Кэмрин Гарретт
Вич-положительная
7
Есть несколько секретов, которыми я не готова так просто делиться. Понятно, что один из них – это мой ВИЧ-статус. А вот другой: я не знала, как мастурбировать, пока одна подружка меня не научила. Мы зашли в комнату вместе с ней и Сарой. Заперли дверь – нарушая правила пансиона Матери Божией Лурдской, – она открыла в тамблере фотки парней из «Дневников вампира». Потом я легла на кровать, укрылась одеялом, и она мне все подробненько объяснила.
Стыдно ужасно, но блин, восьмой класс. Что вы хотите?
Сейчас я это делаю немного по-другому – в основном беру другой иллюстративный материал. Клавдия надо мной посмеялась, но вот мне нравится смотреть на фотографии белых стариканов, когда они были в самом расцвете сил. Можете говорить обо мне что угодно, а Брюс Уиллис, Харрисон Форд и Ричард Гир в молодости были очень даже ничего. Иногда в подборку добавляется Кейт Бланшетт, но Клавдия говорит, что это не считается.
– Это же Кейт Бланшетт, – категорично заявила она тогда. Это был последний раз, когда я завела с ней разговор о том, что мне нравятся девушки.
После я смотрю в потолок. Дом у нас не широкий, а скорее высокий и узкий, и моя комната располагается на самом верху. Раз я так далеко, родителям меня не слышно. Ну или, по крайней мере, я так думаю. А если и слышно, то спасибо им большое, что ни разу ничего мне про это не сказали. Обычно после того, как я кончаю, в голове наступает ясность. Совсем как сразу перед сном: никаких мыслей, никаких тревог. Сейчас же я не могу перестать думать. Может быть, это ужасно, но я завидую своим друзьям.
Клавдия асексуальна, и я знаю, что в отличие от меня она не проводит каждое утро, думая о сексе. С другой стороны, есть Лидия, которая развлекается с бойфрендом всегда, когда ее родителей нет дома. А у меня ситуация – ни то ни се.
На прошлой неделе учительница биологии долго рассказывала о том, что девушки должны в свои формирующие годы открывать себя и заводить близких друзей. Дружба, сказала она, приносит такое же удовлетворение, как и любовные отношения. Наверное, она права. Я так благодарна, что у меня есть Лидия и Клавдия. Я их люблю не могу, но не в романтическом смысле. А без них мне так одиноко, что даже трудно описать.
Я заставляю себя подняться. Сегодня суббота, а значит, через час я должна быть на репетиции, где увижу Майлза. Я думала, что после нашего поцелуя чувство одиночества уйдет, но оно лишь превратилось в другое чувство – вожделение. Теперь я знаю, что у меня есть шанс заняться с ним сексом, и от этого только хуже, потому что я не перестаю надеяться. Даже если это значит, что мне придется ему рассказать.
Большинство людей боится заразиться вирусом. Если я скажу Клавдии и Лидии, им не о чем переживать, ведь мы с ними не собираемся обмениваться «жидкостями». С Майлзом другая история.
К тому же теперь мне еще нужно выяснить, кто написал эту дурацкую записку. Я понятия не имею, с чего начать. С девятиклассников в драмкружке? Не, вряд ли у кого-то из них хватит терпения оставить записку в шкафчике и ждать, пока я ее прочитаю. Мисс Клейн? Сомневаюсь. Она невыносима, но не зловредна. Кто еще это может быть?
– Ну почему все так сложно? – вслух спрашиваю я. Лишь постер «Аиды» смотрит со стены в ответ.
Все, что я сейчас чувствую, – раздражение, сексуальное возбуждение – обостряется на репетиции. Словно зуд где-то внутри, который я никак не могу унять, он сводит с ума. «Богема» – отличный мюзикл, но, живя им каждый день, я не могу не думать про друзей моих родителей, о которых они упоминают лишь изредка, тех, кто умер до того, как я успела их узнать. Потому что никому не было дела до больных СПИДом геев.
Эпидемия – это так страшно, просто уму непостижимо. Как фильм ужасов, что надолго остается со мной липким страхом, от которого трясутся колени и сводит живот. Эпидемия кажется чем-то абсолютно невероятным. От того, что это реально, это случилось, мне хочется схватить народ на сцене и кричать: «Вы понимаете, как это серьезно? Это вам не просто мюзикл, который кто-то придумал, это чьи-то жизни».
