Мне предстояло произнести ужасные слова, но я знала, что должна быть честной.
Напряжение в моей груди росло с каждым взглядом на красивое обеспокоенное лицо мужчины, стоящего передо мной ожидании моего ответа.
– Она жива? – резко спросил генерал. Командный голос дрогнул.
Состояние девушки сложно было назвать жизнью. Я зажмурилась.
– Господин генерал, кто вашей дочери делал аборт? – устало спросила я, глядя в его серые глаза.
Серые, похожие на пасмурное небо глаза, удивленно расширились. Они выдавали бессонные ночи, мучительную неизвестность и тревогу. А теперь к ним добавилось непонимание.
– Что? – выдохнул генерал. – О чем вы?
Он не сводил с меня напряженного взгляда.
– Эм… прерывание беременности, – негромко пояснила я.
Никак не привыкну, что в этом мире слово “аборт” незнакомо.
– Такого быть не может! – твердо произнес генерал с облегчением. – Моя дочь не может быть беременной! Она не замужем! Это – не она. Вы ее с кем-то перепутали.
Его высокая фигура сразу привлекала внимание, а длинные тёмные волосы, свободно ниспадающие на плечи, придавали ему некоторую дикость, которая была одновременно и манящей, и опасной. Его уверенная осанка и благородные черты лица говорили о многом – о том, что он не просто генерал, а человек, который привык быть лидером, принимать решения и не бояться последствий.
На секунду я действительно засомневалась. А, вдруг, правда, не она? Может, я ошиблась? Всякое бывает…
– Любовь моя, для беременности иногда замужество вовсе не обязательно, – послышался мягкий женский голос.
Прошуршала пышная юбка, и из-за спины генерала показалась молодая, элегантная и поразительная красивая женщина в роскошном голубом платье, вызывающего приступы мучительной зависти у моих медсестер, которые сновали по коридору.
Вся такая утонченная, нежная, овеянная сладким ароматом дорогого парфюма, она смотрела тревогой в глазах то на меня, то на генерала.
Я вспомнила, где видела ее каштановые локоны и глубокие синие глаза. Только тогда на ней была фата. Это была свадьба, о которой газеты писал месяц назад.
“Какая красивая пара!”, – подумала я.
Красавица положила руку на локоть мужу, словно показывая, что он принадлежит только ей.
– Это явно какая-то ошибка, – произнес генерал, глядя на меня в упор. Его темные брови нахмурились. – Может быть, это – не она? Пустите меня к ней! Свою дочь я узнаю!
Генерал сделал шаг к двери и застыл.
Я понимала, что то, что он увидит за этой дверью, станет для него самым страшным ударом, к которому я хотела его подготовить.
– Мне нет смысла вас обманывать, – выдохнула я устало, вкладывая в его руку золотой медальон с портретом девушки.
“Элисиф Моравиа”, – красовалась затейливая надпись на золотой крышке.
– Это было на ней, – прошептала я. – Вы его узнаете?
Генерал протянул руку, затянутую в перчатку, а я выпустила цепочку из рук, и она перетекла на его большую ладонь.
Он разворошил цепочку большим пальцем, а я потом я увидела, как его лицо изменилось. Он побледнел и резко сжал медальон в кулаке.
Мой взгляд остановился на молодой жене генерала, которая гладила его руку, словно пытаясь успокоить. Она тоже смотрела на медальон. Только в ее лице что-то едва заметно изменилось. Генеральша тут же посмотрела на мужа, и в ее глазах промелькнул испуг.
Странным было то, что генерал выглядел молодо. Лет на тридцать пять. Его высокий рост, уверенная походка и строгий взгляд не оставляли никаких сомнений в его статусе.
Впрочем, я давно обещала себе не лезть в чужие семейные дела.
– Нам сообщили из деревни Эдрингтон, которая находится с другой стороны столицы, что в канаве лежит девушка. И что она умирает, – произнесла я, зная, как больно впиваются в сердце родных такие слова. – Мы немедленно выехали туда.
От резкого тяжелого взгляда генерала, от его сжатых до напряженной белизны кулаков, я почувствовала, как его боль передается мне, и тоже невольно сжала кулаки в бессилии что-то изменить.
– Где она?! – тут же произнес генерал. В его голосе прозвучал приказ. – Отведите меня к ней! Сейчас же!
– Сейчас я вас отведу, – кивнула я, стараясь вложить в голос тепло и сочувствие.
