Константин Костромин
В тебе
Эпизод 6
Кирилл открыл глаза и потянулся с блаженной улыбкой. Вечером перед сном он прочитал в общем чате класса, что первый урок отменён из-за болезни учителя, поэтому поставил будильник на восемь утра, рассчитывая поспать чуть подольше, но привычка распорядилась временем иначе, и Кирилл проснулся раньше планируемого. Вечер, проведённый накануне в компании Светланы Петровны и её дочурок, имел явные эмоциональные последствия: ночью ему приснился дом где-то на окраине города и счастливое семейство с ним самим во главе. Глядя в потолок сквозь пелену остатков сна, он вспоминал мимолётные мгновения эфемерного счастья.
Хорошо одетый и значительно повзрослевший Кирилл с умиротворённым видом сидел на скамье вблизи трёхэтажного частного дома. Он чувствовал, как счастье растаскивает его улыбку по разным углам, как реки пульсирующей в блаженстве крови курсируют по телу, как в нём жизнедействует целый мир – восхитительный набор из соответствий всем его идеалам.
За небольшим прудом неподалёку расположилось бесчисленное количество деревьев, многие из которых под присмотром ветра заигрывали кронами с небосводом. Другие, склонившись, почтенно касались земли, отдавая дань корням. Стая птиц над крышей дома напоминала огромного карикатурного орла, желающего проглотить соразмерного его аппетиту медведя. Где-то позади себя Кирилл услышал протяжное мяуканье. Он обернулся и увидел маленького чёрного котёнка, карабкающегося по яблоне в надежде поймать хотя бы одну бабочку из пяти, порхающих среди зелени.
– Папа, папа! – одновременно с хлопком двери послышался детский голосочек.
– Алла?! – Кирилл вытаращился на хорошо знакомую ему девочку.
– Конечно, Алла – ты чего, забыл?!
Девочка подбежала вплотную и схватила крохотными ладошками по одному его указательному пальцу.
– Пап, я хочу полетать и зачерпнуть немного неба. Ты купил мне воздушных шариков? Мама говорит, что такие вопросы задавать только тебе!
– А зачем нам они, когда у нас есть воздушный шар?
Кирилл указал пальцем куда-то поверх деревьев, и ровно в то же мгновенье там появился огромный красный покоритель небес со спускающимся к земле тросом.
– Устроит тебя такой вариант? – добродушно спросил он и с довольным видом провёл рукой по заросшему щетиной подбородку.
– О-бал-деть! – девочка застыла в исступлении с открытым ртом, её руки невольно отпустили отцовские пальцы и плюхнулись на подол белого платья. – Это должна увидеть Яна! Она же просто упадёт в обморок от счастья! – Алла унеслась обратно в дом.
Открылась створка окна на первом этаже, и на свободу вырвались запахи приготовленной еды, следом показалось красивое женское лицо.
Женщина вытерла руки о полотенце и, поправив оправу очков, прокричала:
– Милый!.. Милый, завтрак готов!
Кирилл, всё ещё ощущая прикосновения маленьких цепких ручонок на своих пальцах, повернул голову. В эту секунду он походил на удивлённую Аллу, словно увидел в окне разрастающийся воздушный шар.
– Светлана Петровна?! Это вы?
– Да вроде я… – женщина с таким же удивлением посмотрела на него. – Только почему Петровна? Ты там себе кого-то помоложе нашёл и тонко мне намекаешь на это?
– О, нет! Что вы… что ты! Просто это звучит как-то особенно прекрасно поутру.
– Ну не знаю, думается мне, кто-то передышал свежим воздухом, – улыбнулась она и перед тем, как закрыть окно, добавила: – Мы тебя ждём за столом!
