Ксения Малич
«Пришел, увидел – побежден!» Советские и британские архитекторы в 1930–1960-е годы
Стилистические предпочтения как инструмент идеологического противостояния
Еще до того, как в СССР началась критика архитектурного авангардного эксперимента в лице ОСА, АСНОВА, «леонидовщины» и бичевание «отрицательных моментов конструктивизма», которые наконец-то «разоблачены пролетарской общественностью»[25], приходилось искать подходящие формулировки, чтобы провести границу между правильным и неправильным модернизмом. В текстах, сопровождавших каталог выставки школы Баухаус, Ханнес Майер, работавший тогда в Союзе, объясняет, что экспозиция посвящена периоду «Красного Баухауса» – марксистского учебного заведения. Предшествующий этап он описывает как интересный художественный эксперимент, обесцененный рекламой и превратившийся в «инфекционную болезнь немецкой архитектуры последних лет», «азбуку эстетствующих снобов»[26]. «Красный Баухаус» благодаря Майеру перешел с художественного уклона на социологический, обеспечивая стандартные потребности масс, а не буржуазную роскошь. В этом же каталоге Аркадий Мордвинов пытается пояснить, что, да, в Баухаусе порвали с «эклектической архитектурой, украшенческой, подражательной, реставрирующей древние стили». Но при этом конструктивизм Гропиуса – плохой, «формалистический», а Майера – хороший, «инженерный». Гропиус эстетизирует технику, увлекается художественными приемами и в результате создает предметы роскоши для музеев и буржуа, в то время как Майер добивается научного решения, отвечающего прямым функциям, «отвергая всякое эстетство», и запускает продукцию для рабочих масс[27].
Когда Мордвинов критикует, кажется, что он, наоборот, хвалит: «Чашке – произведению школы Гропиуса, – где стекло стакана охвачено металлическим поясом, связанным с деревянной ручкой, где все внимание ушло на остроумное конструирование и выявление фактурных свойств разнородных материалов – стекла, дерева, металла – и их формальной выразительности, Ханнес Майер противопоставляет простую стандартную стеклянную чашку, отвечающую своему прямому назначению»[28]. Формулировки, связанные с критикой или защитой стилистических предпочтений, становились все более витиеватыми: их можно было подставлять практически к любым именам и объектам, в зависимости от цели: разоблачить скомпрометировавшего себя автора или похвалить надежного.
Позже, когда конструктивизм и рационализм уже были практически разгромлены, во время общения с иностранными коллегами на I Съезде советских архитекторов (1937), советский архитектурный истеблишмент уже не стеснялся нового курса. В Moscow Daily News – газете, выходившей на английском языке, – Александр Веснин давал бескомпромиссный комментарий: «Каждый архитектор должен любить классику; тот, кто не воспринимает красоту классики, не может быть архитектором… Однако некоторые советские архитекторы неправильно поняли задачу освоения классического наследия прошлого и оказались связанными классикой»[29]. В итоге во время подготовки к I Съезду советских архитекторов ВОКС и ССА оказались, по замечанию Евгении Конышевой, «в международных коммуникациях в идеологической ловушке»[30]. При составлении списка гостей оргкомитет следил, чтобы в него вошли уважаемые профессионалы, но в то же время они должны были быть дружественно настроены к СССР. В предварительные списки, делая пометку «левого направления», пришлось включить ряд представителей функционализма: Якобуса Ауда, Свена Маркелиуса, Алвара Аалто, Робера Малле-Стевенса, Франсиса Журдена.
От Великобритании на I Съезд архитекторов в Москву планировалось позвать более консервативных мастеров: Клафа Уильямса-Эллиса, сэра Раймонда Энвина (хотя к тому времени уже были опубликованы его критические тексты о русской архитектуре), нового председателя RIBA Перси Эдварда Томаса, секретаря RIBA сэра Иэна Макалистера. В случае свободных мест предлагались также кандидатуры архитектора Чарльза Боссома и директора Лондонской архитектурной ассоциации Говарда Робертсона[31]. Все расходы в России (проезд, питание, жилье) Союз архитекторов брал на себя. Для иностранных гостей была составлена короткая экскурсионная программа (обзорная поездка по Москве, посещение метрополитена, здания типографии «Правда» и канала Москва – Волга, осмотр выставки «Архитектура СССР», встреча со строителями в ЦПКиО, поездка в Коломенское и дом отдыха в Суханово). На выбор дополнительно предлагалась поездка в Ленинград или Харьков. Увы, хотя приглашенные ответили очень доброжелательно, никто, кроме Клафа Уильямса-Эллиса, не приехал, все уклончиво сослались на разные обстоятельства (в основном на нехватку времени). Из-за бюрократической сумятицы приглашения были высланы поздно. К тому же само время проведения московского съезда оказалось выбрано крайне неудачно: в 1937 году в Париже в мае открылась Всемирная выставка, а в июле проходили XIV Международный конгресс архитекторов и V Международный конгресс современной архитектуры CIAM. В итоге в Москву приехали лишь 17 иностранных делегатов, и не все из них воздержались от критики советской архитектуры[32]. Но то 1937 год, а в начале 1930-х, несмотря на все противоречия, скепсис и запутанную расстановку сил внутри профессионального сообщества, советский опыт неизменно вызывал обычное человеческое любопытство.
