Коллектив авторов
История Канады

Полная версия

Фронтир и торговля пушниной

Когда Людовик XIV взял свои североамериканские владения под прямое королевское управление, торговля пушниной столь же остро нуждалась в восстановлении, как колония в долине реки Св. Лаврентия нуждалась в солдатах и поселенцах. В результате такого бедствия, как Ирокезские войны, сложившаяся во времена Самюэля де Шамплена торговая система, основанная на том, что гуроны и их союзники свозили свои бобровые шкурки в фактории на реке Св. Лаврентия, была уничтожена, а рост сельского хозяйства в колонии отнюдь не избавлял ее от необходимости торговать пушниной. И до тех пор пока фермерством занимались только для того, чтобы прокормиться, экспорт мехов оставался единственной статьей, оправдывавшей вложения Франции в колонию, поскольку попытки Короны развивать в Новой Франции торговлю лесом, кораблестроение и другие отрасли производства оказались неудачными и в значительной степени лишенными практического смысла.

К 1667 г. недавно установившийся всеобъемлющий мир с ирокезами казался выгодным главным образом для победоносной Лиги пяти племен. Она уже контролировала поставку пушнины на реку Гудзон, где в 1664 г. англичане сменили голландцев¹³⁰. Уничтожив своих соперников гуронов, ирокезы, казалось, могли контролировать внутренние районы Новой Франции, а заодно и сталкивать две европейские державы друг с другом. Только при помощи алгонкинских племен, входивших в прежний торговый союз и сумевших пережить войны, Новой Франции удалось не оказаться в зависимости от ирокезов. Эти племена, занимавшиеся охотой и собирательством, активно сражались с отрядами ирокезских воинов и не принимали предложений ирокезов о союзе. Когда гуронов вытеснили с исторической арены, несколько алгонкинских племен, прежде всего оттава и оджибве, воспользовались ситуацией и сами стали торговцами и посредниками. Они быстро доказали свою гибкость и способность адаптироваться. Французы тоже не стали бездеятельно дожидаться возобновления поставок пушнины в Монреаль. И во время войн, когда количество шкурок сокращалось, и в мирное время, когда это количество возрастало, конкуренция между монреальскими мехоторговцами всегда была жестокой. Некоторые из них начали сами продвигаться в западном направлении в поисках туземных трапперов в местах их постоянного проживания. Появилась такая категория людей, как лесные бродяги (coureurs de bois).

Это название не было хвалебным, ибо такое прозвище получили нелегальные торговцы, лесные контрабандисты. Лицензированные купцы, власти Монреаля и королевские чиновники вплоть до морского министра не желали, чтобы колонисты покидали небольшую компактную аграрную колонию в долине реки Св. Лаврентия, чтобы торговать на индейской территории. Все эти люди предпочитали, чтобы транспортировка мехов оставалась делом аборигенов и чтобы вся торговля пушниной концентрировалась в Монреале. Однако, несмотря на неоднократные запреты, молодые французы вскоре начали появляться в Верхней стране¹³¹ к западу и к северу от Монреаля. Со временем их число достигло тысячи. Пункты обмена французских товаров на бобровые шкуры начали перемещаться все дальше к западу от заселенной территории Новой Франции.

Колонисты вновь стали путешествовать и исследовать новые земли в масштабах, невиданных со времен Самюэля де Шамплена. Доступ в Верхнюю страну контролировался сначала гуронами, а затем ирокезами. Несколько миссионеров и торговцев сумели проникнуть туда, но никакой принципиально новой географической информации по сравнению с той, которая была известна Шамплену, они не получили. Теперь, когда все торговые альянсы оказались в стадии реорганизации, исследователи в рясах, так же как и коммерсанты, расширили зону фронтира Новой Франции. В числе первых участников этого движения на запад были Медар Шуар де Грозейе и его молодой шурин Пьер-Эспри Радиссон. В юности де Грозейе служил у иезуитов в качестве ангаже в разных миссиях у гуронов, где он овладел несколькими индейскими языками и установил связи со многими союзниками гуронов. Свою первую самостоятельную экспедицию на Запад де Грозейе предпринял в 1654 г., став таким образом одним из первых лесных бродяг. В 1659–1660-х гг. они с Радиссоном совершили долгое и успешное коммерческое путешествие к озеру Верхнему, где оба хорошо осознали, какая богатая добыча бобровых шкурок ожидает их в районе, расположенном к северу и западу от Великих озер.

