Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багровые тона, стройные ряды подсолнухов держали строгое на него равнение. Скоро солнце скроется за горизонтом, но никуда не деться теплу прогретой за день земли. И вода в озере останется теплой. Хорошо там, за окном: чудная погода, чудный пейзаж – озеро в окружении подсолнуховых полей, темная полоска леса вдали…
Но столь живописная картина наблюдалась только за окном, которое выходило на запад. В маленькой угловой комнате было и другое, западное окно. Отсюда открывался совсем другой вид. Железнодорожные пути, подвесные электрические линии, склады и платформы товарной станции. Тоже пейзаж, но вовсе не чудный. Хотя и здесь хватало своих ярких красок. Но сейчас со специальной платформы шла погрузка заключенных в «нулевые» вагоны, и серая палитра напрочь подавляла все светлые тона…
Зэков было много – человек сто, не меньше. Все налысо обритые, все сидели на корточках в окружении конвоя. И без того напряженную и унылую атмосферу усиливал лай сторожевых овчарок. Не хотел бы Зиновий попасть в гущу этих людей, которых и людьми-то можно было назвать с большой натяжкой. Убийцы, насильники, воры. Одним словом, отбросы общества…
Да и не мог Зиновий среди них находиться. Он – законопослушный член советского общества. Закончил школу, профтехучилище, отслужил в армии. Хотя, если разобраться, грешки за ним есть. Его могли привлечь за тунеядство: полгода прошло с тех пор, как он вернулся из армии, но на работу так и не устроился. Плюс – увлечение радиотехникой, а точнее, баловство в радиоэфире, за которое при определенных обстоятельствах можно было схлопотать срок до полутора лет лишения свободы. Но, во-первых, вопрос с работой уже почти решен, а во-вторых, он хоть и не новичок в радиоэфире, но еще ни разу не попадался, а это значит, что пока ему грозит лишь конфискация аппаратуры и пятьдесят рублей штрафа. Короче говоря, его грешки – сущий пустяк по сравнению с тем, чем отягощены души уголовников. Им воздалось по их грязным заслугам – что посеяли, то и пожали…
Зиновий наблюдал за этапом из окна. Ему совсем не было жаль этих людей. Но все же шевельнулась авантюрная жилка в его душе. Та жилка, которая заставляла его включать самодельную радиостанцию и по часу, а то и по два в день крутить в эфире музыку непонятно для кого. И сейчас он сделает то же самое – не через радиоэфир, а напрямую. Есть магнитофон, есть усилитель, есть колонки. И концерт памяти Аркаши Северного есть. Александр Розенбаум и братья Жемчужные. Для зэков это будет как бальзам на душу.
Сначала был «Извозчик».
Извозчик, отвези меня, родной
Я, как ветерок, сегодня вольный…
Усилитель и динамики достаточно мощные, да и расстояние до платформы не самое большое – метров пятьдесят от окна (ну, может, чуть больше). Слышат уголовники музыку. Зиновий стоял у окна с видом виновника торжества и видел, как реагируют на него зэки. Кто-то рукой помашет, кто-то злобно сплюнет в его сторону. Большинство же слушало песню внешне безучастно.
И конвоиры слушали, и их начальники. Все они люди, всем скучно стоять на жаре в ожидании вагонов. А в музыке ничего особо крамольного нет.
Очередь дошла и до «Снегирей».
А в небе синем алели снегири,
И на решетках иней серебрился…
Сегодня не увидеть мне зари,
Сегодня я в последний раз побрился…
В этой песне уместилась короткая история парня, приговоренного к расстрелу. Из-за какой-то Натахи пострадал. Она опера убила, а он, глупый, взял всю вину на себя.
Ах, мама, мама, ты мой адвокат,
Любовь не бросить мордой в снег апрельский,
Сегодня выведут на темный двор солдат,
И старшина скомандует им: «Целься!»…
Трогательная песня, душещипательная. Зэки слушали ее с таким видом, как будто их самих везли на «темный двор» для встречи с расстрельной командой.
Концерт по собственной заявке самозваного диск-жокея не оборвался даже с появлением вагонов. Шум подаваемого состава, крики-команды конвоиров, лай собак. В такой суматохе не до музыки. Но бобины продолжали крутиться.
