Екатерина Козина
Там, где танцуют сирены
V
К тому моменту, как я выхожу из дома, дождь заканчивается, и, даже сквозь еще бродящие по небу тучки, пытается пробиться солнце.
План отсутствует. Прийти к тетке и спросить я не могу. Остается дожидаться чего-то, что разъяснит мне как-то события прошлой ночи.
Бреду к дому по влажной дороге, комки грязи липнут к подошвам белых босоножек и пытаются испачкать пальцы ног. Остатки дождя в виде капель красиво переливаются на солнце, уже почти одерживающем победу в битве с тучами. Природа цветет. Она любит дождь и ту влагу, которую он дает. До этого унылые, зажаренные растения, изнывающие от палящих лучей, теперь оживились, подняли свои головы-бутоны, расправили листочки и красуются сами перед собой, радуются. Да и дышится полной грудью.
Когда я дохожу до теткиного дома, мозг уже вовсю рисует сцены для моей книги, которую я никак не могу закончить, не веря в свои силы, боясь, что она просто не получится, раз я не училась на это. Но слова Виталины, как преподавательницы, почему-то возымели действие. Во мне проснулось это затаенное ныне желание закончить историю, которая рассказывается уже давно.
Проскальзываю в калитку и по мокрой траве иду к лестнице, что ведет к окну на чердаке. Тетка, должно быть, копается в земле на другой стороне участка, или кормит кур.
Здесь у всех большие участки. Почти каждый разводит какую-нибудь живность. Вместо денег иногда используется обмен.
Помню, как в детстве пришла одна соседка с огромным бидоном козьего молока. Попросила десяток яиц. А молоко было свежее, теплое и пахло… М-м-м. Я тогда долго вертелась рядом с этим бидоном, все нюхала, да облизывалась, пока мне не налили полную кружку.
Сейчас такой обмен стал немного угасать. Теперь все больше на продажу. В город или в другие поселки. А жаль.
Взбираюсь по лестнице наверх, тяну окно на себя, рама податливо поднимается, позволяя мне войти. По сравнению с ярким полуднем на улице здесь темновато. Глаза не сразу привыкают, так что стою в нерешительности.
Комнатка оказывается убрана. Видно, Пелагея постаралась. Книги лежат стопкой на тумбочке – я привезла с собой несколько, чтобы было чем заняться на каникулах. Ноутбук бережно убран в сумку вместе с зарядкой и мышью. Расположился теперь в ногах заправленной пестрым покрывалом кровати. Над ней – большой ловец снов. Я сплела его несколько лет назад. Использовала лишь подручные материалы. Виноградная лоза для основания, покрытая голубой акриловой краской. Тонкие белые и синие нити переплетаются в красивый узор, похожий на паучью паутинку. В ней застряли, запутались разноцветные гладкие стеклышки и перламутровые ракушки. Я тогда ходила по пляжу, выискивала самые красивые, без отколотых углов и трещин. Стекла от разбитых бутылок море очень любит превращать в подобие драгоценных камней. Раньше у меня даже была коллекция из всех этих побрякушек. В самом низу ловца сна на морском ветре, дующем от окна, развиваются перья. Я их у куриц утащила. Потом бережно красила, чтобы получился именно тот небесно-голубой цвет, который мне так нравился.
Ловец удался на славу. Я и сейчас могу им любоваться.
Помню, как с гордостью показала свою работу родителям. Они были очень удивлены такому успеху. Папа даже гвоздь забил, чтобы я смогла повесить свое творение над изголовьем кровати.
У папы были золотые руки. Он мог починить практически все. И глаза такие шоколадные, добрые. От них еще лучиками разбегались в стороны морщинки.
Трясу головой, чтобы отогнать грустные воспоминания. Нет больше тех родных глаз и умелых рук. Канули в морскую пучину.
Резко хватаю за ремень сумку с ноутбуком и выхожу из комнаты, постоянно напоминающей мне о событиях прошлых лет. В груди противно сосет пустота. Хочется ее чем-то заглушить, но я не знаю, как это сделать. Каждый раз, как всплывают в памяти радостные моменты, которых уже не будет, я готова волком выть и рыдать в голос.
