bannerbannerbanner
Главная роль

Константин Тамерланович Давлетшин
Главная роль

Полная версия

Теория прицеливания

Как правильно сделать острогу я себе представлял смутно. Не думаю, что простой, даже острой палкой можно проткнуть рыбу. Нужно что-то железное вроде пики. Отлично подошёл бы кусок железной проволоки или длинный гвоздь, но тут нет ни того, ни другого. Хотел привязать к палке нож, но потом побоялся его потерять и передумал. Придётся тыкать в рыбу заострённой палкой. Хотя откуда у папуасов железо? Они точно ловят рыбу на голую палку! Я пошёл, наломал бамбука, наточил из него копий и разложил на солнце, чтобы подсохли. Утром пойду на пробную рыбалку.

Вы когда-нибудь слышали про теорию прицеливания? Не слышали? Жаль, интереснейшая штука, я вам доложу! Зная еë, можно попасть даже в невидимую цель. То есть в цель, которая находится за горизонтом в море или за горами на суше, или за домами в городе. В общем, вооружившись необходимыми знаниями, можно рассчитать, прицелиться, выстрелить и даже попасть! Я же, черт побери, старший артиллерийский офицер! Правильно стрелять – это мой хлеб!

Так вот, чтобы прицелиться в рыбу под водой, теорию прицеливания знать не нужно. А нужно знать физику, точнее тот раздел оптики, который трактует вопросы преломления света при переходе из одной среды в другую. Вспомните, как ложка в стакане с водой кажется сломанной? Вот это и есть преломление среды. Это ключевые знания для того чтобы попасть острогой в рыбу, если этого не знать, то никогда никакой рыбы не поймаешь. (Интересно, а папуасы тоже разбираются в таких сложных вопросах? Или у них «природное чутьё»?) Рыба в действительности находится ближе и глубже, чем это кажется при взгляде сверху. И это расстояние сильно зависит от угла зрения. Поверьте, попасть палкой даже в лежащий на дне камень – целое искусство!

Не буду особо хвастаться, но после хорошей пристрелки, уже через неделю я мог за день поймать острогой одну-две рыбины! Мне этого вполне хватало, заготовить впрок здесь ничего нельзя, а на день – достаточно.

Пока учился попадать в рыбу острогой со мной приключилась беда. Стою, выжидаю рыбину побольше, я теперь разборчивый стал, на всякую мелочь уже не смотрю. А… вот она, родимая, сама ко мне плывёт. Ну давай, давай подплывай поближе, приманиваю я рыбу, а сам тихо двигаюсь в её сторону. Под ноги внимательно смотрю, тут по дну ползает всякая опасная тварь, начиная от острых ракушек и заканчивая скатами.

Рыба остановилась и уставилась на меня. Вот он момент для броска! Я размахнулся, что есть дури, метнул копье, но оступился и сделал полшага вперёд. Всего полшага! Дикая боль пронзила ступню, я заорал в голос так, что перекричал океан! Черт, что это? В голову сразу полезли страшные мысли, от укуса акулы до удара ската-хвостокола! Если акулий укус ещё когда-нибудь заживёт, то рана от удара хвостом смертельная. Будешь умирать долго и крайне мучительно. С опаской посмотрел в воду. Черт! Морской ёж! Я наступил на чёртова ежа и обломок его иглы остался у меня в ноге!

Кое-как выбрался на берег, упал на песок и рассмотрел ногу. С одной стороны – плохо, в ноге остался длинный, сантиметра два, обломок иглы, с другой получше – игла вошла под небольшим углом, а не проткнула ногу на сквозь. Её хорошо было видно через кожу. Надо иглу срочно вынимать, пока яд ещё не подействовал. Попробовал аккуратно подцепить её пальцами – кончик хрупкой иглы раскрошился, не сдвинувшись ни на микрон! Это совсем плохо. Чувствую, нога уже начинает неметь и в голове стало шуметь. Ежиный яд действует. Думай, Лёха, думай, пока в сознании. Я достал нож и уже хотел распороть ногу, но тут смутная догадка зашевелилась в мозгу.

Я потёр пальцами кусочки иглы и даже на зуб попробовал. И тут вспомнил, что нужно делать, старые моряки с «Пескова» рассказывали. Встал на ноги, как на зло ёж ужалил меня в левую, здоровую ногу, (А ещё в какую? Я, как все военные начинаю движение строго по уставу, с левой ноги.) так, что при ходьбе получилась некоторая симметрия, и заковылял в лес. Там сорвал несколько кислых лимонов, нашёл камушек с узким краем, сел на бережке ручья и начал делать «операцию».