Зэков затолкали в один-единственный вагон. А колонки все еще надрывались:
Фраер, толстый фраер,
На рояле нам играет…
Но вот вернулась с работы Люда, и музыку пришлось свернуть.
– Рехнулся, что ли? – смахивая со лба жирные капли пота, выдала она. – На всю ивановскую слышно!
Зиновий робко развел руками и так же робко улыбнулся.
– Э-эх, шарманщик ты мой! – смилостивилась она.
И в знак своего особого расположения потрепала его по загривку. Кроме того, именно это особое расположение уже два месяца было закреплено штампом в общегражданском паспорте, где гражданка Яхнова Людмила Михайловна в графе «Семейное положение» значилась в качестве законной супруги.
Люда была почти на десять лет старше Зиновия.
Красивые светло-карие глаза. Пожалуй, на этом перечень ее внешних достоинств исчерпывался. Пухлое лицо, рыхлые рубенсовские формы. Она добела обесцвечивала волосы гидроперитом, из-за чего вечно розовые щеки казались неприятно красными. Трубный прокуренный голос, манеры грубой неотесанной бабы…
Но Зиновий считал, что и сам, как говорится, не вышел рылом. Среднего роста, худощавый. Из-за длинной тощей шеи обычных размеров голова казалось ему непомерно огромной и не очень уверенно держалась на плечах. Может, потому он и не привык ходить, гордо выпрямившись. Может, потому и носил длинные патлы, чтобы скрыть дефект своей шеи…
В армии он пытался качать мышцы рук и наращивать объем шеи. Но то ли дохляк он по жизни, то ли не слишком утруждал себя, но воз и ныне там. Может, и окреп он чуть-чуть за два года службы, но внешне это никак не проявлялось. Каким был неказистым, таким и остался. Шею не накачал, зато шевелюру стал отращивать за три-четыре месяца до дембеля. Из-за того конфликт с начальством случился – должен был в ноябре домой вернуться, а отпустили только в декабре, во второй половине. Зато последние месяцы не стригся. Волосы уже длинные, плеч касаются…
– Не надоело без дела маяться? – снимая блузку, спросила Люда.
Зиновий старался на нее не смотреть. Вспомнился вдруг анекдот. Жена вернулась из-за границы, рассказывает мужу, что такое стриптиз. Отвратительное, говорит, зрелище. Сначала рассказ, а потом показ. Разделась жена под музыку, посмотрел на нее муж и согласился. Да, зрелище действительно отвратительное. То же самое и Зиновий мог бы сказать сейчас в отношении своей жены…
Но не так все плохо. В постели его Люда еще та штучка – все знает, все умеет и всегда хочет. И ему хорошо с ней – если при выключенном свете. Особенно хорошо, когда она после душа в постель ложится. А то вспотеет за день, запах нехороший появляется…
Зиновий загрустил. Но тут же сам себя взбодрил. Вспомнил зэков за окном. У них сейчас вообще женщин нет. О домашнем уюте и говорить нечего. Трясутся сейчас в тесном душном вагоне. А у него все в порядке. У Люды квартира – не самая большая, не в самом лучшем районе, зато своя. Что хочешь здесь, то и делай. И работать не надо. Жена и деньги в дом приносит, и еду. С утра завтрак приготовит, вечером ужин. Ну, может и матом трехэтажным послать, но так это же несмертельно…
– Ну, не знаю, – пожал плечами Зиновий.
На безделье он не жаловался. Потому как совсем не бездельничал. Сейчас он работал над новой приставкой к радиовещательному приемнику, над антенной надо только поколдовать – усилить мощность, не увеличивая размеров…
– За тунеядство, знаешь, сколько дают? – спросила Люда. – А у меня уже спрашивают, чем муж занимается.
– Пусть спрашивают.
– Как уж бы! Ты бы знал, сколько желающих меня подвинуть…
Она работала администратором в лучшей гостинице города. В лучшей – значит, в самой престижной. Значит, проблемы с размещением. А должность, которую занимала Люда, позволяла ей их решать. Не безвозмездно, разумеется. И принципа «ты мне, я тебе» она не чуралась, поэтому была не обделена дефицитными товарами.
