Константин Станюкович
Собака
V
– Первая вахта, собирайся на берег! – весело прокричал боцман Рябов после того, как проделал руладу на свистке.
И боцман хотел было спуститься на кубрик, чтобы приодеться на берег, где рассчитывал основательно попробовать виски, о которой рассказывали шлюпочные, как с вахты крикнули:
– Подшкипер, баталер, боцман и унтер-офицеры первой вахты, на ют!
Они тотчас же явились к старшему офицеру, недоумевающие, что их позвали не на бак, где обыкновенно объяснялся старший офицер по служебным делам.
Перед этими “баковыми аристократами”, которых Иван Иванович, случалось, без малейшего стеснения, в минуты служебного гнева, и бил и наказывал линьками, в настоящую минуту чувствовал себя сконфуженным, словно бы виноватым и заслуживающим больше чем неодобрения. Но, чтобы скрыть свое смущение, он представился сердитым и старался таращить свои круглые, далеко не злые глаза, когда умышленно строгим тоном сообщил, что будет выдана денежная награда тем из собравшихся, которые доставят на корвет изменника, нарушившего царскую присягу, – беглеца Трофимова.
И, словно чтобы показать, что не он отдает это приказание, Иван Иванович еще суровее прибавил:
– Капитан приказал мне передать это вам… Слышали?
Несколько секунд длилось молчание.
И боцман Рябов первый проговорил, опуская глаза:
– Слушаю, ваше благородие, но только никак невозможно, ни за какие деньги… Вовсе обидно боцману, ваше благородие! Я, кажется, не замечен…
– И где его найти, ваше благородие! – прибавил более дипломатичный подшкипер.
– Осмелюсь доложить, ваше благородие: нет такого закон-положения, чтобы ловить людей в Америке!.. За это тебя ж обвиновят американцы… И не дадут ихнего Трофа! – промолвил баталер.
– Какого там Трофа? – спросил старший офицер.
– Да самого Трофимова, ваше благородие… Он теперь во всей форме быдто американец!
Другие молчали. Но их подавленные лица явно показывали, что приказание капитана не будет исполнено.
– Я вам передал приказание… Живо собирайся на берег! – вдруг свирепо крикнул старший офицер.
Но, несмотря на этот тон, все понимали, что Иван Иванович не сочувствует приказанию капитана.
Весть о приказании капитана вызвала среди матросов чувство негодования.
– Чем выдумал облещивать Собака! – говорил, одевая чистую рубаху, Лещиков. – Полагает, найдутся Иуды…
И, увидав одного унтер-офицера, на которого не надеялся, Лещиков громко прибавил:
– Посмей кто тронуть Трофимова, искровяним до смерти! Ты это помни, шилохвостый унтерцер!
– А ты что зря лаешься, Лещиков! – вступился, подходя, боцман. – Небось не найдется бессовестной души на конверте, чтобы заманить беглого… Так и стали ловить!.. Пусть Собака зря посылает.
Матросы первой вахты, приодетые, стали выходить на палубу, как вдруг сигнальщик крикнул вахтенному мичману:
– Конверт под адмиральским флагом идет, ваше благородие!
Мичман Загорский взглянул в бинокль в даль рейда.
Действительно, из-за острова показался русский корвет, который полным ходом шел на рейд, слегка попыхивая дымком из белой горластой трубы.
– Позывные! – весело скомандовал мичман.
На крюйс-брам-стеньге взвились позывные: “Могучий”. На адмиральском корвете ответили своими позывными: “Коршун”.
– К салюту! Дать знать капитану и старшему офицеру! – сделал распоряжение Загорский.
Все глаза жадно устремились на приближавшийся корвет под флагом адмирала с “большим рассудком”, и лица матросов светились надеждой.
Съезд на берег был отставлен. Баркасные подали баркас на бакштов и поднялись на палубу.
– К салюту приготовиться! – крикнул выбежавший наверх капитан.
Но в ту же минуту на адмиральском корвете был поднят сигнал: “Не салютовать”.
Корвет приближался. Капитан спустился и через две-три минуты поднялся на мостик в мундире, треуголке, при сабле на боку, готовый ехать к адмиралу с рапортом, как только “Коршун” бросит якорь.
Капитан был чуть-чуть бледен.
– Небось боится адмирала! – шептали матросы.
Уж “Коршун” был близко и несся прямо на корму “Могучего”.
– Команду во фронт!
Матросы выстроились по обеим сторонам шкафута. Офицеры – на шканцах. Капитан, старший штурман и старший офицер, повернувшись лицами к приближающемуся корвету, стояли на мостике и могли разглядеть “нового” начальника эскадры, который зорко оглядывал “Могучий”.
Стояла мертвая тишина. Слышно было, как на “Коршуне” скомандовали:
– Малый ход!
“Коршун” “резал” корму “Могучего”.
Все офицеры на “Могучем” держали руки у козырьков. Приложил руку к козырьку и адмирал, но, казалось, не взглянул на капитана.
Пройдя почти вплотную около “Могучего”, адмиральский корвет круто повернул и пошел по борту “Могучего”.
– Здорово, ребята! – раздался громкий и приятный голос адмирала.
– Здравия желаем, ваше-ство! – раздался ответный крик полутораста матросов.
“Коршун” обошел “Могучего” и бросил якорь.
В ту же минуту капитан отвалил от борта и направился к адмиралу.
