Кэтрин Ранделл
Невероятные создания
Фрэнк Орит
Машина просигналила, и белки разбежались в разные стороны. Потрепанный форд остановился рядом со скамейкой, где сидел Кристофер, и из него вышел мужчина лет семидесяти.
– Кристофер? Это ты?
На крышу машины тут же сели четыре чайки.
– Стоит только приехать в город, как они начинают меня преследовать, – сказал Фрэнк Орит, указывая на птиц. У него был глубокий голос. Он говорил с шотландским акцентом. – Ничего не имею против чаек, вот только поесть на улице стало невыполнимой задачей. Они проявляют слишком нездоровый интерес к моим сэндвичам.
Мужчина открыл пассажирскую дверь.
Усмехнувшись, Кристофер сел в машину. Чайка тут же попыталась устроиться рядом с ним, но дедушка прогнал ее. Когда он вытер перепачканные в помете руки и приборную панель, мальчик сказал:
– Когда мне было семь, лиса пыталась пробраться в мою комнату через окно. А на улице она подбегала ко мне и облизывала коленки.
Они посмотрели друг на друга, и между ними разлилось какое-то теплое чувство. Фрэнк отвел взгляд первым.
– Хорошо, – сказал он. – Это хорошо.
– Разве? Папа вот так не считает.
Дед, то ли фыркнув, то ли кашлянув, едва заметно улыбнулся. Кристофер знал эту улыбку – у самого была такая же. Так началась их поездка длиной в четыре часа.
* * *
Никто не хотел, чтобы Кристофер приезжал в Шотландию, – в первую очередь сам Кристофер. Мысль, что ему нужно отправиться в глушь и провести каникулы с человеком, которого он не видел целых девять лет, не слишком-то его радовала. Да и сам дедушка, похоже, не горел желанием забирать его к себе. Но деваться было некуда: отца срочно вызвали на работу, так что ему пришлось позвонить тестю. Как Кристофер ни упрашивал папу оставить его дома одного, тот не поддавался на уговоры. Даже предположил, что оставлять несовершеннолетних одних дома незаконно. И вот Кристофер направляется куда-то вглубь Шотландского высокогорья, проезжая городок с небольшим кинотеатром, универсамом и банком.
Со временем здания стали попадаться реже, а деревья – чаще. Фрэнк приготовил в дорогу сэндвичи, батончики мюсли с медом и черный кофе во фляжке. Кристофер выплеснул кофе в окно, пока дедушка не видел. На вкус напиток напоминал жженую подошву, а вот сэндвичи из свежего мягкого хлеба оказались невероятно вкусными.
Вид за окном с каждой пройденной минутой становился все зеленее и зеленее.
– Соседей у нас нет. Ближайший дом находится на расстоянии двадцати одной мили, – сказал Фрэнк Орит. – Нам еще долго ехать. Поспи, если хочешь.
Но Кристофер, конечно, не заснул. Ему было не до этого: он смотрел в окно. Вскоре дома исчезли с горизонта. Они ехали по горной дороге, мимо озер и вересковых полей. Дорога становилась все круче, а земля – темнее. Из нее пробивался чабрец. Воздух стал другим: насыщенным, ароматным, диким.
Перед убийством
Несколько тысяч лет назад, до того как зачарованные острова было решено скрыть от остального мира, на острове Атидина располагался крупнейший на Архипелаге портовый город, защищенный высокой морской дамбой, – Иктус. Теперь же лежащий на юго-востоке Архипелага каменистый остров стал остановкой на пути в никуда, и его жители, в число которых входит Мэл, предпочитали, чтобы так оставалось и дальше. Время от времени к изрезанной линии берега приплывали стада гиппокампов, а к рыбакам подплывали русалки, наигрывая разные мелодии на сделанной из морского черенка[2] флейте. В остальном на Атидине земная жизнь шла своим чередом, а морская текла по привычному руслу.
Тем весенним утром Мэл отправилась за покупками. Пролетев часть пути над лесом, она оказалась у уступа, сойдя с которого можно было выйти к песчаному берегу, где часто швартуются лодки. В бухте как раз стояло одно ржавое парусное судно, на боку которого виднелись облупившиеся от времени и соленой воды буквы: «Мореход».
Порыв ветра растрепал волосы Мэл, и пряди упали ей на лицо, но она лишь взвизгнула от радости и бесшумно приземлилась на песок. На палубу «Морехода» вел трап, и Мэл тут же взбежала по нему.
