В годы холодной войны у лидеров двух «сверхдержав» – США и СССР – сложилось устойчивое представление о крайней важности диалога Москвы и Вашингтона по предотвращению ядерной войны для выживания человечества. Однако после краха биполярного мира в американских правящих кругах возобладали иные настроения.
На протяжении 1990-х годов в американской политико-академической элите сложились устойчивые представления о необратимом упадке тех некогда могущественных советских стратегических ядерных сил (СЯС), которые Российская Федерация унаследовала от распавшегося Советского Союза. На рубеже 1990–2000-х годов военно-политическое руководство Соединённых Штатов было твёрдо уверено в том, что при любом сценарии российско-американского ядерного конфликта Россия потерпит поражение (об этом, в частности, свидетельствовали итоги командно-штабной игры, которая была проведена в Министерстве обороны США осенью 2005 г. и в которой Российская Федерация потерпела полное поражение в ходе ядерной войны с Америкой)26.
В общем, в США в это время считали, что их страна должна опасаться не столько стратегической мощи бывшего «противника № 1», сколько его стратегической слабости. «На рубеже веков в американских кругах испытывали неуверенность относительно способности российских властей эффективно контролировать колоссальный российский арсенал оружия массового уничтожения и средств его доставки. Особую обеспокоенность вызывала в США деградация российской системы раннего предупреждения… Американские политики и специалисты не исключали в то время, что данная ситуация может привести к ошибочному запуску российских стратегических ракет в ответ на несуществующее стратегическое нападение со стороны США»27.
А вот в России и после окончания холодной войны по-прежнему доминировали представления о том, что диалог между Москвой и Вашингтоном в стратегической ядерной сфере сохранил своё значение и в постбиполярном мире. Российское руководство полагало, что стратегический паритет сохранится – пусть даже уровень ядерного противостояния и понизится.
Не видя серьёзной угрозы со стороны российских СЯС, американский политический класс после окончания холодной войны рассматривал системы ПРО исключительно как способ противодействия «государствам-изгоям» и международным террористам. Как говорилось в «Обзоре ядерной политики» 2001 г., «Россия представляет собой лишь уменьшенную версию угрозы, исходящей от бывшего Советского Союза». Куда большую угрозу, по оценкам составителей Обзора, представляют rogue states вроде Северной Кореи, Ирака, Ирана, Сирии и Ливии. Предполагалось, что американская система ПРО сможет обеспечить надёжную защиту не только 50 штатов США, но и американских баз за рубежом, а также американских союзников от ракетного нападения28.
«Непосредственным следствием выхода США из Договора по ПРО стало развёртывание противоракет типа GBI, способных перехватывать стратегические боеголовки. Именно эти системы должны были стать, по замыслу официального Вашингтона, наряду с системами ПРО ТВД «ТХААД» (THAAD) и «Пэтриот» (Patriot) и системами ПРО морского базирования «Иджис» (Aegis), основой глобальной системы противоракетной обороны Соединённых Штатов. Особую озабоченность у российской стороны вызвали намерения разместить элементы американской системы ПРО в Европе»29.
Эти планы и намерения американской стороны в противоракетной сфере не случайно возникли практически одновременно с появлением новой формулировки понятия «Американская стратегическая ядерная триада». Как указывалось в «Обзоре ядерной политики США» 2001 г., «элементы новой ядерной триады должны в себя включать:
– стратегические наступательные вооружения, как ядерные, так и неядерные, системы командования и боевого управления;
– активную и пассивную системы стратегической обороны, включая системы управления ПРО и ПВО;
– научно-технический и индустриальный потенциал для разработки, производства и поддержания в боеготовом состоянии наступательных и оборонительных систем»30.
«Такое понимание стратегической триады предполагает наличие планов интегрированного применения стратегических наступательных (в том числе неядерных) и стратегических оборонительных вооружений с целью достижения победы при любом сценарии вооружённого конфликта. Следует отметить в этой связи, что на рубеже 1990–2000-х годов США и их союзники обладали огромным превосходством в высокоточных вооружениях большой дальности, способных вывести из строя незащищённые объекты стратегических ядерных сил (системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН), лёгкие надземные укрытия мобильных пусковых установок МБР, подводные лодки-ракетоносцы у пирсов и тяжёлые бомбардировщики на аэродромах, а также пункты связи и управления космическими аппаратами)»31.