Я попыталась успокоить мужчину, но куда там!
– Только перед этим я хотела бы с вами серьезно поговорить, – сказала я, заслонив собой дверь, ведущую в палату. – Я знаю, что многие родители, узнав, что дочь оступилась сама или … ну, назовем это так, ей помогли, отказываются от своих дочерей. Этот вопрос я задаю всем родителям. Вы тоже откажетесь от нее?
Молодая красивая генеральша посмотрела на мужа… с надеждой. На что она надеется, я так и не поняла. На то, что он сейчас откажется от дочери. Или то, что оставит дочь частью семьи.
– Вы издеваетесь? Это же моя дочь! – произнес генерал.
– Что же произошло? – спросила генеральша, когда я вела их по коридору в самую дальнюю палату для самых тяжелых пациентов.
Роскошные двери, которые раньше скрывали уютные комнаты для гостей теперь были пронумерованы краской и прятали больничные койки.
– Местные подняли несчастную и перенесли в ближайший дом. Под ней была огромная лужа крови. Ее жизнь до нашего приезда поддерживал местный деревенский целитель. Сама пациентка была без сознания. И в сознании так и не приходила. Мы приняли все меры, чтобы остановить кровь, но девушка потеряла ее слишком много. Нам удалось стабилизировать ее состояние, но оно по-прежнему остается критическим. Мы делаем все возможное, чтобы поддержать ее жизнь, но… она не приходит в себя.
Я сделала глубокий вдох, понимая, как сложно иногда произносить такие слова. И как больно их слышать.
– По всему телу у бедняжки синяки и ссадины. Могу предположить, что она получила их, выпав из кареты на полном ходу… Так же есть все признаки, которые указывают на неудавшуюся попытку… – слова скользнули по моим губам, как острые иглы, – …прервать беременность.
Генерал покачал головой, будто ни на секунду не желая верить в правду, которую он слышал. Он просто не мог принять это. Я знала, что его разум стремится найти хоть какое-нибудь объяснение.
– Быть такого не может, – хрипло произнес генерал, покачав головой. – Она не могла так поступить! Это не в её характере! Она никогда бы не поступила так!
Вместо ответа я вздохнула. Боже мой! Как же тяжело иногда общаться с родственниками.
Я приоткрыла дверь, видя ужасающую картину. На белоснежной кровати лежала бледная темноволосая девушка, похожая на белоснежку из сказки. Ее черные ресницы даже не вздрогнули от скрипа двери. Сходство с белоснежкой добавляли большие прозрачные кристаллы, расставленные в нужном порядке по точкам на полу.
– О, моя бедняжка! – приторно воскликнула молодая жена генерала, прижав руку в кружевной перчатке к губам. – Какой ужас! Быть такого не может! Бедная Лисси!
Генерал молча смотрел на дочь, которая даже не шевельнулась. Разглаженное одеяло прикрывало ее грудь, а ее мертвенная белизна пугала даже меня. Тонкие бледные руки лежали вдоль тела поверх одеяла, а к ней со всех сторон струились сверкающие, как паутинка после дождя, нити магии.
– А что это за кристаллы вокруг нее? – спросила жена генерала.
– Они поддерживают в ней жизнь, – пояснила я, видя, как генерал подходит к дочери и берет ее за руку. Безвольная тонкая рука моей белоснежки оказалась в огромной руке отца.
– Я попросил бы вас не распространяться о состоянии моей дочери и про обстоятельства… при которых ее нашли, – произнес генерал, обращаясь ко мне. – Вы даете слово?
– Дорогой, – тут же послышался мягкий голос генеральши. – Я думаю, что мы можем купить ее молчание.
– У нас не принято хвастаться пациентами, – произнесла я с некоторой обидой. Словно я привыкла писать во все газеты про то, кто у нас на какой койке лежит. – Я не возьму у вас деньги. Мы работаем добровольно. Если вы хотите нам помочь, то можете оставить пожертвование. Ящик находится при входе.
– Я же говорила, – снова произнесла генеральша. – Так же не делается! Ты слишком прямолинеен. Деньги за молчание можно пожертвовать больнице.
Я вздохнула, как вдруг увидела, что молодая жена генерала тоже решила подойти к девушке, как вдруг я вздрогнула и бросилась к ней.
Ее роскошное платье едва не зацепило один из кристаллов.
– Прошу вас осторожней! – строго предупредила я. – Если вы тронете или сдвинете с места хоть один кристалл, система перестанет работать! И девушка останется без магии, которая поддерживает в ней жизнь. И тогда она умрет.