Вслед за ними отправились и другие исследователи. В 1673 г. Луи Жолье и священник отец Жак Маркетт обследовали верховья реки Миссисипи. В 1679 г. Рене-Робер Кавелье де Ла Саль изучил южное побережье Великих озер и спустил на воду «Грифон» – первое парусное судно на акватории Ниагары выше водопада. Желание Ла Саля найти путь, ведущий через Северную Америку на Восток, было столь сильным, что его сеньорию и отправной пункт на острове Монреаль, где он готовился ко всем своим экспедициям, стали называть Лашин, т.е. Китай¹³². Преследуя эту цель, Ла Саль в 1682 г. спустился по реке Миссисипи до Мексиканского залива. Три года спустя, во время морского плавания к побережью упомянутого залива, этот вспыльчивый, фанатичный исследователь был убит своими собственными спутниками. Все эти путешествия, намного расширившие присутствие французов в Северной Америке, являлись официальными и были санкционированы интендантом Талоном, губернатором Фронтенаком и их преемниками. Однако осуществлялось много неофициальных экспедиций, подобных, например, рискованному предприятию двадцатилетнего малоизвестного лесного бродяги Жака де Нуайона, который в 1688 г. дошел почти до нынешней Манитобы. Многие из этих людей, как и де Нуайон, могли рано или поздно возвратиться жить в Монреаль или в сельскую местность на ферму, но некоторые всей душой принимали образ жизни аборигенов и оставались среди них.

Вне зависимости от официальности или неофициальности своего статуса все экспедиции были связаны с торговлей пушниной. Чтобы найти проводников и даже для того, чтобы пройти через земли различных племен, исследователи должны были устанавливать дипломатические отношения с туземцами, и торговля всегда играла посредническую роль при заключении соглашений. Шкурки пушных зверей, доставлявшиеся в Монреаль, становились источником финансирования новых экспедиций, даже если они и не были единственной их целью. Сам губернатор Фронтенак, постоянно опутанный долгами, был глубоко вовлечен в торговлю. Его форт Фронтенак, построенный в 1673 г. (на месте будущего города Кингстон на озере Онтарио), был не только военным постом, но и местом мехоторговли, прибыль от которой побуждала губернатора оказывать энергичную поддержку экспедициям Ла Саля. В конце XVII в. торговые фактории стали возникать на территориях вокруг Великих озер и в верховьях реки Миссисипи. Самой важной из них была фактория Мишилимакинак, расположенная в проливе¹³³ между озерами Мичиган и Гурон.

К 1680-м гг. лесные бродяги, индейские торговцы и исследователи способствовали тому, что в Монреаль хлынул поток шкурок. В 1681 г. королевские чиновники признали, что эти поставки существенно подорвали роль Монреаля как места, где французские и индейские торговцы обменивали бобровые шкурки на одежду, мушкеты, медные котлы и другие товары. Предложив лесным бродягам амнистию, власти ввели систему выдачи разрешений (congе́s) на торговые экспедиции. Легитимация деятельности лесных бродяг привела к появлению еще одного участника в торговле – вояжёра. Действуя на основе собственных разрешений или находясь на службе у обладавших ими монреальских купцов, вояжёры превратили торговлю на Западе в профессию. Недавно прибывшие иммигранты, разорившиеся купцы и даже фермеры-абитаны устремились на Запад, пытаясь добыть себе средства к существованию, перевозя на каноэ французские товары в район Великих озер и возвращаясь оттуда с грузом бобровых шкурок. Подобное развитие событий отнюдь не угрожало процветанию Монреаля. Именно монреальские купцы снабжали вояжёров товарами для торговли, как они снабжали и лесных бродяг, хотя и не столь открыто. Поэтому пушнина по-прежнему попадала в их руки. Город, основанный как община праведников, стал теперь местом, прочно связанным с коммерческой деятельностью.