Первые организованные поездки британских туристов в СССР
С 1931–1932 годов в СССР начинают приезжать британские специалисты, чья профессиональная деятельность была связана с градопланированием, городским благоустройством и строительством нового жилья. Во многом этому поспособствовал активизировавший свою работу «Интурист». Государственное акционерное общество по иностранному туризму было основано еще в 1929-м, но в 1930–1931 годах в мире – из-за общей экономической депрессии – был зафиксирован массовый туристический кризис (в некоторых странах даже возникло общественное движение против заграничных поездок[33]). Ситуация исправилась в 1931 году: если в 1929-м страну посетили 2500 иностранцев, то в 1933-м – уже 8700. Народный фронт и роль СССР в антифашистском движении также способствовали популяризации образа России. В декабре 1935 года в Лондоне прошел Конгресс мира и дружбы с СССР, а на следующий год был достигнут пиковый показатель «Интуриста» – 20 400 человек. В 1931–1932 годы вышло несколько прекрасно оформленных путеводителей по Москве и Ленинграду на английском языке – с картами, цветными иллюстрациями, продуманной графикой и модной рекламой[34].
Путеводители по Москве и Ленинграду, подготовленные «Интуристом». 1931
«Красная газета» писала летом 1932 года: «Разноязычная речь на улицах, вереницы линкольнов у подъездов. Огромные пароходы у причалов. Шесть тысяч иностранных туристов посетили Ленинград в 1931 году – в полтора раза больше пройдет их в 1932 году… Туристы этого года любуются Эрмитажем и окрестностями, но больше всего стремятся попасть на заводы, в школы и профилактории. Друзья и враги одинаково интересуются нашими успехами, хоть и по разным причинам»[35]. Последнее замечание очень точно. Как говорил в своем докладе секретарь Лондонской архитектурной ассоциации Фрэнк Йербюри, посетивший Россию в 1932 году, англичане действительно ехали в СССР, чтобы убедиться в своих правых или, наоборот, левых убеждениях[36]. Как правило, гости находили подтверждения именно своим ожиданиям, поэтому в уцелевших личных воспоминаниях ценнее всего оказываются свидетельства, не укладывавшиеся в настроения, с которыми изначально путешественники отправлялись в Советский Союз. Сравним воспоминания Фрэнка Йербюри с отзывом Памелы Трэверс.
Фрэнк Йербюри во время путешествия в Восточную Европу и СССР. 1932. Архив Лондонской архитектурной ассоциации
В 1932-м молодая и по-английски решительная, тогда еще просто журналистка Памела Трэверс отправляется в СССР в составе обычной туристической группы «Интуриста»[37]. Еще по пути в Ленинград она спорит со своими более доброжелательно настроенными попутчиками, солидными профессорами, скептически оценивает информацию, полученную от русских гидов, и очень колко отзывается обо всех продемонстрированных достижениях социалистического образа жизни. «Наш отель очень современный, очень уродливый, очень новый, хотя стены уже облупились. Из него вышла бы отличная тюрьма»[38]. Но зато наследие петербургской архитектуры заставляет Трэверс оставить насмешливый тон. Александро-Невская лавра напоминает ей о британской архитектуре XVIII века, старых английских усадьбах и поэтах-романтиках. В противостоянии Зимнего дворца и Главного штаба она видит олицетворение русской необузданности и европейской дисциплины. При этом общая запущенность, неприкаянность исторического наследия на фоне неразберихи и абсурда, по всей видимости, доводят писательницу до изнеможения: «Скорей бы уже уехать из Ленинграда! Несмотря на красоту, здесь какая-то мертвящая атмосфера. Великолепие XVIII века представляется странным неуместным наростом»[39]. Судя по всему, архитектурные вкусы Трэверс совпадали с предпочтениями Ивлина Во: «Мы стараемся избавиться от механизированного века, а они его обожествляют».