– Ой, простите! – дернулась молодая жена генерала. И тут же испуганно посмотрела на систему. Конечно, я позаботилась о том, чтобы кристаллы стояли в креплениях, но иногда случайность может играть роковую роль.
Огромная пышная юбка была прижата рукой, а супруга генерала села на край кровати и склонилась к пациентке. Она бережно взяла бедняжку за руку. На ее глазах сверкнули слезы, а она прижала руку девушки к своей щеке.
– Лисси, милая, – прошептала генеральша, гладя ее по голове.. – Ну как же ты так? А? Милая… Почему же ты нам ничего не сказала? Ты ведь просто подойти ко мне и шепнуть. Я то тебя всегда пойму. Понимаю, что ты могла бояться гнева папы, но мы бы с тобой обязательно что-нибудь придумали.
Генеральша прижала руку к своим губам и шумно вздохнула.
– Моя девочка…
Я стояла и смотрела на эту трогательную сцену. И что-то меня в ней смущало. Наверное, то, что это – единственная семья, которая не устраивала сцен отречения под благовидными предлогом замужества сестер!”.
Опыт подсказывал мне, что порченная дочь резко превращается в обузу для семьи и несмываемое пятно на репутации. “Знать ее больше не хочу! Опозорила меня перед всеми! Что теперь люди скажут! Как ее теперь замуж выдавать!” – слышала я и уже не раз. И благодаря таким девушкам наш штат медсестер регулярно пополнялся. Сначала пациентки, потом медсестры. Ведь бедняжкам некуда было идти. И прямо сейчас я готовилась к важному диалогу.
– Главное, не делать преждевременных выводов, – осторожно начала я, чтобы уберечь девушку от упреков и “не нужна такая дочь! Делайте с ней что хотите!”. – Мы никогда не можем быть уверены в том, что с ней случилось на самом деле и…
– Она очнется? – перебил меня генерал, резко поднимая голову.
– Я не могу сказать, – честно ответила я, глядя в глаза генералу.. – Мы делаем все возможное.
И тут же я поджала губы. Чувство бессилия сжимало грудь, словно обруч.
– Поезжай домой, – внезапно произнес генерал своей жене.
– А ты? – спросила она вполголоса.
– Я пока побуду здесь, – хрипло произнес генерал, а я увидела, как его жена встала и, осторожно прижимая юбку, чтобы не задеть магическую систему, направилась в сторону двери.
– Я оставлю вам пожертвование за молчание, – улыбнулась она в дверях. И тут же вышла из палаты.
Генерал присел на кровать, глядя на спокойное лицо дочки.
– Моя девочка, – послышался сдавленный голос. – Моя принцесса… Папа здесь… Папа рядом… Папа пришел… Я нашел тебя… Просыпайся, милая..
Состояние потрясенной тишины создавало атмосферу, в которой мысли пронзали меня, как острые иглы.
Генерал неловким движением гладил дочь по голове, а я видела, как дрожат его пальцы.
– Я здесь, – шептал он ей. – Папа здесь…
В этот момент я просто закрыла глаза, плотно сжав губы.
– Лисси, девочка моя, – слышала я голос, который рвал мне сердце на части. – Папа пришел… Ну чего ты молчишь? Ответь мне, милая…
Я увидела, как огромная рука снова нежно гладит ее по голове.
Сцена была невыносимая. И я старалась держаться, как могла.
Мы сделали все, что могли, но медицинская наука временами была бессильна перед лицом судьбы. Я знала, что нельзя терять надежду, но в то же время понимала, что нужно быть готовой к любым исходам.
– Простите, но время для посещений уже закончилось. Пациентам нужен покой, – вздохнула я, видя в каком состоянии находится генерал – отец. Его широкие плечи ссутулились, сам он осунулся. Кажется, что он почернел от горя.
– Я забираю дочь домой! – твердо произнес генерал, решительно глядя на меня. – Кристаллы я забираю вместе с ней. Сколько они стоят?
– Они не продаются! – я отрицательно покачала головой. – Они нужны нашей больнице.
– Тогда я готов заплатить за что они будут находиться у меня дома. Я обязуюсь их вернуть, – твердо произнес генерал.