В принципе ничего сложного. Игла ежа такая хрупкая, потому что – это чистая кремнеорганика, растворяется любой кислотой, даже лимонной. Я стал аккуратно стучать по игле камушком, чтобы она раскрошилась и превратилась в порошок, одновременно поливая ранку лимонным соком. Сижу, бью, а в голове шумит… уже туго соображаю, что делаю. В глазах стало двоиться, чуть ли не троиться. Игла стала сама шевелиться, нога со мной разговаривать…

Очнулся я от жестокой лихорадки. Ночь, хлещет ливень, ураганный ветер ломает деревья, а я лежу в холодной луже. Всё тело ломит и колбасит, ступня горит так, словно её жарят на огне. Надо срочно в укрытие, под крышу. Я лёг на живот и как червяк пополз к своему шалашу.

Дальше плохо помню. Лихорадка била меня ещё день или два, голова раскалывалась, душил сухой кашель, я не мог лежать в одной позе, постоянно ворочался и совсем не спал, но нога уже почти не беспокоила. Всё-таки я впал в забытьё и когда очухался ничего уже не болело, только мышцы немного ломило. Да, в следующий раз, нужно лучше смотреть под ноги.

Мало по малу, уже через месяц я освоился в островной жизни, нашёл хорошее место и начал строить шалаш. Если откровенно, то заняться здесь вообще нечем. Тут от безделья чокнуться можно. Теперь понятно, зачем Робинзон развёл большое хозяйство на своём острове. Так он спасался от безделья. Пока руки работают, пока в голове крутятся мысли – человек живёт, как только остановился – всё, медленная смерть! Нужно и мне что-нибудь придумать, чтобы занять делом руки и голову. Плот, что ли построить? А что? Нужно обдумать эту идею.

Большой Хэнк

Возвращаюсь с рыбалки, тащу на остроге какую-то рыбу, вроде нашего морского окуня, такую же лупоглазую. Кстати, рыба так себе, резиновая, сколько еë не отбивай камнем и не вяль! А жарить-парить у меня ни огня, ни посуды нет. В общем иду себе спокойно, никого не трогаю, песенку про «Варяг» под нос пою, вдруг из густых кустов поднимается толстый бородатый мужик и молча тычет винтовкой мне прямо в грудь! Ничего себе дела-то! Вот откуда ни возьмись, появилось…

Тут, чтобы нагнать страха, нужно было бы написать, что мужик сверлил меня зверским взглядом и был настроен крайне решительно. Но на самом деле, в глазах у него ничего не было. Вообще! Лишь тонкий намёк на удивление. Да и вид у него был скорее придурковатый, чем решительный.

Стоим смотрим друг на друга. Думаю про себя: если он сразу стрельбу не открыл, значит убивать меня пока не собирается. Ладно, пока подождём. Мужик молчит и рассматривает меня. А я смотрю на его винтовку, пытаясь понять взведена она или нет, и, тем временем, аккуратно, чтобы не привлекать внимание, стряхиваю окуня с остроги. Острога – палка крепкая и острая, насквозь не только рыбу проткнёт.

Но бестолковая рыба соскользнула с остроги, смачно шмякнулась об землю и стала громко трепыхаться! Мужик не ожидал этого и удивлённо перевёл взгляд вниз. Мне этого хватило, дальше – дело техники! Я поднял левую руку вверх и щёлкнул пальцами, мужик резко поднял голову на звук, винтовка неопределённо качнулась куда-то в сторону. Но всë, дружище, теперь ты мой! Я отбил острогой ствол подальше от себя, резко присел, сделал выпад вперёд и со всей силы врезал мужику кулаком под дых! Мужик согнулся пополам, выронил винтовку, упал, ударился лбом об камень, и затих. А чего он ожидал? Что я покорно подниму лапки вверх и буду молить о пощаде? Да я всë детство и юность на Хитровке провёл! Там и не такого увидишь. Фраер крашенный, хотел меня на гнилой понт взять! Полежи пока здесь, а когда очухаешься, я тебе допрос с пристрастием устрою.