Стратегии гостеприимства
Примечательно, что и Трэверс, и Йербюри имели возможность свободно перемещаться по городу, несмотря на опеку гидов. Секретарь Лондонской архитектурной ассоциации специально подчеркнул в своем докладе, что слухи о том, как от туристов скрывают правду и держат на «коротком поводке», сильно преувеличены. Фрэнк Йербюри гулял по ночам, осматривал все, что казалось ему любопытным, и никто его не останавливал[40]. На фотографиях, сделанных им во время поездки, Ленинград предстает городом с чистыми улицами, благоустроенными скверами, ухоженными памятниками. В действительности, конечно, степень свободы иностранного туриста зависела от его статуса и личного опыта. Кто-то послушно следовал всем инструкциям, не отставая от гида, а кто-то требовал дополнительных пунктов программы. У кого-то были в России друзья или даже знакомые чиновники, что давало возможность с разных сторон и более объективно взглянуть на жизнь в советской России, а за другими, кто показался подозрительным, наоборот, наблюдали сотрудники «Интуриста». В конце концов особенности характера и умение вести диалог тоже сказывались на успехе путешествия.
Многие туристы возвращались в Англию «с сияющими глазами»[41], но были и неприятные эпизоды. Перед ВОКС и «Интуристом» стояла сложная задача: помимо желания проявить радушное гостеприимство, нужно было составить туристические программы так, чтобы они оказались эффективны с точки зрения репрезентации советской экономики и культуры. При этом приходилось собирать справки, проверяя архитекторов на лояльность, искать среди них друзей, которые смогли бы опровергнуть дискредитирующую информацию о России. Многозадачность приводила к бесконечному выяснению отношений между ВОКС и «Интуристом». Председатель ВОКС Федор Николаевич Петров в 1932 году жаловался, что «Интурист» озабочен лишь количеством туристов и не использует возможности Общества культурной связи с заграницей: «Представляющие интерес для ВОКС иностранцы, уезжающие в СССР по линии других организаций, проходят совершенно помимо нас и по возвращении не используются для нашей зарубежной работы. ‹…› Многие из них, которые едут в СССР с определенными интересами и представляют ценность с нашей точки зрения, зачастую знакомятся с Советским Союзом в обычном туристическом порядке, недостаточно эффективно проводят свое путешествие, и, таким образом, возможность использовать их пребывание в СССР значительно снижается»[42].
Андрей Буров. Кают-компания комсостава. Теплоход для линии Ленинград – Лондон. Эскиз. 1925. Государственный научно-исследовательский музей архитектуры им. А. В. Щусева, Москва
В случае с архитекторами это означало, что «упущенные» специалисты не получали возможности увидеть перспективы советского градостроительства, узнать о новых проектах и типологиях, ведь поездки британских архитекторов, организованные профессиональными сообществами и институтами, проходили при содействии ВОКС по специально составленным маршрутам (они постоянно менялись, и о них мы еще поговорим подробнее). Основную же часть путешественников, заказывавших туры через конторы «Интуриста», встречали гиды, работавшие по единой схеме. В Москве – Кремль, центральные ансамбли. В Ленинграде – Эрмитаж, бывшие царские пригородные резиденции. В мае 1932 года директор ленинградской конторы «Интуриста» товарищ Халецкий рассказывал в интервью, что «для ознакомления иностранных туристов с достижениями социалистического строительства будут проводиться экскурсии в районы новостроек, на Днепрострой, по Волге, на Турксиб. Будет проведена вторая расширенная полярная экскурсия в Советскую Арктику на ледоколе “Малыгин”»[43]. Демонстрация современной образцово-показательной архитектуры была необходима, и экскурсии, конечно, включали новые образцовые социалистические учреждения (дом культуры, детский интернат, санаторий или даже колхоз), но гиды не могли дать убедительного профессионального комментария, объяснить специфику материалов, особенности проектных и технологических решений.
В 1936 году коллеги просили заместителя председателя ВОКС Льва Николаевича Чернявского повлиять на лондонское отделение «Интуриста», обещающее путешественникам слишком многое. По приезде гости требовали показать объекты, на которые невозможно было оперативно организовать экскурсии, в результате начинались скандалы, сопровождающиеся жалобами и обидами, как это было, например, в случае с членами Английского общества сближения, возглавляемого Анитой Барр (делегация не смогла попасть в медицинские учреждения)[44]. Сотрудники ВОКС, в первую очередь переводчики, сообщали в письменном виде о некоторых инцидентах.
Английский искусствовед Курт Лондон, пишущий книгу о русском искусстве, возмущен тем, что на «Ленфильме» ему не показали фильм «Женитьба» (зато посмотрел «Юность Максима», «Подруги», «Семеро смелых», «Крестьяне» и даже отснятые материалы к картине «Петр I»), недоволен качеством перевода (пытался ангажировать знакомую переводчицу самостоятельно), осуждает музыкальные вкусы (в СССР «увлекаются третьесортным композитором [Иваном] Дзержинским, в то время как такого великого композитора, как Шостакович, держат в загоне»), не понимает, почему ему не дают вывезти из России книги без контроля на таможне. Вывод переводчицы: «Ясно чувствовалось, что он остался чем-то очень недоволен… хотя фактически ничего… враждебного нам не сказал, но интуитивно чувствовалось, что он не наш»[45]. Курт Лондон не узнал о том, какое отрицательное впечатление произвел, и благополучно отбыл на пароходе «Сибирь» обратно в Лондон.
