Кристен Перрин
Опасная игра бабули. Руководство по раскрытию собственного убийства
Пронзительные нотки в певучем голосе Эльвы звучат гораздо громче. Он гулко разносится по коридору и проникает под кожу. Я вздрагиваю и следую за мистером Гордоном через дверной проем в огромную прямоугольную комнату. Очень древнюю, с двумя массивными каминами, по одному в каждом конце, а пол выложен не деревом или плиткой, а истертыми камнями. Сводчатый потолок и темные балки, длинный блестящий стол и стулья с высокими спинками создают впечатление старинного зала для приемов. Я представляю, как здесь выступают артисты, а элегантно одетые люди вкушают фазанов и тарталетки, но уж слишком все серо, отчего я невольно ежусь. Похоже, тете Фрэнсис тоже так показалось, потому что на высоких окнах занавески в цветочек, а у обоих каминов расставлены кресла в такой же обивке, чтобы сделать обстановку уютнее. На потолке висит огромная люстра, сверкающая сотнями хрустальных подвесок, напоминающих направленные вниз ножи.
По огромному залу расставлены цветочные композиции, семь из них выстроились в ряд. Выглядит это немного странно, пока я не замечаю прикрепленные к ним записки: «Доставить в церковь». А в центре стола стоит потрясающая композиция высотой не менее четырех футов.
– Какая красота, – говорю я. – Тетя Фрэнсис сдает дом в аренду для проведения свадеб или чего-то в этом роде?
– Нет, – отвечает мистер Гордон. – Фрэнсис увлекается аранжировкой цветов. Она такой заядлый флорист-любитель, что каждое утро просит Арчи приносить свежие цветы из сада. Наверное, они предназначены для свадьбы, Фрэнсис всегда занимается оформлением церкви.
– Ух ты, – говорю я, потому что букеты и правда впечатляющие.
Мы проходим через дверь в дальнем конце комнаты в библиотеку. Она уютнее, чем я ожидала, стены заставлены книгами в темных кожаных обложках. Через большие квадратные окна льется свет, которому нависающие снаружи листья глицинии придают зеленоватый оттенок.
Когда я следую за остальными, в воздухе как будто возникает какое-то странное напряжение. Мистер Гордон хмурится, заметив неопрятный букет роз на большом деревянном столе в центре комнаты. По сравнению с прекрасными композициями, которые мы видели, этот выглядит нелепо. Сами того не замечая, мы стараемся идти тихо, а зеленый узорчатый ковер скрадывает звуки шагов.
– Фрэнсис! – снова кричит мистер Гордон.
Тишина становится гнетущей.
И тут все одновременно замечают нечто ужасное – из-за стола на полу торчит ладонь. Бледная, не считая струйки крови на ковре.
Глава 6
Записи из Касл-Нолла, 21 сентября 1966 года
В первый раз мы пришли сюда мартовским вечером, когда еще рано темнело, а мы умирали от скуки. Но Эмили уже все тут исследовала и обнаружила прекрасное место в запущенной части сада, где мы могли выпить, покурить и повеселиться. Поэтому она с самодовольным видом повела нас в обход колючих зарослей и через дыру в заборе.
В моей руке была теплая ладонь Джона, и он не сводил с меня глаз. В ровном лунном свете его русые волосы и веснушки словно выцвели, подчеркивая красивый контур лица. Уолт Гордон ушел вперед с открытой бутылкой пива в одной руке, а другой время от времени обнимал Эмили за талию. За ухом у него торчали два косяка, он двигался со свойственной ему расслабленной уверенностью. Эмили то и дело настойчиво шептала что-то ему на ухо. Зная Эмили, наверняка что-то неприличное.
Роуз замыкала строй, в ту первую ночь она была еще более притихшей. Зимой она по той или иной причине отшила целую череду парней. У Арчи Фойла пахло изо рта, и он слишком нахальный. К тому же он был приемным ребенком, а значит, опасный тип, хотя Уолту он нравился, потому что поставлял ему травку. Еще был Тедди Гусс, но Роуз сказала, что он слишком прыщавый.
– Вы знаете, как умерла леди Грейвсдаун? – с привычным мелодраматизмом спросила Эмили. – Боже, ну и фамилия! – Она мелодично рассмеялась. – Эта семья была обречена с самого начала.
