Ксения Анатольевна Изотова
Роза и Тень
Глава 6
Самайн
Самайн. Грани между мирами становятся тоньше. В ночь Самайна не стоит смотреть в зеркала, нельзя заговаривать с незнакомцами: кто знает, что приняло их обличье на самом деле. Ноа-Нун застали время, когда Серый Орден только набирал силу. Тогда Самайн отмечали все, в окнах ставили горящие свечи – отпугнуть смертельный мрак, накрывали ломящийся от угощения стол для духов предков. Но это было давно. Первый храм в Белой Гавани возвели семьдесят лет назад, затем меньшие пирамиды воздвигли по всей территории нынешней Империи. И Самайн был почти забыт.
Я никогда не спрашивала у Ноа-Нун, кому молятся они – Изначальным богам или кому-то ещё. Нет иного бога, кроме Безымянного, только его имя можно произносить безбоязненно. Я никогда не обращалась ни к каким божествам. Безымянного бога я ненавидела, про остальных старалась не думать. Какой смысл взывать к богине-матери или светлому богу Ану, если они не уберегли свои создания от пламени жрецов?
Я встала посреди арены, уперев руки в бока, и довольно огляделась. Скамьи для зрителей терялись в серебристом свете, дробящемся в мириадах хрустальных подвесок. Звучала музыка – скрипки, переливчатая арфа, свистящее флейтовое соло. Прямо над ареной зависла огромная люстра, под ней – круглый стол. На серебристой скатерти расставлены бокалы с вином, блюда с изысканными яствами, при одном взгляде на которые текли слюнки. Вино и еда – настоящие, остальное – лишь иллюзия, но иллюзия прекрасная. Я опустила взгляд, глядя на своё платье, точную копию наряда Красавицы с картины Алекса. На мне не было украшений, кроме браслета на запястье. В металле браслета тоже играл свет, рождая маленькие блики. Смертельно хотелось сбросить иллюзию с глаз, предстать наконец в истинном облике, но нельзя. Ленни и Рокабар не знают всей правды обо мне и не должны узнать её. Я не боюсь, что они выдадут меня, но ложь защищает их самих. В Белой Гавани небезопасно знать слишком много.
Наконец двери в зрительный зал плавно растворили. Я заранее зачаровала наряды циркачей, и теперь они ступали на арену во всём блеске. Волшебная ночь! Дядюшка Призрак поднял свой бокал и звучный голос разнёсся по залу.
– За Цирк Огней!
Улыбки и смех, беззаботное веселье… Мы так редко позволяли себе побыть радостными детьми, что ночи, подобные этой, навсегда запечатлевались в памяти. Ленни взобралась на плечи своему силачу и распевала песни, дирижируя бокалом. Ноа-Нун с дядюшкой Призраком азартно метали карты прямо на сияющем паркетном полу. Я вытянулась на кушетке – в точности как моё отражение с картины, и с удовольствием наблюдала за праздником, пощипывая виноградинки.
Дверь растворилась вновь, но мы не сразу это заметили. Первой нежданного гостя заметила я, бокал в руке задрожал, красные капли брызнули на платье. Арман остановился на пороге, сложив мускулистые руки на груди.
– Счастливого Самайна.
В хриплом голосе прозвучала насмешка, а затем наступила тишина. Музыка стихла, повинуясь моему желанию. Арман встретился со мной взглядом и широко ухмыльнулся. В пронзительных зелёных глазах ничего не отражалось.
– Потанцуй со мной, Красавица.
Я сделала шаг вперёд, ещё шаг. Музыка заиграла громче, из фоновой мелодии превращаясь в плавный ритм вальса. Я видела как будто со стороны, что взгляды циркачей были прикованы к двум силуэтам – хрупкому женскому в облаке серебристого муара и мощному мужскому в простой одежде воина. Вложив ладонь в руку Армана, я присела в лёгком реверансе.