– Но ты-то здесь при чем?
– Зино-овий! Не тупи! Тебя посадят, а меня подвинут. Переведут на этаж, буду там чай разным склеротикам подавать… Ты в тюрьму хочешь?
– Нет.
– Тогда послезавтра – на работу. У нас в «Загорье» работать будешь. Электриком. На полставки.
– Ну, если на полставки…
– Эх, ты, горе мое луковое!
Люда не славилась смирным нравом и покладистым характером. Но Зиновия она любила. И баловала. А он этим пользовался…
Утро бывает прекрасным. Утро бывает ужасным. Прекрасно – когда все хорошо. А если плохо…
Сегодняшнее утро Наташа по праву могла назвать ужасным. Вчера легла поздно, слегка под хмельком, спать бы еще и спать, а тут какие-то морды. Да еще при погонах.
– Здравия желаю! – оскалился рыжий увалень в милицейской форме. – Старший лейтенант Обухов, ваш участковый.
Один только его вид нагонял тоску. «Какого черта приперся этот рыжий клоун?» Наташа терялась в догадках. Но внешне она ничем не выдавала своего беспокойства.
– Ну и чего вы хотели, товарищ старший лейтенант? – не снимая цепочки с двери, спросила она.
Было бы интересней и даже приятней послать мента куда подальше. Но лучше не дерзить…
– Да вот, познакомиться хочу, – расплылся в улыбке участковый.
Улыбка у него совсем не обаятельная. И взгляд чересчур внимательный.
– Наташа меня зовут…
Напрасно валяла она дурака. Номер не прошел.
– Да мне бы в паспорт заглянуть. И дом осмотреть…
– Свой документ покажь! – потребовала она.
Слышала она про одних гопников – в ментовской форме на дело ходили. «Обыщут» дом, золото и барахлишко в баул – только их и видели! А золотишко и деньги у Наташи водились, не без этого.
Участковый раскрыл красные корочки. Вроде все в порядке. Хотя кто его знает…
Наташа чувствовала, что пожалеет, впустив милиционера в дом. Но все равно впустила. Потому что выхода не было. Это же все-таки участковый, ему и без ордера «в гости» ходить можно. Впустила и пожалела. Поскольку вслед за участковым в квартире появился опер в штатском. Даже спрашивать нечего. И так понятно, какие полномочия у этого красавчика. А ведь мужик в самом деле был ничего из себя. Высокий, ладный, симпатичное лицо штучной работы. Но взгляд… Не смотрел на нее опер, а душу наизнанку выворачивал…
– Капитан Шипилов, уголовный розыск…
Лет двадцать пять парню, может, чуть больше. Молод он для капитана, подумала Наташа. Участковый, даже тот старше выглядит, а всего лишь старший лейтенант… Может, заслуг у этого Шипилова выше крыши. Может, и она сама станет его заслугой – в деле раскрытия преступления. А она грешна, и ей это известно…
– И ты познакомиться со мной хочешь, красавчик? – спросила она и облобызала его игривым взглядом.
– Для начала перейдем на «вы», – нахмурился Шипилов.
– Да, товарищ капитан, конечно…
Она села в кресло так, что полы домашнего халатика сползли с бедер. Усмехнулась язвительно и жеманно:
– Ничего, что под халатом ничего нет?
Шипилов отвел в сторону взгляд.
– Может, мне совсем раздеться? – продолжала провоцировать его Наташа.
– Гражданка, прекратите!
– Это вы прекратите! Вторглись ко мне в дом!
– Вторглись, – кивнул капитан. – В порядке оперативной необходимости.
– А ордер?
– Ордеров теперь нет. По-другому называется. А вы правда хотите, чтобы я занялся постановлением на ваш арест? – пристально взглянул на нее Шипилов.
– В чем же проблема, начальник?
– Проблема. Большая проблема… Давно в этой квартире живете?
– А тебе-то… Вам-то что? Со мной дальше жить хотите?
– Хватит, гражданка!
– Ох-ох! Какие мы грозные! Сколько надо, столько и живу!