Голос Эмили стал низким и хрипловатым – она собиралась рассказать либо похабную историю, либо грубую шутку.
Она распустила длинные волосы, и только одна прядь была сколота жемчужным гребнем. Меня это раздражало – ведь это не только мой жемчужный гребень, но и моя фирменная прическа. С января… нет, еще раньше Эмили стала нарочито подражать мне в мелочах. Сначала это сопровождалось комплиментами: «Мне так нравятся твои хлопковые юбки! Одолжишь мне какую-нибудь?» или «Я пользуюсь лавандовым кремом для рук, потому что он напоминает о тебе». Все это она произносила с обезоруживающей улыбкой. Но я знаю Эмили всю жизнь, и ее улыбка отнюдь не проста. Эмили вообще ничего не делает просто так.
– О какой леди Грейвсдаун речь? – спросила Роуз. – Разве почти вся семья не погибла в автокатастрофе пару лет назад?
– Не вся.
Эмили помахала рукой, словно три жизни ничего не значили.
Три года назад старший сын лорда Грейвсдауна сидел за рулем спорткара, а с ним ехали отец и жена. Он слишком быстро вошел в поворот рядом с поместьем, машина перевернулась, все погибли мгновенно. Ходили разные слухи о том, почему он въехал в поворот с такой скоростью, говорили и о том, что он был пьян и что в машине началась жаркая ссора. Самое популярное объяснение было и самым трагичным – якобы старший сын Грейвсдауна разбил машину намеренно, из-за интрижки между своей женой и отцом.
Скорее всего, правды так никто никогда и не узнает, но Резерфорд, младший сын, всего в двадцать два года вдруг не только унаследовал титул и земли Грейвсдауна, но и стал опекуном своего семилетнего племянника Саксона. Поэтому Резерфорд сделал то, что посчитал своим долгом. Немедленно женился. Однако брак оказался коротким.
– Если ты говоришь о последней леди Грейвсдаун, то она жива, – сказала Роуз. На холоде ее дыхание собиралось в облачка пара. – Она сбежала. В наши дни такое случается все чаще, ничего нового. Она познакомилась с тем, кто понравился ей больше, вот и все.
– Ну нет, далеко не все, – отозвалась Эмили. – И когда я была здесь, то нашла доказательство. Хотите посмотреть?
– Я хочу, – сказал Джон.
Он игриво пожал мне руку, и я наклонилась к нему. От него пахло лосьоном после бритья и мятой – а значит, этим вечером он хотел подобраться ко мне поближе. Я пожала его руку в ответ и улыбнулась в темноте. Он помог мне перелезть через упавшее бревно, а Уолт впереди придержал ветки перед Эмили. Отпуская их, он выбрал идеальный момент, чтобы они шлепнули Роуз по лицу.
– Уолт! – вскрикнула я, но они уже прошли дальше.
Я остановилась, чтобы помочь Роуз смахнуть сосновые иголки с воротника, а Джон придержал ветки для нас обеих.
– Вот сволочь, – пробормотала она, поправляя прическу.
В другой день Роуз наорала бы на Уолта, но сегодня выглядела слишком уставшей. Мне было неловко перед ней, потому что мы с Эмили отхватили единственных интересных парней в Касл-Нолле. Джон наклонился и поцеловал меня чуть ниже уха, и я обрадовалась, что не вижу лица Роуз в темноте. Хотя все равно чувствовала, что она смотрит на нас.
Мы снова поравнялись с Эмили и Уолтом, и я решила, что, если проявлю интерес к истории Эмили, они перестанут донимать Роуз.
– Вся деревня знает, что последняя леди Грейвсдаун, жена Резерфорда, бросила мужа, – сказала я. – У тебя есть доказательства, что это не так?
Джон воодушевился игрой в детектива.
– Вся деревня знает, но никто не слышал этого от Резерфорда, – сказал он. – Он не общается ни с кем в Касл-Нолле, он ведь из тех богатеев, которые живут в загородном поместье, но на вечеринки ездят в Лондон.
– Ты прав, – тихо откликнулась Роуз. – У него даже есть шикарный дом в Челси.
– Откуда ты знаешь? – набросилась на нее Эмили.
– Арчи Фойл сказал, – ответила Роуз, расправив плечи и явно готовясь дать отпор, если Эмили осмелится в этом усомниться. Удивительное зрелище, прямо теннисный матч. – Арчи раньше жил на территории поместья, в фермерском доме.