Нет нужды лишний раз в этой связи говорить о том, что все эти американские попытки создать общенациональную систему ПРО, обеспечив при этом надёжную противоракетную оборону союзников США, в сочетании с вышеупомянутым пересмотром подходов к понятию «стратегическая триада», не могли не вызвать серьёзную озабоченность у Москвы. В России сложилось твёрдое убеждение, что Америка стремится к достижению стратегического превосходства, воспользовавшись слабостью Российской Федерации.
Следует отметить в этой связи, что неоднократные попытки российского руководства наладить конструктивный диалог по проблемам противоракетной обороны с Соединёнными Штатами и в 1990-е годы, и в «нулевые» закончились полным крахом.
Американские планы одновременного создания общенациональной системы ПРО и, в то же время, модернизации стратегических ядерных и неядерных сил не могли не вызвать у Москвы обоснованных подозрений относительно возможности появления у Соединённых Штатов потенциала первого, обезоруживающего удара. Неудивительно, что с начала «нулевых» годов российская сторона форсировала усилия по модернизации своих стратегических ядерных сил, чтобы не допустить подрыва сложившегося стратегического баланса. Разумеется, у российской программы модернизации стратегических ядерных сил были и иные причины. Многие российские стратегические системы, поступившие на вооружение ещё в 1970-е годы, морально и физически устарели, и в начале «нулевых» возникла необходимость их замены.
В любом случае, однако, практически все российские стратегические новации начала XXI века отличает одна общая особенность: эти новейшие стратегические системы создавались в расчёте на первый «контрсиловой» удар «потенциального противника» в лице США и необходимость прорыва высокоэффективной системы ПРО. К числу новейших российских стратегических ядерных систем, способных пережить первый обезоруживающий удар «потенциального противника» и в дальнейшем обеспечить прорыв его противоракетной обороны, относятся МБР типа «Ярс» (РС-24) мобильного базирования с разделяющейся головной частью (развёртывание началось в конце 2009 г.), а также БРПЛ типа «Булава» Р-30 с РГЧ ИН (принята на вооружение в 2012 г.). БРПЛ и МБР с мобильным стартом считаются гораздо более устойчивыми в случае внезапного контрсилового удара, чем ракетные системы шахтного базирования, и развёртывание таких систем должно было снизить заинтересованность «потенциального противника» в нанесении такого удара.
Другие новейшие российские стратегические ядерные системы, о которых президент России В.В. Путин объявил в своём послании Федеральному Собранию Российской Федерации 1 марта 2018 г., также должны были обеспечить прорыв неприятельской системы ПРО. В частности, в послании было сказано о МБР шахтного базирования РС-28 тяжёлого класса «Сармат».
«Сармат» несёт несколько ядерных боезарядов индивидуального наведения, в том числе гиперзвуковых, а также имеет системы прорыва противоракетной обороны противника. Благодаря большим энергетическим возможностям ракетный комплекс «Сармат» способен атаковать цели на территории США по самым неожиданным направлениям – как через Северный, так и через Южный полюс, и это, разумеется, затруднит действия американской ПРО по перехвату этих ракет. Кроме того, «Сармат» будет оснащён гиперзвуковым крылатым маневренным боевым блоком, что также крайне затрудняет его перехват средствами ПРО32.