Не веря такому счастью, Кирилл ступил на красиво уложенную брусчатку и устремился навстречу семейной идиллии…
Идти дальше по исчезающему следу ночных мечтаний помешал проснувшийся за стенкой телевизор. Сознание разорвало на куски дивность прежней картинки и начало в красках рисовать бесформенный образ отца в засаленной майке, с огромным пузом и заляпанными жиром пальцами. Тот что-то бубнил за стенкой, и Кирилл отчётливо видел в своём воображении, как капли слюны повисают на неравномерно растущих отцовских усах. Парень с особой силой прижимал руки к ушам в попытке ухватиться за остатки ускользающих грёз, но это было бесполезно. Он несколько раз ударил себя по щекам, выбивая отца из головы, но вместо желаемого результата всё окончательно смешалось в единой каше разочарования.
Ему пришлось снова вернуться в себя и в родную комнату с цветами увядшей окраски на обоях – в жестокий мир своего бытия.
Кирилл достал из-под кровати смартфон и начал листать социальные сети в поисках новой информации, касающейся самого страстного его увлечения – химии. Глаза уже адаптировались к повреждениям на экране и на пару с мозгом дорисовывали спрятанные за трещинами недостающие части изображений. С особым воодушевлением он просматривал паблики, описывающие различные химические опыты, и следил за научными открытиями в этой же области. Попутно в ленте попадались лица одноклассников, вызывая череду неблагоприятных эмоциональных всплесков. Он быстренько пролистывал их публикации, стараясь не акцентировать на этом внимание.
В шторке уведомлений смартфона всплыло новое сообщение, имя отправителя – Урод. Кирилл недовольно провёл пальцем по изображению цифрового конверта.
«Мы ждём подарок сегодня…»
Урод. Так Кирилл записал в телефонной книге Андрея Крылова – застрявшую где-то под ногтем занозу, которая с каждым днём впивалась всё глубже, стремясь познать истинные границы чужой боли. «Шапка-невидимка» недолго продержалась на голове после смерти матери, и спустя непродолжительное время всё вернулось на круги своя. Как ни стремился Кирилл следовать полученным знаниям из области психологии, он не ощущал способности решать сложные ситуации в свою пользу и находить в них положительные моменты. А негативное доминирование отца лишь укрепляло страхи перед грубой силой за пределами дома.
В восемь сорок Кирилл стоял у небольшого киоска в своём районе, сгорая от стыда перед самим собой из-за того, что деньги, подаренные Светланой Петровной, он готов потратить на обнаглевших подонков. Он постучал в залепленное этикетками от жевательных резинок стекло. Из окошка показалось женское лицо с неровно накрашенными губами.
– Можно мне вон ту пачку сигарет с синей рубашкой? – Кирилл постарался максимально напрячь тонкий голос, дабы накинуть себе пару лет в глазах продавщицы.
Женщина чуть пригнулась и начала водить опытным взглядом по моложавому покупателю.
– Мальчик, тебе сколько годков-то? Паспорт есть с собой?
Кирилл пытался выкрутиться из ожидаемой проблемы и ответил заготовленной фразой:
– Рубеж восемнадцати лет успешно преодолён. Паспорта, к сожалению, с собой нет. Всегда боюсь потерять его в университете.
– Языком чешешь красиво, но без паспорта сигареты не продам – слишком мелковат внешне, чтобы поверить на слово… Хотя и акселератов нынче полно – в шестнадцать лет с бородой до пупа ходят!
– У меня сегодня зачёт по высшей математике, а это моё самое слабое место. Препод на меня точит зуб, а для меня важно иметь минимум четвёрку по итогам семестра – стипендия нужна как воздух. Сигареты помогают успокоить центральную нервную систему и сосредоточиться на знаниях, а не на волнении. Как назло, именно сегодня закончилась пачка, – Кирилл пошёл в атаку, будто это был последний бой в жизни и ему уже нечего терять.
– Там сзади тебя нет никого?
Кирилл покрутил головой по сторонам и сказал:
– Никого.
– Ну тогда слушай… Муж у меня на заводе не получает зарплату уже два месяца. Помимо маленького сына нам приходится содержать его недееспособную мать. Денег не хватает свести концы с концами, а ты тут со своей душераздирающей историей – я чуть не прослезилась, ага! Твои возрастные сложности мне абсолютно до лампочки, а проблемы из-за тебя и подавно не нужны. Ты или неси паспорт, или уноси ноги куда подальше.
