Лада Кутузова
Крылья для героя
Глава седьмая. Дара
– Как чайка: прилетела, поорала и вернулась обратно, – голос матери выдернул Дару из раздумий.
– Что? – с легким раздражением откликнулась она.
– Ты меня слушаешь? – мать загружала посудомойку, и Дара отвлеклась на звяканье посуды. – А то у меня ощущение, что я для тебя как чайка на море – один лишь фон.
– Они и в Москве есть, – Дара не преминула возразить: последнее время они с матерью часто сорились.
Причина несогласий от Дары ускользала, она сама толком не могла сформулировать. Прощупывание доступных границ? Вроде не тот возраст – Дара его переросла. Ревность к спутнику матери? Тоже нет. Милена сошлась с Послухом три года назад, и Дара, сперва настороженно отнесшаяся к новому сожителю матери, после даже сдружилась с ним. Послух оказался умным и веселым, не пытался строить из себя отца, не лез в душу, но пару раз дал по-настоящему дельные советы, так что Дара его оценила.
Дара знала, что мать хочет еще одного ребенка. У жриц Рожаниц были приняты многодетные семьи – это считалось благословлением богинь, но Милена стояла тут особняком. К тому же и внешне Милена не смахивала на своих коллег: изящная, с тонкими запястьями и щиколотками, русые волосы коротко острижены. Большинство жриц Рожаниц подражало тучным богиням: огромными отвисшими грудями и массивными бедрами, свидетельствующими о плодородии. Дара гордилась, что мать не похожа на них.
А еще иногда она жалела, что далека от материнского идеала: сама Дара обогнала в росте большинство сверстниц – он, наверное, достался ей от неизвестного отца. Милена не рассказывала, от кого зачала дочь, но Дара особо не переживала по этому поводу – трудно жалеть о том, кого не знаешь. А вот что она дылда, особенно на фоне миниатюрной Забавы, Даре покоя не давало – все-таки девушка должна быть пониже ростом, а тут даже каблуки не наденешь. Хотя каблуки она не любила, предпочитая спортивную обувь.
Дара спешно допивала кофе, чтобы ускользнуть от материнских нотаций, когда на кухню вошел Послух.
– Посмотри на нее, – Милена продолжала ворчать: – одевается, как парень.
Поводом послужили джинсы и огромная – на вырост – толстовка черного цвета.
– А мне нравится одеваться, как колхоз, – Дара с трудом погасила желание надерзить.
– О-о, – Милена закатила глаза, – очередная стадия подросткового юмора.
– Нормально она одета, – отчим скользнул взглядом по Даре и обнял Милену. – Ты от чего по колено в шоке? – пошутил он.
– И ты туда же, – Милена освободилась из объятий. – Извините, я просто нервничаю, – она села за стол и придвинула к себе чашку. В отличие от дочери, Милена предпочитала зеленый чай – без сахара и ароматных добавок. – Скоро перевыборы.
– А у меня инициация, – напомнила Дара. Ей казалось, это гораздо важнее, чем обычная суета на работе матери.
– Я все время забываю, что для тебя это в первый раз, – Милена сдвинула брови. – Но поверь, – она положила руку поверх дочерней, – никакой опасности нет. Все под контролем.
– Тебе легко говорить, – Дара сбросила ее руку и тут же устыдилась. – Извини, – в семье было принято признавать горячность, – мне надо успокоиться.
– Я заварю подходящий отвар, – Милена хотела встать из-за стола, но Послух опередил: – Я сам.
Он достал термокружку, добавил туда смесь из мяты, ромашки и еще каких-то пахучих трав и залил кипятком. Дара не особо верила в чудесные свойства снадобья, но термокружку в школу прихватила – сойдет вместо чая. Послух протянул бокс с яблоком и бутербродом: в столовой не всегда удавалось пообедать – слишком много желающих, а перемены короткие.
– Я побежала, – Дара поспешила выскользнуть из квартиры.
