Кристина Денисова
Без сахара
Фотограф Екатерина Комова
Редактор Ольга Рыбина
Корректор Елена Зорина
© Кристина Денисова, 2020
© Екатерина Комова, фотографии, 2020
ISBN 978-5-0051-3588-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Без сахара
Тогда суди сам себя, – сказал король. – Это самое трудное. Себя судить куда труднее, чем других. Если ты сумеешь правильно судить себя, значит, ты поистине мудр.
Антуан де Сент-Экзюпери.
Маленький принц
Глава 1
Вот говорят, жизнь не сахар. А моя жизнь как раз таки сахар. Про сахар, о сахаре, при сахаре, с сахаром, без сахара, по сахару, высокий сахар, низкий сахар…
Утро началось слишком рано. Как и любое другое мое утро. Даже проснувшись в одиннадцать или двенадцать часов дня, я все равно хочу спать. Спать, спать и спать. А не собираться, не ехать в переполненном автобусе, не стоять в пробке, не рисовать на своем хмуром лице вялую улыбку для однокурсников и преподавателей. Хотя учиться я люблю. Мои воспоминания о школе состоят из нудного бормотания учителей и жуткого тиканья медленных часов, а вот в университете все совсем по-другому. Никакой ненужной химии, удручающей физики и непонятной математики. Здесь я не пялюсь в окно с одним наушником в ухе, спрятанным под длинными волосами, не рисую в тетрадях карикатуры и не играю с соседкой в морской бой да крестики-нолики. Здесь я правда слушаю и записываю, не пропускаю ни слова. И речи преподавателей захватывающие и вдохновляющие. А может, так только кажется, потому что мне наконец-то интересно учиться. И я сама выбрала, что учить. Хоть какой-то выбор в своей жизни сделала сама.
Но что-то я совсем не о том задумалась. Пора бы уже вставать.
Первым делом, едва открыв глаза, я тянусь к прикроватной тумбочке за глюкометром, чтобы измерить сахар в крови. Утренний показатель – один из самых важных. Можно понять, как прошла ночь и каким будет текущий день. Как на американских горках или по ровной прямой.
На автомате открываю чехол, достаю тест-полоску, скарификатором протыкаю кожу на пальце, выдавливаю маленькую капельку крови и капаю на стрип, вставленный в глюкометр. 5…4…3…2…1…
5,6.
Идеально.
Настроение сразу улучшилось. Если бы результат был, например, 10 или 12, я бы точно психанула, и заставить себя встать было бы сложнее. А сейчас я потягиваюсь и встаю с улыбкой. Положив глюкометр обратно на тумбочку, беру шприц-ручку с коротким инсулином. Теперь надо придумать, что я буду есть на завтрак, и правильно рассчитать дозу.
Может быть, сварить кашу, это всего десять минут в мультиварке, но нужна пауза двадцать-тридцать минут. Не успею собраться и поесть спокойно. Можно омлет. Но его я ела вчера… Ладно, сделаю тост с яйцом и авокадо. Быстро, сытно, и пауза нужна минимальная.
Быстрым движением я ввела необходимое количество инсулина на две хлебные единицы, про себя посчитала до десяти и отложила ручку в сторону. Теперь можно идти умываться и готовить завтрак.
В автобусе душно и воняет потом. Не протолкнуться. Я стою у самых дверей, и на каждой остановке мне приходится выходить, пропуская выходящих, и затем запихиваться обратно, рискуя остаться на улице. А автобус сегодня приехал на минуту раньше, и мне пришлось слегка пробежаться. Надеюсь, сахар от этого не упадет. У меня, конечно, есть в сумке маленькая пачка яблочного сока и пара пакетиков сахара из «Макдоналдса», но как-то не хотелось бы их доставать. Я даже телефон не могу из кармана куртки вытащить, чтобы проверить время, что уж говорить о рюкзаке за моей спиной.