Ноутбук мне дорог, так что спускаюсь обычным путем – по винтовой лестнице, что ведет на первый этаж. На открытой веранде сталкиваюсь с теткой. Она сидит в кресле-качалке и перелистывает глянцевый журнальчик.
Веранда эта всегда мне нравилась. По бокам здесь стоят витражные стекла, проходя через которые, солнечные лучи окрашивают все в разнообразные цвета. Синий, красный, зеленый. Причудливые яркие картины вырисовываются на деревянном полу. А две подвески из тех же стекляшек и ракушек, что и мой ловец снов, раскачиваясь, приятно звенят. Это музыка ветра. Мы делали подвеску с мамой, долго и кропотливо выбирали самые красивые стеклышки, подбирали их по размерам и формам. И вот мамы уже нет, а поделка осталась.
Быстро смаргиваю пару слезинок, предательски блеснувших на глазах.
– Куда ты собралась? – не отрываясь от своего чтива, спрашивает, словно невзначай, Пелагея.
– Хочу сходить на пляж, попишу книгу, – на ее обеспокоенный взгляд, добавляю. – Купаться не буду, обещаю.
Она вновь углубляется в журнал. Разговор окончен.
Конечно, тетка понимает, что не может мне запретить появляться на пляже, ведь они с Виталиной Петровной выдумали только загрязнение воды. А я пообещала не соваться в море. Я уверена, что Пелагея собиралась мне возразить, но так и не придумала толком что.
Пересекаю веранду, почти выхожу за порог, как тетка снова меня окликает.
– Панамку надень, напечет ведь.
– Теть, не маленькая уже, в теньке посижу! – и выбегаю прочь из дома.
***
Вроде бы только недавно перестал дождь, а солнцу уже удалось разыграться не на шутку. Пока я шла от дома до пляжа успела пожалеть, что не взяла панамку – так сильно напекло в голову.
– Привет, дядь Паш, – у входа на пляж , под зонтом, на складной табуретке сидит знакомый мне продавец из продуктового магазинчика на площади.
– Здорово, егоза. Куда направляешься? – он протирает свою лысеющую вспотевшую макушку платком и тяжело выдыхает. Вся его полосатая майка на груди вымокла от пота. И сам мужичок выглядит довольно измученным.
Дядю Пашу я знаю еще с детства. Помню, как мы каждый день заходили к нему в магазинчик и покупали мороженое. За красивые глаза и детскую непосредственность он часто бесплатно угощал меня конфетами и фруктами. А я рассказывала ему то один, то другой стишок, выученный специально для такого случая. Но чем старше я становилась, тем реже появлялась в продуктовом магазине. А последние несколько лет я даже не приезжала на лето, так что сейчас была уверена, что он меня и не вспомнит. Однако, он не только меня вспомнил, но еще и егозой назвал, как делал это несколько лет назад. На душе сразу стало тепло, захотелось поверить, что все может быть как раньше. Вот только беззаботное детство уже не вернуть.
– На пляж иду, вот книгу писать буду, – показываю тяжелую сумку, что била меня всю дорогу по бедру.
Дядя Паша цокает недовольно языком и качает головой.
– Нельзя на пляж, Моренка. В море отходы выбросили. В лес лучше прогуляйся, – его шикарные ранее усы от жары словно поникли, обвисли.
В лес мне не хочется. Совсем. А в голову действительно печет, права была тетка, следовало все же взять эту глупую белую панамку. Выглядела бы как дурочка, зато макушка осталась бы цела и не пеклась сейчас, словно картошка на углях.
– Так я плавать и не собираюсь. Посижу в теньке под обрывом. Тетка разрешила.
Ну, она же не сказала ничего против моего сидения. Так что фактически можно считать, что она была согласна.
