bannerbannerbanner
Брусничная зима

Крисия Ковальски
Брусничная зима

Полная версия

Пролог. Однажды летом…

И ждешь. И не решаешься сама.

И проводить пора бы до калитки.

Но вдруг в один момент вступают скрипки.

И кружится весь мир и мошкара.

И тот мальчишка в выцветших штанах.

И та девчонка в узких старых джинсах.

Так никогда и не смогли прожиться.

Так и остались запахом костра.

Дарья Пурш

Полина помнила, как в детстве просыпалась у бабушки в деревне. Она ещё даже не просыпалась, а чувство чего-то очень приятного уже ощущалось ею сквозь сладкую утреннюю дрёму. А потом она открывала глаза и вспоминала, что сегодня первый день лета. И такая безмерная радость вдруг охватывала её, что становилось легко-легко. Полина вскакивала с кровати, босыми ногами бежала по холодным деревянным половицам на крыльцо. И вмиг ступни ощущали тепло прогретых утренним солнцем досок. Полина подставляла лицо солнечному свету, чувствовала, как внутри неё всё мгновенно наполняется беспричинным счастьем.

Хотя почему беспричинным? В детстве так легко быть счастливым, просто счастливым. От того, что начался новый день, который уже с утра обещает приключения, удивительные открытия и даже небольшие путешествия. И всё это в один день! Один долгий чудесный летний день!

Полина вышла из дома в ещё прохладное утро. Где-то вдали остатки тумана ещё окутывали ватным одеялом пологие берега реки, и девочке захотелось побежать по берегу вот прямо сейчас, как есть, босой и с распущенными волосами. И она, следуя порыву, ступила на влажную траву. Несколько шагов, и подол лёгкого ситцевого платья промок от холодной росы, облепил ноги. Но Полина только беспечно встряхнула головой и ускорила шаг. Её манил этот зарождающийся летний день, обещавший стать тягуче-длинным, как карамельная конфета, завлекающим обещанием новых необычных событий.

Мягкая, ещё слишком молодая трава легко мялась под босыми детскими ступнями, оставляя узкую тропинку на прибрежном лугу. На нём ещё не зацвели цветы, только изумрудная трава, поблёскивающая от росы, и ещё не раскрытые спящие головки одуванчиков, уже поднимающие стебли к утреннему небу. У реки туман становился гуще, и Полина поежилась от прохлады. Но, конечно, такая пустячная вещь, как утренняя прохлада, не могла удержать девочку от прогулки.

Полина побежала вдоль берега, длинные спутанные волосы развевались на бегу, острая галька колола босые ноги. Возле переката, где утреннюю тишину нарушал тихий рокот воды, Полина остановилась, успокаивая сбивчивое дыхание. Она увидела, что с одного берега на другой расставлены длинные узкие жерди, а на них закреплена рыболовная сеть. Девочка с интересом стала рассматривать натянутые от берега до берега рыбацкие сети.

Вдруг совсем рядом в зарослях молодых ещё низеньких ив послышался легкий шорох. Полина обернулась на звук и увидела стоящего в нескольких шагав от неё мальчика, чуть старше неё. На нём широкая светлая рубаха, явно с чужого плеча, закатанные до колен штаны, и он тоже босоногий. Чёрные кудри спадали на лоб, синие глаза с интересом смотрели прямо на Полину.

– Что ты здесь делаешь? – поинтересовалась девочка.

– Рыбачу, – ответил мальчик, – Вместе с дедом.

– Я тебя раньше не видела.

– А я в первый раз сюда приехал, – и вдруг непринужденно, как бывает только у детей, предложил, – Хочешь с нами?

Полина кивнула. Ну конечно же, она хотела встретить настоящего рыбака и посмотреть, как ловится рыба.

Вадик, так звали мальчика, привёл Полину к месту, где рыбачил его дед. Они провели на реке пару часов, прежде чем Полина спохватилась, что её может потерять бабушка.

К тому времени, когда девочка вернулась домой, бабушка уже приготовила завтрак. На столе под вышитой яркими нитками льняной салфеткой стояла тарелка, полная горячих вкусно пахнущих оладий. Бабушка Тоня немного пожурила внучку за то, что ушла без предупреждения, не умывшись, не причесавшись, и не позавтракав как следует. Пожурила, но только немного. И сразу же усадила внучку за стол пить чай с оладушками и сметаной. Бабушка вообще никогда по-настоящему ни на кого не сердилась, только иногда могла немного беззлобно поворчать.