«Мореход» явно не был местом, куда Мэл разрешалось ходить. Воспитанные дети вообще к нему не приближались. На паруснике продавали предметы, многие из которых не всегда были тем, чем казались на первый взгляд. Порой их вовсе нельзя было держать на борту из-за различных законов. Покупателей здесь частенько обманывали. Например, стоило разок потереть браслеты из чистого золота, как слой краски сходил, выдавая истинное – оловянное – происхождение изделия. А от купленного здесь крема для лица на коже могли появиться подозрительные пятна.
Но многие товары были подлинными, так что покупателей хватало. Сейчас здесь собралась минимум дюжина человек. Мэл спустилась в расположенную под палубой каюту. Помещение ломилось от выставленных на продажу предметов: они стояли на полках вдоль переборок и свисали из прикрепленных к потолку корзин и гамаков. Здесь была резная шкатулка, открывающаяся только при полной луне, и чайник из огнеупорной глины, в котором вода всегда оставалась горячей, – такие делали кое-где на островах. А вот кинжал, который, как гласила сделанная от руки надпись, мог разрезать что угодно на Архипелаге. На его этикетке чья-то рука старательно вывела большими буквами: «ГРИМУРНЫЙ КЛИНОК». Мэл тут же захотелось провести кончиком пальца по лезвию – такому тонкому, что казалось, оно тает в воздухе. Она уже протянула руку, но тут мужчина, огромный, как скала, с золотыми кольцами в ушах и шрамом от ожога на шее, подошел и принялся рассматривать кинжал. От него сильно несло выпивкой, и девочка постаралась незаметно просочиться вглубь каюты.
На полке вдоль стены стояли банки из голубого стекла, в которых хранились сладости со всего Архипелага. Например, шарики мягкой смолы, которые сильфиды добывали из морских глубин. Благодаря им можно стать поразительно сильным, но, если жевать шарики слишком долго, на руках появится сыпь. Или вот – невероятно дорогие конфеты, изготовленные кентаврами в горах Эдема. Стоило положить одну в рот, как она давала вкус именно того блюда, которое человек хотел съесть больше всего. Правда, если проглотить больше одной конфеты за раз, есть риск ближайшие несколько дней провести в обнимку с туалетом.
Мэл взяла себя в руки и пошла дальше. Все-таки пришла она не ради сладостей. Какой-то парень в комбинезоне с подозрением взглянул на нее и спросил, нужна ли ей помощь.
– Нет, – сказала она и добавила, когда он приподнял бровь: – Нет, спасибо. Я точно знаю, что мне нужно.
И пока говорила, увидела то, что нужно, среди полок с дешевыми и запылившимися товарами. Мэл присмотрела эту вещь еще полгода назад, но тогда у нее и близко не было столько денег, так что ей пришлось понемногу откладывать. По ночам ее преследовала мысль, что кто-то другой купит заветный предмет, прежде чем у нее наберется достаточно монет.
Он выглядел куда тусклее, чем полгода назад. Достаточно небольшой, он легко помещался в ладони Мэл. Серебряная крышка откидывалась назад с легким щелчком, а под ней было стекло и тонкая подрагивающая стрелка. С виду – маленький карманный компас, вот только это определенно не тот компас, который использовали моряки.
Мэл держала его так осторожно, словно он был живым существом, и наблюдала за тем, как стрелка, сделав полный круг, указала на уступ – как раз в ту сторону, откуда она пришла.
– Знаешь, что это? – За ее спиной раздался голос владельца «Морехода» (видимо, его тезка по профессии), и она подпрыгнула от неожиданности.
На его одежде расплывались пятна от соленой воды, кожа обветрилась, но при этом брошенный из-под густых бровей взгляд был добрым. Поговаривали, что он порядочный человек, хоть и считает налоги чем-то совершенно необязательным, и даже готов пойти на честную сделку, если увидит, что иначе сторговаться не удастся.
– Да. – Мэл знала, хотя на «компасе» не было этикетки. Она читала об этом предмете в четырех разных книгах. – Это касапасаран.
– Знаешь, в чем его особенность? – Голос Морехода был хриплым, словно он наелся песка, на котором стояло его судно.
– Вроде бы… Где бы ты ни оказался, игла укажет путь домой.
Мэл уже знала, как будет использовать касапасаран. Девочка обладала уникальной способностью ориентироваться в пространстве. Указывая на запад, она уверенно говорила: «Это север», часами шла не в ту сторону и останавливалась, только когда видела уходящее за линию горизонта солнце. Для человека, который не мог жить без полетов, это была серьезная проблема. Но с касапараном Мэл могла отправиться куда угодно, зная, что стрелка всегда укажет путь домой.