В послании В.В. Путина было сказано и о других системах доставки ядерного оружия межконтинентальной дальности, которые обладают немалым потенциалом для преодоления вражеской противоракетной обороны. Президент в этой связи упомянул крылатую ракету с ядерной силовой установкой, которая в дальнейшем была названа «Буревестник» («низколетящая, малозаметная крылатая ракета, несущая ядерную боевую часть, с практически неограниченной дальностью, непредсказуемой траекторией полёта и возможностью обхода рубежей перехвата, является неуязвимой для всех существующих и перспективных систем как ПРО, так и ПВО»), и торпеду с атомным двигателем «Посейдон» («в России разработаны беспилотные подводные аппараты, способные двигаться на большой глубине… и на межконтинентальную дальность со скоростью, кратно превышающей скорость подводных лодок, самых современных торпед и всех видов, даже самых скоростных, надводных кораблей… Они обладают низкой шумностью, высокой маневренностью и практически неуязвимы для противника. Средств, которые могут им противостоять, на сегодняшний день в мире просто не существует. Беспилотные подводные аппараты могут быть оснащены как обычными, так и ядерными боеприпасами. Это позволит им поражать широкий спектр целей, в том числе авианосные группировки, береговые укрепления и инфраструктуру»)33.
Таким образом, мы видим, как в ХХI веке возникла угроза возобновления гонки вооружений: в ответ на американские попытки создать общенациональную систему ПРО появилось несколько российских стратегических систем, предназначенных для прорыва противоракетной обороны. Иными словами, начал свою работу такой встроенный механизм гонки вооружений, как «действие-противодействие». Возникла и реальная перспектива возобновления соревнования между стратегическими оборонительными и наступательными системами двух ядерных сверхдержав.
«Американскому руководству пришлось пересмотреть вышеприведённые представления о российском ядерном потенциале, в соответствии с которыми упадок стратегических ядерных сил России необратим, и то, что осталось от некогда впечатляющей советской ядерной мощи, может угрожать Соединённым Штатам лишь в том случае, если какие-то чувствительные российские ядерные ноу-хау окажутся у врагов Америки»34.
И если в американском «Обзоре ядерной политики» 2010 г. было констатировано «сокращение роли ядерных вооружений в стратегии национальной безопасности США»35, то в настоящее время от этих представлений американским правящим кругам пришлось отказаться. Как утверждалось в «Обзоре ядерной политики» 2018 г., «Россия стремится обеспечить реализацию своей стратегии и доктрины путём всеобъемлющей модернизации своего ядерного арсенала. Российская стратегическая ядерная модернизация позволила увеличить потенциал стратегических средств доставки, а также даёт России возможность быстро наращивать число развёрнутых боеголовок. Помимо модернизации унаследованных от Советского Союза ядерных систем, Россия разрабатывает и развёртывает новые ядерные боеголовки и пусковые установки. Эти усилия включают в себя многократную модернизацию для каждого элемента российской ядерной триады, включая стратегические бомбардировщики, ракеты морского базирования и наземные ракеты. Россия также разрабатывает по меньшей мере две новые системы межконтинентальной дальности – гиперзвуковой глиссадный аппарат и новую межконтинентальную автономную торпеду с ядерным вооружением и подводным двигателем»36.
В документе утверждается также, будто «Россия обладает значительными преимуществами в производстве ядерного оружия и в нестратегических ядерных силах перед США и союзниками. Она также создаёт большой, разнообразный и современный комплекс нестратегических систем, которые обладают двойным потенциалом (могут быть вооружены ядерным или обычным оружием). Эти системы театра военных действий и тактической дальности не подпадают под действие нового договора СНВ, и модернизация нестратегического ядерного оружия России увеличивает общее количество такого оружия в её арсенале, значительно улучшая возможности доставки»37.
При этом американская сторона склонна приписывать Москве агрессивные планы нанесения превентивных ядерных ударов в рамках якобы имеющейся у российского военно-политического руководства стратегии «эскалации ради деэскалации» («российская стратегия и доктрина подчёркивают потенциальное принудительное и военное применение ядерного оружия. Она ошибочно полагает, что угроза ядерной эскалации или фактическое первое применение ядерного оружия послужат “деэскалации” конфликта на выгодных для России условиях. Эти ошибочные представления увеличивают вероятность опасных просчётов и эскалации»)38.
Как полагают в Вашингтоне, Соединённые Штаты должны принять этот российский выбор и осуществить модернизацию своей стратегической ядерной триады.
Морской компонент стратегической ядерной триады.