Как же меня раздражает общественный транспорт. Ненавижу все это. Либо бежишь на уходящий автобус, либо полчаса мерзнешь на остановке. Потом стоишь всю дорогу, слушая, как какая-то телка обсуждает свою личную жизнь по телефону так, что ее слышно в другом конце автобуса. Потом зайдет компания гопников с жутчайшим перегаром, начнет что-то выяснять своими прекрасно-прокуренными голосами на чистейшем районном языке. Сладость для ушей филолога. Или того же журналиста. Боже, почему я забыла наушники? Нужно положить их в карман пальто и не вытаскивать дома никогда, ни при каких обстоятельствах.
Ну вот наконец и моя остановка. Почему-то я оказалась почти в середине автобуса, так что мне приходится пробираться через толпу, расталкивая ее локтями, имея все шансы проехать дальше или остаться без рюкзака, например.
Свежий воздух радостно наполняет мои легкие. Можно вдохнуть полной грудью и насладиться звуками улицы: моторы и сигналы машин, цокот каблучков, пролетающие мимо слова – обрывки разговоров прохожих, лай собаки, плач грудного ребенка из коляски, звон кассы открытого настежь кафе. Как же я люблю город, люблю идти по его центру, чувствовать каждой клеточкой кипящую в нем жизнь. Природу, в принципе, тоже люблю с ее оглушающей тишиной, но я не смогла бы жить в деревне. Неделю я бы наслаждалась покоем, который медленно, но верно перерос бы в жгучую тоску на грани безумия. Нет, мне нужен шум, запах мокрого асфальта, машины, светофоры, огромные здания с миллионом одинаковых окон, тянущиеся к небу.
Я улыбнулась. Наверное, это выглядит странно со стороны. Все бегут, спешат по своим делам, глубоко погруженные в свои мысли и проблемы. А тут идет девушка и улыбается. Одна. Просто так. Но сегодня и погода способствует улыбке. Веселое солнышко и безветрие, что в Риге бывает не так уж часто, даже птички задорно щебечут. Пахнет весной. Проходящий мимо парень мне улыбнулся. Как мило! «Поделись улыбкою своей, и она к тебе не раз еще вернется». Детские песенки глаголют истину.
Мой университет находится в старинном здании, которому давно требуется реставрация. Внутри когда-то вроде как какой-то ремонт и был, но снаружи он выглядит ну совсем непрезентабельно.
Сдав куртку в гардероб, я сразу же наткнулась на своего однокурсника Мишку.
– Ты уже сделала философию?
– Нет. Ее же только в пятницу сдавать.
– Я вот начал делать, там жесть. Вчера два часа потратил.
Миша, мне кажется, слишком серьезно относится к учебе. Очень он старается, выкладывается по полной и часто переживает напрасно. После девятого класса он сразу пошел работать, чтобы обеспечить семью. Потом окончил техникум и поступил на журфак. Мать его потеряла работу, брат уехал на заработки в Англию, но денег так и не прислал ни разу. Про отца мне ничего неизвестно. Миша сам не рассказывал, а спрашивать было как-то неловко.
– Да уж. Сегодня начну.
Надо срочно перевести тему, а то будем говорить об учебе до самой лекции.
– Привет! Как ваши дела?!
Мне очень повезло, что нас догнала Юля. Она стала мне близкой подругой, хотя вначале показалась глупой. Но, пообщавшись с ней, я убедилась в обратном. Юля искренняя и добрая, только немного рассеянная. И все делает в последнюю минуту.
– Мы тут говорили про философию, – успел вставить Миша, прежде чем я заговорила бы о другом, – ты уже сделала?
А вот это глупый вопрос. Конечно, она еще ничего не делала.
– Нет, а что там надо делать?
О нет, этого я не вынесу. Как начнет сейчас пересказывать всю последнюю лекцию, знаю я его.
– Я вчера такое интересное видео посмотрела, – перебила я, – там показывали, как выглядят разные продукты, о которых все знают, но никто не видел, как они растут в природе. Например, как выглядит бергамот, знаете?
– Это какая-то трава? Типа мяты? – спросил Миша.
– Нет, я что-то такое видела! – сказала Юля. – Только я не помню… это вроде ягода, может, куст?
– Нет, вообще-то это цитрусовое. На лимон похож. – Я достала телефон и быстро вбила в поисковик «бергамот», гугл тут же выдал фотки. – Тут написано, что это гибрид померанца и цитрона. Родиной бергамота является Юго-Восточная Азия.
