Кристина Борис
Она преследует
Происшествие
“Опять Томас разгулялся! Вон как девка кричит!” – прошептал голос засыпающего солдата.
“Кричит так, будто не хочет.” – забеспокоился собеседник.
“Все они сначала не хотят, а потом успокаиваются. Ну да. Эта уж сильно старается. Ай, угомонится и эта. Монету кинет или меч к горлу приложит, да и замолчит. Не бери в голову.” – прозевал солдат и, отвернувшись, засопел.
Утром, когда мужчины выспались и пополнили запасы, был отдан приказ выдвигаться в путь. Дариус, руководящий полком, встал в первый ряд и послал приближённых воинов проверить всех мужчин, чтобы убедиться, что никто не покинул полк:
– Томаса нет. Видимо ещё спит где-то.
– Ищите его. Гоните! Пусть голодным сюда идёт! – разгневался Дариус.
– Его будет трудно разбудить. Он так вчера с девкой забавлялся, что все слышали, как она визжала! – сказал кто-то из солдат, отчего по полку прошёлся одобряющий гул.
– А вот и он! Ого! Да она ему лицо поцарапала! А ну иди сюда, кот драный! – одобряющий гул перешёл в громкий смех.
– Встал на место. Не смей прикасаться сегодня к еде. – прошипел Дариус, глядя в глаза провинившемуся солдату. Томас был его самым младшим братом, который, к сожалению, не имел амбиций, а разбойная жизнь солдата приносила ему удовольствие.
Однажды, когда их отец приближался к своей кончине, Дариус и Томас узнали, что тот, чтобы не мучить себя вопросом как делить скудное наследство, даровал всё старшему сыну, дочек выдал замуж, а их, младших сыновей, отправил на служение князю.
Дариус не принял это предательство, потому всячески выбивал себе звания, желая смыть позор со своего семейства. Томас же чувствовал в этом месте своё предназначение, потому не желал отстаивать мнимую честь, напиваясь до беспамятства наравне с обычными солдатами.
Так было всегда: Дариус следил за Томасом, чтобы тот не портил репутацию. Он наказывал его сильнее остальных, желая вразумить и направить на истинный путь. Однако младшему брату было всё равно.
“Да он всего лишь проспал.” – кто-то встал на защиту Томаса. Дариус уже хотел возразить, однако на дорогу вышла женщина с заколотым чёрным петухом в руках.
“Да это ж та, что Томасу рожу расцарапала!”
“Что это она удумала?”
“А чего она в крови?”
“Это от петуха.”
“А зачем его резать? Нам в подарок отдать хочет? Томас понравился?”
“Да что-то по ней не видно. Вон злая какая.”
Женщина кинула перед ними петуха, и, плюнув на него, стала кричать непонятные слова. Мужчины смутились, однако, не желая подавать вида, окликнули Дариуса: “Ну что? Мы идём? Или будем дальше стоять и слушать эту сумасшедшую?”
Дариус, растерявшись, огляделся по сторонам. Ему было непривычно кричать или поднимать руку на женщину. Тем более он понимал её возмущение, и кто был в этом виноват. Он видел, что вокруг них собралась толпа.
“Уберите её с дороги. Я не хочу ей навредить.” – громко сказал Дариус, не желая показывать то, что испытывает чувство вины.
Один мужчина из толпы ответил на знакомом языке солдатов: “Вы уже ей навредили. Один из вас взял её силой, а никто не помог. Она проклинает всех вас. Говорит, что будет вас преследовать и нести смерть. Никто не будет её трогать. Мы знаем, кто она такая. Никто не хочет накликать на себя беду. Уходите отсюда.”
Дариус, не желавший терять авторитет среди солдат, спустился сам, дал в руку женщины монету за провинность своего брата и силой толкнул в сторону так, что она упала на землю.
“Уходим!” – крикнул Дариус, и солдаты последовали за ним.
Когда они стали подходить к лесу, оставив позади себя лишь едва уловимую точку, в которой можно было увидеть то самое село, кто-то из солдат тихо сказал: “Не нравится мне это. Заметил ли ты, что во всех стоянках, где мы были, стояли кресты, а там, в самом начале села, этот крест был сломан. Будто в него молния ударила. До того, как эта сумасшедшая вышла, я чувствовал, будто нас поджидает опасность. Только сейчас легче стало, когда далеко отошли. Странное место. Нехорошее…”