Я перевернул мужика на спину и обыскал. На поясе в красивых кожаных ножнах лежал здоровенный тесак. Даже не тесак, а небольшая сабля! Если кавалеристов пересадить на пони, то эта будет в самый раз! В кармане клетчатой ковбойской рубашки лежали спички и сигареты! Сигареты! Я не курил уже целую вечность! Но брать у него ничего не стал. Русские моряки мародёрством не занимаются. Забрал только тесак и винтовку, чтобы у него не возникло желание снова напасть на меня. Остальное он мне сам даст, когда очухается. После осмотра я взял мужика за шиворот и поволок к своему жилищу. Тяжёлый детина! На месте я связал ему руки ремнём и засунул в тенёк отлёживаться.

Пока мужик приходил в себя после нашего знакомства, я приготовил себе обед. Распотрошил рыбу, нарезал её тонкими полосками и тщательно отбил плоским камнем. Потом разложил еë на большой, раскалённой на солнце каменной плите, чтобы она немного согрелась и подвялилась. Пока рыба «готовилась» я сделал себе фруктовый салат из «даров леса»: апельсины, бананы и ещё какие-то неизвестные науке плоды. Запивать это всë я буду кокосовым соком разведённым водой. А что? Очень даже ничего! Хотя, я бы, конечно, с гораздо большим удовольствием порубал бы сейчас щец и свиных котлет с жареной картошкой! А не сырую рыбу с осточертевшими бананами и приторным соком, но что есть, то есть, милости прошу к моему шалашу!

Пока я ел, мужик начал проявлять первые признаки жизни: дёргать ногой и стонать. Черт с ним, пусть ещё полежит, война – войной, а обед по распорядку. Я этого окуня полдня ловил! Что мне теперь всë бросить и этим мужиком заниматься? Когда доел и прибрал на камбузе, я подошёл к мужику и слегка пнул его ногой. Он медленно повернулся ко мне и приоткрыл глаза. На лбу чётко просматривался красный след от камня. Смотри, завтра он фиолетовым станет, злорадно подумал я, потом похлопал его по щекам и строго спросил по-русски:

– Ты кто, сволочь, будешь?

Мутный взгляд мужика понемногу осмыслился. Он разжал запёкшиеся губы и тихо сказал:

– Острэлиан. Острэлиан кост обсервер. – А, так вот кто ты такой, австралийский береговой наблюдатель! Интересно за чем ты тут наблюдаешь за триста миль от страны кенгуру? Дальше я перешёл на английский.

– За чем наблюдаешь?

 

– За японскими кораблями.

– Что узкоглазые решили на вас напасть?

– Ещё нет, но могут. Немцы же на Россию напали, а японцы с ними…

Я не дал договорить и сильно пнул его ногой, потом схватил за грудки и тряхнул.

– Ты, что, кенгурятник, врёшь! На кого напали немцы?

Мужик не понял моего волнения и спокойно ответил:

– На русских. Уже больше месяца назад.

Я ещё раз его пнул, хотя это уже было лишнее, бросил на землю и сел рядом. Черт! Весь 41-й год ожидание войны витало в воздухе. Никто не говорил об этом вслух, но это ощущалось всем телом. Какая-то тревога присутствовала во всем, это чувство не объяснишь, оно неуловимое… После финской войны ожидание большой беды только усилилось. Чтобы там не говорили с высоких трибун про мир во всем мире, в простом народе тревога только нарастала.

– Когда это случилось?

Австралиец задумался.

– 22 июня, вроде. Я слышал, что они уже взяли Киев и Минск, а сейчас движутся к Москве.

Я снова схватил его за грудки.

– Хватит врать!

Австралиец с сочувствием посмотрел на меня:

– Ты русский?

– Да, – тихо ответил я и отпустил его.

– Развяжи меня, на посту есть радио, пошли, сам послушаешь.

Я развязал мужика и помог ему подняться. Но он не удержался на ногах, осел на землю и потряс головой:

– Здорово ж ты меня приложил. – Потом порылся в карманах, достал сигареты, сунул одну мне, – давай посидим, покурим, а то у меня голова чугунная.

Я взял сигарету и, стараясь скрыть волнение, закурил.

– Плохое ты себе место для жизни выбрал, – австралиец неодобрительно окинул взглядом местность вокруг, – тебе нужно перебираться поближе к людям.

– Ну ты даёшь! Куда меня океан принёс, там и живу. Принёс бы меня в Одессу – то жил бы в Одессе!