Вот все думают, что люди в двадцать лет уже взрослые, самостоятельные и умные. Не делают каких-то ребяческих поступков. Как бы не так. Если бы только эти все заглянули к нам в группу университетскую. Сразу бы стало ясно, что от шестнадцатилетних подростков мы вообще мало чем отличаемся. Разве что на четыре года дольше прожили. Те же шуточки, те же компьютерные игры и громкий гогот при упоминании определенных тем.
И вот сейчас я, словно дите малое, пытаюсь прокрасться на пляж, когда туда нельзя.
– Тетка разрешила? Эх, не дай бог, что-нибудь с тобой случится. С меня же потом три шкуры сдерут, – вздыхает мужчина и снова обтирает макушку, лицо и шею платком.
– Вы бы сходили домой, охладились. А то смотреть больно. Сколько так сидите уже, дядь Паш? – мне его жалко. Мужик хороший. Добрый. Чего ему на этом солнцепеке сидеть. – А я могу на пляже людей прогонять. А здесь мы объявление повесим. Хотите?
По мужчине видно, что он уже давно готов сбежать со своего поста. Пойти, попить холодного кваса или даже пива. Принять освежающий душ.
Его глаза загораются надеждой на скорое избавление. А я достаю из сумки листок с ручкой и быстро карябаю слова: «ОПАСНО! Проход закрыт! В воде отходы. Не приближаться!» – несколько раз обвожу буквы, чтобы заметнее было. Кое-как прикрепляем с дядей Пашей объявление к зонту и, довольные работой, расходимся. Я спускаюсь по тропинке вниз к пляжу, а он спешит в сторону своего дома, едва не приплясывая.
***
Здесь в тени от обрыва, нависающего надо мной, свежо и хорошо. Немного выше моей головы гнездятся ласточки. Почти вся земляная стена состоит из круглых отверстий, в которых пищат голодные птенцы. А ласточки снуют туда-сюда, приносят пропитание своим детям.
У меня на коленях расположился ноутбук. Яркости экрана не хватает, чтобы было хорошо видно, так что приходится набирать текст вслепую. Потом уже, дома, за чашкой чая я исправлю опечатки, добавлю запятых.
Я оказываюсь слишком увлечена выдуманной историей и не сразу замечаю девицу, радостно плещущуюся в нескольких метрах от берега. Как она прошла мимо меня? Я сижу почти у самой тропинки. Второй вход на пляж где-то в километре отсюда. И там тоже, наверное, должен быть смотритель.
Аккуратно откладываю в сторону ноутбук и поднимаюсь. Ноги увязают в горячем песке, но я иду к морю, чтобы прогнать из воды глупую девушку, верно, не умеющую читать. Надо было снять босоножки, сейчас они только мешают, загребая носами горсти песка.
– Ты что там делаешь?! – кричу я девушке. Внешне она не старше меня. – Не видела объявления? В море нельзя! Опасно!
Блондинка удивленно замирает и хлопает большими голубыми глазами.
– Как это нельзя? А почему? – она вновь ныряет и подплывает ближе к берегу. Теперь я могу разглядеть ее идеальную тонкую кожу, сквозь которую просвечивают венки.
Смотрю с завистью на чистое личико. Только сегодня утром я увидела в зеркале на носу у себя прыщик. Девушка надувает пухлые губы и склоняет вопросительно голову набок.
– В воду вылили какие-то отходы. Ты можешь навредить себе. На табличке было написано. Ты как сюда попала?
Блондинка заливается звонким смехом и опять погружается в воду с головой и выныривает.
– Тебя обманули, – смеется она. – Море чистое. Как и всегда. Идем, поплаваем.
Я отрицательно качаю головой.
– Сказали есть, значит, есть. Вылезай или я позову кого-нибудь, они вытащат тебя отсюда.
Упираю руки в бока. Девушка определенно младше меня. Ей где-то восемнадцать. Наверное, только школу закончила. Приехала, как и я, к родственникам или знакомым отдыхать. И теперь считает, что ей все можно, что она взрослая.
И тут вдруг девушка подскакивает на ноги, хватает меня за руку и тащит в воду. Я лишь запоздало отмечаю, что она полностью обнажена и ничуть этого не стесняется.