– Это невозможно! – возразила я. – И дело не в деньгах! Понимаете, система очень хрупкая. Еще раз говорю! Стоит подвинуть хоть один кристалл, как магия, которая поддерживает в ней жизнь, даст сбой. И ваша дочь… умрет. Так что ей придется остаться здесь. Если повезете ее в карете, понесете на носилках, стоит кому-то оступиться или даже просто наклонить носилки, это может закончиться очень печально!
Генерал смотрел на меня, а я надеялась, что он меня услышал.
– Тогда я останусь здесь с ней! – упрямо произнес генерал, сверкнув глазами.
– Это невозможно, – спорила я, понимая, что выпроводить его будет непросто. – Вы можете приехать утром. В девять утра мы открываемся для посещения. И вы можете приехать к девяти. Я вас пропущу. Если я буду на вызове, то вас пропустит дежурная. Я отдам распоряжения.
– Нет! – упрямо произнес генерал. – Я останусь здесь! Рядом с моей дочерью.
Шумно вздохнув, я попыталась взять себя в руки.
– Сколько мне нужно заплатить за вашу помощь? – спросил он.
Денежный вопрос всегда колол меня острой иголкой. Денег всегда не хватало. Но я следовала принципу, что медицинская помощь должна быть бесплатной и доступной всем.
– Мы не заглядываем в кошельки, прежде чем вытаскивать с того света. Мы бесплатные. Мы существуем на пожертвования, – произнесла я. “И на мои деньги”, – подумала я, вспоминая свою ренту. – Если вы хотите помочь больнице, в коридоре стоит ящичек. О нем я вам уже говорила. Никаких денег я от вас не возьму.
– Бесплатная помощь? – удивленно спросил генерал. – Такого не бывает. Хорошо, сколько я должен заплатить за то, чтобы остаться здесь?
– Нисколько, – произнесла я. – У нас есть время для посещений! Другим больным нужен покой, поэтому я прошу вас…
– Нет, это я прошу вас! – резко перебил меня генерал. – Я искал ее несколько дней! Мы с ног сбились, когда она пропала! Мы прочесывали всю столицу и окрестности. И сейчас вы предлагаете мне просто встать и уйти? Нет!
Вот упрямец. Вот что мне с ним делать?
– У нас здесь не гостиница и не постоялый двор. Мы не можем предоставить вам все удобства для проживания, – произнесла я довольно категорично.
– Если нужно, я буду спать на полу, – решительно произнес генерал – отец. – Меня это не пугает!
Я пожала плечами. Мне и так предстояло дежурство. И еще одна бессонная ночь. Поэтому ругаться просто не было сил. Вот бы еще доктора сюда. Но никто не желает работать за скромное вознаграждение. Лекари в этом мире получают огромные деньги, поэтому быть частным врачом намного выгодней и престижней, чем работать у нас. Так что смены, видимо, я не дождусь.
– Я слишком устала, чтобы с вами спорить, – выдохнула я. – Спите где хотите. Мне пора на дежурство.
Я вышла из палаты, прикрыв за собой дверь.
– Госпожа доктор! У нас вызов! – послышался взволнованный голос Аэлиты. Одной из бедных девушек, чья судьба разбилась, словно хрупкая хрустальная ваза о жестокую мораль общества. То, что это случилось не по любви, свидетельствовали следы на руках и жуткие синяки на теле. Так же сотрясение мозга явно не клеилось с романтикой. И пока бедняжка Аэлита приходила в себя в нашей палате, ее добрые родители стряхнули ее с фамильного древа, словно крошки с новой скатерти, заявив, что дочь с таким пятном на биографии им не нужна. Конечно, им было ее жаль. Матушка даже всплакнула разочек. Но дома ждали предложений очаровательные сестры, к которым резко иссякнет поток женихов, как только правда всплывет наружу.
– Куда едем? – дернулась я, чувствуя, как внутри все сжимается и мобилизуется в считанные секунды.
Глава 4
– На улице Фонтанов. Мужчина! Упал прямо на дороге! – выдохнула Аэлита.
– Кто на дежурстве из медсестер? – спросила я, понимая что одна носилки просто физически не подниму.
– Мила и Жанна! – тут же ответила Аэлита. – Карета уже ждет.
Я бросилась в свой кабинет, схватила саквояж, и побежала по коридору. За мной бежали две девушки в белых передниках. Одна из них была сиротой, которая упала в голодный обморок прямо на улице. Вторая была швеей, которую сбила карета.
– Трогай! На улицу Фонтанов! – крикнула я кучеру.