Мало того, сегодня мисс Клейн зациклилась на отработке «Seasons of Love», а потому останавливает и начинает песню снова и снова. Мистер Палумбо безмолвно за нами наблюдает, и губы его сжаты в тонкую линию. Я решаю заглянуть за сцену. Я могла бы притвориться, что проверяю всех рабочих сцены, но это было бы пустой тратой времени. Как только я захожу за кулисы, мои глаза видят только Майлза.
На нем черная футболка и темные джинсы. Он складывает руки на груди, и на его запястьях вздуваются вены. Я сглатываю комок в горле. Если бы вокруг никого не было, я бы зацеловала его до потери пульса.
Он двигает на сцену одну из декораций, огромную, гораздо выше него. Устанавливает на место, потом берет в каждую руку по скамейке. Кусочками ярко-синей ленты на полу отмечено, куда ему нужно их поставить. Ловко уворачиваясь, народ разбегается в разные стороны. Жесткие декорации обычно не такие уж тяжелые, все же рабочие сцены сами их строят из дешевой фанеры и других облегченных материалов, но весят они все равно прилично, и передвигают их, как правило, по двое. И только Майлз – в одиночку. Это нереально горячо, но, пожалуй, мне стоит с ним об этом поговорить. Все знают о его травме. Не хватало, чтобы ему стало хуже.
Я прочищаю горло:
– Глазам не верю, как это Джесс дал тебе двигать все это одному.
Он ставит скамейки на место и смотрит на меня с улыбкой. Я хочу впиться в нее своими губами, прямо здесь, прямо сейчас, у всех на виду.
– Да все нормально, мне не тяжело, – говорит он, вытирая руки о джинсы. – Не так тяжело, как запоминать слова.
– Ну правильно. Чтобы запомнить, нужны мозги.
– Хочешь сказать, у меня их нет?
Я делаю страшные глаза. Но держусь всего пару секунд, а потом расплываюсь в улыбке.
– Я сражен. – Он хватается рукой за сердце. – Пусть у меня нет мозгов, но зато у меня дофига опыта. Знаешь, что я делал в лакроссе?
– Толкался, – пожимаю плечами я. – Ты это, по-моему, уже говорил раз или два.
– Ну да, потому что в лакроссе это важно.
Он делает шаг ко мне и встает рядом. Я смотрю вниз и больше не слышу, что он там говорит. Наши руки так близко. Он это специально, да? Мы уже целовались. Держаться за руки – это же типа ерунда по сравнению с поцелуем? Я же могу взять его за руку?
– Алло, Симона? – раздается его голос прямо над моим ухом. – Прием.
Я быстро хватаю его ладонь. Моя наверняка потная и липкая, но он руки не отдергивает. Его пальцы сплетаются с моими. Я закусываю губу, чтобы сдержать расползающуюся от уха до уха улыбку.
Это называется, я собиралась держаться от Майлза подальше. Честно говоря, не думаю, что смогу. Я поднимаю взгляд, но не на Майлза. Я оглядываюсь кругом. Кто-то подметает стружку, кто-то красит заднюю стену. Никто не обращает на нас внимания. Если бы подкинувший записку был здесь, уверена, он бы на нас сейчас смотрел. Наверное, это значит, что его здесь нет.
– Знаешь, – произносит Майлз громким сценическим шепотом, – мы пропустили мюзикл дня вчера и позавчера.
Это потому что позавчера мы целовались.
– А я все думала, насколько тебя хватит, – признаюсь я, наблюдая, как он раскачивает нашими переплетенными руками взад и вперед. Если бы я увидела кого-нибудь еще, стоящих вот так, точно бы расхохоталась. Да и сейчас меня немного подмывает засмеяться, но не только из-за нашего дурацкого вида. – Ты не то чтобы прямо увлекаешься театром.
– Ну, в смысле… – Майлз на секунду замирает. – Я не то чтобы прямо не люблю театр…
– Да ладно, Майлз, – говорю я, сжимая его ладонь. – Ты даже не знаешь, чем отличаются «Волосы» от «Лака для волос».
– Что правда, то правда. – Майлз смотрит на наши руки. – Только вот… не знаю. Я еще не встречал никого, кто бы так серьезно увлекался постановками.