Квартиру она снимала. Двухкомнатный вариант со всеми удобствами, телефоном и обстановкой. Центр большого города. За все про все семьдесят пять «рэ» в месяц. Но какое оперу до этого дело?
– Что еще вас интересует? Двадцать два года от роду. Не спортсменка, но комсомолка…
Смешно подумать, но ведь валяется где-то ее комсомольский билет.
– Ваш паспорт? – пристально посмотрел на нее капитан.
– Его поймали, арестовали, велели паспорт показать. Я, может, и цыпа, но совсем не жареная…
Наташа словно невзначай провела пальчиками по вертикальной плоскости полуобнаженного бедра. Капитан невольно скользнул по нему взглядом. Чего хотела, того и добилась…
– Хватит юродствовать, гражданка! – запротестовал он. – Или покажите паспорт, или поедем в отделение!
– Лучше паспорт…
Она достала из сумочки свой документ, вручила его капитану.
– Так, Слюсарева Наталья Павловна… Шестидесятого года рождения… Место жительства – Знаменский район, село Красные Дали…
– Ага, такие дали, что вас туда и не посылали, – хмыкнула Наташа.
Деревню свою она терпеть не могла. Что хорошего там она видела? Вечно пьяного гармониста Кузю, с которым потеряла невинность? Так рожа у него такая, что вздрогнешь, если вспомнишь. Капитан Шипилов по сравнению с ним – Ален Делон. Да и сколько лет прошло с тех пор, как удрала она из дома? То ли семь, то ли восемь. Быльем уже все успело порасти. В городе закончила училище, получила профессию швеи, целых два года как дура горбатилась на фабрике и жила в общаге. Там и залетела – от молодого начальника цеха понесла.
Андрей обещал жениться, поэтому аборт она делать не стала. И родила. Но кавалер женился на другой. Пришлось возвращаться в деревню. Но только для того, чтобы сплавить дочку родителям. На обратном пути случайно познакомилась с Виконтом, и понеслось. Надо же было деньги зарабатывать – и на себя, и на родителей, которые нянчились с ее ребенком. Так и зарабатывает до сих пор – без стыда и совести…
– А квартиру, значит, снимаете? – сделал вывод Шипилов.
– Далась вам эта квартира! – фыркнула Наташа. – Поселиться хотите? Так и скажите!
– Про себя не знаю, но сдается мне, что вам самой придется переселиться…
– Это еще куда?
– Да есть места… Заявление на вас поступило, гражданка Слюсарева. Людей сбиваете с истинного пути.
– Это что, статья такая есть?
– Есть. Соучастие в преступлении и вовлечение в преступную деятельность.
– Еще раз, и по слогам, а то с моими тремя классами церковно-приходской…
– Не придуривайтесь, Слюсарева! Это вам не идет!
– А что мне идет? Золото, бриллианты? Так у меня, увы, ничего нет.
Драгоценности хранятся в укромном месте, однако если подойти к делу серьезно, то найти их не так уж и сложно. Но ведь постановления на обыск у ментов нет, так что можно не переживать за краденые перстень и браслет, которые подарил ей Орлик. Он, конечно, не говорил, что цацки ворованные, но Наташа слишком хорошо его знала. Трудно не догадаться.
– А гражданин Селиванов утверждает, что третьего дня на вас были золотые сережки с бриллиантами.
– Дурак он, этот ваш Селиванов! Фианит – это не бриллианты! Если бы!..
– Значит, все-таки был Селиванов!
– А кто это такой? – с наивным изумлением посмотрела на опера Наташа.
– Селиванов Всеволод Игоревич, заместитель директора пищекомбината.
– А-а, Сева! Ну так бы сразу и сказали! Он что, вам на меня заявил? – с чувством оскорбленной невинности воскликнула она. – Что я ему такого сделала!
– Гражданин Селиванов утверждает, что вы втянули его в преступную аферу.
– С ним все в порядке? Он головой вниз не падал? Какая афера, о чем это вы?
– Карточная афера. Гражданин Селиванов утверждает, что вы познакомили его с людьми, которые обманным путем выманили у него пятьсот рублей.
