Константин Малофеев
Империя. Настоящее и будущее. Книга 3
Андрей Андреевич Громыко (1909–1989)
Не увенчалась успехом и попытка Брежнева обеспечить СССР достойное место в западной мировой системе и создать, опираясь на ядерный паритет с США и НАТО, своего рода глобальную олигархию, «мировое Политбюро». Советский Союз рассматривался элитами мирового Ханаана лишь как объект политики конвергенции, конечной целью которой являлось создание «очень интеллигентного» мирового правительства. Когда же конвергенционный проект столкнулся с непреодолимыми препятствиями, глобальным Ханааном был взят курс на полное разрушение СССР, активным участником которого стал серый кардинал брежневской эпохи Андропов.
Однако важным «побочным» результатом брежневского периода, а в провиденциальном отношении – основным, стал новый подъем русского национального самосознания и реабилитация исторической России. Если при позднем Сталине это являение носило, скорее, парадно-имперский характер, то теперь – этнокультурный и охватывало куда большее число людей.
В послевоенном СССР идея Империи, разрушенная ленинской революцией, вновь вступила в свои права, пусть и в усеченном виде. При Брежневе советские люди, отлученные от своего наследия как коммунистической пропагандой, так и хрущевской волной «оттепельного» либерализма, вновь стали русскими. Это возрождение поддерживала своими молитвами и стоянием в вере Православная Церковь во главе с патриархами, остававшимися зримым символом имперской идеи. Лучшие русские люди, вернувшие себе православное имперское самосознание, все чаще задумывались о том, что историческая задача освобождавшейся из коммунистического пленения России – это восстановление Империи.
Закат Советской Империи
Силы Ханаана, осуществившие свержение русской монархии, а затем утвердившие господство большевиков, не планировали сохранения России как великой державы. Для олигархов и революционеров Ханаана разрушение Российской Империи было священной миссией. «Ни одна революция в Европе и во всем мире не сможет достичь окончательной победы, пока существует теперешнее русское государство»92, – писал Энгельс. Окончательное торжество Ханаана невозможно, пока жива Империя. Это закон истории.
Олигархи Уолл-стрит смотрели на русскую монархию как на препятствие для колониальной эксплуатации природных богатств России. А адепты всемирной революции Гельфанд (Парвус), Ульянов (Ленин) и Бронштейн (Троцкий) отводили ненавидимой ими Родине роль дров для костра мировой революции и создания Соединенных Штатов мира.
Владимир Ильич Ульянов (Ленин; 1917–1924)
В 1915 году Ленин писал: «Соединенные Штаты мира (а не Европы) являются той государственной формой объединения и свободы наций, которую мы связываем с социализмом»93. Возглавив после революции большевистское правительство, он не изменил своих взглядов: «Если смотреть во всемирно-историческом масштабе, то не подлежит никакому сомнению, что конечная победа нашей революции, если бы она осталась одинокой, если бы не было революционного движения в других странах, была бы безнадежной»94. Конечной целью для Ленина была революция в США: «В конце концов социальная революция победит во всех цивилизованных странах. Когда она наступит в Америке, она далеко превзойдет русскую революцию»95.
Однако социалистического блицкрига не получилось. Не случилось ни мировой революции, ни вильсоновского миропорядка. Напротив, 1920-е годы стали на Западе золотой эпохой самого оголтелого ханаанского капитализма. Вместо разжигания всемирной революции большевикам пришлось приступить к строительству нового, коммунистического, но все-таки государства на территории Российской Империи.
В 1922 году был создан Союз Советских Социалистических Республик. Он был сконструирован Лениным из частей искусственно расчлененной большевиками Империи так, чтобы воплотить мечту о безнациональных «Соединенных штатах мира». Конституция СССР 1924 года декларировала: «Воля народов советских республик… служит надежной порукой в том, что Союз этот является добровольным объединением равноправных народов, что за каждой республикой обеспечено право свободного выхода из Союза, что доступ в Союз открыт всем социалистическим советским республикам, как существующим, так и имеющим возникнуть в будущем, что новое союзное государство… послужит верным оплотом против мирового капитализма и новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику»96.
Принцип свободного выхода из союза республик, бывших провинций единой и неделимой Империи, стал миной замедленного действия, заложенной в основание нового Советского государства. Однако большевиков тогда интересовало только одно – сделать невозможным возрождение Российской Империи. В тексте Конституции СССР, созданного на месте исторической России, не было, разумеется, ни слова ни о Русской Церкви, ни о русском народе, ни о самой России.