День был теплым, солнечным. Полина договорилась с Вадиком снова встретиться на берегу реки после обеда. Они быстро подружились всего лишь за одно утро. Так как Вадик приехал в деревню впервые, у него там ещё не появилось друзей и Полина стала его первым другом. Длинноногая, с заостренным подбородком на худом личике, большими голубыми глазами и пухлыми большими губами она выглядела и забавно, и трогательно одновременно. За её большой рот Вадим прозвал Полину «лягушонком». Но девочку это не обидело, потому что прозвище звучало ласково и шутливо.

Каких только занятий они не придумывали этим летом! Они построили шалаш в ветвях старой разросшейся черемухи, нашли потерявшуюся кошку бабушки Тони, но не одну, а уже с тремя милыми забавными котятами. Они прятали беленькие пушистые комочки на чердаке и тайком носили им молоко, пока бабушка Тоня не обнаружила свою пропавшую кошку и раздала уже подросших котят соседям и знакомым. В дождливые дни они проводили время всё на том же чердаке, сидели на разбросанной соломе и читали страшную книжку «Куклы мадам Мэндилип», после чего ночью Полине стало так жутко страшно, что она побоялась встать с кровати, чтобы попить на кухне воды. Странное дело, пока они были с Владиком вместе, им было смешно и весело читать эту историю, а как только Полина оказалась одна, то забоялась появления ужасных кукол.

Они исследовали все тропинки в ближайшей роще, нашли земляничное секретное место, чуть не упали в заброшенный колодец, насобирали полную банку жуков-стригунов, учили пса Пушка бегать за мячом. А однажды им пришлось убегать от бешеного жеребца. Тогда они забрались на крышу старой бани и долго сидели там, пока жеребец бегал по полю, громко ржал и вставал на дыбы. И только когда он убежал, дети решились спуститься вниз. Но тут оказалось, что Полина совершенно не помнит, как забралась на высокую крышу и очень боялась с неё слезать. Тогда пришлось спускаться с внутренней стороны по полуразрушенной кирпичной трубе в баню, а потом пытаться открыть изнутри дверь на заржавевших петлях.

В середине июля цветет иван-чай. И бабушка Тоня позвала внучку его собирать. Они шли по лугу, лиловому от цветов, усеявших длинные стебли иван-чая, и бабушка учила Полину собирать листья правильно, чтобы не повредить растение – нужно было придерживать вверх стебель и одним осторожным движением руки провести вниз, собрав листья в ладонь. Сами лиловые соцветия рвать нельзя, нужно оставить их, чтобы созрели семена. И листья на голых стеблях за лето отрастут снова. Потом они рассыпали сорванные листья во дворе на широком одеяле и сушили их. На следующий день бабушка Тоня перекручивала их, уже подвяленные, в мясорубке и кашицу выкладывала на противни, а противни ставила в открытую духовку. Когда листья иван-чая сушились в горячей духовке, то по всей кухне расходился сладкий аромат ягодного варенья. Одну горсть чая бабушка Тоня заваривала, чтобы попробовать вкус, а остальное пересыпала в высокие стеклянные банки с узким горлышком, плотно закрывала крышкой и убирала в самый дальний угол буфета до зимы.

Полина помогала бабушке собирать и другие травы – красные головки клевера, листья земляники, шиповника и малины, смородины и мяты. Всё это сушилось на подоконнике, источая терпкий аромат, а потом смешивалось в жестяные банки из-под чая. «Лето в банке», так бабушка Тоня называла травяную смесь, засыпанную в банку и плотно закрытую крышкой. Откроешь зимой такую банку, вдохнешь аромат луговых трав и как будто ласковое теплое лето возвращается холодным зимним днём.

В конце лета произошло неприятное событие. Возле двухэтажного жилого дома напротив школы находилась волейбольная площадка, где часто собирались дети из соседних дворов. Девочки обычно сидели на лавочках, разговаривали и наблюдали за играющими на площадке. В тот день Вадик поссорился с Митькой Никитиным. Их ссора быстро перешла в драку, а так как Митька был старше на два года, да ещё и выше ростом, то победителем в этой схватке вышел Никитин. Девочки, и особенно Полина, настороженно наблюдали за потасовкой. Митька повалил на землю Вадика, а потом перескочил через низкую ограду и скрылся в соседнем дворе, Вадик встал, отряхивая штаны от песка. Полина почувствовала облегчение от того, что Митька всё-таки не так сильно побил её друга, как она боялась. И вместе с облегчением она вдруг вспомнила, что опять без предупреждения ушла из дома и что бабушка Тоня очень волнуется за неё. Ей нужно было возвращаться домой, к тому же уже стемнело.