– Надеюсь, ты умеешь танцевать.
– Ты удивишься, – дрогнули губы стражника.
Моя рука в его руке, бешеное биение его пульса. Арман и в самом деле умел танцевать – не хуже меня, всю жизнь прожившей в Цирке Огней. Мы словно парили над полом, едва касаясь его ступнями.
– Ты скажешь об этом Ордену? – тихо спросила я.
– Мне всё равно, какие праздники вы отмечаете, девочка моя. Да и Ордену уже нет до этого дела.
Я недоумённо посмотрела Армана, но покрытое шрамами лицо оставалось непроницаемым. Поворот, ещё один, и музыка остановилась, а с ней и мы. Арман едва заметно поклонился мне, взял со стола бокал красного вина.
– Я тоже хочу предложить тост. За Белль де Роз! За Красавицу!
Мы поднесли бокалы к губам, и двери распахнулись в третий и последний раз за эту ночь. Четверо стражников встали за Арманом, потянули мечи из ножен. Сталь тихо зазвенела в ожидании крови. Свой меч Арман уже держал в руке. Глядя мне прямо в глаза, от отсалютовал им, а затем резко повернулся и рубанул мечом по шее Ленни. Белокурая голова отделилась от туловища и покатилась по полу – уже обычному, потрёпанному суконному полу арены. Губы Ленни застыли в удивлённой гримаске. Я закричала не сразу, лишь через несколько секунд, когда меч другого стражника пронзил живот Рокабара, вспарывая его от паха до рёбер.
Я пыталась призвать магию, но она не отвечала мне, да и чем могли помочь мои мороки против звенящей стали? Иллюзия слетела с глаз, но мне было уже всё равно. Я рванулась к Ноа-Нун – закрыть их собой, попытаться спасти, но не только мечи были на стороне Армана. Откуда-то из-под земли поднимался тёмный туман. Вначале ползущая позёмка цвета угля, затем чёрное озеро. Туман поднимался всё выше и выше, угольно-чёрные щупальца мрака спеленали меня, прижав к полу в неловкой полусидячей позе. Я трепыхалась, как птица в силках, но тьма держала крепко. Туман не причинял мне боли, но шевельнуться я не могла. Оставалось лишь смотреть, как красные капли вина из разбитых бокалов смешиваются с красной кровью. Ноа-Нун умерли вместе, как и жили. Их мёртвые тела продолжали сжимать друг друга в объятиях. Дядюшка Призрак единственный, кто успел оказать хоть какое-то сопротивление. Удар бутылки пришёлся по плечу одного из стражников, но тот словно и не заметил его. Взмах мечом, и всё кончено. Один за другим стражники выходили с арены, залитой кровью, засыпанной битым стеклом. Осталась лишь я – неподвижная и беспомощная. И Арман. Мужчина присел на корточки рядом со мной, глядя в мои золотые глаза своими – зелёными очами дикого зверя.
Мы молчали. Я не могла говорить, словно ужас и боль сковали мне горло. Губы не могли даже шевельнуться, чтобы проклясть предателя перед смертью. «Я доверяла тебе, – хотелось закричать. – Как? Как ты мог совершить это?!» Арман, не сводя с меня глаз, тоже не произносил ни слова. Тьма ползла всё дальше, поднималась под самый купол Цирка. Там, где она касалась стен и потолка, вспыхивали искры. Пламя быстро разгоралось, старые доски стали топливом для костра, в котором исчезнет Цирк Огней. Так вот как я умру? Я предпочла бы смерть от меча, призналась я себе.
Арман придвинулся ещё ближе, от его кожи шёл лихорадочный жар, словно он тоже горел вместе с Цирком. Его лицо зависло над моими, а затем он прижался ко мне губами. Не поцелуй, а вспышка насилия. Сухие губы воина царапнули мои, и огненный гнев взорвался в груди. В зелёных глазах Армана играли блики – отражение моих яростно горящих золотых глаз.
