Город охватила неизвестная до нынешнего времени эпидемия. Народ, ещё вчера пребывающий в здравии, чах и редел. Поначалу болезнь была похожа на обычную простуду, однако, как показывало время, хворь не спешила отступать и высасывала все жизненные соки с несчастных больных.
Местные лекари пытались найти способ вылечить жителей от этой коварной напасти, однако, позже, сами становились жертвами и, наравне с теми, кого они пытались вылечить, лежали и теряли свои силы.
“Лишь бы ворота не закрыли, иначе нам придёт конец…” – в страхе шептались между собой жители, однако никто не давал подобного приказа. Люди, имевшие власть в этом городе, сбежали при первых смертях, потому жители были предоставлены сами себе.
Горожане не смели покидать город, поскольку боялись, что коварная хворь может унести жизнь человека за пределами города, и его близкие так и не успеют с ним попрощаться. Болезнь была опасна тем, что человек, утром ещё пребывавший в здравии, мог к полудню чувствовать лёгкое недомогание, а к вечеру страдать от судорожного жара.
Пределы города были полны ям, в которых копились тела умерших несчастных. Улицы опустели, а окна были тщательно закрыты. Лишь только ночью на улицах, словно по артериям, прохаживались люди и занимались делами: хоронили умерших, торговали, проветривали и окуривали комнаты.
Всё это происходило ночью, потому что люди были уверены, что хворь в темноте слаба. К тому же было понятно, кого днём болезнь не затронула.
Приезжих уже не было – весть о хвори, охватившей город, распространилась далеко за пределами стен. Город навещали лишь бесстрашные “пророки”.
Это были люди, в которых война, голод и мор были источниками наживы. Отъявленные негодяи зарабатывали на страхах и, если его было недостаточно, искусственно наводили, чтобы получить свою выгоду. Это были кочевники и питались они исключительно несчастьем. Если город процветал, то такие люди точно не переступали главных ворот.