Конечно, я не жду от него экспертных знаний. Он не должен хорошо разбираться в мюзиклах и спектаклях, только потому что я схожу с ума по ним и вообще всему, что происходит на сцене. Это моя стихия. Мюзиклы – как другой язык, на котором мне изъясняться легче, чем на родном английском. Единственный минус – иногда труднее общаться с немузыкальным народом.
Когда я была маленькой и все время проводила в больнице, папа и отец без конца смотрели со мной «Волшебника страны Оз», пока я не выучила наизусть все песни. А перед тем как пойти в эту школу, я всю неделю на рипите слушала «Дорогого Эвана Хансена». Мюзиклы – это то, что помогает мне собраться, когда все вокруг кажется бессмысленным. Каждому нужно что-то такое для утешения.
– Ну дык. – Я выразительно оглядываюсь по сторонам. – Добро пожаловать в драмкружок.
– Нет, в смысле, мне нравится, как ты рассказываешь о мюзиклах. – Под его пристальным взглядом я застываю на месте. – Джесс тоже любит мюзиклы, но он не говорит о них так как ты. С восторгом. У тебя прямо глаза горят и все такое. Да я чаще всего даже не знаю, о чем ты рассказываешь, но хочу тебя слушать.
Мой рот открывается, но я не издаю ни звука. А я-то думала, что он слушает просто из вежливости. Похоже, не только…
– Я что-то не то ляпнул, да? – Он облизывает губы. – Ты…
Однако не успевает закончить. Тяжелые шаги Джесса прерывают его на полуслове.
– Майлз, – выговаривает он, запыхавшись. – Нужно, чтобы ты передвинул… О, Симона! Я думал, ты в хоровой с Палумбо.
Дело в том, что на Джесса невозможно сердиться. Я никогда не слышала, чтобы он о ком-то говорил плохо, что просто нереально, потому что все мы иногда срываемся. Будь это кто-нибудь другой, я бы ляпнула что-нибудь грубое, чтобы он свалил. Вместо этого я отпускаю руку Майлза, не обращая внимания на его вопросительный взгляд.
– Угу, мы тут просто… – Я замолкаю и засовываю руки в карманы. Что мы тут просто? Разговаривали?
Майлз поворачивается к Джессу:
– Нужно снова передвинуть декорации квартиры?
– Ага, – кивает Джесс. – Это только ты можешь.
Они уходят к занавесу, а я прислоняюсь к стене. Вот это речь Майлз задвинул. Что я могу на это ответить? Мне нравится твоя задница? У него, значит, сплошные мимими и ваниль, а я только и думаю о том, как бы его поцеловать.
Я глубоко вздыхаю и бегу за ними.
Майлз в последний момент оборачивается:
– Симона? Что…
Я хватаю его за футболку. В голове прокручивается романтический поцелуй: он склоняется мне навстречу, на фоне играет музыка. Но мы же не в кино – голову он не наклоняет, и я утыкаюсь лицом ему в грудь.
– Я хотела это… – Я делаю неопределенный жест свободной рукой. – Э-э-э. Можно тебя на минутку?
Майлз опускает голову. На секунду мне кажется, что он злится, но потом я вижу, что его плечи беззвучно трясутся от смеха.
– Не смейся! – Я отпускаю его футболку и отступаю на шаг. – Я не знаю, как это делается.
– Без проблем. – Его лицо смягчается. – Если хочешь, давай позже увидимся. И не на минутку, а подольше.
Это может значить все что угодно. Я, конечно, сразу думаю о сексе и тут же вспоминаю о записке, отчего тут же сводит живот, – но отгоняю эти мысли прочь.
– Хочу, конечно, но не могу, – говорю я и делаю еще один шаг назад. – Позже я занята. Мы с друзьями пойдем… В общем, нужно там кое-что сделать. Я не гоню, честно.
Майлз, может быть, и крутой чел, но ему я точно не скажу, что собираюсь провести вечер субботы с друзьями в секс-шопе. Не хочу его спугнуть. Да и вообще было бы неплохо провести эту пару часов без него и разобраться, что мне, блин, делать с этой дурацкой запиской.
– Майлз? – зовет Джесс.
– Ну хорошо. Пожалуй, я тебе верю. – Майлз оборачивается на голос Джесса. – В другой раз?
Я улыбаюсь. Не могу удержаться:
– Договорились!