– Ах да, я забыла, – ухмыльнулась Эмили. – Неудавшийся ухажер Роуз собирает все сплетни. Так он рассказал, что случилось с женой?
– Только, что она ушла, – равнодушно произнесла Роуз.
– Ну да, ушла. – Эмили сделала паузу для вящего эффекта. – Ушла в могилу.
Уолт хохотнул над ее неуклюжей шуткой и выбрал этот момент для того, чтобы ее облапать. Эмили тихонько застонала, когда он целовал ее в шею, а потом взяла у него пиво и сделала два больших глотка. Роуз прикурила сигарету, и на мгновение вспыхнул яркий оранжевый огонек зажигалки.
– Ее зарезали. – Эмили произнесла это таким серьезным тоном, что все замерли и сосредоточились. – Убили старинным ножом с рубином в рукоятке. Я его видела. Он спрятан в поместье. А тело убийца бросил в реку Димбер.
– Впечатляюще, Эм, – сказала я, качая головой.
Где-то слева в лесу громко хрустнула ветка, и я нервно хихикнула.
Джон взял у Роуз сигарету, и когда снова вспыхнула зажигалка, я закричала.
Вспышка высветила лицо в темноте. Лицо ребенка, мальчика. Он не сводил с нас глаз. Когда Джон щелкнул зажигалкой во второй раз и над ней заплясал огонек, лицо исчезло.
Уолт в тревоге нарезал круги, разыскивая мальчика. Роуз подошла ближе и в страхе схватила меня за руку. Но Эмили отреагировала странно, как и Джон. Тогда-то мне и следовало догадаться, но по моим венам растекался адреналин, и только позже, оглядываясь назад, я сложила все фрагменты. Когда уже все стало ясно.
Эмили ничуть не удивилась. А на лице Джона отразилась злость.
– Где ты, мелкий пакостник? – выкрикнула Эмили. – Выходи сюда, выходи, где бы ни прятался!
Джон выпустил мою руку и направился туда, где несколько секунд назад мы видели лицо. Он углубился в лес, и в темноте снова захрустели ветки.
– Ой, отпустите! – заверещал кто-то.
Из-за деревьев появился Джон, таща за собой мальчишку не старше десяти лет. Джон грубо схватил его за руку, и это выглядело странно, потому что теперь я узнала мальчика. Все мы узнали. А Саксона Грейвсдауна нельзя волочить как бездомную кошку. Хотя в деревне мало что было известно о его дяде, все знали, что семья богатая и титулованная. А значит, очень влиятельная, вне зависимости от того, знаком ты с кем-нибудь из них или нет.
– Джон, что ты делаешь? – сказала я. – Отпусти его.
Саксон заметил меня и оценивающе посмотрел. Его взгляд метался между Джоном и Эмили, а бледное лицо исказила гримаса – как будто от предвкушения. Джон выпустил его, снова подошел ко мне и обнял за плечи, словно оберегая.
Саксон отряхнул рукав в том месте, где его держал Джон, словно избавляясь от грязи.
– Омерзительный мелкий проныра, – прошипела Эмили, так чтобы Саксон точно услышал.
Саксон засопел, но его лицо расплылось в ухмылке.
– Я здесь живу и делаю что хочу. Это вы сюда вторглись. Может, рассказать об этом дяде? – Он шагнул к нам с Джоном. – Наверное, так и сделаю. Я знаю, как вас зовут. – Он посмотрел на Эмили, а потом на всех нас по очереди. – Я знаю все ваши имена.
– Нет, не знаешь, – возразила Роуз.
Саксон обошел Джона и встал прямо передо мной. Я пыталась понять, что он собой представляет, но никак не получалось. Он вел себя так странно. Как взрослый, заключенный в теле десятилетнего мальчика.
– Я тебя не боюсь, Саксон, – спокойно заявила я. – И мне плевать, если ты скажешь дяде, что мы проникли на его землю. Так уж нам захотелось, и ты ничего с этим не сможешь поделать.
– Вот это мне уже нравится, – произнес ровный баритон.
Из леса, как актер, появляющийся из-за кулис в нужный момент, вышел Резерфорд Грейвсдаун.