– Ты меня не понял, нужно переходить на другую часть острова, – и он показал рукой в сторону горушки.

– Там есть проход?

– Есть, но опасный, прямо по обрыву. Поэтому местные сюда почти не ходят, да и делать тут нечего.

– Местные? Тут есть МЕСТНЫЕ?

– Конечно есть, – австралиец удивлённо уставился на меня, – ты думал, что оказался на необитаемом острове? Ну ты даёшь, Иван! – он неожиданно засмеялся, – ты хотел быть как Робинзон Крузо? Иван Крузо? – австралиец заржал как бешеная лошадь и повалился на спину, продолжая тыкать в мою сторону пальцем.

Этого я стерпеть не смог! В один приём я оказался у него на груди, схватил палку и сильно сжал ему горло:

– Не забывай, жирный боров, ты ещё у меня в плену.

Австралиец, похоже, не привык отвечать за свои выходки, или тут, в Австралии, все такие и, судя по его ошалелому взгляду, он явно не понял, что случилось. Потом собрался с мыслями:

– Простите, сэр, – выдавил он из себя, – если разрешите, я сяду?

Я слез с его груди, австралиец поднялся и сразу протянул мне руку:

– Меня зовут Генри Максвелл, но все называют меня Большой Хэнк.

Я пожал ему руку и представился:

– Алексей Лавров, но все обращаются ко мне так: сэр Алекс, – Хэнк прыснул в кулак со смеху, я тоже засмеялся, – ладно, – я похлопал его по плечу, – называй меня просто: Лёха.

Другая сторона

Дорога на другую сторону острова оказалась не такой уж опасной, просто очень запутанной. Правда, метров сто мы шли по узкой как лезвие и продуваемой ветрами каменной гряде, которая соединяла части острова, а потом практически равнина. Удивительно, но эта сторона острова не присматривалась ни с какого ракурса, поэтому я даже не знал, что она вообще существует!

Идя по гребню хребта, я смог реально оценить размеры и форму острова. Сверху он напоминал большую запятую, и вот в еë хвостике жил я. А так как я высадился с внешней стороны запятой, то весь остров оказался скрыт от меня горным хребтом. Хэнк был прав, я выбрал для жилья самое плохое место – наветренную сторону, на другой, подветренной стороне, совсем другой климат – тепло, почти нет дождей и мало ветра. Правда комаров значительно больше.

С высоты остров был как на ладони. От перешейка горы становились существенно ниже и расходились двумя цепями холмов в разные стороны. Посередине открывалась широкая, заросшая зелёным ковром джунглей, долина. В центре долины блестело довольно большое круглое озеро, из которого вытекала речка. Рельеф был похож на кратер потухшего миллионы лет назад вулкана. В общем всë выглядело как настоящий «тропический рай», но что ж посмотрим, как тут в «раю» живут.

Но в саму долину мы не пошли, с повернули налево и двинулись по узкой тропинке, идущей по самому верху холмов. Через пару километров мы вышли на расположенную на возвышенности и очищенную от растительности площадку, выложенную ровными каменными плитами. По периметру площадка была обложена каменным бруствером, внутри стояла покосившаяся бамбуковая лачуга, рядом с ней торчала такая же кривая трёхметровая наблюдательная вышка. Ну что ж, для наблюдения за колхозными коровами самое то. Но я сюда не за этим пришёл, где радио?

Хэнк понял ход моей мысли и показал рукой на лачугу:

– Прошу, сэр.

В лачуге был полный бардак, беспорядочно валялись какие-то тряпки, несколько винтовок, разобранный пулемёт, патронные ящики, патроны россыпью, армейские каски, палатка, верёвки, ещё какой-то хлам, в углу на бамбуковом столике стоял большущий радиоприёмник, под ним вонял соляркой дизельгенератор, за лачугой источали ядовитые пары кислотные аккумуляторы. Хэнк порылся в хламе, выудил оттуда складной стул и подобострастно улыбаясь предложил мне сесть:

– Плиз, сэр.

Мне было не до его любезностей:

– Хватит, давай настраивай.

Хэнк начал крутить ручку настройки и поймал Би-Би-Си. Британский комментатор тараторил со скоростью хорошего пулемёта, но в основном о своих английских проблемах. Мне это не нужно. Я решил найти сам, у меня ещё теплилась надежда, что глуповатый австралиец что-нибудь перепутал и никакой войны нет. Но загнав указатель почти в самый угол шкалы я услышал: «от советского информбюро…».