8
Даже в поезде, уносящем меня от забот, мне все равно трудно забыть о записке. Никак не могу перестать о ней думать. Я сижу между Лидией и Клавдией, но не обращаю внимания на их болтовню. Я смотрю в окно. Кто мог ее написать? Кто вообще мог узнать, что у меня ВИЧ? Может, меня видели в больнице? Представить не могу, что кто-то тратит свое время, чтобы за мной туда тащиться. Может быть, этот кто-то уже там был? Навещал больного родственника или типа того?
– Эй, Симона. Земля вызывает Симо-ону-у-у.
Поезд замедляет ход, и Лидия сжимает мою руку.
– Все нормально? – спрашивает она. – Ты сама не своя.
– Да она поди думает про «Сундук наслаждений», – говорит Клавдия, пихая меня в плечо. – Предвкушаешь?
– Еще бы! – Я с радостью перескакиваю на другую тему. – Слушай, если это была твоя идея, разве ты не должна мне купить все, что я захочу?
– Ага, щаз-з-з! – смеется она, пока мы выходим на станции. – Мы возьмем один вибратор для тебя и один для моей девушки, чтобы вы, две похотливые дамочки, немного угомонились.
Пансион Матери Божией Лурдской располагался в двух часах езды от Сан-Франциско, поэтому у меня особо не было возможности выбираться с друзьями в город. Я никогда не приезжала сюда надолго, чтобы хватило времени разведать все крутые места. А во время школьных каникул я обычно ездила с родителями в Нью-Йорк. Сейчас мы с подругами идем в местечко под названием «Сундук наслаждений», в самом сердце города, кажущегося мне новым миром. Я вне себя от восторга.
– А что, если я не хочу «угоманиваться»? – возражаю я. – Что, если я хочу с кем-нибудь перепихнуться?
– Ну блин. – Клавдия качает головой. – Тогда сорян, ничем не могу тебе помочь.
– Боже мой! – восклицает Лидия. – Вы двое… поверить не могу. Вы это серьезно?
– Ты о чем? – Я грозно на нее кошусь. – Мы же все время говорим о сексе.
– Угу, вот только сегодня мы идем в магазин, где продаются резиновые члены. – На Лидии зачем-то плащ, хотя на небе ни облачка. – Почему нельзя просто купить вибратор онлайн, как все нормальные люди? Ведь даже не факт, что нас туда пустят.
– А вот как раз для этого у нас есть фальшивые удостоверения, Лидия. – Я толкаю ее плечом. – Не чтобы голосовать или пить алкоголь, а чтобы покупать вибраторы своим девушкам.
Клавдия кивает:
– Применение лучше сложно придумать.
Лидия фыркает:
– С вами просто невозможно ходить по улице.
Уже почти у магазина Клавдия подносит палец к губам. Мы проходим мимо группы белых растаманов с дредами, мимо больших разноцветных домов и китайской забегаловки. В витрине «Сундука наслаждений» нет эротического белья – немного жаль, конечно, зато у входа встречают продавцы. Я всегда думала, что в секс-шопах работают только женщины, но я вижу и мужчин. Видимо, их тоже интересуют игрушки.
Я прыскаю со смеху. Лидия одаряет меня таким взглядом, будто читает мои мысли. Клавдия открывает дверь.
– Добрый день! – Перед нами вырастает жизнерадостная блондинка. – Покажите, пожалуйста, ваши документы.
Ну окей, вот этого я не ожидала. Когда Клавдия настаивала, что нам нужно взять фальшивые права, я думала, что она драматизирует. Не знаю, где она их достала, и знать не хочу. За что Клавдия ни возьмется – всегда все сделает. И как именно – не мое дело.
Лидия бросает на меня полный паники взгляд. Я хлопаю ее по карману, напоминая про удостоверение, и достаю свое.
Наступает неловкое молчание, пока блондинка проверяет и возвращает нам наши карточки, одну за другой. Если она и видит, что они поддельные, то вслух ничего не говорит. Может быть, она понимает, что у девушек моложе восемнадцати тоже есть потребности.
– Отлично! – улыбается она. – Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь ко мне – меня зовут Эшли – или к любому другому продавцу.
Лидия быстро хватает нас за руки и уводит вглубь магазина.
– Ты хоть знаешь, куда идешь? – с усмешкой спрашиваю я. Не понимаю, чего она так дергается. Здесь же не БДСМ-подвал, как в «Пятидесяти оттенках». Все выглядит как обычный магазин, например как аптека «СиВиЭс», пока не заметишь огромные дилдо, висящие на стенах. Причем самых разных цветов – желтые, зеленые, сиреневые, синие, – они развешаны радугой.