– Очень интересно, – серьезно сказал Миша.
Последние минуты перед началом лекции мы обсуждали разные интересные факты, о которых читали в интернете. И как люди раньше обходились без телефонов и безлимитного интернета?
Глава 2
Лекция по риторике и ораторскому мастерству проходила в большой аудитории на третьем этаже. Здесь было просторно, половина мест была свободна. Студенты сидели группами по пять-шесть человек.
Я села, конечно, у окна. Рядом уселась Юля, потом присоединились Марина, Оля и София. Эта троица всегда держалась вместе, я вообще не помню, чтобы видела их по одной. Даже как-то раз встретила всех троих в выходной день на улице.
Риторику у нас преподает армянин-красавец Армен Ваграмович. Хотя все зовут его просто Армен. Типичный такой армянин, с самым типичным именем и типичным акцентом. Ему лет тридцать пять, и это самый самоуверенный человек, с которым мне доводилось общаться. Я восхищаюсь им и одновременно очень боюсь. Он из тех людей, кто может легко, буквально одним словом, поставить тебя в неловкое положение (а я ненавижу себя чувствовать глупо, сразу хочется убежать и долго, горько плакать). Он задает провокационные вопросы и смотрит прямо в глаза, не отрываясь, ожидая ответа. Под его суровым могущественным взглядом всегда теряешься. Чувствуешь себя маленькой девочкой, которая еще толком не научилась говорить. Забываются все слова, и кажется, что я в жизни не читала ни одной книги, не смотрела фильмов, ни с кем не общалась, не переживала ничего интересного, не жила. Вот как он это делает? С другими людьми я же нормально общаюсь. Мне нравится отвечать на вопросы преподавателей, выходить к доске с рефератом, я не боюсь поднимать руку, когда все молчат. Но на риторике я стараюсь быть невидимкой. Сажусь с краю, смотрю в стол, не издаю ни звука.
Пока все рассаживаются и готовятся к занятию, у меня есть минутка быстренько измерить свой сахар. Перед лекцией я этого не сделала, но ждать еще полтора часа я тоже не хочу. Надо проверить, как прошел завтрак и моя прогулка до университета.
Я уже научилась пользоваться глюкометром быстро и незаметно, под партой. Только Юля мельком на меня глянула, а остальные ничего не заметили. 6,2. Отлично, можно спокойно заниматься.
– Итак, на прошлом занятии мы обговорили основные принципы публичного выступления. Сегодня от теории перейдем к практике.
Ой, нет. Пожалуйста, только не вызывай меня. Только не меня.
– Вам нужно выйти и рассказать историю. Любую. На свободную тему. Про книгу, про друзей, про домашних животных, мне все равно. Никакой подготовки, только импровизация. Помните о том, о чем мы говорили вчера.
Он открыл журнал, чтобы выбрать фамилию. Все затаили дыхание. Никто не хотел выходить.
– Журавлев. Прошу, – он жестом пригласил Колю к доске. Коля обреченно пошел к Армену.
Армен молча сел. Больше от него мы не услышим ни слова, пока Коля не закончит свою историю. Хорошо, что он выбрал не меня. Меня и так уже всю трясет от одной только мысли – стоять там под оглушающее, пугающее молчание, под взглядом сорока однокурсников. Коля держался неплохо, голос у него был низкий, глубокий. Его хорошо было слышно даже в самом конце аудитории.
– Кхм. В общем, история о школе, – он сделал глубокий вдох, голос немного дрожал, но он старался выглядеть уверенно. Армен все так же спокойно сидел, не шевелясь, глядя вдаль. – Однажды мы с друзьями-одноклассниками решили поехать в другой город. Прогулять уроки… Дело было зимой. Мороз, все дела. В общем, сели мы на автобус…
История была скучной. Они там заблудились, замерзли, по дороге домой сели не на тот автобус, были очень голодные, опоздали домой, и их ругали учителя и родители. Ничего необычного.
Коля несколько раз путался в повествовании, давал много ненужных деталей, возвращался к предыдущему событию, забыв что-то добавить, хотя и так все было предельно ясно. Следить за его мыслью было сложновато.