Матери не нравилось, что Дара дружит с Владом – боялась, что дочь влюбится. Милена почему-то считала, что Влад пойдет по стопам дяди, хотя сам Влад утверждал обратное – он, как и большинство парней, мечтал стать айтишником: те очень хорошо зарабатывали. Дара в этом была солидарна с ним, хотя насчет своего будущего она еще точно не решила – в принципе, быть жрицей Рожаниц не плохо. Но сперва все равно нужно получить образование, Дара планировала поступать в педагогический.
Школа находилась в пятнадцати минутах ходьбы – в закрытом кондоминиуме для своих. Тут жили высшие чиновники и жречество, лишь великий князь находился в загородной резиденции, отгородившись от остальных не только титулом и властью, но и расстоянием.
Во дворе, обнесенном высоким забором, через который попасть можно было только по магнитному пропуску, приплясывала Забава, пытаясь согреться.
– Урок через пять минут, – напомнила Дара.
– Знаю, – отмахнулась подруга. – Семаргл письмо должен принести.
– Великий Род! – Дара покачала головой. – Тебе не надоело?
– Ты просто завидуешь, – Забава надула губы, сделавшись похожей на хитрую лисичку. – От Влада такого не дождешься.
– Больно надо! – фыркнула Дара. – Мы с ним просто друзья.
– Ага, верю, – скептически произнесла Забава. – Летит! – она подпрыгнула и помахала рукой: – Я тут!
Семаргл спикировал на снег и теперь попеременно поджимал то одну лапу, то другую.
– Паршиво как, – пожаловался он на мороз.
– Хорс мог быть и погорячее, – заметила Забава, она уже вскрыла письмо и жадно читала. Ее щеки покраснели то ли от холода, то ли от слов, заключенных в послании.
– Я ему не раз намекал, – Семаргл взмыл в воздух, – но что-то он совсем перестал намеки понимать.
– Передай привет! – Забава прижала письмо к груди.
– Пошли уже, – Дара потянула ее, – а то опоздаем.
– Нашли посыльного, – проворчал Семаргл и улетел.
В класс девушки вошли со вторым звонком. Парни были с непривычно короткими стрижками, они всего неделю назад вернулись с инициации. Влад после обряда стал каким-то замкнутым, Дара его не узнавала. Почему-то это задевало ее, хотелось что-то сделать, чтобы он обратил на Дару внимание, но приходилось сдерживаться. Она мечтала узнать: что с ним произошло? Но об инициации не принято говорить, это дурной тон, да и боги не простят легкомыслия.
Дара все-таки не удержалась и оглянулась: Влад глядел в окно, словно там было что-то невыносимо прекрасное. Она проследила за его взглядом: школьный двор со спортивной площадкой, забор, башни домов – все, как всегда.
– Родничева, ты что там забыла? – русичка явно находилась не в духе.
Дара промолчала – лучше не связываться. Конец зимы, все на психе, она сама взрывается из-за малейшей ерунды. Да и русичка, хоть и бывает временами вредной, в целом-то неплохая тетка и объясняет хорошо.
На перемене Дара все-таки не выдержала и подошла к Владу:
– Все в порядке?
Тот пожал плечами:
– Наверное. А ты?
Дара тоже хотела произнести что-то нейтральное, но внезапно для себя призналась:
– Не очень.
– Боишься? – догадался Влад.
– Не знаю, – Дара отвернулась к окну. – Мама сказала, что ничего страшного. Это легко.
Влад ответил не сразу:
– Это не так. У всех по-разному.
– У тебя было сложно? – Дара развернулась к нему и теперь с тревогой всматривалась в лицо Влада.
Он коротко кивнул:
– Но у тебя будет все по-другому. Говорят, у девчонок, – он запнулся и поправился: – у девушек испытания легче.
– Ты мне расскажешь? – Дара взяла Влада за руку. – А я тебе.
Она сама не ожидала от себя такого, привыкла поступать по правилам. Что на нее нашло? Дара думала, Влад откажется, но он весь просиял и согласился:
– Как вернешься, обязательно.