Превращение лесных бродяг в официально признанных вояжёров не привело к исчезновению всех форм незаконной торговли пушниной. Поскольку необходимость получать разрешения ограничивала доступ к этой деятельности, некоторые торговцы начали искать альтернативные пути к рынку. Один из таких маршрутов привел их на юг, к английским купцам колонии Нью-Йорк. Торговцы в Олбани предлагали хорошие цены за бобровые шкурки, что способствовало налаживанию тайных коммерческих контактов между Монреалем, Олбани и западными торговыми факториями. Это обеспечивало вояжёрам и их индейским поставщикам выгодный сбыт в тех случаях, когда Вест-Индская компания¹³⁴ – работавшая по королевской лицензии торговая компания, покупавшая в Новой Франции пушнину и перевозившая ее в метрополию, – решала ограничить количество закупаемого меха или снизить цены. Нью-йоркские купцы и их союзники ирокезы должны были оставаться привлекательной альтернативой, всегда готовой бросить вызов Новой Франции как центру торговли пушниной. Но на побережье Гудзонова залива появился более мощный и сильный соперник.

Компания Гудзонова залива

Когда в 1629 г. Самюэль де Шамплен сдал Квебек братьям Кёрк, некоторые торговцы колонии без особых угрызений совести перешли на сторону англичан. Для Этьена Брюле и других та новая жизнь, которую они вели в Северной Америке, торгуя пушниной, была ценнее государственной принадлежности, и они действовали под английским контролем вплоть до того времени, когда французские власти вернулись в Квебек. Спустя полвека основы британской торговли пушниной в северных и западных регионах Канады были заложены двумя колонистами из Новой Франции, которые также решили, что логика коммерции более убедительна, чем национальные или даже семейные узы. Медар Шуар де Грозейе и Пьер-Эспри Радиссон, вернувшись в 1660 г. в Новую Францию с расположенных на северо-западе территорий, встретили, мягко говоря, не очень радушный прием. Они полагали, что меха, привезенные ими в разгар победоносного наступления ирокезов, спасли колонию от коммерческого краха, но губернатор подверг их дисциплинарному взысканию и оштрафовал за самовольное предприятие. Не лучше было принято и их предложение о фундаментальной реорганизации системы торговли пушниной.

У Новой Франции имелись серьезные причины не обрадоваться предложению Грозейе и Радиссона. Это предложение скорее отражало желание северных индейских племен кри и оджибве, стремившихся открыть торговый путь, недосягаемый для их ирокезских соперников, чем стратегический замысел европейских купцов, все чаще поглядывавших в сторону Гудзонова залива. Грозейе и Радиссон поддерживали своих индейских союзников, но власти Новой Франции осознали, что торговля, которая будет вестись в районе Гудзонова залива, в полной мере пойдет в обход Монреаля и всей Новой Франции. Уже и так взволнованные тем, что торговля пушниной уходила все дальше на Запад, колониальные власти вполне понятным образом не испытывали энтузиазма по поводу возможности потерять ее окончательно. Получив отказ в Новой Франции, Радиссон и де Грозейе в конечном итоге отправились в Англию. В то время Англия не воевала с Францией (в действительности они даже заключили союз против все еще господствовавшей на море державы – Голландии). Радиссон и де Грозейе могли считать свою инициативу чисто коммерческим предприятием, однако вскоре она превратилась в дело государственной важности. Хартия «Губернатору и компании английских купцов, торгующих в Гудзоновом заливе» («The Governor and Company of Adventurers of England Trading into Hudson‘s Bay»), дарованная королем Карлом II в 1670 г., четко обозначила притязания англичан на внутренние территории Новой Франции.