– Пошли играть! Поплаваем! – для хрупкой девушки у нее слишком сильные руки. И даже то, что я всеми силами упираюсь ногами в песок, не сильно помогает. Ее ногти больно впиваются мне в кожу, того гляди проткнут ее.
– Отпусти меня! – пытаюсь вырваться и краем глаза вижу, как от больших валунов, что вальяжно расположились в воде недалеко отсюда, отделяются тени. Поворачиваю голову, но вместо ожидаемых еще троих девушек, вижу лишь расходящиеся по воде круги. Показалось? Но чей-то тихий хохот мне удается различить.
– Поиграй! – незнакомка делает сильный рывок, и я, теряя равновесие, почти лечу в воду, но крепкая ладонь неожиданного спасителя хватает меня за свободную руку и не позволяет даже намочить платье.
VI
– Дина, отпусти девушку, – этот голос я уже научилась узнавать. Обладатель этой фразы всегда немногословен, холоден и отстранен.
Блондинка пожимает обиженно плечами и опускается в воду, но далеко не отплывает. Она деланно надувает губки и смотрит пристально в нашу сторону.
– Я просто хотела поиграть, – говорит она оправдываясь.
Но Ден ее не слушает, он разворачивает меня к себе лицом. Его руки оказываются на моих оголенных плечах.
– Ты чего здесь забыла? Сказали же, что к пляжу нельзя, – он разговаривает со мной, как с маленькой девочкой, хотя сам всего на год старше.
– Это к воде нельзя, а не к пляжу. К воде я и не ходила. Только твою подругу выгнать оттуда пыталась. Между прочим, ей ты почему-то ничего не говоришь, – я отталкиваю Дена в грудь, но лишь сама отшатываюсь, он продолжает крепко стоять на ногах. – Что вообще ты здесь делаешь?
Парень лишь устало смотрит на меня. Как будто все беды исключительно из-за Морены Лазуровой.
– Я шел подменять дядю Пашу. Куда он подевался? Как ты прошла на пляж?
– Он ее и пропустил. Я все видела, – Дина, обвиняя, указывает на меня пальцем и ухмыляется. – Она ему разрешила уйти. Сказала, что присмотрит за пляжем. А я думала, что она знает. А она не знает, да? Она не из ваших?
Поймав мой удивленный взгляд, Ден лишь предостерегающе смотрит на Дину, пытается предупредить, чтобы она не сболтнула лишнего.
– Из ваших, из наших – фыркаю я. – Из своих собственных. Она так и будет в воде болтаться?
Ден словно спохватывается.
– Вылезай! – требовательно говорит Дине, но девушка отплывает дальше и мотает головой, улыбается, показывая зубы.
– А ты мне что? – она полностью погружается в воду, затем на поверхности появляется лоб и большие хитрые глаза.
– М-м, – задумчиво тянет Ден, прикидывая, чем может удивить подружку. – Я уже давно обещал тебя покатать на своем байке.
– Ба-а-айк, – тянет Дина и расплывается в довольной ухмылке. – Ну, хорошо.
Девушка послушно, склонив голову, начинает вставать из воды. Длиннющие мокрые светлые волосы практически полностью прикрывают ее наготу.
А Ден стоит, ничуть не смущаясь, скрестил руки на груди и ждет, пока девушка из моря полностью выберется на берег.
– Эм, – бормочу я, стыдливо отводя взгляд от девушки. – Тебя вообще ничего не смущает?
Парень небрежно пожимает плечами.
– Дина, где опять твоя одежда осталась? – тяжело выдыхает он, будто такие ее проделки ему уже надоели.
– Она на другом берегу, – надувая губки, наигранно опускает глаза вниз. Длинные ресницы оставляют тени на ее щеках. Волосы девушки волочатся по воде за ней следом.
В какой-то момент я понимаю, что совершенно лишняя здесь. Пусть Ден сам разбирается со своей голой длинноволосой подружкой, а я пойду лучше.