– Мне нужно домой, – сказала она Вадику.

– Не уходи! – вдруг с неожиданной настойчивостью произнёс мальчик, – Пожалуйста, не уходи.

– Нет, мне нужно идти, – покачала головой Полина, прикидывая, сколько времени она отсутствовала и сильно ли волнуется теперь бабушка.

–Ты уходишь из-за того, что я не смог дать сдачи Митьке? – спросил Вадик. В его голосе прозвучала обида, а его взгляд был такой растерянный, что Полина вдруг засомневалась в правильности своего намерения.

– Нет, не из-за этого. Просто мне нужно идти. Я бабушку не предупредила, когда уходила.

Он не стал больше настаивать, но Полина вдруг поняла, что он на неё обиделся. И когда она возвращалась домой, по дороге всё время думала о том, правильно ли она поступила. Что было правильнее – остаться и поддержать Вадика или успокоить тревогу бабушки? Тогда она не смогла сделать правильный выбор.

На следующее утро Полина сразу же побежала к дому своего друга. Но во дворе её встретил только его дедушка и сообщил, что полчаса назад за Вадиком приехал отец и забрал его в город. Полину эта новость обескуражила. Девочка стояла возле калитки дома своего друга и понимала, что уже никогда с ним не помирится. И осознавать это было так больно и ужасно, что Полина заплакала. Она медленно плелась по пыльной дороге, и всё вдруг стало пустынным и потеряло смысл. Только грустный взгляд его пронзительно-синих глаз, когда он просил её остаться в ту минуту с ним.

 

Прошла зима. Но на следующее лето Вадик не приехал к дедушке в деревню. А ещё через зиму дедушка умер. С тех пор дом друга опустел. И больше никогда Полине не пришлось встретить своего друга, с которым она провела самое восхитительное, полное событий и приключений, лето. В душе Полины навсегда поселился страх не успеть сказать близким людям о том, как они ей нужны, пока они рядом. Ещё в детстве ей пришлось узнать, как всё переменчиво, необратимо переменчиво в этом мире.

Снег на ветвях сакуры

Ей постоянно казалось, что мир – тоска.

Жизнь в ожидании хука или броска.

Дарья Пурш

Полина стояла возле окна и смотрела во тьму с высоты пятого этажа. Как раз напротив горел фонарь, и в его желтом равномерном свечении выделялись сугробы, наметенные дворником по углам больничного двора. «Как же бесприютно, – подумалось молодой женщине, – как же стыло, зябко, холодно…» И она представила, как в такой ранний час кому-то приходится выходить из уютного тепла в зимнюю мглу и идти на работу. Полина поежилась и отвела взгляд от окна. На узкой кровати спал ее маленький сынишка. Совсем скоро придется его будить. Завтрак и медицинские процедуры начинаются рано.

Сама Полина ночами спала плохо. Долго не могла уснуть, ворочалась. Из окна всю ночь бесцеремонно горел фонарь, и его свет раздражал. В коридоре также горел свет. И через стеклянную дверь так же проникал в палату. В самой палате жарко, пахнет хлоркой, а днем медсестра включает антибактериальную лампу. Полине очень хочется открыть окно и вдохнуть свежий морозный воздух, но окно открывать нельзя, как нельзя выходить с сыном во двор, чтобы немного погулять.

Сегодня Антоше делают операцию, но точное время не сказали. Чтобы отвлечься от ожидания, Полина играет с сыном в карты и специально ему проигрывает. Они лежат на кровати, спорят, препираются, Полина делает вид, что ей очень интересно, хотя она никогда, даже в детстве, не любила карты и другие настольные игры. А когда Антоше всё же надоедает, Полина берёт толстую книгу с названием «Восточные сказки», на обложке которой нарисован страшный джин, медная лампа и мальчик в шароварах, кафтане и с тюрбаном на голове. Полина начинает читать историю про принца, который поймал волшебную птицу, и она унесла его в далёкую страну, где он встретил красивую принцессу и влюбился в неё. Принцесса ответила ему взаимностью, и они уже собирались рассказать о своих чувствах родителям принцессы, как принц сказал, что он очень соскучился по дому и должен слетать и навестить родные края, а после обязательно вернётся и они поженятся.