Компания Гудзонова залива (КГЗ) представляла собой то, во что могла бы превратиться Новая Франция, если бы в ней не проводилась политика заселения колонии. Как и «поселение Квебек» в первые годы своего существования, торговые фактории компании были маленькими, чисто мужскими поселениями, которые снабжались продовольствием из Европы и которые получали меха от индейских племен. Посредниками между индейскими трапперами и покупателями из КГЗ были исключительно аборигены, и вскоре каждая фактория обзавелась своим «ополчением» – аборигенами, проживающими поблизости в качестве снабженцев, охотников, проводников и временных туземных жен для сотрудников компании. Радиссон и де Грозейе были правы насчет больших коммерческих перспектив Гудзонова залива. Однако они ошибались, полагая, что Монреаль не выдержит этой конкуренции. Напротив, появление КГЗ стимулировало более активное продвижение далее на запад и на север торговых постов, расположенных в Верхней стране Новой Франции. В течение всего периода французского господства в Канаде, да и после завоевания Новой Франции англичанами Монреаль превосходил фактории, находившиеся в районе Гудзонова залива и колонии Нью-Йорк, в качестве поставщика пушнины на рынки Европы.

Соперничество двух имперских держав было выгодно и индейским племенам. Вместо того чтобы раздавать шкурки пушных зверей корыстным торговцам, мехоторговцы-аборигены сами оценивали рыночную стоимость пушнины и при любой возможности требовали более справедливых условий. Пользуясь все усиливавшейся конкуренцией между французскими и английскими купцами, туземцы могли подыгрывать то одним, то другим, преследуя свои собственные интересы. Контакты с европейцами вызвали огромные изменения в среде самих племен, но торговля пушниной по-прежнему создавала потенциал для участия туземцев в этой сфере деятельности и их влияния в ней. Хотя французы из долины реки Св. Лаврентия проникли далеко в глубь континента и даже строили там постоянные фактории, они делали это только с согласия аборигенов, которое достигалось путем важных дипломатических переговоров. Например, Луи Жолье не смог в 1673 г. достичь побережья Мексиканского залива из-за враждебности со сторон местных жителей, а успех Ла Саля, сумевшего девять лет спустя попасть на это самое побережье, был предопределен тем, что он заключил договор с тем же самым индейским племенем.

Возобновление войны

К 1680-м гг. Ирокезская конфедерация поняла, что, несмотря на все ее победы в годы войны, заключенный мир ей самой невыгоден. Французы отнюдь не попали к ней в зависимость и даже заключили новые торговые союзы, которые оставили ирокезов в стороне. Французские и английские купцы, а также все расширяющаяся сеть индейских торговцев перемещали торговлю пушниной далеко на запад континента. Ирокезы вновь начали войну. Сначала мишенью их ударов стали индейские союзники французов, но эти атаки не смогли перекрыть маршрут поставок мехов в Монреаль. Вместо этого Лига пяти племен в конце XVII в. потерпела серьезную неудачу. Она утратила контроль над южной частью побережья озера Онтарио, который ирокезы отняли у гуронов и других истребленных племен. Это произошло в результате войны, в которой друг с другом сражались только индейцы и которую европейцы почти не заметили и не сообщали о ней, но в индейской устной традиции сохранились рассказы о многих битвах, повествующие и о нападениях из засады на караваны с грузами, и о штурмах обнесенных частоколами селений. Как ирокезы, так и их северные противники могли выставлять по тысяче и более воинов. И теперь с обеих сторон использовались не только луки и томагавки, но и европейские мушкеты. Исход войны, которая велась по берегам рек и озер от селения Су-Сент-Мари и далее к югу до озера Эри, оказался очевиден: ирокезам пришлось вернуться на свои исконные земли, находившиеся южнее озера Онтарио. К 1700 г. племя миссиссога переселилось с северного берега озера Гурон на южное побережье озера Онтарио. И хотя миссиссога никогда не были столь же многочисленны, как ирокезские племена, населявшие районы к югу от Онтарио до начала Ирокезских войн середины XVII в., их претензии на южное побережье Онтарио в начале XVIII в. остались неоспоримыми.