СССР был фактически сконструирован как империя наоборот. В нем не только были развернуты жесточайшие гонения на Русскую Церковь и русскую культуру, но и проводилась политика по сознательному угнетению центральных русских областей и выкачиванию из них ресурсов в пользу нерусских окраин. РСФСР была превращена в донора для Средней Азии и Закавказья. В Малороссии и Белоруссии было продолжена начатая в 1918 году немецкими оккупационными властями политика активной дерусификации.
Иосиф Виссарионович Сталин (1924–1953)
«Задача партии состоит в том, чтобы помочь трудовым массам невеликорусских народов догнать ушедшую вперед Центральную Россию»97, – гласили решения Х съезда РКП(б), состоявшегося в 1921 году, когда поволжские губернии коренной России вымирали от голода и беспощадно подавлялось восстание против большевиков на Тамбовской земле. К 1932 году, как отчитывались пропагандистские плакаты, расход на душу населения из бюджета составлял 15 рублей в РСФСР, 25 рублей – на Украине, 35 рублей – в Белоруссии, 45 рублей – в Закавказской Федеративной Республике, 50 рублей – в Узбекской ССР, 75 рублей – в Таджикской ССР и 80 рублей – в Туркменской ССР.
Однако тысячелетняя традиция русской государственности, естественная логика исторического развития на территории северной Евразии и память о величии Империи взяли верх над русофобской марксистской догмой. Основную массу управленческой и интеллектуальной элиты на протяжении большей части советской истории составляли люди, родившиеся и получившие образование в Российской Империи, для которых имперское и русское мышление было естественным.
Оставшиеся в России «спецы» непролетарского происхождения мотивировали свою службу советской власти именно патриотическими убеждениями и надеждой на то, что в революционной России произойдет «термидорианский» переворот, который выдвинет своего «Наполеона». Несмотря на чекистские репрессии, русская интеллигенция продолжала чаять национального перерождения СССР вплоть до середины 1950-х годов. Лишь после ХХ съезда КПСС и хрущевской оттепели надежду на возврат к корням сменила мода на западничество и культ заграницы.
Экономическая реальность, наступившая после Великой депрессии, потребовала, чтобы на место пришедшего к краху глобалистского свободного рынка пришла автаркическая организация больших территорий, основанная на мощной индустрии. Это была имперская организация экономического пространства, управляемого сильной властью. А имперская экономика требовала имперской политики, которая, в свою очередь, влекла за собой появление имперской идеологии.
Необходимость вести независимую внешнюю политику, обеспечивать обороноспособность и экономическую конкурентоспособность страны также вынуждали советских вождей считаться с реальностью и учитывать особенности доставшейся им страны. Сталин рассуждал в 1937 году: «Русские цари сделали много плохого. Они грабили и порабощали народ. Они вели войны и захватывали территории в интересах помещиков. Но они сделали одно хорошее дело: сколотили огромное государство – до Камчатки. Мы получили в наследство это государство»98. Сталин первым осознал тот факт, что без опоры на имперское наследие он никогда не сможет стать полноправным участником международной политики глобального масштаба, а коммунистическая партия будет оставаться вечно осажденным лагерем среди не принимающего ее господство народа. Поэтому он поддерживал политику Жданова по формированию советского патриотизма на русской национальной основе. Кино и книги теперь прославляли Александра Невского, Ивана Грозного, Минина и Пожарского, Суворова и Кутузова, Ушакова и Нахимова.
История России вместо цепи кровавых «преступлений царизма» стала преподноситься в учебниках как «объективно прогрессивный процесс» становления «русского национального государства», а затем превращения его в многонациональное централизованное государство (эвфемизм Империи), революция же 1917 года выступала как «увенчание» этого процесса – не только как преодоление, но и как продолжение России. Политика дерусификации постепенно ограничивалась – изучение русского языка в республиках стало обязательным, латинизированные алфавиты вновь переведены на кириллицу. Хотя до конца политика скрытой поддержки сепаратизма национальных окраин не была в СССР преодолена никогда.
Именно с этой патриотической идеологией Советский Союз вступил в Великую Отечественную войну. Мироощущение всего русского народа в этот момент выразила «старорежимная» поэтесса Анна Ахматова: «Но мы сохраним тебя, русская речь, великое русское слово». Именно благодаря возврату к русской истории и традициям Российской Империи Советскому Союзу под руководством Сталина и удалось победить в этой войне и стать сверхдержавой.