Глава 7
Мистер Гордон судорожно мечется вокруг стола, но, когда он опускается на колени перед тетей Фрэнсис, все остальные отшатываются. Она обмякла, как марионетка с перерезанными веревками, ее глаза открыты и смотрят прямо на меня. Глотаю воздух, пытаясь подавить захлестывающую меня панику. Я чувствую, как вокруг кто-то двигается, но перед глазами все плывет. Словно все в этой комнате не в фокусе, кроме лежащей передо мной безжизненной фигуры.
Я замечаю, что, не считая крови на ладони… на обеих ладонях, других ран вроде бы нет. Но ее руки в ужасном состоянии. Они не просто порезаны, а иссечены. Кровавые точки испещряют ладони как зловещие созвездия.
Я пытаюсь замедлить лихорадочное дыхание. И перевожу взгляд от тела Фрэнсис к беспорядку на полу. Рядом с ее руками валяется несколько длинных стеблей белых роз. Наверное, она подрезала их, когда упала. Я представляю, как Фрэнсис в жуткой судороге сжала пальцы с такой силой, что шипы вонзились в ладони, и у меня сводит горло.
Я не люблю кровь. И под этим я подразумеваю, что падаю в обморок при виде крови, иголок, любых ран и часто даже просто в больничной атмосфере.
А это явно не мелкие царапины. Я начинаю пятиться к сиденью у окна, меня тошнит и кружится голова.
– О господи, – охает Эльва. – Кто-то и правда это сделал. Кто-то убил ее. После стольких лет она оказалась права насчет своей судьбы.
У нее вырывается смешок, а потом она в ужасе прикрывает рот. Я замечаю, как увлажняются ее глаза, а руки немного трясутся.
Мистер Гордон нагибается и осторожно пытается нащупать у Фрэнсис пульс, трясет ее за плечи, но все это лишь тщетные старания перед лицом неизбежного. Потому что всем очевидно: тете Фрэнсис уже ничем не помочь.
Шею щекочет пот, я сажусь на подоконник и тянусь к ручке, чтобы открыть окно. Воздух. Мне нужен воздух.
Эльва берет себя в руки и хладнокровно набирает номер на телефоне. Оливер отворачивается и принимается расхаживать взад-вперед, держа руки на бедрах. Он тяжело дышит, погруженный в свои мысли, и вряд ли услышит, даже если я его окликну.
Мистер Гордон поднимает голову и смотрит на меня округлившимися, как у ребенка, глазами.
– Я… – бормочет он и умолкает.
– Она мертва, да? – спрашиваю я хриплым шепотом.
Эльва встает передо мной, и я пользуюсь этим, чтобы закрыть глаза и сделать несколько глубоких вдохов. Она обращается к мистеру Гордону, как будто больше здесь никого нет:
– Я вызвала «Скорую». Она приедет минут через пятнадцать.
– Вы вызвали полицию? – спрашиваю я, по-прежнему пытаясь восстановить дыхание.
Мои ладони начинают потеть, я вспоминаю кровавые точки на руках тети Фрэнсис и… Что надо делать, когда случается приступ паники? Считать все синие предметы вокруг? Или найти пять предметов, чей запах я чувствую? Этого я точно не хочу, потому что могу думать только о медной вони крови. Хотя это нелепо, потому что сейчас я чувствую только аромат роз, смешанный с запахами других цветов в комнате. Сосредотачиваюсь на нем, чтобы только не смотреть на тело.
– Нет, я только попросила прислать «Скорую», – отвечает Эльва.
Ее голос больше не дрожит, но в нем присутствует какая-то смутная напряженность.
– Почему? – выдыхаю я и по-прежнему смотрю на цветы, пытаясь успокоиться, это и правда помогает. Я замечаю в букете из белоснежных и персиковых роз желтые и оранжевые ранункулюсы. Делая глубокий вдох, снова поворачиваюсь к Эльве. – Разве не вы только что сказали, что ее убили?
Эльва смотрит на меня с жалостью, как на маленького ребенка.
– Это все потрясение, я перенервничала. Скорее всего, у нее был сердечный приступ или что-то в этом роде. А кровь идет из-за того, что она в судорогах сжала розы, прежде чем упала.
– Это уж точно решать полиции, – говорю я, прищурившись.
Если б я писала роман, то сочла бы нежелание Эльвы вызывать полицию подозрительным.