Как говорится в «Обзоре ядерной политики», «программа создания ПЛАРБ типа «Колумбия» предусматривает строительство 12 подлодок этого класса на замену существующего флота ПЛАРБ типа «Огайо», и эта программа предназначена для обеспечения потребностей в атомных субмаринах на протяжении десятилетий. Первая ПЛАРБ класса «Колумбия» вступит в строй в 2031 г. На данных подлодках будет реализован ряд технологических новшеств и в то же время будет сохраняться гибкость для модернизации, чтобы гарантировать живучесть подводного флота». При этом БРПЛ класса «Трайдент-2» сохраняют достаточный потенциал для модернизации. Этими ракетами будут оснащаться и ПЛАРБ типа «Огайо», и идущие им на смену ПЛАРБ типа «Колумбия».
Наземный компонент стратегической ядерной триады.
Чтобы сохранить значение межконтинентальных баллистических ракет в стратегическом ядерном сдерживании, Соединённые Штаты должны начать в 2029 г. постепенную замену отслужившей свой срок системы «Минитмен-3» новейшей ракетой «Наземная система стратегического сдерживания» (Ground-Based Strategic Deterrent, GBSD). Предполагается развернуть 450 таких ракет вместо 400 «Минитменов»39.
Воздушный компонент стратегической ядерной триады.
«Соединённые Штаты будут поддерживать и модернизировать стратегические бомбардировщики B-52H и B-2A, чтобы обеспечить их эффективность в будущем, – говорится в «Обзоре-2018». Учитывая продолжающееся распространение и совершенствование средств ПВО противника и старение бомбардировщиков B-52H, B2A, а также крылатых ракет воздушного базирования, Соединённые Штаты инициировали программу разработки и развёртывания бомбардировщика следующего поколения – B-21 Raider. Этот бомбардировщик сначала дополнит, а в итоге заменит существующие компоненты обычных и ядерных бомбардировочных сил начиная с середины 2020-х годов». На замену же устаревшей крылатой ракете воздушного базирования типа «Томагавк» должна прийти современная крылатая ракета воздушного базирования типа «Противостояние на большой дистанции» (Long-Range Standoff, LRSO). В Министерстве обороны США считают, что программа LRSO сохранит в будущем способность американских бомбардировщиков поражать любые цели в любой точке Земли и преодолевать даже самую насыщенную систему ПВО40.
В Вашингтоне предполагают осуществить модернизацию и нестратегических ядерных вооружений и, в частности, заменить авиабомбы свободного падения типов B83-1 и В61-11 на бомбу В61-12, которая должна поступить на вооружение в 2020 г. Этими бомбами варьируемой мощности ядерного взрыва будут вооружаться как американские тяжёлые бомбардировщики, так и истребители-бомбардировщики.
Особо следует отметить, что в «Обзоре ядерной политики» 2018 г. говорится о разработке и создании ядерных боеголовок ограниченной мощности для БРПЛ, с тем чтобы, как говорится в Обзоре, «обеспечить оперативный вариант реагирования, способный пробить оборону противника. Это сравнительно недорогая и быстрореализуемая модификация существующих систем, которая поможет противостоять любому ошибочному восприятию… потенциала регионального сдерживания США»41. Нет нужды лишний раз говорить о том, что подобная «модификация» на деле повышает вероятность ядерной эскалации в ходе локального конфликта.
Оценивая «Обзор ядерной политики» 2018 г., видный российский эксперт в области ядерных вооружений В.И. Есин подчеркнул, что планы модернизации американского ядерного оружия, которые содержатся в Обзоре, «в целом базируются на тех установках, которые были прописаны в Ядерном обзоре-2010. Но при этом явный акцент сделан на разработку миниатюрных ядерных зарядов малой мощности для “облегчённой” боеголовки БРПЛ «Трайдент-2 (D5)» и перспективной КРМБ в ядерном оснащении, что не предусматривал Ядерный обзор-2010»42.