«Ты уедешь в свою далёкую страну и забудешь меня, ты не вернёшься больше ко мне, и я тебя не увижу снова», – читала Полина слова принцессы, как дверь больничной палаты открылась и медсестра сказала, что пора собираться. Полина закрыла книгу и с сильно бьющимся сердцем посмотрела на сына, пытаясь скрыть тревогу. Она начала раздевать ребёнка, а когда спросила, можно ли оставить крестик на серебряной цепочке на шее ребёнка, то получила ответ, что нет. Полина сняла с сына цепочку с крестиком, аккуратно положила на стол, перекрестила сына, обняла его и поцеловала.

– Всё будет хорошо, я буду ждать тебя здесь, – произнесла она.

Когда ребёнка увели, Полина вышла в коридор и приблизилась к окну. В глубине двора, рядом с высокой железной оградой, стояли голые кусты сакуры, покрытые снегом. Наверно, весной их мелкие рясные цветы нежно – розового оттенка будут смотреться очень непривычно на почти голых ветках. На небе со стороны реки надвигалась тёмная снежная туча, ветер трепал голые кроны деревьев. Солнце, ещё недавно светившее в оконные стёкла, исчезло. Полина отошла от окна и начала медленно прохаживаться по коридору. В палату зашла санитарка и принялась делать влажную уборку. Минут через пятнадцать она закончила и ушла, оставив резкий запах хлорки.

Полина прошла в палату, села на кровать, в очередной раз посмотрела на часы. Прошло уже минут сорок. Что-то долго… Прошло ещё долгих томительных полчаса, когда Антошу привезли в палату и уложили на кровать. На правом его глазу наложена марлевая повязка. Ребёнок сразу проснулся и пожаловался:

– Больно…

Он нашёл её руку, схватил её тоненькими пальчиками и сжал.

– Маленький мой… – успокаивающе произнесла Полина и, чтобы отвлечь ребёнка, подошла к столу, включила ноутбук и открыла диск, который они слушали на ночь. Под чтение диктора Антоша быстро засыпал, поэтому многие главы приходилось потом прослушивать снова. «Дети капитана Гранта» – так называлась история. Полина включила диск на том самом месте, когда выяснилось, что рассеянный профессор Паганель перепутал корабли и сел не на тот рейс. И теперь вместо Индии вынужден был направляться к берегам Канарских островов.

Полина прикрыла шторы, чтобы снова вышедшее из-за туч солнце не мешало ребёнку, придвинула стул и снова взяла сына за руку. Так они слушали аудиокнигу, когда им в палату принесли обед. Медсестра поставила на стол тарелку с супом, второе, стакан с компотом и быстро скрылась в дверях. Полина спросила, хочет ли он кушать, и Антоша сказал, что хочет. Суп оказался борщом с очень аппетитным запахом. Полина покормила ребёнка с ложечки, Антоша также съел и второе – картофельное пюре и тефтельку. А потом он задремал, и Полина выключила диск. Вообще, кормили в детской больнице неплохо, но только детей. Родителям же приходилось питаться самим, и Полина уже порядком устала от неполноценной пищи в виде чая, бутербродов и печенья. Ей хотелось домашней еды.

Телефон беззвучно завибрировал, и Полине пришлось осторожно выйти в коридор, чтобы не разбудить Антошу. Звонила Лена, её подруга.

– Полинка! Ты не знаешь, а наш Павел Фёдорович на пенсию собрался идти, – Лена возбуждённо делилась новостями с работы, – У нас теперь будет новый начальник… Из города приехал вчера, из головного офиса. И всех уже успел на ноги поднять. И тебя, кстати, спрашивал.

Полина вздохнула. Да, Павел Фёдорович предупреждал, что собирается сдавать дела, но что уже сейчас, так быстро… И словно в подтверждение её мыслей, Лена продолжила:

– Он и сам не ожидал, рассчитывал только к концу февраля уйти. А тут сам сын начальника приехал и отправил нашего Фёдоровича на пенсию, не дожидаясь конца зимы.

Обменявшись новостями, подруги закончили разговор. И тут же, не успела Полина вернуться в палату, как поступил вызов от Лидии Михайловны, главного бухгалтера.