Кучер Томас тут же подстегнул лошадей, а мы на ходу заскочили в белоснежную карету с красным крестом.
За окном замелькали улицы. Мы неслись на бешеной скорости, а разноцветный кристалл, моя особая гордость, сверкал на нашей крыше, оповещая ночную темноту о том, что помощь уже спешит.
– Скорая! Скорая! – кричал кучер, звоня в колокольчик. – Расступись! Скорая! Куда прешь! Скорая!
Томас всегда жаловался, что ему приходится кричать на всю улицу и звонить в колокольчик. Но пока что я не придумала голосового оповещения. Некогда было. Но рано или поздно я додумаюсь и до него, освободив беднягу Тома от этой почетной обязанности.
“А горло – то у меня не казенное!”, – ворчал Том, заставляя меня чувствовать себя виноватой.
В такие моменты на меня накатывали воспоминания о том мире, о той прежней жизни, в которую я больше, видимо, не вернусь.
Последнее, что я помнила – мигающий светофор, нетерпеливое ожидание, вой сирены и чемодан на коленях. А последнее, что я слышала – нецензурный крик водителя, который можно было перевести как: “Куда прешь, засранец! Не видишь, козлина, на вызов едем!”, визг тормозов, истошный крик медсестры, чувство, словно меня бросает из стороны в сторону, скрежет металла, который закончился темнотой.
Очнулась я в месте незнакомом.
– Приехали! Улица Фонтанов! – крикнул кучер, вырывая меня из воспоминаний.
Мы вылетели из кареты, разгоняя толпу зевак. На брусчатке лежал мужчина со следами явного ножевого в области живота. Я склонилась к нему, проверяя пульс. Расстегнув чемоданчик, я стала заливать рану зельем, видя, как оно шипит и пенится, словно старая добрая перекись.
– Бинты! – приказала я, а девушки тут же подали мне моток бинтов.
Пока я бережно бинтовала, прижимая полотенце к кровоточащей ране, зевак становилось все больше.
– Вы как себя чувствуете? – спросила я, видя, как пострадавший мужчина с трудом открывает глаза. Он что-то пытался сказать, но тут же отключился, обдав меня порцией перегара.
– Есть здесь джентльмены? – спросила я, вытирая руки. – Кто поможет отнести его в карету?
Несколько мужчин вызвались помочь, а я была им благодарна до слез. Обычно пациентов несли мы. А тут вон как подфартило!
– Осторожней! – просила я, когда носилки укладывали в карету.
– Трогай! – крикнула я, видя, как одна из сестричек зажимает рану полотенцем.
Мы влетели в ворота поместья, на фасаде которого красовался огромный красный крест. Нам навстречу уже бежали с каталкой, которую я заказала у мастера. У нас их было пока что три. На большее, извините, денег не хватило. Мы закатили пациента в операционную, которая некогда была моей прачечной.
Ножницы в руках медсестер кромсали нищую одежду, а я мыла руки и занималась раной.
– Готово, – выдохнула я, бросая окровавленную иголку с обрывком нитки в тазик. – Укрепляющее зелье. Три ложки через каждые два часа. И кровоостанавливающую повязку менять каждый час.
– Да, – кивнули медсестры, а я вышла в коридор, устало пошатываясь.
– Генерал уже ушел? – спросила я у дежурной.
– Нет, – помотала она головой, а я решила заглянуть в палату. – Он попросил у меня стул. Я дала ему стул из приемной! Понимаете, я не могла отказать…
– Это еще почему? – удивилась я.
– Ну это же… Это же генерал! Он же герой! Он защищал наши границы, когда к нам вторглись…, – прошептала дежурная, искренне недоумевая, как можно отказать генералу.
– Все-все-все! – затрясла я головой. – Не надо мне подробностей. У меня и так голова чугунная.
– Вы бы поспали, – участливо предложила Аэлита.
– Обязательно, – усмехнулась я.
Меня нервировало присутствие посторонних в те часы, когда это явно не предусмотрено.
Надо же! Еще проблему подвезли. Как выпроводить генерала из больницы?
– Простите, – послышался такой же уставший голос дежурной. – Но вам и правда стоит поспать хоть часик.
– Ладно, – смягчилась я, понимая, что сон вопросительно смотрит на меня, мол, ну когда?
Надо бы часочек вздремнуть. Иначе я усну прямо в карете! Или того хуже! Во время операции.
Осторожно приоткрыв дверь в палату моей Белоснежки, я увидела страшную картину.