– Ветхое строение сгорит быстро, – прошептал Арман, почти касаясь моего уха ртом. – Тебе лучше поторопиться, Красавица. Но напоследок…
Сильная рука стиснула мой браслет, и сталь треснула. Две бесполезные половинки упали на начинающие дымиться доски. Арман поднялся и стремительно зашагал прочь. Когда его фигура исчезла в густом дыму, я почувствовала, что вновь могу двигаться.
Задыхаясь и кашляя, я бросилась вслед за стражником. Я ничего не видела перед собой – не столько из-за дыма и пробивающихся языков пламени, сколько из-за страха. Я бежала, то и дело спотыкаясь на щербатых досках, а за спиной поднимались снопы искр, с грохотом падали балки. Из Цирка я выбежала всего за несколько минут до того, как он сложился. Я ещё успела обернуться и окинуть взглядом пылающую могилу, а затем огненный столп со страшным гулом слизнул то, что ещё недавно было Цирком Огней.
Глава 7
Костёр
Я брела по городу не разбирая дороги. Задворки, окружающие Цирк, были безжизненны и пусты. В холодную ночь никто не спешил выходить на улицы, и уж тем более никто не стремился спасать подозрительных циркачей. Ничто в Белой Гавани не происходило без ведома Серого Ордена. «Святого Ордена», – поправила я себя. Нельзя даже мысленно называть их оскорбительным именем, данным простонародьем. Если Цирк Огней стал огнём – о, горькая ирония, – то лишь по воле жрецов Безымянного. Никто не поможет мне.
– Никто мне не поможет, – повторила я вслух и остановилась, с отчаянием глядя на собственные руки.
Пробираясь через горящее здание, я вся исцарапалась. Два ногтя сорваны до мяса. На левой руке – розоватый след от браслета, которого больше нет. Арман лишил меня даже единственного наследства. Не в силах идти дальше, я свернула в тёмный переулок и сползла по стене. Свернулась в клубок, укуталась в собственные волосы и забылась тревожным сном, в котором метались тени и звучали предсмертные крики Рокабара.
Проспала я всего несколько часов и проснулась от сотрясающей тело дрожи. Небо ещё не начало светлеть, значит до рассвета далеко. Но мне пора было решать, что делать дальше. Цирка больше нет. Единственной моей семьи – тоже. Я на улице, без денег и тёплой одежды, а ноябрь в Белой Гавани – это уже зима. И ещё неизвестно, не охотится ли за мной прямо сейчас Орден. О том, почему Арман оставил меня в живых, единственную из всех циркачей, я старалась не думать. Ответа у меня не было, только жаркая ярость и боль. На сетчатке отпечатались образы убитых. Наверное, уже навсегда.
Я встряхнулась и поднялась, разминая затёкшее тело. Проблемы нужно решать постепенно. Первым делом прикрыла глаза иллюзией. Затем начала накладывать морок и на всё остальное. Ищет меня Орден или нет, но Белль де Роз знает весь город. Плакаты с моим лицом висят на улицах и площадях, а после уничтожения Цирка ходить в своём облике опасно. У меня не было зеркала, так что пришлось полагаться только на чутьё. Я придала себе облик невзрачной девушки с русой косой и румяными щеками. Начаровала простенькое платье и овечью шубу, на голову повязала серый пуховый платок. Ничего примечательного и, главное, ничего общего с Красавицей. Увы, тепла от колдовской одежды было не много. Нужно найти убежище, или я просто замёрзну насмерть.
По сонным улицам я побрела в центр города, подальше от того места, где ещё вчера был мой дом. В голове не было ни одной мысли, все силы я бросила лишь на то, чтобы переставлять ноги: одну за другой, снова и снова. Вскоре рассвело. Блёклое зимнее солнце поднялось над улицами, заглянуло в окна. У дворика с несколькими облетевшими дубами я приостановилась, тупо глядя на старую афишу.