Да… он оказался прав, война… Плохо дело, совсем плохо, наши отступают, немец занимает наши города и сёла. Пал Минск, почти вся Прибалтика, враг подбирается к Смоленску и Киеву. Мою Одессу штурмуют румынские войска. Чёрт, Родина в опасности, а я здесь дурака валяю! Это не патетика и не «красивые» слова, я на самом деле так думаю: сейчас место каждого советского человека в строю! Тем более морского офицера!

Я подумал и принял решение:

– Хэнк, это не обсуждается, теперь я буду вместе с тобой следить за японцами.

Хэнк удивился:

– Как можно, сэр, вы же иностранец! – он явно чего-то испугался.

– Слушай меня, я – русский морской офицер, – тут я перешёл на командный голос, – капитан-лейтенант, и в наблюдении за морем больше тебя понимаю. Сообщи про меня в свой штаб, – я перешёл на приказной тон, – сообщи им немедленно! Понял? Выполняй!

Хэнк совсем растерялся, начал хлопать себя по карманам и что-то искать.

– Ты ищешь шифровальные таблицы?

– Да, сэр.

В Австралии, что умней наблюдателей нашлось? Этот дурачок запросто выкладывает первому встречному все тайны, а вдруг я шпион?

– Ты что, носишь их с собой?

Хэнк удивился:

– Конечно, сэр, они всегда со мной, – он снова похлопал себя по карману, – вот только сейчас их найду.

Шифровальные таблицы носить с собой категорически нельзя! На корабле они находятся в сейфе у шифровальщика, а сама комната шифровальщика – это большой сейф. Носить их с собой – это разглашение гостайны и в военное время карается только одним способом – расстрелом! Странно, что береговой наблюдатель об этом не знает.

– Хэнк, а кем ты был до войны?

– О, сэр, – он широко улыбнулся и преисполненный гордости, поднял указательный палец вверх, – я был охотником на крокодилов!

Он уже хотел рассказать мне про огромных крокодилов, которых он пачками заваливал одной левой, но я его прервал:

– Где таблицы?

– Сейчас, сэр, одну минуту, – он снова засуетился и бросился переворачивать весь хлам в лачуге.

Чувствую это надолго. Я уселся поудобнее и решил дать ему возможность высказаться.

– Так ты говоришь, что крокодилов бил. Опасно, наверно?

Хэнк бросил ковыряться хламе и выпрямился, лицо его озарилось:

– О, сэр, вы когда-нибудь видели корриду? – я слегка кивнул, давая ему понять «конечно, а ты, что сомневался?», – так вот представьте, что бык – это крокодил, а я – матадор! Я выслеживаю крокодила, я его веду, – при этом грузный Хэнк начал неожиданно легко и бесшумно двигаться, изображая слежку, – сначала я прячусь от него, потом выхожу и крокодил отлично видит меня. Я подманиваю его ближе, он плывёт ко мне и уже считает меня добычей, потому что думает, что сильнее меня, но я-то умней! Я даю возможность крокодилу подплыть ещё ближе и когда он уже готов бросится на меня, я наношу ему смертельный удар! – Тут Хэнк выхватил свой огромный тесак, как настоящий мушкетёр сделал им несколько резких, размашистых движений, виртуозно нарисовав в воздухе восьмёрку и перехватив на лету двумя руками, засадил его в воображаемого крокодила. – И огромная бездыханная тварь падает у моих ног!

Красиво излагает, а жонглирует тесаком ещё лучше, мне остаётся только поаплодировать! Интересно, а кто автор этой сказки? Явно, что не сам Хэнк это сочинил. Судя по тому как, он складно рассказывает, он уже неоднократно плëл еë в забегаловках скучающим девицам. Но чтобы приободрить его, я сказал другое:

– Ого, Хэнк, да ты самый настоящий герой! Надо же, один на один сразиться со страшным крокодилом! Ты очень смелый!

Хэнк расплылся в широкой улыбке:

– Да, сэр, вы можете на меня положиться! Я не подведу!

Здесь я уловил новые интонации в его голосе: он уже считает меня командиром, а себя подчинённым. Не знаю, насколько важен этот участок в обороне Австралии, но на должности береговых наблюдателей нужно назначать более подготовленных, а главное умных людей.

– Хэнк, ты нашёл таблицы? Когда у тебя следующий сеанс связи?