Как полагает В.И. Есин, «ядерные вооружения с подобными характеристиками явно задумываются как “оружие поля боя”, что объективно понижает порог его применения, хотя разработчики Ядерного обзора-2018 и пытаются доказать обратное»43. Дело в том, что удар, нанесённый с применением БРПЛ «Трайдент», пусть даже и в ходе локального конфликта, может быть воспринят как начало широкомасштабного стратегического ядерного нападения, и реакция другой ядерной державы (будь то Россия или КНР) может быть совершенно непредсказуемой.
В Вашингтоне утверждают, что эти планы использования боеголовок БРПЛ в ходе локальных конфликтов объясняются превосходством России (и Китая) в нестратегических ядерных вооружениях (по американским данным, по состоянию на 2019 г. у США имелось 230 ядерных боеголовок такого типа, а у России – 1820)44.
Обеспокоенность в связи с укреплением российских (и китайских) стратегических ядерных сил нашла своё отражение и в «Обзоре противоракетной обороны» 2019 г.: «Россия и Китай разрабатывают современные крылатые ракеты и гиперзвуковые ракетные комплексы, которые могут перемещаться с исключительной скоростью, с непредсказуемыми траекториями полёта, бросая вызов существующим оборонительным системам. Эти сложные реалии… должны приниматься во внимание при выработке политики, стратегии и наращивании возможностей США в области противоракетной обороны»45.
Как отмечается в документе, ответом на эти новые стратегические реалии должно стать развёртывание дополнительных 20 противоракет класса GBI на авиабазе «Форт-Грили» на Аляске к 2023 г.46 (подробнее о развитии американских систем ПРО говорится в главе 2). Опасным представляется и содержащееся в Обзоре положение о том, что в случае возникновения угрозы ракетного нападения со стороны «государств-изгоев» в каком-либо регионе планеты США могут пойти на нанесение превентивного удара по ракетным позициям потенциального противника47. Попытка нанести такой превентивный удар могла бы иметь совершенно непредсказуемые последствия, если бы системы предупреждения о ракетном нападении великой ядерной державы восприняли такую попытку за ракетное нападение на саму эту ядерную державу. Нельзя исключать, например, того, что американские попытки нанести превентивный удар по КНДР (с помощью баллистических или крылатых ракет) могут быть восприняты высшим военно-политическим руководством Российской Федерации и/или КНР как начало широкомасштабной американской агрессии против их стран – со всеми вытекающими последствиями.
Особо следует сказать о подходе американской стороны к российско-американскому диалогу по проблемам ядерного разоружения. Так, в «Обзоре ядерной политики» 2018 г. отмечалось, что «Соединённые Штаты и Россия в прошлом поддерживали стратегический диалог для управления ядерной конкуренцией и ядерными рисками. С учётом действий России, включая оккупацию Крыма, это конструктивное взаимодействие существенно сократилось»48.
Иными словами, Вашингтон обусловливает возобновление двусторонних переговоров по ядерному разоружению с региональными конфликтами, никак напрямую не связанными со стратегическим балансом. Хотелось бы отметить в этой связи, что в годы холодной войны даже в моменты обострения международной напряжённости и противостояния двух «сверхдержав» в различных регионах планеты советско-американские переговоры по контролю над ядерными вооружениями шли практически непрерывно: и в Москве, и в Вашингтоне отдавали себе отчёт в важности этого диалога49.
Таблица 1.1
Стратегические ядерные силы США (2019)
Другим примером неготовности американской стороны к конструктивному диалогу по разоруженческим проблемам стал выход Вашингтона из ДРСМД под предлогом «нарушения» российской стороной положений этого советско-американского договора 1987 г. «Такие шаги американской стороны, как введение санкций против российских компаний с тем, чтобы принудить Россию к решению проблемы ДРСМД на американских условиях, стали совершенно беспрецедентными. Даже в худшие годы холодной войны, когда также возникали разногласия относительно тех или иных разоруженческих договоренностей (таких как Договор по ПРО, ОСВ-2, Договор 1974 г. об ограничении подземных испытаний ядерного оружия и др.), стороны стремились решить эти проблемы в формате диалога, а не санкций и диктата»50.