…Силачи и акробаты, дрессированные тигры и невероятные фокусы – без всякой магии…
Джейя. Единственный, кому хватило ума бежать подальше от бдительного ока Ордена. Если он жив, если я смогу его найти… Слишком много если, но в душе загорелась слабая искорка надежды. Я зашагала дальше, кутаясь в морок шубки.
На главной площади Гавани раскладывали костёр. Я отвела глаза, меньше всего после этой ночи хотелось видеть смерть очередного не угодившего жрецам несчастного. Но всё же костёр – это тепло. Большой костёр даёт много тепла. После секундного колебания я устроилась у стены, на некотором отдалении от кучи дров, которую уже начинали разжигать суетящиеся серые фигурки. Вскоре от костра потянуло жаром. Я задрожала, чувствуя, как холод постепенно покидает закоченевшее тело. На площади собирались люди. Горожанки в пёстрых полушубках кучковались в компании, сплетничая и изредка бросая на место казни любопытные взгляды. У самого костра бродили несколько подозрительных личностей в тёмных плащах. Эти попытаются ухватить хотя бы горсть пепла, чтобы потом перепродать лекарям и коллекционерам. Официально Орден не одобрял торговли останками жертв, но де-факто никак ей не препятствовал.
Из-за угла повернула процессия жрецов в серых рясах. Между ними неуклюже ковылял кто-то высокий. Я поспешила отвернуться. Меньше всего на свете мне хотелось сейчас видеть ещё одну смерть.
Шаги жрецов звучно застучали по камням площади. Затем сбивающееся шарканье других ног, истерзанных пытками. И вновь мерные тяжёлые шаги.
– Да пребудет с вами благословение Безымянного, дети мои! – провозгласил жрец.
Горожане склонили с голову с почтительным видом, я повторила этот жест, упорно глядя в противоположную сторону. Я окончательно отогреюсь и уйду прочь. Я не собираюсь смотреть, как горит несчастная жертва Ордена.
– Этот человек годами предавался порокам, – речь жреца текла плавно, как расплавленный металл. – Своим колдовством он вводил в искушение преданных слуг Безымянного. В самом сердце нашей Священной империи он творил зло. Свои чёрные чары он называл невинными фокусами, но на каждом богопротивном представлении ронял семена порока в чистые души людей.
Фокусами? Я медленно подняла голову и посмотрела вперёд. В центре костра торчал столб с привязанным к нему мужчиной – очень высоким, с непропорционально крупными руками и ногами. Несчастный не отводил взгляда от неба и, кажется, не слушал речь жреца. Джейя, ты так и не добрался до Королевства Валар.
Слова жреца превратились в неясный шум на границе сознания. Я впилась пальцами в холодную стену рядом с собой.
– Джейя!
Голос прозвучал слишком тихо, чтобы кто-то мог его услышать. Я набрала полные лёгкие воздухи и закричала.
– Дже…
Чья-то ладонь, пахнущая маслом, зажала мне рот. Меня потащили прочь с площади, закутывая в стремительно тающие обрывки наколдованной шубы.
– Тише, – взмолился Александр. – Пожалуйста, Эрис, тише.
Меня всю трясло, но всё же сил на то, чтобы вернуть иллюзию на глаза, хватило. Я прислонилась к стене, хватая воздух ртом.
– Это Джейя, – прошептала я.
– Ты ничем ему не поможешь, только себя погубишь. Ты можешь вернуть морок?
– Попытаюсь.
Иллюзия возвращалась неохотно. Потребовалось несколько минут, чтобы вновь стать неприметной девицей в шубе и платке. Алекс положил мне руки на плечи и встряхнул.
– Очнись. Нужно убираться отсюда и поскорее.