На этот случай никаких дежурных фраз заготовлено не было, и Кирилл откровенно завис. Он всматривался в половину женского лица, которая была скрыта под тенью, пытаясь состряпать какой-то ответ. Но лучшее, что он смог сделать, – просто уйти. Продавщица захлопнула окно киоска.
Остальные попытки приобретения табачных изделий в других местах также оказались безуспешны. От очередного уличного ларька он понуро плёлся в сторону школы, готовясь к встрече с заклятым школьным врагом.
«Не так страшен чёрт, как его малюют!» – несколько раз повторил Кирилл старую русскую пословицу, чтобы немного успокоиться.
Он прекрасно понимал, что именно страх в ожидании предстоящей проблемы может нанести куда больший вред, нежели сама проблема. В унисон мыслям на горизонте появился Андрей с двумя дружками. Они передавали друг другу одну сигарету и с жаждой наживы в глазах караулили Кирилла около облюбованного ими места сборищ.
– Давай-ка отойдём, – скривив рот с сигаретой в зубах, начал Андрей. – Здесь слишком хороший обзор для лишних глаз.
Кирилл посмотрел по сторонам. Действительно, было людно. Ощущение мнимой безопасности так же быстро исчезало, как растворялись люди за стенами гудящей кирпичной постройки.
Андрей передал сигарету одному из своих услужливых подпевал и, преисполненный чувством вседозволенности, пренебрежительно спросил:
– Ну что, бизнесмен, принёс курево для нуждающихся?
За годы травли и притеснений Кирилл уже потерял счёт встречам такого рода и, казалось бы, должен был давно адаптироваться, но люди быстро привыкают к хорошему, к плохому же привыкнуть невозможно.
– Не совсем, – Кирилл смотрел куда-то сквозь Андрея, дорисовывая скрытый от глаз детский садик за оголившимися ветвями невысокого кустарника. – Я п-п-пытался… – он будто вспоминал алфавит, сродни ребёнку из «Жёлтой пчёлки» напротив. – Но мне… мне не продали из-за возраста. Может быть, перенесём всё на завтра?
«Что ты бормочешь, осёл? – пробивалось откуда-то из глубины. – Просто скажи, что не собираешься ничего им отдавать. Просто скажи это, развернись и свали. Всё!»
Андрей посмотрел на падающие искры последней догорающей сигареты в руках приятеля. В отражении маленькой лужи, которая молчаливо поглотила пепел, он увидел вытянутый худосочный подбородок Кирилла.
– Что значит завтра, когда надо было сегодня? Нам весь день ходить побираться теперь? А? – он многозначительно поправил ворот дорогой кожаной куртки. – Значит, так. Давай бабло в двойном эквиваленте – рублей двухсот пятидесяти будет достаточно за сегодняшний промах. Да, парни?!
– А то! – дружно поддержали его две заискивающие морды.
«И ты готов это терпеть? Может быть, рабом ещё заделаешься? – внутренний голос продолжал терроризировать Кирилла своими речёвками. – Лучше сгинуть на плахе, чем быть таким ничтожеством!»
– Да ты… ты вконец охренел?! – из-под длинной чёлки Кирилла было заметно, как сгустились межбровные тучи.
– О-о-о, смотрите, как наш смельчак-то заговорил! – Андрей одарил гнусавой усмешкой верных псов, а затем приблизился к своей дойной корове на расстояние вытянутой руки. – Слушай сюда, ты договорённость нарушил? Нарушил!..
Он резко замолк, вглядываясь в женщину за углом будки. Та проходила мимо и остановилась с возмущением во взгляде, среагировав на агрессивно-громкий голос Андрея.
«Чё надо?!» – дёрнул головой и бровями Андрей, невербально отправляя её восвояси.
Женщина цокнула и неодобрительно покачала головой – и с этим протестом бесследно исчезла. Глаза Андрея триумфально сверкнули в знак победы над ещё одной никчёмностью. Он снова принялся за Кирилла.