Ярким примером такого деструктивного подхода, исключающего какой бы то ни было конструктивный диалог между США и Россией по контролю над вооружениями, является интервью газете «Вашингтон таймс» (The Washington Times) специального посланника президента Трампа по проблемам разоружения М. Биллингсли, который заявил, что он не понимает, почему российская сторона хочет продлить договор СНВ-3, и желает «понять, почему Россия так отчаянно хочет продления, мы хотим, чтобы русские объяснили нам, почему это в наших интересах». В этой связи американский чиновник отметил, что Соединённые Штаты не заинтересованы в «контроле над вооружениями просто ради контроля над вооружениями».
Конкретно, Биллингсли выдвинул два предварительных требования в адрес Москвы, без выполнения которых российско-американский разоруженческий диалог невозможен:
1. Пригласить Китай за стол переговоров, если только российская сторона рассчитывает на продление СНВ-3 в феврале 2021 г.;
2. Отказаться от новейших стратегических систем, о которых президент Путин заявил 1 марта 2018 г. «Мы просто не согласимся ни на какие условия, которые не будут включать в себя эти системы, – сказал он. – Они должны просто свернуть эти пять новых программ и забыть о них»51.
Комментируя это и тому подобные высказывания высокопоставленных американских должностных лиц по разоруженческим проблемам, заместитель министра иностранных дел С.А. Рябков, в частности, сказал: «Сигналы, в том числе публичные, поступающие из Вашингтона, оснований для особого оптимизма не дают. К сожалению, коллеги в Вашингтоне продолжают выставлять определённые условия для продолжения продуктивного диалога и в целом подают дело так, будто бы работа в области контроля над вооружениями нужнее России, чем США»52.
Российская сторона заняла твёрдую позицию и по вопросу о новых российских стратегических системах, и относительно американских требований «уговорить Китай». В то же время Москва пошла навстречу американскому предложению о «замораживании» российских и американских ядерных вооружений сроком на 1 год, т.е. на тот срок, на который предполагается продлить действие Договора СНВ-353. Хотя ответ американской стороны на эту российскую инициативу был внешне благоприятным54, Вашингтон требует раскрытия данных о российском арсенале ядерных боеголовок и мониторинга объектов по производству ядерного оружия в России. Такие американские требования исключают достижение договорённости по продлению Договора55.
Выход из этого тупика стал возможен только после прихода к власти президента Дж. Байдена в результате выборов 2020 г. В начале февраля 2021 г. Москва и Вашингтон смогли, наконец, достичь договоренности о продлении Договора СНВ-3 на следующие пять лет. Однако серьезные разногласия между Россией и Америкой относительно параметров нового соглашения об ограничении стратегических вооружений, которое должно прийти на смену СНВ-3, сохраняются.
Между тем кризис разоруженческого механизма совпал с возникновением угрозы начала нового раунда гонки ядерных вооружений. «После выхода из ДРСМД США смогут на законном основании разместить баллистические ракеты средней дальности в непосредственной близости от российской территории – в Польше и Прибалтике, откуда эти ракеты, разрабатываемые в настоящее время в Соединённых Штатах, будут обладать подлётным временем, исчисляемым минутами (а в случае Санкт-Петербурга, второй столицы России, – секундами). Американская сторона сможет развернуть свои баллистические ракеты средней дальности, способные достичь российской территории, и в АТР – на территории Южной Кореи и Японии. И дело даже не только в том, что России придётся тратить немалые средства на повышение живучести ядерных сил и совершенствование системы их боевого управления. Последствия американского нападения с применением ракет средней дальности для российского потенциала ответного удара могут быть крайне тяжёлыми»56.
К сожалению, российская сторона вынуждена учитывать и такую возможность. Ведь в настоящее время в Соединённых Штатах уже ведутся НИОКР по созданию крылатых и баллистических ракет средней дальности наземного старта. Бюджет Министерства обороны США на 2020 г. предусматривал выделение средств на разработку и испытания ракет такого типа57.
Неудивительно, что в «Основах государственной политики в области ядерного сдерживания», которую президент России утвердил 2 июня 2020 г., было особо подчёркнуто, что российская сторона может применить ядерное оружие при поступлении достоверной информации о старте баллистических ракет, атакующих территорию России и (или) её союзников58.