Впрочем, Сталин был готов встроить коммунистический СССР в либерально-социалистический послевоенный мировой порядок, спроектированный Рузвельтом. Было создано мировое правительство в виде ООН и минфин в виде МВФ. Фактически должна была состояться, в социалистическом «фабианском» варианте, чаемая еще Лениным мировая революция. Однако Рузвельт внезапно умер, не дожив до конца войны. Его преемник Трумэн, ставленник олигархов, долго страдавших от «социализма» Рузвельта, вместо сближения с СССР пошел на жесткое геополитическое противостояние. Коммунизм был заклеймен как новое «мировое зло», угрожающее «свободному миру». Началась охота на ведьм – на левую западную элиту, симпатизирующую Коминтерну.
Сталин должен был либо сдаться на милость победителей, либо принять навязанные правила игры в рамках холодной войны. Он принял вызов и приступил к реализации собственного глобального советского проекта. В первые годы холодной войны СССР сделал мощный рывок в деле имперского строительства. Примирившийся с Церковью советский вождь стал возрождать идеологию Третьего Рима. Ее основой стал жесткий антикосмополитизм и державный русский патриотизм.
Восстановленное в 1943 году патриаршество стало той зримой нитью, которая связывала советскую Россию с истинной Империей Третьего Рима. Пусть уже не было Царя, но, пока оставался Патриарх, историю Империи невозможно было считать законченной. Напротив, молитвенный и исповеднический подвиг Русской Церкви менял реальность вокруг себя, заставляя еще недавно искореженный воинствующим безбожием СССР вновь использовать традиционные для России имперские формы и образы.
Никита Сергеевич Хрущев (1953–1964)
Впрочем, период сознательного обращения советской власти к идеологии Третьего Рима длился недолго. Уже в 1949 году происходит разгром прорусских сил в ходе так называемого Ленинградского дела. Сталин, получив благодаря мобилизации тайных сил левого Ханаана доступ к технологии атомной бомбы, соглашается на роль меча и щита левых сил во всем мире. Советская «империя» взваливает на себя бремя призрачной «державы левого Ханаана» в борьбе с захватившим господство после войны Ханааном правым. Однако в наследие от короткой «третьеримской» интерлюдии осталась традиция массового национально-патриотического воспитания.
Уничтожение в результате революции 1917 года русских аристократических слоев и запрещение веры в Бога лишили миллионы русских, вчерашних крестьян, выброшенных в город, всяких идейных, нравственных и религиозных ориентиров. Старая традиция была разрушена, новая не сформировалась. Единственной послереволюционной идеологией масс стало мелкое бытовое мещанство, которое так ярко отразилось в рассказах Михаила Зощенко. Однако ждановский патриотический поворот советской власти вновь создал все условия и предпосылки для формирования русского человека с русской историей, культурой, национальными героями и гениями. Только память о Российской Империи XIX и XX веков и особенно о Царе-Мученике оставалась проклятой, так как шельмование этого периода было основой героизации революционеров и легитимизации самой революции. Поэтому русский патриотизм формировался через любовь к более ранним периодам истории России – Древней Руси и Московскому Царству. Сам Сталин ассоциировал себя с первым царем Третьего Рима Иваном Грозным и всячески продвигал идею этого уподобления в обществе.
Внешние противники также ассоциировали Советский Союз с исторической Россией, пусть и в коммунистическом обличье, воспринимали его как «империю русских». Директива Совета национальной безопасности США 20/1 от 18 августа 1948 года требовала считаться с наследием Российской Империи и уважать чувства великороссов в украинском вопросе: «Пока украинцы были важным и существенным элементом Российской империи, они не проявили никаких признаков „нации”, способной успешно и ответсвенно нести бремя независимости перед лицом сильнейшего российского противодействия. Украина не является четко определенным этническим или географическим понятием… Мы не можем оставаться безучастными к чувствам самих великороссов. Они были самым сильным национальным элементом Российской Империи, сейчас они являются таковым в Советском Союзе. Они останутся самым сильным национальным элементом на этом пространстве при любом своем статусе… Украинская территория настолько же является частью их национального наследства, насколько Средний Запад является частью нашего, и они осознают этот факт. Решение, которое попытается полностью отделить Украину от остальной части России, связано с навлечением на себя неодобрения и сопротивления с ее стороны и, как показывает анализ, может поддерживаться только силой»99.