– Очень хорошо, – сказал Армен, вставая со стула, – учитывая, что это было без подготовки, неплохо. Но если бы эта речь готовилась заранее, то претензий было бы много. Кто может назвать ошибки?
Все молчат. Никто не хочет критиковать своего однокурсника. Я бы не хотела, чтобы мою речь критиковали.
– Дорохова, что вы думаете?
Он посмотрел прямо мне в глаза своими черными хитрыми глазами. У меня подкатил ком к горлу. Это еще хуже, чем выступать самой.
– Ну, мне понравилась история.
– Что именно понравилось? – тут же спросил он, едва я успела произнести последнее слово.
– Эммм, ну… тема… близкая каждому. У всех были похожие ситуации в жизни. – Он продолжает внимательно смотреть мне в глаза, а я не знаю, куда деть свой взгляд. – Было немного сложно следить за повествованием.
– Почему?
– Были, как мне показалось, ненужные детали…
– Например?
– Например…
Что же он там рассказывал? Я уже все забыла.
– Описания… описания магазина, например. Он несколько раз возвращался к описанию продавца и того, что они купили, хотя это, наверное, было не нужно. Потом это никак не повлияло на развитие истории.
– Хорошо. Действительно, Николай, с этими ненужными деталями вы теряли внимание аудитории. Им наскучивало, и они переставали слушать. Также помните о голосе. Вы говорили слишком монотонно. Интонируйте, добавьте эмоций, шуток, играйте с публикой. Отлично, садитесь, пожалуйста.
Слава богу, больше никого к доске он не вызывал. Мы еще раз разобрали историю Коли по пунктам, и Армен дал нам задание подготовить речь к пятнице.
Следующая лекция была по теории журналистики. Все занятие мы тупо писали конспекты. После лекции мы с Юлей пошли обедать. Хотели позвать Мишу с нами, но он куда-то убежал.
В столовой меня ждет квест под названием «обед диабетика». Посчитать хлебные единицы в приготовленных в столовой блюдах очень сложно, и нет времени ждать паузу. Делать укол заранее я боюсь – не знаю, что возьму, может, вообще ничего не захочется. Я привередлива в еде. Особенно в той, которую готовлю не сама.
Долго думать нет времени: очередь идет быстро и сзади уже подгоняют. Беру куриную отбивную и жареную картошку (хотя зря, конечно) и обязательно овощной салат. Идем к свободному столику, я выбираю тот, что в самом углу. В то время как Юля уже с аппетитом ест, мне нужно измерить сахар – под столиком (6,6), достать шприц-ручку, надеть на нее одноразовую иголочку и сделать укол. Раньше я категорически не делала уколы в общественных местах. Только в туалетах. Я боялась, чувствовала себя некомфортно, казалось, абсолютно все смотрят на меня и осуждают. Иногда даже не делала. Просто ела, а потом чувствовала себя ужасно из-за высокого сахара. Такое часто было в школе. Я очень стеснялась и никому не говорила о диабете. Пока наконец не поняла – всем все равно. Все заняты только собой. Поэтому я спокойно чуть приподняла кофточку и быстро сделала укол в кожу живота. Никто ничего не заметил (по крайней мере, я ничего не слышала и не видела). Начну трапезу с салата, это хоть немного замедлит действие быстрых углеводов. На картошку нужна пауза, но времени нет. Следующая лекция начнется уже через 10 минут.
После обеда, уже почти опаздывая, мы все же останавливаемся у кофейного аппарата. В аудиторию заходим последними.
Вечером у меня было много работы. Я живу одна в съемной квартире. Конечно, мне помогают родители и оплачивают аренду (ненавижу это, хочу платить сама, так стыдно брать у них деньги в моем возрасте). Но на продукты и остальные нужды я зарабатываю сама. Пишу тупые рекламные статьи про пылесосы и бэушные ноутбуки, придумываю онлайн-гороскопы, психологические тесты и прочее. Копирайтерством много не заработаешь, но куда еще устроиться студенту? Да, можно официанткой или уборщицей, няней или продавцом… но мне не хочется. И было бы сложновато контролировать диабет из-за физической активности и часто невозможности вовремя измерить сахар в крови. А фриланс – то, что нужно. Сама себе начальник, пишу в удобное себе время и в удобном месте. Надеюсь, в будущем я смогу найти работу в журналистике, в каком-нибудь элитном журнале или на популярном интернет-портале. Ну а пока реклама.