– Даже если ты компенсируешь одну пачку сигарет деньгами сейчас, то нам придётся идти в магазин и потратить своё драгоценное время. Ты же бизнесмен и прекрасно должен понимать, что время – деньги. Это будет тебе уроком на будущее.
Кирилл готов был отбросить холостую отвагу, ощущая натиск привычной боязливости, и вымолвить покорное «да», но пресёк податливый порыв резким вдохом. Один кратковременный пшик кислорода не смог справиться с нарастающим ощущением страха, ненависти и какого-то юношеского бессилия перед превратностью судьбы. Следующий вдох был глубоким – тщетно. Пульсирующие вены отчаянно сдерживали попытку кипящей крови вырваться сквозь кожу наружу, словно наполненная жизнью река хотела прорваться к глотке недруга и утопить его в смерти.
Он мог стерпеть словесные издёвки, подножки, тычки и подзатыльники – это стало привычной частью его существования, как бы печально это ни звучало. Но сейчас, впервые за всё время, самая настоящая угроза жизни окатила чернотой его светлое нутро.
«Кормить их, а самому побираться вблизи мусорных баков?! Этого я хочу?!»
От напряжения один из капилляров на правом глазу Кирилла лопнул, и по белому озеру склеры растеклось красное пятно гнева. Голос обычно мямлящего в таких ситуациях паренька зазвучал куда более жёстко.
– Никаких двойных тарифов! Никаких тарифов вовсе! Никаких тебе денег – ни сегодня, ни завтра, никогда!
Страсти закипели по-настоящему. Один из прихлебателей бросил окурок в лужу – и отражение Кирилла в ней накрыло разбегающейся по кругу рябью. Надменность Андрея обратилась в неистовую ярость – с опущенным забралом он бросился на щуплого, осунувшегося от недоедания Кирилла и двумя руками толкнул того в грудь.
– Ты решил по-плохому, очкарик?! – слова злопыхателя налетели на отчаянно пытавшуюся балансировать на ногах жертву.
Кирилл сумел бы удержать равновесие, если бы не предательская яма в разбитом асфальте. Он грохнулся на спину в грязную жижу, в ладони впился щебень. Кирилл посмотрел на себя: одежда и руки были в грязи. Обида и злость достигли наивысшей точки. Над ним возвышались трое – страх возвеличил их до ранга исполинов; те кичливо смотрели на него сверху и поочерёдно смачными плевками метили территорию.
Несмотря на неравные силы и ужас, гуляющий по жилам, инстинкт самосохранения внутри Кирилла впервые в жизни отключился напрочь. Сжав грязные кулаки, он быстро вскочил на ноги. Не помня себя, ринулся на своего мучителя и размашистым ударом прошёлся по его лицу. Пренебрегая всеми условностями правильной бойцовской техники, Кирилл вложил в этот отчаянный порыв копившуюся годами ненависть. Не ожидавшего такого поворота Андрея накрыла волна боли, сопровождаемая еле слышным хрустом в области челюсти, и он, покачнувшись и просеменив пару шагов назад, распластался на земле. За четыре учебных года никто не рискнул взять его даже за грудки, не говоря уже о чём-то большем, он уповал на свою неприкосновенность и поплатился за это сломанной челюстью – тренировки по боксу под руководством одного из его телохранителей впрок не пошли.
Кирилл сморщился от смещения костяшек в правой руке и выпалил что-то непристойное от боли. В то же мгновение два цепных пса Андрея с боевым кличем «Гаси его!» набросились на хилого паренька.
Кирилл чудом смог увернуться от первого удара рукой, но второй пришёлся точно в нос. Парень ударился затылком о кирпичную стену трансформаторной будки – очки тотчас слетели, а затем хрустнули под ногами одного из обидчиков. Пронзающий звон в голове вкупе с резкой болью стали непреодолимым препятствием для привычной ориентации в пространстве. Он несколько раз отмахнулся, но это больше походило на попытки слепого попасть по мишени. У Кирилла попросту не было шансов в этом сражении. Капли крови разлетались в разные стороны, неприглядная картина сопровождалась пропитанными болью стонами. Он снова оказался лежащим в грязи и уже не мог сопротивляться – лишь закрывал руками голову в позе эмбриона. Портфель стал случайным защитником, спасая спину от ожесточённых пинков, но оставшееся без прикрытия тело впитывало удары ногами, как губка. С особым рвением, будто зверя выпустили из клетки, к физической расправе подключился Андрей. Толстая подошва его лоферов способствовала рождению самых красочных гематом на теле Кирилла. Эти несколько минут показались вечностью. Оплеухи отца были детской шалостью на фоне ударов сверстников. В какой-то момент в глазах у Кирилла помутнело и мозг дал сбой, отказываясь воспринимать действительность.