– Больше никогда сюда с вами не пойду, – шипит Лидия. – Даже не просите.
– Подумаешь, – пожимает плечами Клавдия, разглядывая полку с эротическим мылом. – Мы с Симоной и без тебя прекрасно проведем время. Симона, какого размера вибратор лучше взять, как думаешь? На аккумуляторе или на батарейках?
– По-моему, на аккумуляторе будет удобнее, – говорю я, рассматривая плакаты над головой. На них – расписание разных лекций по половому воспитанию и сексуальности. – Эй, может быть, сходим сюда на один из мастер-классов? Например, вот на этот – «Основы пятой точки: вводный курс для начинающих». У меня всегда по задницам были вопросы.
– Девчонки, – ноет Лидия, – почему нельзя просто погуглить все у меня дома?
– Ну, это не так весело, – говорю я. – Попробуй поменять отношение.
Я поворачиваюсь и иду в соседний ряд, завешанный яркими плакатами:
– Смотри! А тут написано: «Давайте, и дастся вам» – по-моему, это из Библии. Ты же не стыдишься Слова Божьего, правда, Лидия?
Клавдия хихикает и хватает меня под руку. Мы подходим к розовому столику в углу. Черный манекен облачен в костюм из красной кожи. Вокруг него веером разложено нижнее белье. Подойдя еще ближе, я вижу, что соски манекена украшены блестками. Никто ничего не говорит, и я не знаю, как на это реагировать. Представить не могу, что кто-то это реально покупает. Я бы в таком виде ни перед кем не показалась, ну разве что в шутку перед Лидией и Клавдией.
– Что мы забыли в отделе БДСМ? – спрашивает Лидия из-за моей спины. – Мы пришли за вибратором. Разве так сложно найти вибратор в секс-шопе?
– Пойдем поищем в отделе для квиров. – Клавдия хватает меня за руку и тащит в другой ряд. Я удивленно моргаю. – Охренеть, Симона, смотри. «Готовим с афродизиаками»! Может, эта книжка поможет с твоим ненаглядным?
– Но-но! – возражаю я. – Плохо готовить – это феминизм. Борьба с гендерными стереотипами и все такое.
– Ничего подобного. – Клавдия бросает на меня недоверчивый взгляд. – Это вообще никак не связано.
– Девчонки, смотрите. – Лидия держит в руках книгу под названием «Целомудренная шлюха». Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не засмеяться, особенно потому что Эшли поглядывает на нас так, будто сейчас пойдет нам помогать. – Это просто идеальный подарок для меня от Миранды Кроссланд.
– Даже не произноси при мне это имя, – отворачиваясь, бурчит Клавдия. – Не хочу думать про эту стерву.
– Зато благодаря ей мы познакомились с Симоной. – Лидия закидывает руку мне на плечо. – Да пусть она снова называет меня шлюхой, если на помощь примчишься ты.
– Ах, Лидия. – Я кладу голову ей на плечо. – Я так тронута.
– Не забывай, кто ей почти дал в нос! – доносится до нас голос Клавдии. – Я бы ей заехала.
Сомнений нет, она бы ей точно заехала. Я их почти не знала, когда Миранда Кроссланд назвала Лидию шлюхой. Столовая была набита битком, но Миранда это выкрикнула очень громко. Ладно бы она назвала ее шлюхой с глазу на глаз. Но перед всеми… Даже я понимаю, что так нельзя.
Не знаю, с чего она решила, что Лидия – шлюха. Может, потому что у нее было много парней? Мне пофиг, но я видела, что сказала она это не в шутку, не по-дружески. Она это точно сказала со зла.
До сих пор не понимаю, что заставило меня встрять. Это была моя первая неделя в школе Пресвятого Сердца, и я старалась не высовываться. Но блин, просто есть вещи, которые нельзя игнорировать. Я-то знаю, каково это, когда тебя буллят. И да, то, что я послала Миранду, ничего особо не изменило – она просто назвала меня стервой, и всё, – да наплевать. Зато я нашла двух лучших подруг.
– Зачем так много разных презервативов? – спрашивает Клавдия, отвлекая меня от мыслей. Они все разложены по прозрачным пластиковым коробочкам, совсем как ириски в магазине сладостей. – Я думала, это просто разные бренды.