– Ну, это. Пока, пожалуй, – неловко говорю я, чуть ли не с открытым ртом, наблюдая, как Ден стягивает с себя рубашку, оставаясь с голым торсом, и отдает ее Дине.
Девушка сооружает из протянутой рубашки подобие летнего сарафана и радостная устремляется босиком по песку к тропинке, ведущей с пляжа. Она смешно проваливается и расставляет руки в стороны, чтобы удержать равновесие.
Ден провожает ее взглядом и вдруг оборачивается ко мне.
– Не. Подходи. К. Воде, – ставя ударение на каждом слове, четко произносит он. – Ясно?
Киваю, а в душе зарождается желание как-то насолить ему. Пойти наперекор. Слишком самонадеянно он выглядит, стоя тут передо мной только в одних бриджах.
– Беги, а то ушла твоя ундина, – я киваю в сторону точеного девичьего силуэта, взбирающегося по горке вверх.
Ден на секунду замирает, напрягается, становится похож на мраморную статую. Только волосы на ветру колышутся.
– Что? – срывается тихий вопрос с его губ.
– Говорю. Русалка твоя уплыла уже. Догоняй, – чуть громче и старательно выговаривая каждое слово, чтобы до парня дошел смысл, повторяю я. – Ундина – это русалка, если ты не знал.
Ден отмахивается.
– Знаю я. Не расслышал просто. Ты здесь или домой? – он уже собирается уходить, на меня даже не смотрит. Задумчивый взгляд синих глаз устремлен на край обрыва, где, расставив руки в стороны, стоит Дина и покачивается, словно от сильного ветра. Ее волосы уже успели подсохнуть и теперь развиваются за спиной. Девушка прикрыла глаза и подняла голову, встала на цыпочки, будто намереваясь взлететь.
– Здесь. Надо дописать главу, – вру я, а сама собираюсь проследовать за бывшим другом и узнать хоть что-нибудь из его будущего разговора с Диной.
Больше он не оборачивается. Поднимается по тропинке наверх и обхватывает за талию Дину. Я быстро пакую вещи. Успеть бы услышать, что он ей скажет. А над пляжем разносится ее заливистый смех.
Неужели он умеет шутить? Я еще ни разу не видела, чтобы Ден улыбался. Возможно, только с ней?
– Ну, идем же! – требует Дина. – Ты обещал. Хочу покататься.
И что он в ней нашел? Возможно, она просто не оставляла его один на один со змеей.
Подождав пару минут, я отправляюсь следом.
– Ну, что-нибудь новое известно? Какие у них цели? Что ты узнала? – замираю на тропинке прислушиваясь. Ответа нет. Неужели ушли далеко? Поднимаюсь чуть выше и вижу, как Дина оборачивается в мою сторону и, заметив, вновь возвращается к разговору с Деном. Будто ждала, пока я появлюсь.
– Требования у них не изменились. Хотят, чтобы мы их пропустили. Кричали, что убьют каждого, кто сунется в воду. Смотри. Это их когтей дело! – Дина демонстрирует что-то на плече. По разговору можно предположить, что там царапины.
– Чего ты жалуешься. Заживет к вечеру, вы же живучие, – Ден слегка обнимает девушку за плечи.
Мы сейчас идем по открытому полю. Спрятаться здесь негде, разве что в кусты нырнуть. Могу лишь надеяться, что Дену не захочется повернуться. И судя по тому, как Дина завлекает его вопросами и глупыми ни к чему не приводящими рассказами о море, понимаю, она старается для меня. Вот только зачем?
– Сегодня соберем совет. А завтра вечером ты должна будешь отправиться обратно.
– Я сплю сегодня с тобой? – мурлычет девица, прижимаясь всем телом к Дену и оплетая его руками.
От этой сладости меня мутит. Дорога уже подошла к концу. Дальше начинается наша улочка. Вон виден дом Пелагеи.