– И у тебя хватит на него денег?
Мореход забрал касапасаран и начал протирать его от пыли полой рубашки. Мэл знала, что на самом деле моряка зовут Лайонел Голбайн, но никто никогда не называл его по имени («Это можно понять, – думала Мэл. – Лайонел!»).
– Да.
– Молодым и хорошеньким скидок не делаем. Из жалости к тем, у кого челка кривая, тоже.
– Да есть у меня деньги! Я накопила.
Она засунула руку в карман плаща и, вытащив монеты, пересчитала их на ладони: две золотые, девять серебряных.
Мореход пристально посмотрел на нее и кивнул.
– Ладно. Никаких расписок, никакого возврата.
– Знаю. – Она засомневалась, а потом, поскольку любопытство уже измучило ее, быстро выпалила: – Вон тот кинжал, у него еще на этикетке написано, что он может разрезать все на Архипелаге… Если это правда…
– Никаких «если»! – сказал Мореход. – Он может. Это же гримурный клинок, не зря так называется.
– Я только хотела спросить, получится ли им разрезать такой же кинжал? Или нет?
– Другого такого нет и никогда не будет. Это древнее лезвие, которое выковал кентавр для самого Бессмертья.
– Тогда откуда вы знаете, что он может разрезать что угодно? Вы его проверяли?
Вопрос явно был ошибкой. Глаза Морехода угрожающе сузились, словно кто-то прикрыл ставни.
– Хочешь сказать, что я вру?
– Нет, конечно нет! – горячо возразила Мэл. – Мне просто любопытно.
– Безопаснее быть нелюбопытной, – отрезал Мореход и протянул ладонь.
Она торопливо положила в нее монеты. Он выждал одну долгую, тяжелую секунду, потом улыбнулся и протянул касапасаран.
– А теперь бегом отсюда, пока я не передумал. Не стоило его продавать за такие гроши. Хотя ты сразу поняла, что это такое, а это что-то да значит. Кто знает, кто знает… Странное сейчас время.
Мэл улыбнулась и поспешила наверх.
Когда она ступила на песок, ветер усилился. Ей захотелось побыстрее оказаться в лесу. Там было одно место, которое девочка давно мечтала изучить. Если раньше она могла заблудиться и несколько дней кружить вокруг одного и того же дерева, то теперь с касапасараном все будет по-другому.
Ветер надул плащ, и она взлетела, поднявшись на двадцать три фута вверх.
Мэл не видела, как за ее полетом следит убийца.
Запретный холм
Дом Фрэнка Орита, несомненно, когда-то давным-давно поражал воображение. В нем были пыльные чердаки, винные погреба и развешанные на стенах картины, на которых величественные дамы с неодобрительным взглядом держали на руках маленьких собачек, так же неодобрительно глядящих на вас в упор. Сейчас в доме не было ничего поразительного. Он так зарос плющом, что кое-где по оконным стеклам пошли трещины. Одно даже пришлось полностью затянуть бумагой и скотчем.
Дом стоял у подножия крутого холма. Вокруг него раскинулась густо заросшая ромашками и клевером лужайка. Деревья покрывали холм лишь наполовину, а остальную его часть занимала голая земля, чернеющая на фоне алого заката.
Выходя из машины, Фрэнк опирался на дверь. Обычно он ходил с тростью, и сейчас, когда Кристофер ее подал, старик тут же налег на нее всем весом. Мальчик заметил, как скованно дед идет по дорожке к дому. Зато он оказался на удивление элегантно одет – в зеленый костюм из похожей на бархат ткани с заплатками на локтях. Дедушка довольно крупный: большие руки, толстый живот, массивная нижняя челюсть и морщинистая шея. Его брови были такими кустистыми, что казалось, сначала в комнату входят они и лишь спустя несколько секунд – их обладатель.
– Не стой как истукан, – сказал Фрэнк Орит. – Входи.
Кристофер вошел следом с сумкой в руках, вдыхая аромат старого дерева и свежеприготовленной еды.
– Дом местами обветшал, но здесь чисто, да и бо́льшая часть стен цела. – Дедушка огляделся, пытаясь удостовериться в истинности своих слов. – Здесь не появлялись дети с тех пор, как твоя мама была еще маленькой девочкой. Надеюсь, найдешь все нужное.
– А сигнал тут есть?
– Вообще нет, – ответил Фрэнк, и в его голосе не прозвучало ни капли сочувствия.
Сердце Кристофера сжалось.
