Константин Станюкович
Беспокойный адмирал
XXII
В это декабрьское утро беспокойный адмирал, по обыкновению, встал в восемь часов, и когда Ефрем, бывший матрос, состоявший камердинером при адмирале более десяти лет, принес кофе, адмирал подал ему листок бумаги с написанными на нем фамилиями и сказал:
– Сейчас сходи в адресный стол и узнай, где живут эти господа… Возьми справки… понял?
– Понял, ваше высокопревосходительство.
– Ступай.
Напившись кофе, беспокойный адмирал отправился гулять. Гулял он ежедневно, несмотря ни на какую погоду.
Возвратившись с прогулки, он взял с письменного стола телеграмму, прошел на половину к жене и, поздоровавшись с ней, проговорил:
– А я, Машенька, вчера поздно вечером получил приятную телеграмму. Слушай.
И старик несколько взволнованным голосом прочитал:
– «Бывшие командир и офицеры „Голубчика“, собравшиеся за товарищеским обедом, пьют за здоровье бывшего своего адмирала и учителя и, вспоминая плавание под вашим начальством с чувством глубокой признательности, шлют сердечные пожелания всего лучшего и выражения глубочайшего уважения доблестному и славному адмиралу, имя которого никогда не забудется во флоте».
– Вспомнили, Машенька, и как тепло… Не правда ли? Уж я послал Ефрема узнать адресы подписавших телеграмму, чтоб сегодня же побывать у них и поблагодарить. И чего этот болван так долго шляется! – внезапно крикнул адмирал и, круто повернувшись, прошел в кабинет.
Этот Ефрем был глуп, честен и предан своему барину, который, в свою очередь, любил Ефрема и привык к нему, не переставая, впрочем, удивляться его глупости и выражать иногда это удивление в довольно энергичной форме.
Привычку свою к Ефрему, несмотря на его глупость, беспокойный адмирал довольно оригинально и неожиданно приводил иногда как доказательство того, как трудно иногда бывает менять министров.
– Ведь вот, например, Ефрем – болван, естественный болван, а я держу его десять лет! – говорил адмирал.
Беспокойный адмирал крикнул другого лакея и, приказав закладывать карету, тревожно заходил по кабинету, поводя плечами.
Наконец Ефрем явился и с радостно-глупым видом подал справки из адресного стола.
– Отчего так поздно?
– А я, ваше высокопревосходительство, по пути заходил к портному за вашим сюртуком.
– Я разве тебе приказывал?
– Никак нет, ваше высокопревосходительство.
– И какой же ты, Ефрем, болван, я тебе скажу! Ступай, вели подавать карету! – проговорил довольно мягко адмирал, бывший в хорошем настроении по случаю полученной телеграммы.
Возвратившись домой, беспокойный адмирал рассказывал жене, как он разыскивал квартиры и поднимался в пятые этажи.
– И только троих застал. Остальным оставил карточки… И знаешь ли что, Машенька? Я приглашу их всех обедать… Надо отблагодарить за внимание… И Леонтьева и Ивкова позову… Завтра же позову! Так ты распорядись, Машенька.
– Хорошо.
– И к этому дураку Любимову заезжал сегодня.
– Зачем?
– Надо было за одного человека попросить… Но эта скотина ничего не хочет сделать, Машенька… Ведь дурак, а воображает себе, что если был министром, то и умен… От него же новость услыхал. Ратмирцев, – знаешь этого вылощенного болвана Ратмирцева?
– Ну, знаю, – улыбнулась адмиральша, давно привыкшая к энергической речи адмирала.
– Его старшим флагманом назначают… Эту бабу!! Этого «придворного суслика», как звали его мичмана на моей эскадре… С такими флагманами далеко не уедешь! – раздраженно проговорил беспокойный адмирал.
Он помолчал с минуту и, видимо, смягчившись, сказал:
– Да… вот говорят, что люди неблагодарны и забывают многое… А вчерашняя телеграмма, а?.. Что ты скажешь, Машенька?.. Есть, значит, люди, которые помнят, что я кое-что сделал для флота.
– Поверь, что все это сознают в душе, – горячо проговорила адмиральша.
– Ну, едва ли… Теперь, Машенька, не моряки, а торгаши… Духа нет… Ну да что говорить…
Адмирал как-то безнадежно махнул рукой, пошел в свой кабинет и принялся читать «Times».
Но сегодня ему не читалось.
Прошлое и настоящее проносилось перед оброшенным стариком, и он горько задумался, склонив свою седую голову.