Я механически кивнула и пошла следом за художником. В тот момент мне было абсолютно всё равно, найдёт меня Орден или нет, стану я следующей жертвой на костре или спасусь. Но Алекс продолжал тащить меня за собой, и его рука на моём плече была тёплой. Только за это тепло я и цеплялась.
Солнечные зайчики скачут по картинам. Многоцветные полотна прикрывают обшарпанные стены, выцветшие, отслаивающиеся обои. На них цветущие поля, табуны скачущих лошадей, катящиеся к горизонту волны. На них свобода. Я медленно втянула воздух. Пахнет масляными красками и пылью. В груди ныла тупая боль.
– Как ты?
Надо мной склонилось озабоченное лицо. Я нехотя пожала плечами, принимая сидячее положение.
– Не знаю, – честно сказала я.
– Вот, поешь.
Алекс протянул мне толстый кусок хлеба, намазанный маслом. Я попыталась отпихнуть его, при мысли о еде меня мутило, хотя желудок и был пуст.
– Эрис, ты проспала три дня. Тебе нужна пища.
– Зачем? – устало спросила я. – Все мертвы.
– Ты не мертва!
Алекс сел на кровать рядом со мной. Мы были почти одинакового роста, так что наши глаза оказались прямо напротив. В его я видела беспокойство и страх. Что он мог увидеть в моих фальшивых очах?
– Эрис, послушай, – настойчиво заговорил художник. – Я не могу представить, что тебе пришлось пережить. Но ты должна бороться. Поешь и всё мне расскажи. Вместе мы решим, что делать дальше.
Это нечаянное «вместе» окончательно меня доконало. Я спрятала лицо в ладонях и разрыдалась. Впервые с той ужасной ночи я плакала, и от слёз становилось немного легче. Алекс не мешал мне рыдать. Он прижал меня к себе и нежно укачивал, как ребёнка, испугавшегося чудовищ под кроватью. Вот только мои чудовища были не под кроватью – они, облачённые в серые рясы жрецов Безымянного, свободно разгуливали по Империи.
Отрыдавшись, я жадно выпила несколько стаканов воды и смогла прожевать два ломтя хлеба. В голове слегка прояснилось. Поминутно сбиваясь, я рассказала Александру почти всё. Умолчала лишь о поцелуе Армана и о том, что он сломал мой браслет. Первое было слишком жутким, второе – слишком личным. Потеря маминого наследства – только моя боль.
– Тем утром во всех пирамидах было объявление. Отныне магия на территории Империи под запретом. Все маги должны явиться в храмы для покаяния и отпущения грехов. Если они откажутся или продолжат заниматься колдовством, их ждёт сожжение на костре во имя Безымянного. А в главном храме Белой Гавани прошёл благодарственный молебен. Жрецы вознесли хвалу Безымянному за то, что гнездо порока было уничтожено его волей.
– Наш Цирк?
Алекс кивнул. Я отвернулась, горько кривя губы.
– Что ты собираешься делать дальше?
– Я не могу прийти в храм.
– Конечно, нет, – охнул Алекс. – Не будет никакого покаяния, Эрис. Пытки и смерть, вот что ждёт всех магов Империи. Может быть, с десяток и оставят в живых, чтобы показывать любопытной публике раскаявшихся грешников, а остальных уничтожат, сотрут с лица земли, как Цирк Огней. Тебе нужно бежать.
Я провела пальцами по розоватому следу от браслета на запястье. Он плотно сидел на моей руке, ещё когда я была ребёнком. Не помню ни одного раза, когда я снимала его. Потом моя рука выросла, и я уже и не смогла бы это сделать. Это был единственный наказ, который моя мать дала циркачам – никогда не снимать браслет. К чему приведёт нарушение этого странного завета? Я не знаю.
– Чего хочешь ты? – тихо спросил художник.
– Узнать, кто я, – сорвалось с губ. – И отомстить.
– Ты – Эрис, Красавица, Белль де Роз.