– Тогда… Можно я покатаюсь на твоей машине по округе, попробую поймать его?
Старик пристально посмотрел на него:
– Разве тебе не нужно подождать еще годика четыре, чтобы получить права?[3]
– Но у тебя машина с автоматической коробкой передач, да и сбивать тут некого – вокруг одни деревья, а они не будут делать резких движений. Можно?
Дедушка так высоко приподнял бровь, что она достала до седой челки.
– Когда узнаешь местность, тогда и поговорим. Пока тебе надо обустроиться. Это важно.
Кристофер последовал за ним в гостиную, где его поразил парадный портрет мужчины в военной форме. У него была такая густая растительность на лице, что ее хватило бы, чтобы набить небольшую подушку.
– Неплохие усы, – сказал мальчик.
Дедушка улыбнулся:
– Да уж, настоящий ужас. Наш предок, между прочим. Кажется, мой отец говорил, что он бельгиец. Но я хочу поговорить с тобой не о доме и его содержимом, – дедушка оглядел мальчика тяжелым взглядом, – а о землях вокруг дома.
Фрэнк показал внуку кухню, прихожую и кладовку с развешанными на стенах пучками трав и заставленную консервами: банками с бобами и поразительным числом жестянок с сардинами.
– Можешь бродить по дому, гулять на улице с той стороны, откуда мы приехали, но есть условие, на котором настоял твой отец. Тебе запрещено подниматься на вершину холма. Все понятно, парень?
Кристофер посмотрел в окно. Из него открывался вид на высившийся позади дома холм. Ему тут же захотелось взбежать по нему.
– Можешь дойти до середины, но забегать дальше и не думай.
– Почему? Что там, наверху?
– Там опасно.
Фрэнк повел его дальше по коридору и вверх по лестнице, громко стуча тростью.
– И что там опасного?
– Это не то, о чем тебе нужно думать. Делай, как велено. Обещай мне.
– Но я умею плавать и лазать. И я не маленький ребенок! Я не заблужусь, не упаду в шахту, не наемся ядовитых ягод, ничего такого.
Фрэнк даже на него не взглянул:
– Это не обсуждается. Если так решил твой отец, значит, вершина холма – единственное место, куда тебе нельзя ходить. Узнаю, что ты поднялся выше обозначенного места, будешь наказан.
Он открыл дверь в спальню с высоким потолком, выкрашенным в белый цвет, двуспальной кроватью и полкой, на которой стояли книги на неизвестных Кристоферу языках. На кровати лежал темно-красный свитер.
– Вот твоя спальня. Делай с ней что хочешь – хоть книги переставляй, хоть на стенах рисуй. И я связал для тебя свитер. – Шею старика залило краской. – Но, знаешь, ты не обязан его носить. – Он откашлялся. – Ужин в восемь. Я рад, что ты здесь. Ты мой внук, хорошо, что ты приехал. Но не забывай о том, что я сказал.
Дедушка ушел. Он не заметил, что Кристофер не дал никакого обещания. Иногда даже мудрейшие из стариков забывают о сообразительности молодых.
Угасающий свет
Мэл пролетела четыре мили[4] в глубь леса, почти задевая ногами верхушки деревьев. Именно здесь, в густой чаще, где даже солнечный свет окрашивался в изумрудный цвет, она планировала провести эксперимент.
Приземлившись – как можно осторожнее, чтобы не зацепиться плащом за ветви, – девочка замерла. У подножия одного из деревьев на боку лежала рататоска, небольшая, размером с кошку. Ее мех был темно-зеленым, без единого серого пятнышка. Значит, зверек совсем молодой.
Мэл вдруг стало холодно. Она знала нескольких лесных рататосок и теперь, наклонившись ближе и затаив дыхание, вгляделась. Мордочка зверька оказалась незнакомой. Кончиком пальца она коснулась жесткого меха, но рататоска не шевельнулась. Девочка опустилась на колени и поднесла руку к ее носу, пытаясь понять, дышит ли она. Очень осторожно перевернула зверька, его тельце было безвольным и обмякшим, как у мягкой игрушки. Рататоска определенно мертва.
Тяжело и часто дыша, Мэл отшатнулась от тела зверька. На протяжении нескольких месяцев она находила мертвых волшебных существ в лесу. Гагана – птица с железным клювом и медными когтями – неподвижно лежала в гнезде вместе с птенцами. Морская корова выбросилась на берег слишком далеко от места своего обитания. За две недели до этого девочка обнаружила мертворожденного золотистого жеребенка единорога. Мэл никак не могла выбросить это воспоминание из головы.