– Не знаю, как все остальные, но я не собираюсь стоять тут над трупом, – заявляет она, как будто не слышала меня, и пристально смотрит на мистера Гордона. – Если я понадоблюсь, то буду в соседней комнате.
Она идет к небольшой дверце в углу библиотеки, спрятанной за кованой лестницей, ведущей к верхней галерее, так что поначалу я и не заметила эту дверь.
Оливер вскидывает голову и, не произнеся ни единого слова, следует за ней. Я смотрю на мистера Гордона, не зная, как поступить.
– Мы должны… остаться с ней? – спрашиваю я.
У меня по-прежнему слегка кружится голова, а голос дрожит.
Мистер Гордон встает, опираясь ладонями о колени – ему явно тяжело так долго сидеть на корточках. Он печально качает головой.
– Думаю, в этом нет нужды, Фрэнсис мы уже не поможем. Но я предпочитаю держать Эльву в поле зрения.
Я уже открываю рот, чтобы спросить, о чем он, но не успеваю – мистер Гордон тоже выходит за дверь. Я ничего не могу с собой поделать и снова смотрю на тетю Фрэнсис, лежащую на полу рядом с рассыпанными розами. Половина слегка увядшего букета еще валяется на столе, а в центре стоит ваза.
Я смотрю на тело и понимаю, что Эльва права. Мне тоже не нравится находиться рядом с трупом. Я встаю и спешу выйти через маленькую дверь в углу библиотеки. Оказывается, дверь ведет в комнату, посвященную главному пунктику тети Фрэнсис – предсказанию убийства.
Воздух в маленькой комнате такой спертый, что создает гнетущую атмосферу, как будто в него завернуты все теории, которые годами собирала тетя Фрэнсис, вместе с ее паранойей. Здесь нет окон, но кто-то включил свет, разогнав сумрак. Слабые люминесцентные лампы мерцают и жужжат, поэтому, заметив несколько свечей и коробку длинных спичек, я поджигаю фитиль. Но это только усугубляет атмосферу – все вокруг пропитано грустью.
Когда я наконец всматриваюсь в стену напротив, это чувство лишь усиливается.
Я слегка присвистываю, потому что тетя Фрэнсис даже нарисовала схему, посвященную собственному убийству. От пола до потолка, с именем и фотографией тети Фрэнсис по центру. К старым приколотым к стене фотографиям тянутся разноцветные линии, а почти все пространство между ними заполнено вырезками из газет и записками на стикерах.
– М-да, это зашло слишком далеко, – бормочет Эльва, глядя на доску.
Ее ангельское лицо вдруг презрительно сморщивается, она протягивает руку и срывает со стены один листок. Читает его, фыркает и комкает. Мне так неприятно на это смотреть, что я прижимаю ладони к векам, пока в глазах не начинают мелькать звезды.
Я люблю разгадывать убийства. Но стоя в этой комнате после того, как мы нашли труп тети Фрэнсис, и понимая, насколько она была одержима собственным убийством… Я вдруг в полной мере осознаю, что это не роман, а убийство – не просто загадка. Это эгоистичное, окончательное и серьезное деяние.
– Как ты, Энни?
Оливер берет меня под руку и выводит из ступора. Мистер Гордон бросает на меня взгляд и возвращается к доске.
– Нормально, – отвечаю я, но мой голос дрожит. – Просто мне совсем не хочется здесь находиться. Но и уходить я не хочу. Мы можем еще что-то сделать?
– Мы все должны остаться, – говорит мистер Гордон. – Можем пойти на кухню, так будет лучше.
– Я остаюсь здесь, – объявляет Эльва и срывает еще один листок со стены. – Тут понаписана куча лжи, и я собираюсь с этим разобраться.
– Не трогайте! – рявкаю я с неожиданной силой.
В голове немного прояснилось, и меня раздражает то, как Эльва обращается со схемой. Я опускаю взгляд на пол, к запискам, которые скомкала и выбросила Эльва, но там их нет. Я откашливаюсь и смотрю на нее с прищуром.
– А вдруг ее и правда убили? Вдруг на этой стене улики?
Эльва колеблется, но все-таки срывает со стены еще одну бумажку.
– Посмотри на это с другой стороны, Эльва, – ровным тоном произносит Оливер. – Разделываясь с заметками Фрэнсис, ты выглядишь виновной.
Эльва скрещивает руки на груди и с вызовом смотрит на нас.