За вечер я написала одну статью про туризм на Маврикии и отрерайтила статью из интернета про офшоры. Заказчик по туризму остался доволен и сразу перевел деньги на карту, а по офшорам – пока молчит. Надеюсь, завтра оплатит. Бывали уже случаи, когда не платили. Или пропадали, или писали – плохая работа, нам это не подходит. Но потом я видела свою статью на их сайте, а я уже никак не могла доказать, что это я написала.
Глава 3
Я стою в огромной, длиннющей очереди у кассы. Очень хочется есть. В руках у меня колбаса, конфеты и кока-кола. Что-то мне нужно было еще купить, но я никак не могу вспомнить что. Кассир пробивает товар невероятно, невозможно медленно. Каждую вещь крутит в руках несколько долгих секунд, потом не спеша аккуратно кладет на ленту. Очередь как будто становится только больше. Передо мной женщина с полной тележкой еды. Там и полуфабрикаты, и фрукты, и два батона хлеба, штук десять булок, молоко, йогурты, а сверху стоят две большие тарелки с готовыми блюдами – котлеты с картошкой и какая-то мясная подлива с гречей. Я очень тороплюсь. Мне надо срочно купить эту колбасу. И вдруг я понимаю, что у меня нет денег. Я шарю по всем карманам, но нигде нет ни кошелька, ни хоть одной копеечки. А вот и моя очередь подошла. Кассир шустро пробила товар и злобно, недовольно смотрит на меня. Ее лицо наливается краской и становится все больше, вскоре я вижу одно только лицо кассира, краснющее и злющее, а я себя чувствую совсем крохой, неповоротливым беспомощным малышом. Я хочу…
Я резко просыпаюсь. Мне жарко. И холодно. Я вся мокрая от пота. Хочется пить. И есть. Спустя пару секунд я понимаю, что меня всю трясет. Не только руки и ноги, но все тело изнутри. Как будто каждый орган, каждая клеточка трясется. Прошла еще пара секунд, прежде чем до меня дошло, что у меня гипогликемия, низкий сахар в крови. Сразу заболела голова. Надо проверить сахар глюкометром, хотя так лень, и ведь я уверена, что он низкий. Хочется скорее поесть. Но я все же переборола себя, включив свет настольной лампы, с полузакрытыми глазами проколола палец и выдавила кровь. 3,2. Ну, конечно, не удивительно, что так трясет.
Бегу на кухню. Хочется съесть бутерброд с колбасой из сна, закусить парой-тройкой конфет, запить все это борщом и еще котлетку схомячить. Но я же знаю, что это приведет к высокому сахару утром. Сейчас, кстати, уже половина шестого – мельком глянула я на часы, открывая маленький сок. Выдула всю пачку секунды за три. Как же хочется есть. И чтобы трясучка и туман в голове быстрее прекратились. Сон уже прошел, только огромное желание Есть. Ладно, съем еще кусочек хлебушка, чтобы точно больше не было гипы до утра.
Лежу в постели, но меня все еще трясет. Говорю себе – спи, сахар уже поднимается, трясучка еще будет минут пятнадцать – двадцать, но сахар уже не низкий, ты спасена! Но эти мысли расталкивает хлебушек, конфетки, сок, котлетка, огурец, яблоко… все что угодно, любая еда сейчас будет самой вкусной на свете. Хотя на самом деле во время гипогликемии вкус еды почти не ощущается. Наслаждения от еды точно не испытываешь. Просто набиваешь себя, как в последний раз. Организм, наверное, так и думает. Если сейчас не поем, то все, другого раза уже не будет. Ничего больше не будет. Хочется, чтобы во рту постоянно что-то было, нужно жевать, жевать, пока не отпустит. Как только последний кусочек проглатывается, мозг тут же начинает искать варианты, что бы еще съесть, какие еще «вкусняшки» завалялись на кухне. При этом всю трясет, очень жарко, темнеет в глазах. Трясешься, потеешь и ешь.