– Прости, Дина, но оба мы в ванной не поместимся, – он аккуратно отодвигает ее от себя и жестом приглашает войти на территорию своего участка. На мгновение оборачивается, замирая возле открытой калитки. Я даже задерживаю от испуга дыхание. Но он меня не видит. Куст сирени, что растет прямо у нас рядом с забором, отличное укрытие.
***
– Как книга? Много написала? – как только я переступаю через порог, спрашивает, хлопочущая у плиты, Пелагея.
– Нет, не очень. В воде решила поплавать Дина, подружка Дена, а я пыталась ее оттуда вытащить, – ставлю сумку с ноутбуком на табуретку, а сама сажусь рядом и кладу голову на стол. В нее напекло. Солнце шпарит сегодня довольно сильно.
– Дина? – тетка оживляется, услышав имя.
– Да. Волосы еще длиннющие, как у Рапунцель.
Пелагея ставит передо мной кувшин с лимонной водой.
– Гляди, зажарилась на солнце-то. А я ведь говорила, чтобы панамку взяла. Волосищи-то темные. Много тепла привлекают.
Я лишь успеваю налить себе воды, когда раздается стук по калитке.
– За котлетами последи, чтобы не пригорели, – бросает тетка и, кинув полотенце на спинку стула, выскальзывает из дома. Я лениво приподнимаю голову и выглядываю в окно. Там ждет Ден. Он что-то говорит тетке. Стоит спокойно, убрав руки в карманы. И даже пару раз улыбается. Приятная у него улыбка, жаль только, что появляется нечасто и адресована всегда не мне. Тетка, кивнув, закрывает калитку и поворачивает обратно к дому.
– Виталина зовет сегодня вечером в гости. Так что ты без меня ложись. На ужин тебе котлет оставлю, да овощи нарежешь. Разберешься, – Пелагея вновь направляется к плите как ни в чем не бывало. – Моя компания тебя все равно тяготит.
– Да нет, теть, не тяготит. Я бы лучше с тобой вечер провела, чем в одиночестве, – я лгу. Все равно она пойдет. Не просто так в гости позвали. Собрание у них там.
– Книжки почитаешь, не маленькая ведь. Займешь себя как-нибудь, – она выключает конфорку, треплет меня по голове и уходит в свою комнату, видно, одежду подбирать.
***
– Все, я пошла, – доносится с первого этажа.
– Хорошо! – кричу я в ответ. Осталось только выждать немного, и можно устраивать слежку.
На улице уже должно быть прохладно, так что натягиваю темные джинсы, кроссовки и черную водолазку. Да, Морена, тебе двадцать, и ты играешь в шпионов. Волосы убираю в высокий хвост, чтобы не мешались.
Как во всех голливудских фильмах, сооружаю подобие человеческого силуэта под одеялом. Если тетка вдруг неожиданно вернется, то будет думать, что я сплю. Глупо? Да. Но в фильмах это работает, а на деле я еще ни разу не пробовала. Не было надобности.
Выключаю свет и в потемках пытаюсь добраться до выхода из комнаты. Прятаться в пустом доме мне не от кого, спускаюсь спокойно по винтовой лестнице. От спуска кружится голова. Металлические перила холодят кожу на ладонях.
В доме темно. Тетка решила, что я весь вечер проведу наверху, и выключила свет везде, где только можно. Ну, пусть так и думает. Выглядываю в окно на кухне, лишь слегка отодвинув пальцами занавеску. Как раз видно улицу и силуэт человека, что стоит рядом с нашим забором. Лица не разобрать – мужчина находится ровно в тени от фонаря.
Мне становится не по себе. Приставили к дому следить? За мной?
И самой смешно от личной мнительности и желания найти какую-нибудь тайну или заговор. Кому может потребоваться следить за мной? За племянницей-сиротой, приехавшей на каникулы к тетке.
Только все равно решаю выйти из дома не через дверь, а участок покинуть не через калитку.
Тетка всегда оставляет окно в своей комнате открытым. Через него и выбираюсь на задворки участка к курам. Кроссовки тут же намокают от росы, осевшей на траве. Курятник давно закрыт. Птицы уже наверняка спрятали головы себе под крылья и дремлют на насестах. И не подозревают, что живут они только для того, чтобы служить доходом для Пелагеи.