– Каким обманным путем? У него точно не все в порядке с головой!
– Вы познакомили его с людьми, с которыми он сел за карточный стол.
– Ну, сел, и что? Ну сыграл… Так я же не виновата, что он проигрался в пух и прах! – возмущенно протянула Наташа. – Карта не так легла, я-то здесь при чем?
– Гражданин Селиванов утверждает, что люди, с которыми он играл, – карточные шулера…
– Шулера?! А это вообще кто такие?
– Вот только комедию ломать не надо!
– Да не слышала я о шулерах… О подпольных миллионерах слышала, а о шулерах нет, – пренебрежительно усмехнулась Наташа.
И совсем не так страшен был черт, которого перед ней размалевал капитан Шипилов. Да, заморочила она голову Севе Селиванову. Втерлась к нему в доверие через постель, затем вывела на Виконта, который в паре с Луцером укатал лоха по полной программе. Как говорится, ловкость рук и никакого мошенства…
– Начнем с того, что ваш Селиванов подлый врун! Пятьсот рублей он проиграл, ха! Сказала бы я вам, сколько бабок он спустил. И вообще, я, блин, виновата? Он сказал, что в молодости в карты любил играть, а я ему на такого же любителя показала…
– На кого конкретно?
– Олег его зовут.
Виконта звали Яшей. Но Наташа и не думала вспоминать сейчас его подлинное имя. Если оно, конечно, подлинное…
– Фамилия?
– Здрасьте, подвиньтесь! Я когда с мужчинами знакомлюсь, фамилию у них не спрашиваю. А с Олегом у нас, знаете ли, был роман! Ох, как мы дружили… Рассказать, как?
– Ближе к делу.
– А какое дело? Чего вы ко мне пристали? Олег Севу обул, его и спрашивайте…
– Спросим. Вы поможете его нам найти, а мы спросим.
– А чего там искать? Улица Горького, дом восемнадцать.
Для особых случаев Яша находил и снимал под катран целую квартиру. Платил за месяц, а пользовался ею всего лишь день, в который шла игра. Сева Селиванов был как раз «особым случаем». Денег у мужика куры не клюют. Правда, вышло не совсем то, на что все рассчитывали. Сама Наташа думала, что с клиента можно будет аж пятьдесят тысяч сорвать. Но Сева слил всего пятнадцать штук. Идиот! И зачем он только в ментовку побежал?
– Нет его там. Квартира пустует.
– А меня как нашли?
– Гражданин Селиванов подсказал.
– Выследил, что ли?
– Выследил. Вы ему сразу показались подозрительной.
– Осел он, этот ваш Селиванов! А вы, извините, откуда? Из уголовного розыска?
– Из уголовного.
– Вот и подумайте, откуда у скромного замдиректора оказалось вдруг сто тысяч рублей?
– Ну, я не знаю, – смутился капитан.
– И я не знаю…
– Но вашим делом занимается уголовный розыск.
– Я, кстати, тоже хочу подать на него заявление. Он меня изнасиловал. Да, представьте себе, изнасиловал!
– Это неправда! – еще больше смутился Шипилов.
– Да? А у меня свидетель есть! – снова соврала Наташа.
– И где свидетель?
– Будет дело, будет и свидетель.
– А ты не простая штучка! – язвительно заметил капитан.
– Какая есть! Как я понимаю, Селиванов должен меня опознать?
– Зачем? И так все ясно…
– Ничего не ясно. Я не знаю никакого Селиванова! И о его деньгах тоже ничего не знаю. Ну так что, едем в отделение? Заодно заявление напишу.
– Да, с вами, гражданка, каши не сваришь.
– А я каши не варю, капитан. Этим кухарки занимаются. Я для любви создана. Хочешь меня любить? Вижу, что хочешь!
Наташа знала себе цену. Натуральная блондинка с роскошными формами. Красотка без комплексов и ложной скромности. И Виконт знал ей цену. Сам с удовольствием спал с ней и под таких ослов, как Селиванов, подкладывал – разумеется, за процент от выигрыша. Сева пятнадцать штук проиграл, полторы из которых получила она. Полторы тысячи за какую-то неделю! Да на фабрике бы ей за такие деньги целый год пришлось бы вкалывать. А сколько таких Селивановых! Да и вообще…
– Ничего я не хочу, – упрямо мотнул головой капитан.