Я морщу лоб:
– Нафига делать презервативы со вкусом?
– Без понятия. – Лидия пожимает плечами. – Может быть, для орального секса?
– Погоди, что? – Я резко поворачиваюсь к ней. – На них должен быть презерватив и во время минета?
– Э-э, конечно. – Хоть щеки у Лидии краснеют, у нее получается одновременно изогнуть бровь и одарить меня снисходительным родительским взглядом. – Нужно всегда использовать презервативы, даже во время орального секса.
– Да ну… – Я хмурюсь. – Никогда такого не слышала. Что-то не похоже на правду.
– Серьезно. – Она качает головой. – Симона, ты меня пугаешь.
Вот этого я точно не слышала от доктора Уокер. Как она забыла мне сказать? Вот в такие моменты я мечтаю о приеме у врача без отца, чтобы он не стоял у меня над душой.
– И мне тоже нужно? – спрашиваю я, потирая шею. – Ну… если кто-то захочет сделать это мне?
– Есть такие штуки, – говорит Клавдия, размахивая рукой. – Забыла, как они называются. Ты их прикладываешь к…
– Латексные салфетки, – перебивает Лидия. – Наверняка здесь они есть.
– Да зачем? – Клавдия начинает двигаться дальше. – Делаешь так: берешь презерватив. Отрезаешь кольцо и кончик. Разрезаешь с одной стороны по горизонтали. Вот тебе и латексная салфетка.
– Вау, Клавдия. Гениально.
– Да-да, – рассеянно бормочет она, уже разглядывая другую полку. – Мне Эмма показала, как это делается. Слушай, может, мне страпон купить?
– Я нашла вибраторы! – зову я и иду в другой отдел. – Ой, их тут столько разных.
Пока они подходят, я смотрю с открытым ртом на все это изобилие.
– «Точка G», «Для пар»… – прищуриваясь, я читаю ценники. – О, «Двойное действие». По-любому, нужно брать этот.
Клавдия поднимает его над головой. Он розового цвета и как будто блестит и переливается на свету.
– Ну? – Лидия притопывает от нетерпения. – Берешь?
– Беру! – Клавдия расплывается в улыбке. – Этот подойдет идеально. Ей точно понравится.
Для себя я решаю взять вибропулю. Она сиреневая, маленькая и недорогая. У меня в кармане две двадцатки, их должно хватить.
Клавдия поворачивается к кассам, собираясь уже пойти платить, но я хватаю ее за руку.
– Девчонки, подождите, – говорю я. – Наверное, мне не нужно вам это говорить, но пообещайте, что про это – ни слова, когда придете сегодня в гости. Хорошо? А то мои папы меня достанут.
Вряд ли они будут против, если узнают, что я купила вибратор. Ведь через мастурбацию никого не заразишь. Но я все равно не хочу с ними этим делиться. К тому же вряд ли они подумают про вибратор, когда услышат «секс-шоп». Решат, что я занимаюсь сексом, и запрут меня в комнате до конца моей жизни.
– Не переживай, – говорит Лидия, поднимая руки. – Я тоже не хочу, чтобы мои родители знали.
– Но почему? – обращаясь ко мне, спрашивает Клавдия. – Я думала, твои предки такие типа раскрепощенные… Не знаю…
Это правда. Со своими родителями я могу говорить почти обо всем. О травке? Без проблем. Об алкоголе до совершеннолетия? Тут без лекции не обойдется, ну хоть вместе посмеемся. А вот от разговоров про секс им не до смеха. Меня бесит, как они сразу сдуваются, лишь только об этом заходит речь, будто сама мысль вгоняет их в депрессию.
Слушайте, я понимаю, что большинство родителей не хотят думать о том, как их дети вступают в сексуальные отношения. Но вот то, что мои папы так открыты ко всему остальному, делает эту их неловкость по отношению к сексу только хуже. Если бы у них был другой ребенок, ребенок без ВИЧ, уверена, они бы держали презервативы в ванной. Знать, что со мной они так не могут – не будут, – это полный отстой.
– Ну да, они классные, – говорю я, почесывая в затылке. – Но все же родители.
* * *
Лидия тащит нас в какую-то хипарскую кофейню недалеко от «Сундука наслаждений». Я тут еще ни разу не была, но, похоже, кофейня недорогая, и этого мне достаточно.