– Валим отсюда! – крикнул один из парней, и троица уже сверкала пятками, покидая место расправы.
Тонкий алый ручеёк неторопливо сочился из уголка губ с правой стороны. Плохо понимая происходящее, Кирилл сплюнул кровавый сгусток. Его взгляд был направлен на проглядывающий через голые кустарники сетчатый железный забор и жёлтое здание детского садика. Глаза воспринимали всё это как одноцветную жижу. Оглушающий гул в голове звучал как саундтрек к новому восприятию мира. Где-то очень близко зазвучали голоса людей. Кирилл прислонился к холодной стене и кровавой улыбкой отпраздновал своё победоносное поражение.
Эпизод 7
Правым предплечьем Кирилл чувствовал лёгкий ветерок – в щель старого окна в больничной палате просачивался ноябрь. Он держал в руке учебник химии и с третьего этажа смотрел на проезжую часть, представляя разобранный на молекулы мир. Сегодня был седьмой и последний день его пребывания в медицинском учреждении; врач разрешил остаться ещё на несколько дней, но парень ответил однозначным отказом. Кирилл заметно отдохнул в местной травматологии, которая благодаря размеренности и повторяемости ежедневных событий показалась ему курортом. Никакого мешающего спать телевизора, а крики поступающих больных были слышны в основном днём и быстро смолкали под действием обезболивающего; витающий вокруг запах гипса после отцовского перегара мог с лёгкостью сойти за головокружительный аромат лаванды с заигрывающими нотками цитрусов; безразличие людей вокруг можно было назвать приветливостью в сравнении с презрительным отношением сверстников в школе. Несмотря на здешнюю атмосферу душевного покоя, Кириллу не хотелось отставать от школьной программы и упускать возможность позаниматься со Светланой Петровной, тем более что он был переполнен гордостью за проявленную дерзость. Цена оказалась приемлемой – сотрясение головного мозга первой степени, сломанный нос без смещения и множественные ушибы.
Отец отказался ехать на другой конец города, сославшись на плохое самочувствие, и единственным посетителем была учительница химии. Кирилл с воодушевлением вспоминал их разговор, состоявшийся на второй день его уютного заключения.
– Да как он посмел?! – негодовала Светлана Петровна по поводу Крылова. – Я закрывала глаза на его неуспеваемость по моему предмету, слушая наставления директрисы, но теперь… теперь в аттестате его ждёт заслуженная двойка!
– Светлана Петровна, вы даже на Воронина так не злились, когда он срывал уроки. Но не стоит этого делать, прошу! Вы же знаете, кто его отец…
До этого Кирилл честно рассказал добросердечной учительнице и о случившемся за трансформаторной будкой, и о разговоре с участковым.
Молодой, хитроглазый полицейский побывал у него вчера, ближе к вечеру, чтобы подтвердить первые показания Кирилла, данные им в школьном медпункте. Слушая парня, участковый косо на него поглядывал и всё твердил: «Ты, наверно, сильно ударился. Андрей Крылов в день полученных тобой травм не появлялся в школе – он вместе с родственниками отправился на похороны дяди в другой город. Если у тебя с ним есть какие-то личные счёты, то скажу прямо: попытка втянуть его в эту историю не удалась. За дачу заведомо ложных показаний в твоём возрасте тебе ничто не грозит, но лучше оставь эту глупую затею подобру-поздорову… Двое других парней признали вину».
Парень не мог не признаться себе, что ему приятно возмущение учительницы, но всё же он не хотел стать причиной её проблем.