На улице действительно прохладно, хоть на море и полный штиль. Ни одного дуновения ветерка. Осторожно выглядываю из-за дома – мужчина все еще стоит, прислонившись к фонарному столбу, и курит сигарету. Уголек на ее кончике то ярко вспыхивает красным, то вновь затухает. Дымок поднимается тонкой струйкой, раздражает комаров и мотыльков, что глупо бьются о стекло фонарного плафона.
Ну и пусть стоит. А я в обход. Жаль только, что джинсы придется испачкать немного – земля влажная.
Здесь, за курятником забор представляет собой обычную металлическую сетку, которая отходит в самом низу. Соседская овчарка несколько лет назад совершила как-то к нам подкоп, чтобы погонять кур. До сих пор эту дыру не заделали. Только скотчем сетку к столбу примотали. Держится и ладно. Все равно не видно, как оно все здесь устроено.
Опускаюсь на колени и вслепую пытаюсь отмотать клейкую ленту. Без света это дается мне с большим трудом, но вскоре я добиваюсь желанного результата. Если Морена Лазурова решила, что она шпион и суперагент, значит, она доведет все до конца и сделает это по высшему разряду.
Отгибаю край сетки как можно сильнее и стараюсь не шуметь. Здесь только и остается, что на животе проползти. Ну и почему овчарка Радка не вырыла яму глубже?
Пачкая свои единственные джинсы, пролезаю в дыру. Говорят, что трава плохо отстирывается. Завтра проверим.
За нашим участком начинается поле, точнее, общие огороды. Весной обычно жители приходят, высаживают что-нибудь. Потом любой может для супа или салата нарвать морковок, да огурцов. Никто не наглеет. Берут столько, сколько нужно.
И вот сейчас по тропинке рядом с этим огородом я и пройду несколько домов. Потом, правда, как-то придется попасть на другую сторону улицы, чтобы проникнуть на участок Дена.
Перехожу на бег. Вдруг пропущу самое интересное? И опять нужно додумывать, угадывать. Что там с этим морем не так? Кто покалечил Дину? Что за странная девушка тогда манила меня к себе?
Про водных коней, что вставали на дыбы, и их шевелюры, сотворенные из морской пены, я думать отказываюсь. Это уже разыгравшееся воображение. Вот этого точно не было. Это приснилось.
Останавливаюсь. Вон дом Дена. И именно в этот момент я понимаю всю глупость своей затеи. Конечно же, этот дом, как и все здесь, огорожен забором. Раньше я почему-то не задумалась, что мне придется попасть на участок. На чужую территорию. Что, по меньшей мере, незаконно.
Единственная возможность проникнуть в этот бастион – калитка, которую могли забыть запереть.
Ну, будем надеяться, что тот, кто следил за моим домом, сейчас продолжает за ним наблюдать, а не глазеть по сторонам.
Срываюсь с места и как можно быстрее перебегаю дорогу. Я у нужного забора. Мужчина все еще докуривает свою сигарету, лениво потягиваясь. В мою сторону даже не смотрит. Хорошо.
Легонько толкаю калитку, и, о чудо, она поддается! В открывшуюся щелку пролезть у меня получится вряд ли. Открываю сильнее. И вздрагиваю от скрипа, разносящегося по округе. Быстро ныряю внутрь. Большой кустарник жимолости послужит мне укрытием на ближайшее время.
Дверь дома открывается. Выглядывает Ден. Сжимаюсь вся комочком, в надежде, что меня не увидят. Он вальяжно доходит до калитки и закрывает ее, на всякий случай оглядываясь по сторонам.
Как только он уходит, позволяю себе немного расслабиться. Теперь осталось дело за малым.
Сгибаясь в три погибели, я подбираюсь к окнам дома.
Собрание проходит на кухне. Почти все форточки открыты, и мне слышно, что говорят люди. Насчитываю минимум десять человек.