Данное положение «Основ государственной политики в области ядерного сдерживания», на наш взгляд, можно рассматривать как предупреждение американской стороне, которая в настоящее время осуществляет НИОКР по созданию баллистических ракет средней дальности. В то же время Москва предложила странам – членам НАТО ввести мораторий на развёртывание таких ракет в Европе, пытаясь найти выход из того кризиса в системе европейской безопасности, который возник после краха Договора по РСМД59.
Как полагает известный российский исследователь В.С. Кузнецов, реализация этой российской инициативы создаст определённые условия для продления Договора СНВ-3, а также позволит выиграть время для подготовки нового соглашения, в котором можно было бы определить более низкие уровни СНВ у сторон60. До сих пор, правда, никакого вразумительного ответа американской стороны на эту российскую инициативу не последовало.
Стремясь найти выход из сложившейся ситуации, президент России В.В. Путин предложил дополнить инициативу о моратории на развёртывании РСМД в Европе отказом от развертывания на европейской части территории страны ракет 9М729, которые, по мнению США и их союзников по НАТО, якобы имеют радиус действия свыше 500 км и тем самым относятся к системам средней и меньшей дальности61. Но и на это предложение Москвы ответа не последовало.
Свои озабоченности по поводу последствий возобновления российско-американской гонки вооружений высказывают и в Вашингтоне. Высокопоставленные представители администрации Трампа выражают озабоченность по поводу американского отставания в области гиперзвуковых систем. Так, Биллингсли указал на проблемы с испытаниями таких систем, в то время как гиперзвуковые боеголовки уже размещаются на российских МБР62.
Таким образом, можно констатировать, что в настоящее время возникла реальная угроза возобновления российско-американской ядерной гонки, – и всё это происходит на фоне развала механизма контроля над вооружениями. Что ещё хуже, сложившийся в российско-американских отношениях политико-идеологический климат создаёт серьёзные препятствия на пути восстановления этого механизма. А ведь именно диалог между Москвой и Вашингтоном по проблемам стратегической стабильности был очень важным сдерживающим фактором в период холодной войны между США и СССР (конец 1940-х – конец 1980-х годов).
«Разумеется, имеются и иные отличия между той гонкой вооружений, которая была при первой холодной войне, от того, что мы видим в настоящее время. Биполярного мира больше нет, и это обстоятельство не может не сказываться на ядерной стратегии великих держав. Так, в последние годы Китай добился серьёзных успехов в количественном росте и качественном совершенствовании своих ракетных систем меньшей и средней дальности. И если в момент подписания советско-американского Договора по РСМД Москва и Вашингтон могли себе позволить не принимать во внимание ракетный потенциал КНР, то сейчас обстоятельства изменились самым радикальным образом. В настоящее время общее количество ракетных систем (баллистических и крылатых) промежуточной и средней дальности на вооружении Народно-освободительной армии Китая (НОАК) составляет, по американским оценкам, до 1 тыс. единиц. При этом в последние годы китайцы сумели добиться существенного повышения точности этих ракет, а также успехов в разработке гиперзвукового оружия»63.
Успехи КНР в разработке новейших ракетных систем, которые имеют техническую возможность нанести удар как по территории американских союзников в Азиатско-Тихоокеанском регионе (Япония, Южная Корея, Тайвань, Филиппины, Австралия), так и по американским военным объектам в АТР, не могут не вызывать озабоченности военно-политического руководства Соединённых Штатов. Как полагают в Вашингтоне, именно это обстоятельство заставило администрацию Трампа пойти на выход из Договора по РСМД64.
Нельзя не отметить и тот факт, что гонка ядерных вооружений возобновилась в XXI столетии в условиях технологического прорыва в сфере высокоточного обычного оружия (ВТО). В настоящее время конвенциональные высокоточные боеприпасы большой дальности могут в ряде случаев выполнять те задачи, которые ещё 40–50 лет тому назад могли выполнить только ядерные боезаряды, и это обстоятельство, разумеется, не может не влиять на состояние стратегического баланса в мире.