Он замер на мгновение, как будто что-то вспомнил, затем хлопнул себя по лбу, с проклятиями выкопал из кучи тряпья армейскую куртку и вынул из еë кармана чёрную книжицу:

– Вот они, сэр, я говорил, что они здесь! Но я не могу вам её дать, топ сикрет!

Ну хоть это он знает! Ему было бы хорошо ещё знать, что само наличие этой книжки и тем более место еë хранения тоже являются гостайной.

Я понимающе кивнул:

– Добро, пиши шифровку, а я пока пойду пройдусь, осмотрюсь на местности.

Я забрался на вышку и огляделся вокруг. Красотища! Синий океан, голубое небо, жёлтое солнце, зелёные джунгли, прозрачная вода озера, белый песок пляжей. Налюбовавшись прелестями природы, я занялся сугубо военными делами: определил дальность видимости горизонта, необходимые высоты и азимуты. Ещё нужно взять у Хэнка компас и карту и расставить на местности необходимые вешки. Потом оплыть остров по кругу, определить наиболее опасные направления, расставить на них пулемётные гнезда и установить сигнальные мачты для оперативной связи.

Пока я обдумывал как организовать оборону острова из лачуги вышел растерянный Хэнк:

– Сэр, я не смог найти в таблице нужных кодов, поэтому отправил телеграмму открытым текстом. Это будет считаться нарушением, сэр?

Разбираться в австралийских кодах я не счёл возможным, нужно уважать чужие тайны, поэтому решил успокоить Хэнка:

– Не переживай, не думаю, что они предусмотрели такой случай.

Тут запищала рация и Хэнк бросился обратно в лачугу. В австралийском штабе тоже никак не ожидали такого расклада, поэтому решили выяснить всë уже в голосовом режиме. Через бамбуковые стенки весь разговор был отлично слышен.

Кто-то невидимый строгим голосом спрашивал:

– Ты там не пьян, Хэнк?

– Никак нет, сэр! Как можно, я же на службе!

– Как у тебя на острове оказался русский офицер? Ты что не видел, как русские высаживают своего наблюдателя?

– Нет, сэр, это не наблюдатель, по всем признакам – он жертва кораблекрушения. Около месяца назад, я вам уже докладывал, я видел на востоке вспышку похожую на взрыв. А неделю назад к соседнему острову прибило спасательный круг с русской надписью и дубовую дверь.

– Ты его обыскал? У него есть при себе документы?

– Никак нет, сэр, ещё не успел, ждал ваших указаний.

– Немедленно обыщи его и доложи! Всë, конец связи.

Хэнк вышел из домика ещё более растерянный.

– Успокойся, Хэнк, я никому не расскажу, как ты меня в «плен» взял.

– Правда, сэр? – Хэнк посмотрел на меня с надеждой.

– Никому, забудь об этом. У тебя тот круг и дверь ещё остались? – Хэнк кивнул, – хочешь я скажу тебе, что там написано? Дай мне бумагу, я напишу, а ты потом сравнишь.

Хэнк бросился в домик, порылся там и выскочил обратно, держа в руках журнал шифрограмм и карандаш.

 

– Пишите прямо здесь, сэр, у меня другой бумаги нет.

– Хэнк, а ты знаешь, что все полученные и отправленные шифрограммы нужно сразу сжигать?

На него стало жалко смотреть, он весь съёжился, побледнел и превратился из бесстрашного охотника в забитого попрошайку.

– Надеюсь, сэр, вы никому не скажите об этом? – Он посмотрел на меня взглядом преданной собаки.

– Нет, Хэнк, пока это не моё дело, но больше этого не допускай. Ясно? А теперь давай я напишу, а ты вырвешь этот лист, а сам журнал сожжёшь. И ещё, пока ты будешь сравнивать надписи, я пойду схожу на старое место и принесу свои вещи. Ты сможешь посмотреть на мои документы и доложить своим. Понял?

Хэнк бестолково закивал головой, а я взял его винтовку и пошёл обратно. Думаю, винтовка мне пригодится. Кто знает, что в голове у этого австралийца. Он по своей дурости так много лишнего мне рассказал, что за это может и убить.

На старом месте я забрал свою морскую форму и острогу, как единственное имущество, и отправился обратно. Никакого ритуального «прощания по уставу» не было, просто развернулся и пошёл.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21 
Рейтинг@Mail.ru