– Светлана Петровна, нет никакого смысла подвергать себя опасности, раз доблестная полиция разводит руками. Кто знает, чем для вас и для девочек это может закончиться… – искренне беспокоился он.
Распаляемая чувством справедливости, Светлана Петровна до последнего сопротивлялась, но здравый смысл всё-таки внял резонному замечанию её любимого ученика.
На пятый день женщина пришла с другим настроением и решила подбодрить парня хорошей новостью.
– С момента твоего ухода от нас тем вечером Алла мне все уши прожужжала о мёрзнущем на улице котёнке. Она прониклась твоим желанием помочь… И эти наполненные сочувствием детские глаза… – Светлана Петровна смотрела куда-то сквозь Кирилла, вспоминая взгляд дочурки. – Она со всей серьёзностью решила завершить начатое тобой доброе дело и убедила меня приютить котёнка на ночь. Ну, как ты и сам, наверно, понимаешь, это была лишь первая часть плана маленького манипулятора. На следующий день после школы она сидела в зале, поглаживала котёнка и громко приговаривала: «Эх, как жаль тебя, малыш! Мама сегодня выбросит тебя на улицу… Нет, ты не думай, мама у меня хорошая, просто ей и так непросто со мной и Яной. А ведь она могла бы попробовать найти для тебя дом…» И что ты думаешь?! – Светлана Петровна рассмеялась. – Мне пришлось обзвонить нескольких подруг и слёзно попросить забрать этот маленький комочек шерсти. До одной из них мне удалось достучаться – убедили мои слова о его примерном поведении. Ты представляешь, мы постелили ему газету в прихожей, и он ходил в туалет только туда! Подруга, правда, сначала согласилась на испытательный срок, но уже вчера вечером позвонила мне и заявила, что он просто чудо и никому она это чудо не отдаст!
В день выписки за копошащимся в своей тумбочке Кириллом наблюдал прикованный к кровати взрослый мужчина со сломанной ногой. Тяжело вздыхая от ноющей боли, он отложил журнал и обратился к парню:
– Счастливый – выписываешься… Эх, мне бы твою жизнь сейчас…
Мужчина снова вздохнул. Кирилл закинул в портфель немногочисленные вещи и поднял голову.
– Мне жаль, что с вами приключилась такая беда, но зря вы так наговариваете на свою жизнь, – он направился к выходу и перед самой дверью развернулся. – Лучше наслаждайтесь тем, что у вас есть, чем пытаться примерить на себя то, что вас вряд ли обрадует.
– Да что ты знаешь о жизни, молокосос?! – вскрикнул мужчина, разбудив спящего рядом соседа по палате. – Не приведи господь тебе оказаться на моём месте!
– Простите… не хотел вас обидеть. Всего доброго вам и здоровья.
Кирилл шёл по длинному коридору и корил себя за бестактность. С гадким ощущением на душе он спустился на первый этаж и оказался в холле больницы. В гардеробе его встретила старушка, которая после предъявления документов о выписке подала юноше куртку и пакет с личными вещами. Кирилл внимательно смотрел на её обвисшее лицо и трясущиеся руки. Невольно проникая в глубь старческих морщин, он читал в её образе боль прошлых и настоящих дней: «Добрые и печальные глаза, но совсем уже неживые. Возможно, её существование – кирпич для чьей-то жизни, может быть, для безалаберных детей, которые погрязли в свойственных человеку проблемах. А может, у неё и вовсе никого нет и она проживает оставшееся ей время с мыслями об упущенных шансах. Как по мне, самое страшное – превратиться в безжизненный винтик, наделённый способностью чувствовать…»
Ему оставалось лишь с благодарностью улыбнуться старушке и мысленно преклониться перед её опытом. Он накинул куртку, переодел обувь и направился к массивным облезшим дверям.