– Полина, – начала она, – Скинь мне адрес своей электронной почты, я тебе документы отправлю, срочно надо данные подать.

– Но я же в больнице… – растерялась Полина.

– Вадим Романович приказал срочно сделать. Это наш новый начальник. И так интересуется, почему у тебя два дня прогулов, – строго выговорила Лидия Михайловна.

В больницу Антошу положили не сразу. Сначала сдавали анализы, и выяснилось, что результаты ЭКГ плохие. Скорее всего, повлияло то, что Полина с ребёнком провели бессонную ночь в поезде, а утром, уставшие, пришли в больницу. На следующий день обследование повторили, результаты стали лучше, и только тогда Антошу госпитализировали, а Полине открыли больничный. И эти два дня в больничный не вошли. Если бы был Павел Фёдорович, то он бы даже не спросил ничего, но новый начальник сразу это заметил.

Полина зашла в палату, поправила одеяло на спящем Антошке и села за ноутбук.

Снежный декабрь

Этой зимой

Счастливым быть хочется.

Снег бьёт и щекочется.

И тащит домой.

Не гнать руки с талии.

Замёрзшим дыханием

Греть пальцы другим.

Дарья Пурш

Лечащий врач сказал, что подготовит выписку и после обеда они уже могут покинуть больницу. И вот сейчас Полина сидела вместе с Антошей на кожаном диванчике в коридоре и напряжённо ждала, когда её с сыном позовут в ординаторскую за выпиской. Мимо проходили медсёстры, сестра-хозяйка, сестра-диетолог, что-то пересчитывали в тележке с бельём, что-то искали на ресепшен в бумагах, и никто не обращал внимания на женщину с ребёнком, терпеливо ждущих на диванчике. Время уже перешло за час, потом за полвторого, когда их, наконец, позвали. В кабинете врач быстро ещё раз просмотрел историю болезни, отдал на руки выписку и сказал:

– Требуется ещё одна операция на другой глаз. Не задерживайте с этим.

А когда они вернулись в палату и Полина начала собирать вещи в сумку, то на какое-то время отвлеклась от сына и не заметила, как он подошёл к окну и долго и тихо стоял. Она обратила на него внимание уже когда собрала вещи и закрыла сумку. Маленький мальчик стоял к ней спиной, а плечи его мелко подрагивали. Полина подошла к сыну, обняла его за плечи и развернула к себе лицом. На его длинных тёмных ресницах блестели тяжёлые капли слёз. Всё это время он беззвучно плакал, не жаловался, нет, просто тихо стоял и прятал слёзы.

– Ты чего, сынок? – растерянно спросила Полина, – Домой ведь возвращаемся.

– Я не хочу ещё операцию, – пробормотал мальчик. И тут только Полина встрепенулась от того, что ребёнок слышал слова врача. Она подвела Антошу к кровати, усадила и обняла его, прижав голову мальчика к своей груди.

– Не плачь, мой маленький. Это же будет не скоро… В мае только. А сейчас мы возвращается, наконец-то, домой. Переночуем в гостинице, сядем на поезд и послезавтра будем дома. Ты не забыл, что скоро Новый год? А мы ёлку ещё не ставили. Нам так много нужно успеть до праздника, – Полина говорила, стараясь отвлечь мысли сына и поглаживая его по голове, распрямляя непослушные упругие кудряшки, а сердце щемило от жалости. Лучше бы он громко расплакался, требуя внимания! Но так смиренно, безнадёжно, жалобно и беззвучно плакать у окна…

Они собрали все вещи, Полина проверила, ничего ли не забыли, и вышли из палаты, спустились на лифте в подвальное помещение, где находился гардероб, забрали верхнюю одежду, оделись и снова поднялись на лифте на первый этаж. От того, что нельзя просто свободно выйти на улицу, у Полины начиналась развиваться клаустрофобия. И она спешила покинуть это здание, так похожее на бункер. На улице уже начинало смеркаться, было только начало четвёртого, но длинные тени уже ложились на заснеженные тропинки вдоль больничного двора. Полина жадно вдохнула воздух, чистый морозный, не пахнущий хлоркой и духотой запертого помещения. Они поспешили к воротам, за которыми стояли машины. Такси вызвали заранее, и теперь вглядывались в номера проезжающих машин, чтобы не пропустить. Вот подъехала серебристая «тойота», остановилась рядом с воротами. Полина взяла сына за руку и поспешила к машине. Водителем оказался молодой парень кавказской внешности.