– А я вижу, что хочешь. Только тебе ничего не обломится. Потому что обидел ты меня. Селиванов у тебя ангел, а я потаскуха какая-то. Я не потаскуха, начальник. Я – свободная женщина!
– До поры до времени, – буркнул он.
– А я ведь и пожаловаться могу. Скажу, что покрываешь расхитителя социалистической собственности. Что, съел? Ладно, живи, капитан! Не буду я жаловаться. И ты меня оставь в покое…
На этом разговор был исчерпан. Шипилов ушел, а Наташа позвонила Виконту.
– Яша, менты у меня были…
Этого хватило, чтобы Виконт назначил ей встречу в летнем кафе на берегу реки. Домой к ней ехать побоялся – мало ли что.
На встречу Наташа собиралась как на романтическое свидание. Накрасилась, прихорошилась. Роскошные волосы, белое «сафари», модные босоножки на высоком каблуке, грациозная походка. Одним словом, эффектная красотка. Неудивительно, что мужики оборачивались ей вслед…
И еще бы она не удивилась, если бы к ней привязался «мэн озабоченный». Бывало такое – приклеится какой-нибудь парень или дяденька и ходит хвостом. А сейчас к ней мог привязаться настоящий хвост, ментовской. И пойми, кто это? Тайный воздыхатель это или тайный агент? На всякий случай Наташа зашла в универмаг с высокими и длинными витринами, через которые можно было «засечь» не очень опытного «топтуна». Но вроде бы никого…
Виконт ждал ее на берегу. Средних лет мужчина интеллигентной внешности. Лощеный, прилизанный, одет как франт – костюм и пижонская тросточка. Профессиональный катала и жулик со стажем – за плечами три «ходки» в места не столь отдаленные.
Наташа рассказала ему о встрече с ментами во всех подробностях – как подлинных, так и вымышленных. Соврала, правда, что капитана Шипилова прямым текстом послала.
– Значит, в ментовку тебя везти отказались? – слегка улыбнулся Виконт.
В раздумье мягкими размеренными движениями извлек из кармана портсигар, аккуратно достал сигарету, прикурил от золотой зажигалки. Девушку не угостил, хотя знал, что и она не прочь побаловаться табачком. Не любил, когда она курит на людях.
– Отказались, – с чувством гордости за себя улыбнулась Наташа. – Селиванова подставлять не захотели.
– По ходу, Селиванов с этим опером вась-вась. Не писал Сева заявления. Не писал! Шипилов на пушку тебя взять хотел, чтобы мы бабки вернули… А кий всем им в лузу! Я так думаю, Шипилов на прикорме у Селиванова. Ну, может, у кого-то еще другого. Это хорошо, что ты их умыла. А если не слезут с тебя?
Наташе стало не по себе. Она знала крутой нрав Виконта. Он и бритвой по горлу чиркнуть готов, чтобы следы замести. А она была той самой ниточкой, по которой Шипилов мог выйти на него. Той ниточкой, которую легко перерезать той самой бритвой…
– Что же делать? – сглатывая слюну, напряженно спросила она.
– Да хату неплохо бы сменить.
– Сегодня же займусь!
– И это.. Насчет работы не спрашивали?
– Нет…
– Как бы за тунеядство не привлекли…
– А могут, – всполошилась Наташа.
– Я с Черняком перетру. У него в «Загорье» блат конкретный, может, пристроит там тебя куда-нибудь…
– Куда?
– А хотя бы уборщицей в гостиницу!
– Шутишь!
– Не надорвешься. Недельку поработаешь и уволишься. А там и муть вся эта уляжется.
– Может, лучше денька на два-три? – с надеждой спросила Наташа.
Виконт мог бы согласиться с ней. Что неделька, что два дня – лишь бы запись в трудовой книжке сделали. Но Виконт не привык соглашаться.
– Я сказал, неделя! – отрезал он.
Наташа кивнула. Спорить было бесполезно.