Ну, вроде бы отпускает потихоньку. Можно подумать, почему я вдруг гипанула. Какой был сахар вечером? 5,2. Надо было что-то съесть на ночь? Но тогда точно бы поднялся. Или нет? Не знаю. Ничего не понимаю. Скоро уже вставать…
Будильник звонит, как всегда, не вовремя. Кажется, что я заснула только минуту назад. Первое, что я почувствовала, открыв глаза, – это жажда. И очень неприятный привкус во рту. Затем начала гудеть голова. Беру в руки глюкометр, уже предполагая, какой увижу результат. Говорю себе – только не психуй. 5…4…3…2…1… 13,8.
В голове нецензурные слова.
Ненавижу так начинать день.
Хлебушек был лишним, да?
Нужно бы ввести инсулин и ждать перед завтраком час-полтора, пока сахар спустится до 7 хотя бы. Но откуда взять два лишних часа? Через два часа я должна сидеть на лекции. Вообще не завтракать… но я такая голодная. Странно, что от высокого сахара тоже хочется кушать. Конечно, не так сильно, как от низкого, но все же. И хочется именно чего-то сладкого. Булочку, тортик, блинчики с медом, сникерс… Стоп. Хватит.
Ввожу пять единиц. Три на понижение, две на две хлебные единицы. Пойду приму горячий душ, может, это хоть немного поможет инсулину быстрее начать действовать.
После душа стало вроде немного полегче. Беру глюкометр – 13,4. Ну, конечно. С утра вечно не дождешься понижения сахара.
Черный кофе, цельнозерновой хлеб (последний кусок… сколько я ночью съела хлеба?) с сыром и пара помидорок черри. До автобуса пятнадцать минут. Сахар еще высокий. Приходится есть так и надеяться на лучшее.
Выгляжу я ужасно. Лицо опухшее, щеки красные, синяки под глазами. Вид усталый, измученный. Никакая косметика тут не поможет, особенно если ты не визажист и руки не из того места растут. Хотя как еще может выглядеть студент? А студент с диабетом?
Настроение отвратительное. Сегодня хоть наушники не забыла. Включаю Dynoro – in my mind. Громче. Чтобы не слышать свои мысли. Все в моей голове. Все проблемы идут из головы. Так и с диабетом. Не включишь голову – не справишься с ним. Люблю слушать эту песню, когда настроение на нуле. Но она так быстро заканчивается. Youtube предлагает послушать ремиксы. Ну ладно, лень переключать, пусть играет.
Киоск на остановке так и манит кофе. Он весь обклеен рекламой – твой утренний кофе, лучший кофе + вкусная булочка, седьмой кофе бесплатно. Хочу капучино. На кофе с молоком мне нужно сделать одну единицу инсулина. Я на улице в верхней одежде. Не буду же я тут раздеваться, оголять живот или руки. Не нужно брать кофе, говорит мне здравый смысл, но его перебивает «хочу, и все тут». «Хочу, и все тут» говорит, что мне нужен срочно кофе. Ай, все равно сахар высокий, какая разница. Пью капучино.
В подъехавшем автобусе, как обычно, давка. Через несколько минут дороги женщина (больше и толще меня в два раза) назвала меня лошадью, потому что я случайно задела ее величество, когда водитель резко затормозил. Я закатила глаза и отвернулась. Сделала музыку еще громче. Надеюсь, не оглохну, пока доеду до универа.
Зайдя в университет и сдав куртку, иду сразу в туалет. Все-таки без лишних глаз измерить сахар и уколоться проще. Глюкометр показал 12,0. Стабильненько. Введу две единицы.
Ни с кем говорить не хочется. Подходя к кабинету, останавливаюсь подальше от своей группы. Меня всё и все раздражают: смеющиеся девчонки, заумные разговоры парней, тусклый свет в коридоре, грязные стены с облупившейся краской, мои руки с только что сломанным ногтем, желание спрятаться под одеялом на мягкой кроватке… Я слушаю музыку в сторонке, стараясь поменьше цокать и вздыхать, ожидая, когда же сахар придет в норму. Через полторы песни пришла Маргарита Васильевна, открыла дверь ключом, и вся толпа засеменила за ней.