– А вот как это с кинками получается? – спрашиваю я, отпивая из чашки Лидии. «Сундук наслаждений» разбудил мое любопытство. – Типа семейная пара идет и вместе покупает секс-игрушки? Надо что, обговаривать кинки, когда в первый раз чпокаешься? А если до первой брачной ночи секса не было, а потом ты вдруг узнаешь, что твой супруг любит развлекаться с анальными пробками?
– Вот поэтому нужно заниматься сексом до свадьбы, – размышляет Клавдия, покручивая в руках соломинку. – Чтобы знать, что вы друг другу подходите, и все такое. Ты же не захочешь замуж за кого-нибудь, кто будет тебя для секса наряжать собакой. Типа помогает очистить огород любви от сорняков.
– Нечего шеймить чужие кинки. – Лидия не глядя забирает у меня свою чашку.
– Подожди, вот представь: ты занимаешься сексом с Иэном, а он останавливается и просит тебя надеть маску собаки, – говорю я, наклоняясь вперед. – Ты что, согласишься?
– С хрена ли. Нет, конечно, – усмехается Лидия. – Я просто говорю, что не надо никого судить. Надеюсь, тебя Майлз не осудит, когда узнает про твой фетиш белых стариканов.
– Ой, ну что в этом такого? – возражаю я под хихиканье Клавдии. – И я же не подойду к нему такая: «Ага, прикинь, когда я мастурбирую, мне нравится смотреть на фотографии Харрисона Форда».
– Эй, ну никогда не знаешь, – говорит Клавдия, откидываясь на спинку стула. – Все равно парни ни фига не слушают. Да ты бы ему могла сказать, что Зодиак – это ты, он бы и ухом не повел.
– Неправда…
– Вот после перепиха он точно ничего не услышит, – поддакивает Лидия, наставив на меня указательный палец. – Так что можешь сделать ему минет или типа того, а потом уже вывалить все свои страшные тайны.
– Чего? – Я качаю головой, трясясь от смеха. – Лидия, ты себя хоть иногда слышишь?
Я поворачиваюсь к Клавдии, ее щеки раскраснелись от хохота. Обижаться на это невозможно. И не важно, шутит так Лидия или говорит всерьез. Сначала она, значит, скромничает в секс-шопе, а тут как ни в чем не бывало дает откровенные советы. Обожаю ее.
– Подожди, подожди, – переведя дух, говорит Клавдия. – Если ты ему сделаешь минет, он тебе тоже должен что-нибудь сделать. Чтобы все по-честному.
– Я не пью противозачаточные, – признаюсь я. Это правда, но не вся.
– И? – Она игриво шевелит бровями. – Можно, типа, обойтись и без секса с проникновением.
– Клавдия, – мямлю я. – Ты прямо как мой врач.
– Я просто к тому, что вы сами уж там разберетесь, – говорит она. – Кто знает? Может, Майлз не захочет остаться в долгу.
Я смотрю на нее:
– Думаешь, ты такая умная, да?
Она ухмыляется.
– Может, вам вместе подрочить? – предлагает Лидия. – Это тоже приятно.
Проходящая мимо женщина бросает взгляд в нашу сторону. Вокруг не так много людей – в основном пенсионеры, которые скорее всего нас не слышат, но мне все равно не по себе. Есть разница – болтать об этом перед кем-то, кто выглядит как твои бабушка и дедушка, или шутить в «Сундуке наслаждений».
– Тш-ш-ш! – шикаю я. – Мы в общественном месте.
– Старики тоже занимаются сексом, – говорит Клавдия. – На оргазмы нет возрастных ограничений.
Я чуть не давлюсь какао со смеху.
С подругами я никогда не чувствую себя не в своей тарелке. Мы познакомились совсем недавно, но мне с ними хорошо и спокойно. В первую же неделю, как мы познакомились, Лидия пригласила меня к себе с ночевкой. Теперь с Клавдией я купила вибратор. Они ведут себя так, будто могут мне рассказать абсолютно все. Значит, по идее, я тоже так могу, верно?
Я не хочу больше ходить вокруг да около. Хочу рассказать им про эту дурацкую записку и спросить совета. Хочу жаловаться на родителей с их неадекватным отношением к сексу и не сваливать это на религиозность. Я хочу свободно разговаривать с ними, как мы обычно говорим на любую другую тему.
Я оглядываюсь по сторонам. Здесь явно нет никого из школы. Делаю глубокий вдох.
