непокорную прядь на место. Казалось, копна его волос была специально предназначена для такого представления.

Кристиан с любопытством наблюдал за ним боковым зрением, пока не принесли первое блюдо, после чего переключил свое внимание на большую миску с дымящимся сливочным супом. Он обнаружил на дне щедрый слой измельченных моллюсков и кубиков картофеля.

Все было такое сытное, свежее и вкусно приготовленное, что от десерта Джошуа отказался.

– Только кофе и двойной коньяк. Благодарю вас. – Он кивнул в сторону занятых столиков. – У вас сегодня много народу.

– Приехали на процесс Маркуса, – объяснила официантка, мысленно соглашаясь с тем, что ей шепнула хозяйка: она будет обслуживать самого привлекательного мужчину в зале. Да, маэстро Стейнфельд был очень эффектным, но чопорным, мэр д’Эсте настолько хорош собой, что казался вылепленным из воска. Зато доктор Кристиан был по-настоящему обаятельным. Его улыбка говорила, что собеседница ему интересна и нравится, но при этом было ясно, что он не из тех мужчин, кто ищет любовных приключений.

– Меня вызвали помочь, – продолжила она и, испугавшись, как бы клиент не подумал, что она не профессиональная официантка, добавила: – По вторникам я обычно выходная.

Девушка из центральных областей, решил Кристиан, бесхитростная и практичная.

– Не думал, что суд над Маркусом станет таким заметным событием.

– О нем напишут во всех газетах, – торжественно предрекла официантка. – Бедняга! Убитый всего-то и хотел немного дров.

– Он действовал противозаконно. – Джошуа произнес это вовсе не осуждающим тоном.

– Закон бессердечен, мистер.

– Истинная правда. – Он посмотрел на ее левую руку и, заметив кольцо, сказал: – Я вижу, вы замужем. И тем не менее работаете.

– Надо платить по счетам, мистер. Они сами себя не оплачивают.

– Ребенка еще нет? – Джошуа спросил потому, что обычно женщина, родив, бросает работу.

– Нет. Джонни – это мой муж – говорит, надо подождать, пока нас не переселят на постоянное место жительства на юг.

– Очень разумно. Когда вы рассчитываете переехать?

Официантка вздохнула:

– Не знаю, мистер. Джонни надо сначала найти работу там, где нам подыщут жилплощадь. Заявление мы подали. Теперь, наверное, остается ждать.

– Чем занимается ваш муж?

– Он водопроводчик в городском хозяйстве Хартфорда.

Доктор Кристиан откинул голову и рассмеялся:

– В таком случае не волнуйтесь: работу в месте, где теплее, он найдет. Даже машины, которые перевозят людей, не любят, когда в них появляется течь.

Официантка повеселела, приободрилась. Теперь несколько дней она будет рассказывать родным и знакомым, какого приятного мужчину обслуживала в столовой мотеля.

Кофе оказался вкусным, коньяк «Реми Мартен» отличным, а официантка не забывала вовремя наполнять и чашку, и рюмку. Согревшись и насытившись, Джошуа захотел выкурить сигару – верный признак того, что ужин доставил ему истинное удовольствие. Но курение в помещении строжайше запрещалось, а на улице было не лето. Поэтому он сказал себе: радуйся тому, что выдался случай вырваться из дома и из клиники. Обидно, что он получал так мало удовольствия от профессиональных конференций. Но кому понравится находиться в окружении тех, кто тебя презирает и над тобой смеется? Другое дело судебный процесс по делу об убийстве – как раз то, что нужно.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25 
Рейтинг@Mail.ru