Близилась к концу вторая декада березеня – время, когда просыпаются медведи. Именно на эти даты и падало прохождение инициации у девушек. Раньше были приняты медвежьи свадьбы, когда девушку привязывали к дереву неподалеку от берлоги. Дара поежилась, представив себя на месте потенциальной жертвы: хорошо, что сейчас так не деолают. Можно сколько угодно внушать, что под видом медведя к девушке приходит сам Велес, но ни одна несчастная не вернулась, чтобы поведать, как классно быть женой бога.
С Миленой Дара остерегалась обсуждать подобное. Мать однажды строго оборвала ее: мол, девушки попали в подземное царство Велеса, откуда возврата нет. Но Дара подозревала, что мать сама не верит в подобные объяснения, просто жрице Рожаниц не пристало богохульствовать.
Иногда Дара завидовала Владу: он легко говорил о своем несогласии с прежними обычаями. Самой ей смелости не хватало. Этим Дара походила на мать: она следовала установленному порядку. Лишь внешне позволяла бросить Милене вызов, облачаясь в бесформенные темные одежды, прячась в них ото всех. Сама мать любила приталенные вещи, когда одевалась не на службу, подчеркивающие женственные формы, а потому Милена с ужасом наблюдала, как дочь, по ее мнению, уродует себя бесформенными тряпками.
…Дару забрали в пять утра. Она выпила кофе – больше ничего в рот не лезло – и спустилась вниз, где ждал автомобиль. Милена поцеловала ее в голову, привстав на цыпочки, и благословила от имени Рожаниц.
– Возьми, – Послух сунул пакет с термосом и бутербродом.
Ничего сложного не ожидалось: Дару должны были отвезти в лес и оставить где-нибудь под елочкой, почти как в сказке «Морозко». Такое символическое умирание в одном статусе и возвращение в новом – с этого дня Дара считалась взрослой. Пять часов на небольшом морозе – всего минус шесть с утра, потом потеплеет до нуля.
Дара оделась основательно: термобелье, сверху утепленные штаны, футболка и толстый свитер, затем какая-то навороченная куртка – чтобы не мерзнуть и не потеть, на ногах валенки с резиновыми калошами, плюс, стельки с подогревом. На голове – ненавистная шапка-ушанка. Дара была убеждена, что головные уборы ей не идут, а потому предпочитала капюшон. Но с мамой не поспоришь, к тому же Милене виднее – она-то свой обряд прошла уже давно.
По дороге в лес Дара успела выпить чай и съесть бутерброд – спасибо, что Послух догадался, что Дара проголодается. Машина все ехала и ехала, и Дара поймала себя на мысли, что хочет, чтобы дорога не кончалась. Ей нравилось вот так сидеть и смотреть в окно, видеть, как светлеет небо, как гаснут фонари вдоль трассы, а дорога бежит бесконечной серой лентой.
К одиннадцати часам они прибыли в Ярославскую область.
– Почему сюда? – уточнила Дара.
– Тут медведи еще не проснулись, – за всю дорогу шофер не проронил ни слова. Впрочем, Дара и не спрашивала его ни о чем.
Ее передали служительницам Макоши, именно они сопровождали девушек, проходивших обряд. Жрицы были одеты в длинные до пят рубахи с вышитыми символами земли – ромбами – по низу подола; поверх домотканых рубах – дубленки, отороченные медвежьим мехом. Волосы жриц были убраны под высокую кику с приделанными к ней коровьими рогами.
Такой убор жрица Макоши могла носить только после рождения первого ребенка. Среди них было принято двоемужие – в обход всех правил, установленных Сварогом. Ведь известно, что у Макоши имелось два мужа: сперва Перун, затем – Велес, умыкнувший ее у Перуна и унесший в свое подземное царство. Между двумя богами случилась жаркая схватка, и Сварог запретил многомужие – от него одни проблемы, лишь Макоши и ее служительницам дал разрешение: полгода жить с одним супругом, оставшееся время – со вторым. С тех пор Макошь с осени по весну живет в подземном мире с Велесом, и природа умирает. Зато весной вступает в силу уговор, и Макошь возвращается к Перуну, символизируя возрождение всего живого.