Война вступила в новую стадию в 1689 г., когда английский король Вильгельм III Оранский и король Франции Людовик XIV объявили друг другу войну¹³⁵. Получив твердую поддержку со стороны английской колонии Нью-Йорк, ирокезы стали нападать на густонаселенную центральную часть Новой Франции. 5 августа 1689 г. в Лашине – месте, откуда вояжёры оправлялись из Монреаля на запад, – французы поняли, как будет проходить эта военная кампания. Полторы тысячи ирокезских воинов на рассвете напали на Лашин, сожгли 50 из 80 домов, убили 24 человека и увели с собой около 90 пленников. Это было началом очередной кампании против земледельческих поселений Новой Франции, и в течение нескольких лет отряды ирокезских воинов убивали абитанов и их домашний скот, поджигали строения и посевы. Раз за разом их атаки заставляли колонистов прятаться в укрепленных убежищах, которые вновь стали необходимой частью каждой общины. В 1691 г. было убито свыше ста поселенцев. Во время налета на Вершер в 1692 г. возникла одна из героинь Новой Франции. Дочь местного сеньора, пятнадцатилетняя Мари-Мадлен Жарре де Вершер, вместе со своей семьей защищала укрепление, до тех пор пока не подоспела помощь из Монреаля. Так родилась легенда, которая будет сохранять образы сражающихся абитанов.

Однако в ходе этой длительной военной кампании внезапные и короткие набеги ирокезов едва ли ставили под сомнение сам факт выживания колонии. И хотя в 1690-е гг. прирост населения Новой Франции был незначительным – самым медленным за всю ее историю, колония уже имела постоянные вооруженные силы численностью в 1,4 тыс. солдат, цепь западных фортов с гарнизоном в каждом из них и тысячу колонистов, имевших опыт жизни в диком лесу. Новая Франция могла перенести боевые действия на территорию своих врагов.

Растущее мастерство и доблесть Новой Франции при ведении боев в глухомани, которые здесь называли «маленькой войной» («petite guerre»), впервые были продемонстрированы в 1686 г., когда Пьер де Труа провел отряд солдат и вояжёров из Монреаля до залива Джеймс, чтобы захватить здесь торговые форпосты КГЗ. В 1689 г. губернатор Фронтенак, стремясь поднять боевой дух бойцов и отомстить за Лашин, отправил свои войска и отряды союзных индейцев в рейд по поселениям колонии Нью-Йорк и приграничным территориям Новой Англии. Хотя их возглавляли колониальные армейские офицеры, атаки зависели от тактики индейцев. Военные отряды продвигались по лесам, часто зимой, чтобы внезапно нападать на небольшие английские форпосты и незащищенные городки. Они убивали, жгли и быстро убегали, уводя с собой пленников, прежде чем противник успевал организовать контратаку. Нападению подвергались даже поселения и военные отряды самих ирокезов.

В 1690 г. Новая Франция отразила попытку англичан захватить Квебек. Атаковать город должна была флотилия судов, посланная из Новой Англии под командованием сэра Уильяма Фипса. Однако осаждающие нашли, что укрепления Квебека слишком мощные. Вскоре они отступили, а их требования сдать город побудили губернатора Фронтенака произнести свою знаменитую фразу: «Я не заставлю вас ждать так долго. Вашему генералу ответят жерла моих пушек»¹³⁶. Весь последовавший период войны Новая Франция поочередно то атаковала, то защищалась, то атаковала сама, борясь за контроль над Гудзоновым заливом, нанося удары по английским колониям и совершая не слишком успешно набеги на земли ирокезов. В 1697 г. англичане и французы заключили мир¹³⁷. Вскоре возможности закончить конфликт начали искать и ирокезы. Исконные ирокезские территории никогда не подвергались серьезной атаке, но военные потери наряду с эпидемиями уменьшили численность ирокезов, так что им стало казаться, что их борьба приносила выгоду только их английским союзникам и поставщикам в колонии Нью-Йорк.