Сажусь около стены под одним из окон. Лопатки касаются холодного камня. От перебежек хочется пить и першит в горле.
Молодец, Морена, ты пробралась. Ты настоящий шпион. Жаль только, что диплом в следующем году защищать нужно будет не так.
– Я никак в толк не возьму, почему вы не хотите пойти им на уступки? – незнакомый мне мужской голос.
– Выпустить сирен в наш мир? Виктор, ты серьезно? Ты хоть представляешь, какой хаос воцарится? – похоже на голос Виталины.
Стук чашки о деревянный стол. Вся обращаюсь в слух. Сейчас меня не заботит холод от влажного камня, на котором я сижу. Не волнуют промокшие ноги. И то, что ветер, которого до этого не было, своими сильными порывами, пригибает к земле молодые березки, недавно высаженные Виталиной Петровной. Сейчас для меня не существует ничего вокруг, кроме напряженных голосов в кухне.
– Как ты не понимаешь, Вита! – стул со скрежетом отодвигается. – Как только к ним вернутся голоса, они никого здесь не оставят в живых. Мы выйдем из своих домов под звуки их пения и, словно крысы за крысоловом, с улыбками на губах утонем в море. Лукоморье опустеет. Никого не останется, кто смог бы не допустить их проникновение в мир.
Я зажимаю рот руками. Либо эти люди сумасшедшие, либо я, либо сирены действительно существуют.
– Мы раздадим наушники. Беруши. Что угодно! Но я отказываюсь потакать прихотям этих чудовищ, – еще один женский голос, но он тоже незнаком мне.
– Лукоморье существовало задолго до нашего рождения. И все поколения успешно справлялись с поставленной задачей. Справимся и мы. А пока. Предлагаю продолжать не выпускать никого в море, – это уже моя тетка вступила в беседу.
К сожалению, комарам все же удается уловить мое тепло. И сейчас они кружат рядом, противно пища, и пытаются полакомиться свежей кровью. А я отогнать их не могу. Даже прибить негодяев. И что это за Лукоморье? Наш поселок?
Где-то начинает лаять собака. Ей вторит еще одна. И мне становится даже немного жутковато, но приходится дальше сидеть под окном, чтобы не пропустить ничего важного.
– Есть еще одна проблема, – голос Дена. Разговоры стихают. Только кто-то методично мешает сахар в кружке, скребя ложкой по дну. – Ваша племянница.
– Моя племянница вас не касается, – голос Пелагеи взвинчивается до потолка.
– А я думаю, что касается. Она уже дважды видела то, чего не следует. И уже что-то подозревает. Ходит везде, вынюхивает, – он говорит обо мне с таким тоном, словно видит перед собой только девчонку, от которой можно ждать одних бед. – Либо отправьте ее домой. Либо расскажите правду. Я, конечно, за первый вариант. Нечего тут шататься. Пусть уезжает к себе в город.
Вспыхиваю. Ах, так?! Да я узнаю все, что только будет в моих силах. Еще и сама к этим вашим сиренам схожу.
– Не горячись, Ден, – мужской молодой голос. – Все же недавно она потеряла родителей.
Ден недовольно фыркает.
– Два года назад. Пора бы смириться с тем, что их у нее забрали.
В игру вступает все та же женщина, которая пару раз говорила до этого.
– Я считаю, что девочке нужно рассказать правду. Она имеет право знать, что Алиса и Андрей Лазуровы не просто пропали без вести.
Когда я шла сюда, я не думала, что услышу что-нибудь важное. Хотела верить, что они действительно собрались на чаепитие. Потом была готова к любой правде, даже фантастической. Но не к такой. Не к той, что затронула моих родителей и их смерть.
И если раньше я еще могла остановиться в своем расследовании. То не теперь. Не теперь, когда мне известно, что они не пропали. Что в их смерти виновато не море, не обычный шторм.
Сижу, словно каменная статуя. Обхватив колени руками. По щекам текут слезы. Все эти признания вновь разбередили только поджившую рану.
– Ей нельзя ничего говорить. Иначе раскроется не одна тайна.