– Вы не могли бы остановиться возле какой-нибудь аптеки? – попросила Полина. В зеркале поймала взгляд весёлых чёрных глаз и услышала заверение:

– Остановимся! Дешёвую аптеку знаю. Там остановимся. Карта со скидкой есть, тебе дам. Не переживай, красавица!

Молодой шофёр быстро вывел машину из потока автомобилей, подъезжающих к стоянке, и помчал по шоссе, через какое-то время остановился возле аптеки.

– Иди, красавица, покупай! – он протянул ей карточку. Полина помедлила, соображая, может ли доверить ему ребёнка и две сумки. Он, поняв её сомнения, заверил, – Не переживай! Оставляй ребёнка, присмотрю.

Полина вышла из машины, направилась в аптеку. Очереди не было, только какой-то парнишка покупал пластырь. И взяв сдачу, быстро ушёл. Полина купила лекарство, вернулась к машине. Парень – таксист громко включил весёлую восточную музыку и слушал её.

– Скидку сделали? – деловито поинтересовался он.

– Да, спасибо вам большое, – Полина протянула ему карточку.

– Не благодари, – широко улыбнулся он, – Люди должны помогать друг другу, верно, красавица?

– Да, – не смогла сдержать ответной улыбки Полина.

Такси быстро привезло их к дешёвой привокзальной гостинице, Полина отдала деньги и попрощалась с водителем. От того, что в этот день ей встретился добрый человек, настроение заметно поднялось.

В деревне Брусничное падал крупными хлопьями снег. Он ложился на почерневшие деревянные заборы, крыши домов, засыпал разметённые и протоптанные дорожки. Антошку было не удержать дома. И пока Полина носила дрова, топила печку, готовила обед и прибиралась, Антоша бегал по двору, слепил снеговика, в его валенки набился снег, а рукавички стали мокрыми, но он ни за что не хотел домой. И Полина прекрасно понимала ребёнка – почти неделю провести в маленькой больничной палате, в замкнутом пространстве без свежего воздуха и теперь не надышаться, не набегаться вволю!

А после обеда, оставив Антошу с соседкой Надеждой Дмитриевной, Полина направилась на работу. Дорожка, ведущая к зданию конторы леспромхоза, была уже расчищена от снега, на крыльце курили рабочие.

 

– Привет, Полинка! – окрикнул девушку один из них, её сосед Виталька Чернов.

Полина остановилась.

– Виталь, просьба есть, – несмело начала она.

– Ну, говори, – подбодрил он, не прекращая затягиваться табачным дымом.

– Мне ёлка нужна. Привезёшь, я заплачу, сколько нужно.

– Да брось ты… Заплатит она… Так привезу. С деляны буду возвращаться, спилю подходящую, – пообещал Виталька.

Полина кивнула и поспешила дальше. Стряхнула липкий снег с замшевых сапожек, на ходу сняла пуховик, проходя по гулкому пустому коридору, заглянула в кадры. Обычно после обеда девчонки там пили чай и обменивались деревенскими новостями. Но дверь в кадровый отдел была прикрыта, а за ней тишина, только звук работающего принтера издавал тихий шорох. Даже привычное «Авторадио» не играло, не служило, как обычно, тихим фоном к послеобеденным ленивым разговорам. За столами, припав взглядом к экрану компьютеров, сидели служащие, и каждый из них был сосредоточен на своём деле.

Не задерживаясь, Полина прошла в приёмную начальника, повесила пуховик на вешалку, прошла к рабочему месту. И в это время, вероятно, услышав стук её каблучков и скрип старой деревянной двери, и кабинета вышел новый начальник. Вадим Романович Левецкий. Он остановился в открытых дверях своего кабинета, давая вошедшей женщине возможность его рассмотреть. Полина успела только отметить, что он молодой, около тридцати лет, темноволосый, высокий и с серьёзным, даже хмурым взглядом серых глаз на смуглом лице. Но больше ничего она отметить не успела, так как Вадим Романович начал говорить, и голос его прозвучал так же отстранённо и холодно, как и взгляд его холодных глаз. Впрочем, было всё же что-то живое в холодном звуке его голоса – нескрываемое раздражение, вот что.

– Как это понимать, Полина Викторовна? Вы всё ещё работаете у нас? Или мне искать вам замену?