– Девчонки, мне нужно вам кое-что сказать. – Я запускаю руку в волосы. Мои пальцы всегда застревают в коротких непослушных кудряшках. – Только обещайте, что никому не расскажете. Никому и никогда.
– Хм, – хмыкает Клавдия.
– Что-то мне это не нравится, – говорит Лидия. – Мне начинать переживать?
– Нет, – успокаиваю я. Хотя сама переживаю. – Просто… кое-что важное.
– Ну, только если ты не беременна, – машет рукой Клавдия. – Тогда обещаю.
– Я лучшая хранительница секретов, – добавляет Лидия. – Ты же знаешь.
– Угу. – Я вытираю ладони о джинсы. – Ну, это… У меня ВИЧ.
Я закрываю рукой глаза, чтобы на них не смотреть. Мой голос превратился в шепот. Интересно, они меня вообще слышат или нет?
– Я давно хотела вам сказать, – продолжаю я, – потому что вы мои лучшие подруги и вы так много для меня значите.
Молчание. Я медленно убираю руку. Брови Клавдии ползут вверх. Лидия выглядит так, будто сейчас заплачет.
– То есть ты болеешь? – спрашивает Лидия. – Ты… С тобой… все будет нормально?
– Да, да, конечно, – отвечаю я хриплым голосом. Она хватает мою руку, сжимает ее. – Я принимаю лекарства и постоянно хожу к врачу. Все нормально. Типа я не смертельно больна, если ты об этом.
– Фуф, хорошо, – говорит Клавдия, вглядываясь в мое лицо. – А по тебе и не скажешь, что у тебя ВИЧ.
В голове что-то щелкает, будто короткое замыкание.
– В смысле?
– Ой, я не хотела тебя обидеть, – с квадратными глазами лопочет она. – Я просто имела в виду… ты не выглядишь больной. Ты нормально выглядишь. Я не знаю…
– Угу, – говорю я, закатывая глаза. – Точно. Ты не знаешь.
Не уверена, чего я ожидала, – не открытой ненависти, конечно, но и не такого дурацкого комментария. Клавдия не идиотка. Мне даже кажется, что она это специально сказала, чтобы меня задеть. Но это несправедливо. Я с этим живу уже давно, а она, скорее всего, сталкивается впервые. Ей можно не знать. Но все равно я ерзаю на стуле. Настроение испортилось.
Помолчав, Клавдия произносит:
– Симона, я очень рада, что ты нам сказала.
– Сто пудов, – говорит Лидия, сжимая мою руку. – Как ты заразилась?
– А тебе какая разница? – огрызаюсь я. Слова непроизвольно слетают с языка. Лидия просто задала вопрос, но у меня в голове только одна мысль: как я рассказала Саре, и она спросила: «Как ты заразилась»? Как будто хотела услышать в ответ что-то такое, чтобы меня же и обвинить. Что я принимала наркотики или спала с парнями.
– Я просто… – Лидия замолкает. – Проехали.
– А твои родители знают? – спрашивает Клавдия.
– Конечно. – Я хмурю брови. – С чего бы им не знать?
– Ну, – кривит ртом Лидия, – ты так про них в «Сундуке наслаждений» говорила. Мне показалось, что они довольно строго относятся к сексу. Если ты им о таком рассказала…
– А, – говорю я, – нет. Нет, нет. Все совсем не так.
Я качаю головой и с усилием сглатываю. Это, пожалуй, надо было сразу объяснить.
Лидия моргает и смотрит на Клавдию. Похоже, они молча переговариваются. Бесит. Как бы я хотела сейчас вернуться назад, туда, где мы общались все вместе.
– У моей биологической мамы был ВИЧ, я с ним родилась, – признаюсь я. – Девчонки, я хотела сказать вам раньше, просто в моей прошлой школе я рассказала одной подруге, и ничего хорошего из этого не вышло.
– В смысле? – спрашивает Лидия. – Она разозлилась?
– Нет, просто странно отреагировала. – Я пожимаю плечами, мысленно возвращаясь в тот день, когда я поделилась своей тайной с Сарой. Как она отшатнулась, будто я в нее плюнула. Как назвала меня эгоисткой за то, что я не рассказала ей раньше. Как я сразу же поняла, что все теперь изменится, поняла еще до того, как она вышла из моей комнаты. – Она рассказала куче народа, так что, ну… У меня из-за этого теперь проблемы с доверием.