И русский народ, и внешние силы смотрели на СССР как на преемника Российской Империи. Не были готовы к имперскому мышлению только партаппаратчики. После смерти Жданова ни Сталин, ни кто-либо из его возможных наследников не стремились осуществить в СССР собственный русский имперский проект, сочетавший экономический подъем и идеологическую независимость. Сталин в последние годы рассчитывал стать лидером мирового левого Ханаана. Берия выступал за соглашение с правым Ханааном и за фактическое разложение СССР на национальные республики. Хрущев, отвергнув попытки шелепинской группы начать с Западом реальную геополитическую конкуренцию, предпочел «догонять и перегонять Америку» по ее же правилам. Брежнев стал проводить политику «разрядки», рассчитывая на личное включение в клуб западных лидеров. Одновременно с этим Косыгин взял курс на системную конвергенцию советской и западной экономик и установление международной власти технократов.
Не имея того духовного стержня, который определял самодержавность православной Империи, советские вожди изначально были заложниками марксистского космополитизма, являвшегося краеугольным камнем идеологического здания СССР. И грозя «закопать» капиталистов, и стремясь к мирному сосуществованию с ними, советские лидеры оставались функционерами коммунистической партии. Нужно всегда иметь в виду, что эта партия была надгосударственной и учредительной силой: именно она учредила СССР в 1922 году. Поэтому любые попытки ослабить диктат марксистской идеологии и трансформировать политику СССР на имперский лад приводили к ослаблению власти КПСС и пересмотру самих основ существования Советского государтсва, а потому быстро и жестко пресекались.
И за границей, и в русской эмиграции, и в самом СССР были популярны разговоры о Сталине как о «красном царе». Однако именно советский эксперимент доказал, что никакая монархия без Царя милостью Божией и без Церкви невозможна. Сталин являлся лишь квазицарем, который временно пошел на установление «холодного» мира с Церковью. Еще до смерти Сталина, после его первого инсульта, наметился разрыв с принципом авторитарной власти, и, как следствие, отношение Советского государства к Церкви изменилось в худшую сторону. Власть перешла в руки «бюрократических инстанций», контролировавшихся четырьмя олигархами, – Маленковым, Берией, Хрущевым и Булганиным. Таким образом, становится очевидно, что Империя не может держаться лишь волей и разумением одного человека, возможности которого ограничены сроком его жизни, – необходимо, чтобы все государство и общество были проникнуты имперским идеалом.
Леонид Ильич Брежнев (1964–1982)
Империя без монарха и Церкви всегда превращается в олигархат, поскольку только монарх способен ограничить власть сильных в интересах всех. Декларируемая «власть пролетариата» в СССР превратилась во власть номенклатуры КПСС. Миллионы членов партии, копируя масонскую систему, составляли первый уровень «посвященных». Над ними стоял партаппарат – райкомы и обкомы. Венцом надгосударственной Компартии было Политбюро ЦК – олигархат.
Проводя индустриализацию, а затем стремясь к экономическому взаимодействию с Западом, советские вожди, безусловно, не руководствовались не только голым прагматизмом. Они воплощали свой идеал лучшей жизни, но этот идеал был чисто материалистическим. Сталин стремился нагнать время, упущенное за десятилетие революции, Гражданской войны и НЭПа. Однако он пытался представить дело так, будто большевики не прервали индустриализацию самой быстрорастущей экономики мира, а начали ее с нуля.
Хрущев, Косыгин и Брежнев попытались обеспечить советскому гражданину, измученному сталинским бесчеловечным рывком, хотя бы минимальный уровень мелкобуржуазного, мещанского благосостояния. В послесталинские времена советским людям стали доступны такие фундаментальные блага социального государства, как бесплатное полное среднее и высшее образование (с 1956 года) и всеобщее пенсионное обеспечение (в 1964 году государственное пенсионное обеспечение было распространено на колхозников, в 1967 году пенсионный возраст колхозников и горожан был уравнен). Советский Союз этого периода и в самом деле был обществом уравнительной социальной справедливости. Однако речь шла не столько о всеобщей зажиточности, сколько о равенстве в бедности, из-за чего даже небольшие привилегии номенклатуры воспринимались населением весьма чувствительно.
В СССР начала обнаруживаться та же тенденция к выравниванию доходов, которая доминировала в той или иной степени и на Западе – от Швеции и ФРГ до США. На фоне кейнсианских социальных западных экономик советская какое-то время не казалась белой вороной. Она отставала в предоставлении гражданам элементарных потребительских благ, но лидировала в обеспечении бесплатным жильем.