– Слишком много имён, – мрачно усмехнулась я. – Почему Орден охотился за моей матерью? Действительно ли она погибла на костре? Почему она оставила меня именно в Цирке Огней? Кем она была? У меня сотня вопросов, Алекс. Твоё прошлое печально, но ты хотя бы знаешь его, своих родных. У тебя есть наследие. А я не ведаю о своей семье ничего. Скорее всего, все они мертвы, но мне всё равно нужно хоть что-то, хоть маленький клочок правды.
«Откуда у меня такие глаза?» – хотелось спросить мне, но художник моих глаз пока не видел. Возможно, однажды я доверю ему эту тайну, но не сегодня.
– И я должна отомстить Арману, уничтожить его. Я хочу посмотреть ему в глаза прежде, чем они погаснут навеки. Он притворился другом, а я поверила ему. Идиотка! Цирк – единственный дом, который у меня был. Ноа-Нун, дядюшка Призрак, Рокабар, даже Ленни были моей семьёй. Он убил их, походя, словно их жизни были ничем.
Меня снова затрясло, и Алекс привлёк меня поближе, шепча что-то успокаивающее.
– Мы уедем, – пообещал он, – сегодня же ночью мы покинем Белую Гавань. Ты будешь в безопасности, Эрис, я обещаю. Если бы я мог, я бы убил этого слугу Ордена для тебя, но я всего лишь неудачливый художник, барон без земель и войска.
– Ты не «всего лишь» кто-то, – я сжала ладонь друга в своей руке и покачала головой, пытаясь сдержать слёзы. – Ты спас меня.
– Не говори пока больше ничего. Сейчас не лучшее время. Отдохни, Эрис. Нам предстоит долгая ночь.
Когда темнота опустилась на Белую Гавань, мы вышли из покосившегося домишки, где жил Алекс, и осторожно направились к воротам. То и дело мы останавливались, оглядываясь – нет ли за нами погони. Всё нехитрое имущество, что мы могли взять с собой, уместилось в две тощие котомки. Причём поклажу Александра почти целиком занимали кисти, краски и свёрнутые в трубочку холсты. Я же несла скудный запас провизии, бутыль с водой и тёплый плащ. Перед городскими воротами мы свернули в проулок. Я могла спрятать и себя, и Алекса под иллюзией, но не рискнула это делать. Амулеты жрецов могли почувствовать магию, и тогда наш побег закончится, даже не начавшись. К счастью, не все знакомства художника были из тех, которыми принято гордиться. В студию Александра захаживали порой удачливые контрабандисты с любовницами или любовниками – запечатлеть свою красу на портрете. Один из них и поделился с художником местоположением одного из тайных ходов Белой Гавани, через который можно покинуть город. Алекс никогда ещё не пробовал пройти этим ходом, но нам пришлось пойти на риск.
На нашу удачу, контрабандист не обманул. В проулке неясно темнела дверь в потайные туннели. Стоило только войти внутрь, как на нас повеяло затхлой сыростью. Алекс зажёг факел, и мы двинулись вперёд, по узкому каменному коридору. Отзвук шагов гулко отражался от стен, уносился куда-то вдаль. Иногда на пути встречались повороты, и художник, следуя указаниям, каждый раз поворачивал налево. Мне уже стало казаться, что мы ходим кругами и никогда не выберемся из тесного лабиринта, как вдруг коридор оборвался. Из провала в стене повеяло ледяным ноябрьским воздухом. Алекс выбрался наружу, подхватил меня, и мы оказались за стенами Белой Гавани. Впереди, за широкой просекой, начинался лес. В неверном лунном свете голые ветви тянулись к небу в отчаянной мольбе. Я облегчённо вздохнула, пар от дыхания маленьким белым облачком оторвался от губ. Художник протянул мне руку, наши пальцы переплелись, и мы решительно зашагали прочь, так ни разу и не обернувшись на проклятый город.