Английские путешественники во время поездки по СССР. 1932. Фото: Фрэнк Йербюри. Архив Лондонской архитектурной ассоциации
Другой британский историк, мистер Хилл, готовит книгу о советской архитектуре и просит посетить Новгород, а также хочет делать зарисовки в пригородных дворцах-музеях («особенно его интересовали прибрежные места»). Во всех просьбах Ленинградское отделение ВОКС ему отказало, на что Хилл возмутился, «не стесняясь в выражениях». ВОКС предупреждает московских коллег: «Хилл де-юре интересуется, по его словам, архитектурой, по словам английского консула, театром, а де-факто, принимая во внимание людей, его рекомендовавших… можно предполагать, что его интересы намного “шире”»[46].
Председателю ВОКС Александру Яковлевичу Аросеву идут жалобы о «возмутительно наглом поведении» американской журналистки и писательницы Эрнестины Эванс (это был уже второй ее тур в СССР). Пользуясь покровительством Английской миссии, где Эванс живет в гостях у леди Мюриэл Пэджет, она слишком часто обращается в ВОКС с просьбами организовать посещение школ, институтов или больниц. Больше всего сотрудников ВОКС обижает частота запросов и тон: «Не просит ей то или иное устроить для посещения, а требует – нагло крича», «Они просто были наглы»[47].
Понятно, что потребность в подобных отчетах возникала в случае неприятных ситуаций. Проблемных эксцессов было не очень много, и чаще они происходили с теми, кто путешествовал индивидуально, по особой рекомендации, имел в России личные контакты. Обращает на себя внимание стиль негативных комментариев, сохранившихся в архивах ВОКС. Перечисленные эпизоды случились в 1936–1937 годы, когда регламенты приема иностранцев ужесточились. Если в 1932 году процесс приема туристов складывался отчасти стихийно, механизм принятия решений был гибким, а главной задачей была романтическая установка на приобретение друзей, то в 1936-м уже составлялись перечни учреждений, возможных к посещению, и списки людей, которых спецотдел выделял для приема иностранцев и проведения экскурсий. Например, в Ленинградском отделении ВОКС в этот список были включены Иосиф Абгарович Орбели от Эрмитажа и Исаак Израилевич Бродский от Академии художеств. За общение с архитекторами ответственными были утверждены Лев Григорьевич Ильин, Борис Генрихович Крейцер, Михаил Николаевич Мейсель, Александр Сергеевич Никольский. На каждого обслуживаемого ВОКС иностранца теперь составлялся формуляр с указанием имени, профессии, страны и места жительства. Туда же, помимо детальной программы пребывания, нужно было заносить информацию о том, где гость остановился, с кем, где и когда виделся и беседовал.
Обслуживающий туристов персонал ВОКС и «Интуриста» не всегда мог справиться с потоком просьб из-за бюрократизированности процесса, роста ксенофобии и довлевшей ответственности. Неудивительно, что в этой напряженной ситуации доклады ВОКС нередко носили оборонительный характер. Но высокомерный взгляд и снобистские комментарии, которые часто позволяли себе гости, также вызывали искреннее разочарование. Обидно было, когда британские туристы относились ко всему свысока, жаловались на питание, высмеивали очереди в магазины и манеру одеваться, особенно за пределами Москвы. Переводчица Шапова в конце своего рассказа о выслушанных насмешках добавляет очень личную, что не характерно для формата этих документов, приписку: «Если Вы хотите, чтобы люди уехали с хорошим впечатлением о Советском Союзе, то не посылайте их на периферию»[48]. Жалобы могли быть на слабый сервис, отсутствие горячей воды в гостиницах, клопов, мусор, невкусную еду, неприветливость персонала. Хотя были и обратные случаи: в 1935 году Ромен Роллан, описывая уровень сервиса, отмечал, что продукты ему привозили из Кремля и буквально «завалили слугами»: «Прикреплены сиделка, повар из Кремля и т. д., которые нам больше мешают, чем помогают, ибо, не помещаясь в кухне, они заполняют весь коридор»[49]. «Технику гостеприимства», или «массаж эго» (термины, введенные Полом Холландером[50]), по-разному отрабатывали на гостях в зависимости от их статуса и той роли, которую они могли бы сыграть для защиты советского строя и образа жизни. Как мы увидим дальше, к архитекторам ВОКС относился с заметным уважением и ответственно готовился к их приезду.