Пытаясь выбраться из этого тупика, ирокезы начали вести переговоры с французами и в 1701 г. добились решительного изменения ситуации в Северной Америке. Пять племен Ирокезской конфедерации заключили всеобъемлющий мирный договор с Новой Францией и ее индейскими союзниками и заявили, что в колониальных войнах между Англией и Францией они станут соблюдать нейтралитет. Ирокезы не были разгромлены. Фактически они бились с французами до прекращения ими боевых действий и смогли сохранять независимыми свои территории еще долгое время, после того как Новая Франция прекратила существование. Однако мирный договор означал, что никакие индейские племена впредь не смогут вновь угрожать фундаментальным интересам французской колонии¹³⁸. В течение почти всего XVII в., когда Новая Франция медленно набирала силу, а численность ее населения росла, все аборигенные сообщества несли катастрофические потери от болезней, занесенных из Европы. Большинство из этих племен сумели приспособиться и выжить, но баланс сил был нарушен. Индейцы все еще могли держать под своим контролем торговлю пушниной и все территории к северу и к западу от Монреаля, но Новая Франция, обеспечив безопасность собственных поселений, была более способной, чем когда-либо прежде, распространять свои силы и влияние на западные земли.

Примерно в это же самое время в Новой Франции началась следующая трансформация, вызванная изданным в Версале королевским декретом. Несмотря на войны, поток проходивших через Монреаль бобровых шкурок не уменьшался. Западная экспансия вояжёров оказалась чересчур успешной: полученная с их помощью пушнина прибывала во Францию в количестве, значительно превосходившем рыночный спрос. Под давлением Вест-Индской компании, которая пыталась продавать меха, Корона решила просто временно приостановить весь пушной бизнес. Разрешения больше не выдавались. Закупку шкурок следовало прекратить. Военные форпосты, находившиеся в Верхней стране, должны были закрыться.

Оказалось, однако, что осуществить столь решительное изменение в колонии невозможно. Морской министр вскоре был вынужден пойти на компромисс. Появилась своя колониальная компания, которая начала торговать бобровыми шкурками, а некоторые из западных фортов продолжали функционировать. Но проблема никуда не делась: рынок сбыта этих шкурок был перенасыщен. Впрочем, начало Войны за испанское наследство (1702), отметившее начало очередной декады военного противостояния Англии и Франции, затмило все сложности, возникшие у мехоторговцев. Для Новой Франции и особенно для ее военной аристократии, закаленной в Ирокезских войнах 1680–1690-х гг., этот крупный конфликт стал последним в цепи войн боевого XVII в. Подлинным героем этой войны стал Пьер Ле Муан д‘Ибервиль.

Он родился в Монреале в 1661 г. Он был сыном Шарля Ле Муана де Лонгёя, который сначала был ангаже, затем стал дворянином, сеньором и самым богатым колонистом. Боевое крещение д‘Ибервиль получил в 1686 г. Тогда он с отрядом Пьера де Труа, состоявшем из солдат и вояжёров, совершил изматывающий двухмесячный переход на каноэ из Монреаля до залива Джеймс, где отряд атаковал все фактории КГЗ. Почти ежегодно в течение последующих двух десятилетий д‘Ибервиль принимал участие в ожесточенных сухопутных и морских сражениях. Прежде чем умереть в 1706 г. на островах Карибского моря, он успел повоевать в районе Гудзонова залива, на границах колонии Нью-Йорк, в Акадии, на острове Ньюфаундленд и в Луизиане, сделал себе целое состояние путем грабежа и потерял в боях трех братьев. Как многие лидеры Новой Франции XVII в., д‘Ибервиль он был смелым, грубым, энергичным человеком и прожил недолгую жизнь. Его карьера вызывала в памяти жестокие времена Шамплена и Бребёфа, а его смерть совпала с концом этой эпохи. Даже в годы Войны за испанское наследство уже зарождался более мирный XVIII век.