Полина вздрогнула от неожиданности этого заявления.

– Я работаю, – поспешно ответила она, – Разве Павел Фёдорович вас не предупреждал, что я была в больнице с ребёнком?

– Предупреждал, – всё так же холодно произнёс новый начальник, – У вас больничный лист. Три с половиной дня вы прогуляли. Объяснитесь.

– Два дня мы сдавали анализы, проходили обследования. И больничный закрыли в день выписки, а мы смогли уехать только на следующий день, потому что поезда в тот день не было. И с ребёнком соседка смогла остаться только после обеда… – говорила Полина, и ей всё больше не нравилось то, как жалко звучит её голос, и как жалко при этом она сама выглядит, и почему она вообще должна оправдываться перед этим чужим равнодушным человеком?

– Три дня я оставался без секретаря. И как видите, прекрасно справился. Может, вы мне вовсе не нужны? – с язвительной иронией произнёс мужчина. Полина не ответила, опустив взгляд в пол, как провинившаяся школьница в начальной школе. На глаза предательски начали наступать слёзы, сказалась бессонная ночь, тревоги за здоровье сына, усталость от поездки. Полина прошла к столу, молча выдвинула стул и села на него, ноги почему-то стали то ли ватными, то ли, наоборот, тяжёлыми, но стоять на них перед этим человеком было тяжело, лучше всё-таки сесть и почувствовать хоть какую-то точку опоры.

– Эти три дня вычтут из вашей зарплаты, позже напишите заявление в бухгалтерии на дни без содержания. И сегодня задержитесь, – мужчина бросил быстрый взгляд на наручные часы (Полина успела заметить, что это дорогие часы солидной марки, правда, какой, не поняла), – Вы опоздали на четыре часа, значит на столько же и задержитесь. Ваш рабочий день закончится не раньше девяти вечера. Работы накопилось много.

– Но я не могу! – отчаянно вскликнула молодая женщина, протестуя, – У меня маленький ребёнок останется один…

– Полина Викторовна, – перебил её спокойный холодный голос, – Или мы работаем или вы прямо сейчас можете идти домой, к ребёнку, мужу, собаке. Я вас не держу.

Щёки Полины вспыхнули.

– Простите, Вадим Романович… Конечно, мы работаем, – тихо произнесла она, чувствуя, как внутри всё сжимается от возмущения, страха и обиды. Возмущение – это понятно, но страх откуда? И, тем не менее, она чувствовала нарастающий страх перед этим человеком.

– Зайдите ко мне в кабинет, возьмите документы, которые нужно срочно отсканировать и отправить в головной офис.

Полина прошла в кабинет начальника, следуя за ним в отдалении, сразу заметила, что в кабинете, где обычно любил курить Павел Фёдорович, больше не пахнет табаком и на столе не лежат в помятой пачке его любимые сигареты и нет привычно разбросанных бумаг, наоборот, на столе идеальный порядок. Вадим Романович указал на довольно внушительную стопку бумаг и ничего больше не посчитал нужным сказать. Полина взяла документы и вышла из кабинета.

Ведь остаток дня Полина работала, не отрываясь от документов. Едва она заканчивала одно поручение, как Вадим Романович давал ей другое. И сам ни разу не вышел из кабинета ни покурить, ни чаю выпить. Его дверь была чуть приоткрыта, и Полина знала, что он не просто сидит, а тоже работает. Он с кем-то долго говорил по телефону о каких-то поставках сырья, потом изучал какие-то документы, послал Полину в бухгалтерию за какими-то отчётами, потом с чем-то сверял их в таблице на своём ноутбуке, потом заставил Полину заполнять какие-то таблицы какими-то цифрами, значения которых она так и не смогла понять. Потом вызвал к себе по селекторной связи работников пилорамы и долго что-то с ними обсуждал, а они жаловались ему на устаревшее оборудование. После чего Вадим Романович отпустил рабочих, а Полину заставил просмотреть сайты, торгующие оборудованием для пилорам и провести мониторинг цен. От всего этого Полина устала до невозможности, желая только одного – прийти домой. Она вспомнила, что из-за всей этой суеты забыла позвонить домой и предупредить, что задержится. Выйдя в туалет (потому что теперь говорить по телефону как раньше за рабочим местом уже нельзя), Полина набрала номер Надежды Дмитриевны и предупредила, что задержится.

Рейтинг@Mail.ru