– Ну ладно. Но я все равно остаюсь при своем мнении. Кстати, о тебе здесь тоже кое-что есть, – фыркает она, окидывая мистера Гордона долгим взглядом.
Мистер Гордон выглядит скорее заинтригованным, чем обеспокоенным, и пристально смотрит на доску. Оливер указывает на другую стену, где на схеме поменьше тоже висят фотографии с записками.
– Это же ты в подростковом возрасте, – указывает он мистеру Гордону. – Я узнаю эту фотографию где угодно.
Я уже внимательнее рассматриваю остальную часть комнаты и подхожу к Оливеру. На полках теснятся книги – похоже, тетя Фрэнсис собирала все, касающееся убийств. Рядом с энциклопедией растений – учебники по химии и документальные книги об убийствах. А еще о психологии, тайнах, ядах и оружии, но без какого-либо очевидного порядка.
Под торшером в стиле Тиффани стоит потрепанное кожаное кресло, но развернуто оно не к книгам, а к маленькому коллажу из фотографий, цветных линий, газетных вырезок, записок и полицейских отчетов. И в центре этого организованного хаоса – старая фотография девушки со светло-русыми волосами, ее имя тщательно выведено на клочке бумаги внизу:
«Эмили Спарроу, в последний раз видели живой 21 августа 1966 года».
Еще одна схема с расследованием убийства.
Оливер снимает со стены фотографию, о которой говорил, и вручает ее мне. Она подписана внизу: «Уолт Гордон, октябрь 1965». На фото худощавый и улыбчивый мужчина с длинными каштановыми волосами, как у музыкантов из «Битлз», одетый в сомнительного вида облегающий свитер с высоким воротом. Я невольно улыбаюсь.
Мистер Гордон подходит ближе и бросает взгляд на фотографию, но тут же смотрит на часы, словно отсчитывает время до приезда «Скорой», однако ясно, что он готов смотреть куда угодно, лишь бы не на стены.
Эльва дергает ящики в шкафах, но все они заперты. У меня внутри вспыхивает искорка удовлетворения: хорошо, что тайны тети Фрэнсис закрыты для Эльвы.
– Кто такая Эмили Спарроу? – спрашиваю я мистера Гордона.
Он отвечает не сразу, а Эльва поворачивается, скривившись от отвращения. Оливер пытается показать интерес, но продолжает копаться в телефоне.
– Она была подругой Фрэнсис. – Он откашливается и продолжает: – И моей. Она пропала, когда нам было по семнадцать лет.
Прямо под фотографией Эмили висит другая, еще более потрепанная. Три девушки стоят обнявшись, и в левой я узнаю блондинку Эмили. Ее узкая фигурка и светлые волосы контрастируют с юной Фрэнсис, стоящей рядом. Фрэнсис выглядит сногсшибательно – распущенные волосы цвета осенних листьев волнами ниспадают до пояса, образуя вокруг лица сияющий золотой ореол. Ее лицо усеяно светлыми веснушками, а высокие скулы придают вид королевы. Большинство подростков угловатые и неуклюжие, но к этой троице судьба благоволила. Судя по фотографии, они были самыми популярными в школе, их замечали везде, куда бы они ни пошли.
С другой стороны Фрэнсис обнимает девушка, которую я не знаю, с резкими чертами лица и темными волосами до плеч. Из-за отлично подобранного наряда она скорее похожа на секретаршу 1960-х, чем на подростка, хотя выглядит не старше двух других девушек. Подпись гласит: «Эмили Спарроу, Фрэнсис Адамс, Роуз Форрестер, 1965».
А ниже – тот же круглый почерк, что и на записках, покрывающих стену.
«Я вижу в твоем будущем скелет. Когда зажмешь в правой ладони королеву, начнется твое медленное увядание. Остерегайся одинокой птицы, ибо она тебя предаст. И с этого момента едва ли повернешь назад. Но дочери – ключ к правосудию, найди одну нужную и не отпускай от себя. Все указывает на то, что тебя убьют».
– Знаменитое предсказание, – выдыхаю я. – Интересно, почему она была так убеждена, что оно сбудется?
Я поднимаю палец, обвожу написанные на стене слова, и тут замечаю пометки от руки рядом с некоторыми фразами.
– Она ставила галочки, – говорю я. – Как в списке дел.