Со временем наметился постепенный рост благосостояния трудящихся, однако он имел для советской системы обратный эффект. В обществе начала формироваться обширная прослойка собственников квартир, дач, машин, обладавших неплохим и устойчивым по советским меркам доходом. Этот средний класс, «советская интеллигенция», все больше и больше тяготился социалистической системой, ориентировался на импорт и продукцию цеховиков, а идеологически – на «западные голоса». Одновременно эти люди сохраняли уверенность в том, что в случае экономических и политических перемен их доходы не пострадают. В англосаксонских странах голоса аналогичной социальной страты привели к власти Тэтчер и Рейгана, которые свернули проект социального государства и вернули олигархический капитализм в духе 1920-х годов. Этот же средний класс в СССР составил социальную базу перестройки и «рыночных реформ». И к нам тоже вернулись 1920-е годы в виде НЭПа и бандитизма.
Младшее поколение советской номенклатуры, дети и внуки вождей, сформировавшие привилегированную категорию «выездных» сотрудников МИД, КГБ и Внешторга, рассматривали свою отлученность от Запада как недоразумение и всячески стремились конвертировать свой высокий статус в получение «теплого места» среди международных элит. Они надеялись, что этого можно будет добиться через конвергенцию советского и западного либерально-социалистического проекта. Но к концу 1970-х на Западе к власти вернулись прагматичные банкиры-ханаанейцы, которые предельно ясно дали понять, что никакого сближения капиталистической и социалистической моделей они не допустят, поэтому интеграция советской элиты в западную возможна исключительно в личном качестве.
Но у позднего СССР был и альтернативный путь – вернуться в Россию. Ослабевшая в годы идеологического диктата Куусинена, «русская партия» с приходом к власти Брежнева вновь подняла голову. Было создано Всесоюзное общество охраны памятников истории и культуры, а почвенники стали властителями дум советской номенклатуры. Русофоба Александра Яковлева Брежнев даже как-то отчитал за то, что тот мог поссорить партию с интеллигенцией. В условиях, когда прорусская интеллигенция была значительно многочисленнее и влиятельнее, чем прозападные диссиденты, возвращение Советского Союза на твердую почву русской имперской идеи казалось вопросом времени.
Отказавшийся от коммунизма СССР был обречен превратиться в Россию и снова стать Империей. Поэтому Ханаану было жизненно важно, чтобы Советский Союз расставания с коммунизмом не пережил. СССР должен был исчезнуть как государство прежде, чем он откажется от коммунизма. Созданная Лениным конструкция «антирусской федерации» с правом республик на выход из нее сделала развал СССР вполне реальной задачей.
Юрий Владимирович Андропов (1982–1984)
Запрос на «перестройку» формировали одновременно несколько факторов. Во-первых, холодная война Запада против России с целью геополитического коллапса СССР. Во-вторых, стремление «выездной» советской номенклатуры стать признанной частью элиты глобального Ханаана. И в-третьих, взращенный большевистской национальной политикой сепаратизм лимитрофных окраин. За техническим термином «перестройка» в действительности скрывался крах несостоявшейся советской империи.
За 70 лет советской власти Россия добилась выдающихся исторических результатов: научно-технический рывок и первый человек в космосе, первое в истории общество массовой образованности, всеобщее социальное обеспечение, победа в Великой Отечественной войне и геополитическое могущество. Однако фундамент всех этих достижений был заложен еще в Российской Империи, и, если бы ее поступательное развитие не было прервано революцией, тех же самых успехов можно было бы достичь гораздо меньшей ценой.
Константин Устинович Черненко (1984–1985)
Эти перспективы реализовались, но не так, как об этом мечтал Святой Царь-Мученик. Сначала России пришлось увидеть позорную капитуляцию в Бресте, горькую эмиграцию своих лучших сынов, миллионы жертв Гражданской войны и массового голода вследствие коллективизации, невиданные за полтора тысячелетия гонения на Христианскую Церковь, десятилетия рабовладельческой системы ГУЛАГа, уничтожение целых сословий русского народа – дворянства, духовенства и казачества, десятки миллионов неродившихся детей в результате абортов, впервые в истории христианского мира узаконенных детоубийств.
Михаил Сергеевич Горбачев (1985–1991)
Без Бога и без Царя достижения в научно-технической сфере не помогли СССР сохраниться дольше, чем длится средняя человеческая жизнь. Первый генеральный секретарь КПСС, не родившийся в Российской Империи, Михаил Горбачев похоронил ленинский Союз Советских Республик – этот «новый решительный шаг по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику»100.