Сажусь за свободную парту одна. Но через минуту ко мне подсаживается Катрина, рыжая, слегка полноватая, приятная девушка. Даже не знаю почему, мы с ней довольно редко общаемся. Я выдавливаю из себя кривую улыбку, надеясь, что она со мной не заговорит.
Лекция скучная. Одна теория. Много имен ученых, которые я никогда не запомню, их цитаты, названия книг, которые обязательно нужно прочесть каждому, но за которые я вряд ли когда-нибудь возьмусь. У Маргариты Васильевны низкий тихий голос. Она говорит довольно быстро, почти без пауз, монотонно. Больше напоминает бормотание. Хочется спать.
Глаза сами закрываются. Иногда даже кажется, что я уже начинаю видеть сны, и просыпаюсь оттого, что голова падает вперед. Хорошо еще, что я хоть не храплю.
К усталости и сонливости вдруг прибавилась головная боль. А потом меня начало трясти. Я это поняла не сразу. Появилось волнение внутри, которое начало волнами разлетаться по всему телу, потом уже затряслись ноги и руки. Мысли начали путаться. Появилось желание свернуться комочком, как будто это поможет избавиться от трясучки.
Надо измерить сахар, но в аудитории гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим голосом Маргариты Васильевны. Мой глюкометр пищит, когда в него вставляешь стрип и когда он показывает сахар, что точно привлечет ко мне всеобщее внимание, а этого я сейчас хочу меньше всего.
Я тихонько достала чехол с глюкометром и пакетики сахара, попросила Катрину подвинуться и побежала из аудитории. В коридоре пусто. Я вышла в холл и села на мягкий пуф у стены. В середине холла за столиком сидела компания студентов по обмену. Они что-то обсуждали, записывали, печатали на ноутбуках. Наверное, готовят презентацию. Я долго разглядываю их мутным взглядом, вместо того чтобы измерить сахар и съесть быстрые углеводы. В голове туман, в глазах темнеет. Трясущимися руками, два раза уронив стрип, я наконец померила сахар – 3,1. «Как же бесят эти горки!» – думаю я, закидываясь сахаром. Есть сахар очень неприятно. Он хрустит, застревает в зубах, а глотая, я все время давлюсь и начинаю кашлять. Невкусно и противно. Опять хочется есть. Можно было бы взять сладкий кофе или какао в автомате, но я не взяла деньги. Да и после этого сахар опять слишком сильно поднялся бы. При купировании гипогликемии главное правило – вовремя остановиться. Вполне хватает десяти-пятнадцати граммов углеводов, чтобы из низкого сахара перейти в нормальный. А вот если переесть, то к норме вернуться будет сложнее и дольше.
Надо возвращаться в аудиторию. Ноги трясутся, голова тяжелая, перед глазами мелькают темные пятна.
После гипы, купированной сахаром, ситуация нормализовалась. Остаток дня прошел с довольно ровной линией в диапазоне 5 – 7. После университета я зашла в магазин, накупив овощей, филе индейки, пару пакетиков сока и шоколадных сырочков. Я могу отказаться почти от любой сладости, но сырки позволяю себе довольно часто. Любимое лакомство с детства. В школьное время только сырками и завтракала.
Пока я готовила ужин и ела, уже начало темнеть. Мне очень хотелось поваляться на диване и посмотреть какой-нибудь легкий глупый сериал. Но надо готовиться к завтрашнему интервью. Нам дали задание взять интервью у известного журналиста Латвии (выбрать можно было самим). Мы сами должны найти контакты, договориться о встрече, подготовить и провести интервью.
Я выбрала известный новостной портал Riga Daily и договорилась о встрече с одним из редакторов, Глебом Андреевичем Шуваловым. Интервью будет завтра в десять. Потом сразу поеду в универ.
Я составила список вопросов, подготовила одежду на завтра, сделала укол длинного инсулина и собралась ложиться спать. Сахар перед сном 7,2. «Ну, – думаю, – сегодня гипануть не должна». Завтра мне нужно быть в хорошем и бодром настроении. Немного волнуюсь – это мое первое серьезное интервью, тем более еще со знающим человеком, опытным журналистом. Не хочется упасть в грязь лицом.