Оливер скрещивает руки на груди и смотрит на стену.
– Может, она считала, что это сбылось?
– Она отметила «Когда зажмешь в правой ладони королеву, начнется твое медленное увядание» и «Остерегайся одинокой птицы, ибо она тебя предаст». А фразы о дочерях и убийстве не помечены. Но вот здесь… «Я вижу в твоем будущем скелет» тоже стоит галочка. Причем, похоже, ее сделали не так давно, след от маркера яркий, а остальные выцвели. Как будто она совсем недавно убедилась, что это сбылось. О каком скелете может идти речь?
Мой мозг тут же начинает разгадывать предсказание. Что за королева в ладони? В голову сразу же приходит монета с профилем королевы. Но уж слишком это просто.
Кажется, в библиотеке я видела шахматы, но зачем они тете Фрэнсис, если она была такой мнительной относительно своей судьбы? На ее месте я бы держалась подальше от любых королев размером меньше ладони.
«Остерегайся одинокой птицы, ибо она тебя предаст». Мой взгляд падает на подпись к фотографии. Фамилия Эмили – Спарроу, явная связь с птицей. Интересно, что за предательство? Только узнать это невозможно, не спросив тетю Фрэнсис. Я смотрю на мистера Гордона, стоящего у маленькой схемы с расследованием. Он осторожно касается пальцем фотографии Эмили.
Пусть я и не смогу расспросить о предательстве тетю Фрэнсис, но, может, мистер Гордон в курсе? Хотя подробности роли не играют. С моей точки зрения, важно только то, почему она считала, что предсказание сбывается, и самым последним сбылось предсказание про скелет.
А еще важно, умерла тетя Фрэнсис по естественным причинам или ее убили.
Мои мысли резко прерывает слабое «Ау» – в доме есть кто-то еще.
– Мы здесь! – откликается Эльва.
Мы нехотя перебираемся обратно в библиотеку, и одновременно через другую дверь входят два медика «Скорой». Женщина лет шестидесяти с отросшими светлыми корнями волос под темно-фиолетовой краской и высокий мужчина примерно маминого возраста. Хотя, возможно, немного моложе, где-то под пятьдесят. Он худощав, с темными вьющимися волосами без признаков седины, его лицо обветрено, как будто он много времени проводит на свежем воздухе.
– Магда, Джо, спасибо, что приехали. Тут Фрэнсис… – говорит мистер Гордон и ведет их к телу.
Когда я вижу тело тети Фрэнсис во второй раз, то уже не выдерживаю, земля уходит из-под ног. Я точно грохнусь в обморок, если немедленно не выйду на воздух.
Джо щупает ей пульс.
– Да, боюсь, она умерла, – мягко произносит он. – Полицию вы тоже вызвали?
Мистер Гордон хмурится и качает головой:
– Звонила Эльва, и мы не сразу поняли, что она вызвала только «Скорую». И в сложившейся ситуации ее объяснение звучало разумно – не видно ничего криминального, не считая рук, очевидно пострадавших от шипов роз. Неужели мы ошиблись? – Мистер Гордон выглядит потрясенным. – Здесь и правда есть чем заняться полиции?
– Теперь, когда мы убедились, что она мертва, придется вызвать полицию, – отвечает Джо. – Так положено. Хотя, как по мне, причины выглядят естественными. Конечно, полную уверенность даст только вскрытие, и Саксон наверняка быстро с этим управится.
Я нервно сглатываю. Саксон? Племянник Фрэнсис – коронер? Я смутно припоминаю, как Эльва говорила про что-то связанное с аутопсией. У меня немеют пальцы. Мне нужен воздух.
Джо замечает, как я пытаюсь удержать равновесие, схватившись за оконную раму, берет меня под руку и выводит из дома. Я сажусь на каменные ступени перед большими дверьми, кладу голову на колени и медленно вдыхаю. Через минуту головокружение отступает.
– Я принесу вам воды, если нужно, – говорит он, садится рядом, положив руки на колени, и смотрит на яркую зелень лужаек.
Арчи Фойл больше не стрижет изгородь, его нигде не видно.
– Оставайтесь здесь. Если вам лучше, я загляну внутрь и помогу Магде.
Я киваю, и он уходит.