Стиснув зубы, она быстро вырыла руками яму и опустила в нее рататоску, после чего засыпала яму землей, чтобы до тушки не добрались лавелланы.
Мэл провела ладонью по земле. Почва неоднородна: темно-коричневый чернозем кое-где превратился в сероватый ил. Лес Атидины считался одним из самых древних на Архипелаге. Его почва должна была оставаться плодородной на протяжении нескольких тысячелетий. Когда девочке было около семи или восьми лет, земля была черной и блестящей. Теперь все иначе.
В кармане плаща Мэл лежал моток бечевки и несколько колышков. Она достала их и принялась отмечать участки посеревшей земли: втыкала колышки в землю, обвязывала их тонкой веревкой и так старательно проставляла даты, что от напряжения даже высунула кончик языка.
Мэл проводила этот эксперимент – продуманный, серьезный и довольно любительский – на протяжении полугода, пытаясь доказать, что серой земли становится все больше и больше. Она даже пыталась привести сюда бабушку и показать ей, что пятна вышли за границы отмеченного колышками периметра и постепенно распространяются по всему лесу, но та отказалась: «Ноги меня уже не держат, да и дела есть поважнее. Незачем мне на грязь пялиться».
Хуже, чем с почвой, обстояли дела с грифонами. На протяжении тысячелетий их причисляли к редким волшебным существам, но за последние пять лет они стали исчезать просто стремительно – сначала единицы, затем десятки. Один путешественник, вернувшийся с острова Крылатых, рассказал, что обнаружил там целую колонию грифонов мертвой. Одни говорили, что это случайность, ни с чем не связанная трагедия. Другие, наоборот, отмечали, что это знак грядущих темных времен, дурное предзнаменование и начало конца.
Прошлым летом из Города Ученых пришло сообщение, в котором говорилось, что грифонов вот уже два года никто не видел. Именно поэтому в «Книге живых существ» они отмечены как «предположительно вымершие».
Мэл подумывала написать ученым и рассказать обо всем, что знает, но решила этого не делать. Она не могла им рисковать – что, если его отберут?
Ее била крупная дрожь. Мэл заправила выбившиеся пряди волос под вязаную рыбацкую шапку и полетела домой.
Единственное место, куда нельзя ходить
На следующий день Кристофер поднялся на холм. Гусыня, черный лабрадор Фрэнка, пристрастившаяся облизывать лицо Кристофера, отправилась вместе с ним. Было холодно, так что мальчик надел красный свитер – толстый, непробиваемый, как броня, с высоким воротом – и флотскую шинель. Здесь даже воздух пахнет по-другому, понял вдруг Кристофер: богаче и насыщеннее, словно ветер вобрал в себя аромат прорастающих цветов, эссенцию природы.
Мальчик дошел до гряды деревьев и остановился, прислонившись к сосне. Он посмотрел вверх, на вершину, и почувствовал, как в груди что-то сжимается. Папа не доверяет ему, подумал он с горечью, даже когда дело касается его собственной безопасности. Отец постоянно нервничает, по любому поводу. Похоже, он оценивает мир – каждую палку, каждый камень, каждую проезжающую по улице машину и даже столовые приборы – только с точки зрения того, как это может навредить Кристоферу. Картофелечистка, консервный нож, да даже свечи на торте, приготовленные в честь дня рождения сына, в его глазах превращались в смертельное оружие. Кристофер любит отца, но порой у него возникало чувство, словно эта любовь пригвождает их к земле.
Во рту появился привкус горечи. Чтобы добраться до вершины, хватит и пяти минут.
Он замешкался, кожа покрылась мурашками. Гусыня, не теряя времени зря, пыталась проникнуть языком как можно глубже ему в ухо. Он вернется еще до того, как дедушка заметит его отсутствие. Да и что там может быть опасного? До чего же было несправедливо и нелепо ничего ему не рассказать, подумал Кристофер, разминая ноги.
Раздался похожий на взрыв звук, заставивший его подпрыгнуть. Порыв ветра с грохотом захлопнул ставни дома, оставшегося у подножия холма. Дедушка мог в любой момент выглянуть из окна и заметить его. Раз Кристофер решился идти, следовало поспешить.
– Вперед, Гусыня. – Мальчик посмотрел на видневшуюся за деревьями вершину холма. – Сверху вид наверняка лучше.
Кристофер с собакой вышел из-за деревьев и быстро зашагал вверх по холму.
Не успел он подняться на вершину, как земля под ногами затряслась – сначала едва заметно, затем все сильнее и сильнее.