Выйдя на улицу, Кирилл сжался в ветхой одёжке и последовал в сторону остановки. Правый бок всё ещё ныл, пусть и не так сильно, и каждый шаг требовал напряжения сил. Через пятнадцать минут он оказался на остановке общественного транспорта. От холода тело покрылось гусиной кожей, и, чтобы согреться, парень поглубже засунул руки в карманы и осторожно переминался с ноги на ногу, стараясь беречь пострадавшее тело. Перед ним стояли две разодетые девушки лет двадцати – он без особого рвения стал свидетелем их разговора.
– С Женькой-то всё понятно – тот ещё фрукт, а с Матвеем что? – говорила одна.
– Ты представляешь, Матвей вчера вечером завалился ко мне с целой охапкой роз! Я прям на лестничной площадке в осадок выпала! – отвечала другая.
– Ого! И чем закончился вечер? Диким сексом под винным соусом?
– В автобусе расскажу.
Две подружки за увлекательным разговором не замечали никого вокруг. Очередной автобус проглотил милых созданий и увёз в неизвестность. Кирилл заинтересованно посмотрел им вслед, так и не услышав ответа на главный вопрос.
Через считаные минуты он сам оказался в задней части рейсовой теловозки. Изрядно замёрзший, протиснулся между двух дам среднего возраста в тёплых одеждах, пытаясь позаимствовать максимум их тепла. Через две остановки женщины сменились другими участниками автобусной толкучки. Кирилл наслаждался плотным скоплением людей: он чувствовал себя одной большой окоченевшей рукой, которая норовила залезть в тёплые варежки, сотканные из человеческих тел.
Путь до дома оказался мучительно долгим. В грязном окне наконец показались очертания родной пятиэтажки. Приятный мужской голос из динамиков оповестил о нужной остановке. Двери распахнулись, приглашая юношу ступить на знакомую землю.
Кирилл вышел из автобуса, но вместо того, чтобы рвануть к своему родовому гнезду, спрятался под железным навесом среди покорно ждущих людей.
Вдали голые деревья сливались с угрюмой пятиэтажкой в одно серое пятно – Кирилл всё ещё не мог привыкнуть смотреть на мир без своих павших в бою очков. Опершись на усыпанное объявлениями холодное стекло, он вновь оказался в царстве раздумий.
«А дом ли это… Плюсовая температура внутри комнат, но сущий холод внутри меня. Крики вечно орущего в дуэте с телевизором отца я могу заглушить берушами. Но вот бы мне ещё какие-нибудь затычки для чувств. Чтобы ощущать себя живым, мне нужны лишь мой ноутбук для учёбы, стол для опытов, немного еды и тёплое одеяло. Учёба и новые знания – вот то, ради чего я живу, за что я держусь в этом мире. Еще недавно в этом списке была мама с её теплом, но она навечно его покинула. У большинства моих сверстников такой список куда больше: звонкий смех сестры, задорные братские пререкания, радостный собачий лай и, в конце концов, правильные наставления нормального отца.
Я мог бы арендовать маленький закуток в какой-нибудь старой замызганной хибаре, перенести туда всё моё добро вместе с маминой фотографией и чувствовать себя дома. Значит, мой дом определяют вещи, а не люди… В голове вечно всплывает мамин борщ – такого же мутного цвета, как и наше с ней существование. Это ведь был суп усталой и несчастливой женщины – через каждый неаккуратно нарезанный кубик овощных ингредиентов сквозила её угасающая жизненная энергия. Чёрт возьми, я же чувствовал это! Но постоянно находил какие-то отговорки вопящему внутреннему голосу. Всё это казалось бредовым отражением юной несмышлёности: будто собственные проблемы эхом отдаются во внешнем мире. Но что я мог? Что?! Сидя однажды на кухне, бросить ложку на пол и крикнуть „Мам, давай всё бросим и начнём сначала! Переберёмся в другое место и начнём новую жизнь!“? Она бы просто посмотрела на меня усталым взглядом и, чуть улыбнувшись, ответила: „Ты чего, Кирюш? Доедай суп. Может быть, завтра поговорим? Я так вымоталась сегодня…“ Затем посмотрела бы в сторону прихожей и чуть более тихим голосом добавила: „И не кричи больше, не зли отца“. В этом и заключается моя цель на сегодня: продолжать не злить отца и удовлетворять его потребности.