Минут через пятнадцать приезжают два полисмена в форме и в мгновение ока скрываются внутри Грейвсдаун-холла. Вскоре ко мне на ступенях присоединяются Оливер и мистер Гордон, хотя Эльва не торопится и выходит, только когда через парадную дверь вывозят каталку, накрытую тканью. Мы все отворачиваемся, но Эльва следует за ней, словно это уже похоронная процессия.
– Вы уверены, что ее не убили? – все-таки спрашиваю я медиков, когда они проходят мимо.
– Не похоже на убийство, – отвечает Джо. – Вы знаете ее ближайших родственников, кого надо известить?
– Ну, очевидно, Саксона, – замечает Эльва.
– Серьезно, Эльва? – вставляет фельдшер с фиолетовыми волосами, Магда, прежде чем успевает ответить мистер Гордон. – Ведь вся деревня знает, что Фрэнсис уже много лет назад сделала наследницей свою племянницу Лору.
Женщины обмениваются ледяными взглядами, но затем Магда снова смотрит на мистера Гордона.
Тот откашливается.
– Магда, прежде чем ты попытаешься вызвать Лору, может быть, сообщишь новости ее дочери Энни?
– Я… э-э-э…
Мой голос скрежещет, как будто я не говорила целую вечность, хотя молчала совсем недолго.
Джо стоит у открытой дверцы «Скорой» и смотрит на меня, как будто видит впервые.
– Вы дочь Лоры? – спрашивает он. Пауза длится дольше, чем я ожидала. – Ну конечно! – он сам отвечает на свой вопрос. – Теперь-то я вижу, вылитая Лора. А волосы… Эти кудри говорят обо всем.
Он улыбается, но немного с грустью.
– Я часто это слышу.
– Рад знакомству. А я Джо Лерой. – Он подходит ко мне и протягивает руку, хотя рукопожатие у него слабоватое. Я гадаю, стоит ли повторить свое имя, раз он уже его знает. – Мы с Лорой были знакомы, много лет назад. – На мгновение он умолкает, но потом серьезно смотрит на меня и произносит: – Примите мои соболезнования.
Он садится за руль «Скорой», включает радио и что-то невнятно говорит.
– Мы все потрясены, – вставляет Магда. – А вам лучше поехать обратно в деревню и перекусить. Или просто отдохнуть в приятном месте. Например, в гостинице, ее хозяйка – мама Джо, Роуз. Наверное, ей захочется с вами встретиться. Она близкая подруга Фрэнсис.
Я вспоминаю фотографию, где обнимаются все трое – тетя Фрэнсис, Эмили Спарроу и Роуз. А теперь в живых из трио осталась только Роуз.
Джо снова переводит внимание на нас, и на его лице мелькает тревога.
– Если поедете туда, пожалуйста, не говорите пока маме о Фрэнсис. Я сам должен ей сказать.
– Конечно.
Мистер Гордон бренчит ключами в кармане брюк.
– Мне надо вернуться в офис, – тихо говорит он. – Энни, вы задержитесь в Касл-Нолле?
Я делаю глубокий вдох, наполненный сладостью сада. Эльва уже за рулем в своей машине, заводит двигатель, торопясь оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда. Оливер стоит чуть дальше, болтая по мобильному, и выглядит на удивление бодро, учитывая то, через что мы только что прошли.
– Да, – наконец отвечаю я, причем с уверенностью. Меня переполняет чувство, что мне есть чем здесь заняться, вне зависимости от вопросов наследования. Я представляю схему по расследованию убийства из кабинета тети Фрэнсис, и мне отчаянно хочется узнать, кем она была на самом деле и что питало ее одержимость. – Наверное, узнаю, есть ли номера в гостинице.
– Магда! – зовет Джо, заводя машину. – Нам пора.
– Ага, – откликается она, запрыгивает на пассажирское сиденье и кивает Джо. – Приятно познакомиться, Энни. И примите мои соболезнования.
На «Скорой» беззвучно мигают синие проблесковые маячки, и машина отъезжает по гравийной дорожке.
Не отрываясь от телефона, Оливер садится в машину, даже не соизволив спросить, подвезти ли меня в деревню. Во мне вскипает ярость, и я хочу узнать, что с ним такое. Что-то явно не так. И это что-то сейчас на другом конце линии. Мы с мистером Гордоном провожаем взглядом машину Эльвы, следующую за «Скорой», а за ней уезжает и Оливер.