Да это не дом вовсе, а место временного заключения; мне нужно просто продержаться до следующего учебного года и перебраться в общежитие при каком-нибудь колледже».
Эта ясная, ничем не прикрытая правда, всплывающая в мыслях, растекалась подавленностью по стенкам сознания. Не замечая никого вокруг, Кирилл добрался до подъезда и неспешно преодолел сорок шесть ступеней. Дверь в квартиру оказалась открытой. Он медленно перешагнул порог. В нос ударил знакомый запах перегара, но уже вперемешку с нотками дешёвых женских духов. Телевизор звучал на средней громкости, на полу небрежно валялись потёртые женские ботинки в куче с отцовской обувью. Кирилл смекнул, в чём дело, и пронёсшаяся в голове картина вызвала отвращение.
Он постарался как можно громче оповестить всех о своём присутствии в квартире:
– Пап, ты дома? Я вернулся.
К шуму телевизора примкнули человеческие шебуршания. Парень несколько раз топнул ботинками о грязный коврик и начал неторопливо разуваться. Через минуту из зала вывалилось пузатое существо в фирменной майке и замызганном трико; с привычным Кириллу видом диссонировало выбритое лицо отца, но от него по-прежнему едко разило скисшим спиртом.
– Какого ты так рано? Врач же по телефону говорил мне про месяц! – недовольным взглядом отец оценивал покрытое ссадинами лицо сына и повязку на носу.
– Мне он говорил про неделю или чуть больше того, – с осторожностью ответил Кирилл.
– Напокупают себе дипломов, а потом месяц от недели отличить не могут! – Олег Иванович упёрся рукой в стену и принял серьёзный вид. – У меня есть для тебя важная новость.
Кирилл на несколько секунд отключился от происходящего и невольно стал прокручивать возможные варианты известия, которое вот-вот будет озвучено: «Я раскошелился на тест ДНК. Ты не мой сын. Надевай ботинки и проваливай!», «Вчера пришли мои анализы: мне нужен донор, и лишь твоя печень мне подойдёт!», «Я взял кредит под залог квартиры, и твоё наследство теперь принадлежит банку».
– Эй, алло! Ты чё там завис? – Олег Иванович щёлкал пальцами перед лицом мальца. – Я говорю, с нами будет жить моя женщина! – он повернул голову. – Марина, иди сюда!
В коридоре появилась женщина лет пятидесяти с родинкой в форме груши на щеке. Вид у неё был, мягко говоря, помятый, пара потускневших тёмных прядей волос свисали над опухшим лицом. Облачённая в сетчатую тунику, которая едва скрывала узкие бёдра, она походила на старую куколку в коконе. Непомерно огромный вырез открывал оголённую и обвисшую грудь. Трусов на ней не было, или они, как хамелеоны, притаились в лучах тусклой лампочки. От всей этой уродливой и нарочито грубой вульгарности юному пареньку захотелось закрыть глаза.
– Разрешите представиться: Марина Анатольевна, – женщина улыбнулась, обнажив две тёмные пещерки в пожелтевших зубных рядах, и протянула руку к губам Кирилла; кожа на тыльной стороне руки была заметно воспалена.
– Очень приятно. Кирилл, – несколькими пальцами юноша отстранённо обхватил руку, обозначив рукопожатие, и принялся раздеваться.
Из-за выказанного пренебрежения к его новой пассии Олег Иванович вспылил и добавил басов:
– Тебя совсем не учили манерам в твоей долбаной школе? Руку дамы нужно поцеловать при знакомстве!
«Ты руки её видел?! На них живого места нет!» – полыхали брезгливостью глаза Кирилла.
Женщина ещё раз торжественно подняла руку, дабы губы молодого парня снизошли до её дряблой и больной кожи. Обуздав всё внутреннее отвращение не только к ненужной формальности, но и к самой омерзительной ситуации, Кирилл лёгким касанием губ изобразил нечто похожее на поцелуй.
– Я из дворянского рода, и у нас так принято приветствовать даму.