Дару отвели в палатку, где нанесли на руки и щеки ромбы, обозначающие незасеянное поле, затем вывели наружу. Под песнопения Дару повели в лес:
Полно, беленький снежочек,
На талой земле лежать!
Время, беленький снежочек,
Время таять-пропадать,
Во долинушку стекать
И сыру землю питать!
Дара шла, проваливаясь в рыхлый снег. Жрицы Макоши вели песню на одной интонации, от этого Дару тянуло в сон. Обряд символизировал возвращение Макоши из подземного царства – мира смерти. По пути Дару подвели к колодцу. Он был не для того, чтобы из него набирали воду, Даре предстояло совершить мокриду. Она достала приготовленную пряжу и бросила в колодец, принося жертву во славу Макоши, затем процессия направилась дальше.
Жрицы, продолжая петь, отвели Дару подальше от дороги, там находилось небольшое сооружение изо льда, похожее на живот беременной женщины.
– Пей, – старшая жрица протянула Даре коровий рог.
Девушка отхлебнула: напиток был густой, сладкий, с едва уловимой горчинкой.
– Залезай.
Даре пришлось подчиниться. Внутри постройки лежал спальный мешок, Дара с трудом втиснулась в него.
– Все нормально? – внутрь заглянула одна из жриц.
Дара кивнула: говорить она не могла – сильно клонило в сон.
– Вот и лады, – улыбнулась жрица.
Проход быстро заделали ледяными блоками, но Дару это не взволновало – она уже спала.
Глава восьмая. Масленица
Подготовка к Масленице наложилась на прохождение инициации у Дары, и это сильно отвлекало Милену от обязанностей старшей жрицы. Надо было принимать деятельное участие в обрядах, а дома нервничала Дара и постоянно дергала мать по пустячным поводам. В другое время Милена бы предпочла материнство, но не сейчас – доходили слухи, что «сестры» недовольны своей старшей.
Милена прекрасно знала, что стоит за всем этим – неспособность ее иметь больше детей. Рожаницы и их жрицы славились многоплодием, а Милена никак не могла больше зачать. Анализы были в норме – и ее, и Послуха, требы Милена приносила и дома, и во время службы, но богини оставались глухи к ее мольбам. А потому приходилось следить за собой и не давать повода другим жрицам оспорить первенство Милены.
Последний день Масленицы традиционно выпадал на день весеннего равноденствия, когда устанавливалась природная, а не календарная весна – в этом году праздник пришелся на понедельник, дополнительный выходной. Руководили церемонией волхвы Велеса, которому и подносились основные требы в виде сливочного масла – символа обряда. Но и остальные волхвы и жрицы принимали активное участие: нужно поддерживать в народе любовь к богам и традициям.
Первые дни масленичной недели за Милену отдувались помощницы, но в понедельник старшая жрица обязана присутствовать на торжественном сжигании Морены – обрядовой куклы. Поэтому пришлось подняться ни свет ни заря, благо Послух поднялся еще раньше и приготовил легкий завтрак из кружевных блинов с творогом.
– Вы с Дарой сидите дома лучше, – распорядилась Милена. – Пусть она отоспится.
Дара накануне прошла инициацию, но толком поговорить с дочерью не удавалось – Милена крутилась, как белка в колесе. Главное, все живы и здоровы.
Не так давно отмечание Масленицы длилось две недели. В это время не редки были смерти от излишеств: алкоголя и переедания. Но в последние годы вошел в моду здоровый образ жизни, да и масленичные празднования сократили вдвое, чтобы не отвлекать народ от работы – хватит с них и зимних колядок.
Торжества шли по всей Москве, в районах устраивались площадки для гуляний, с десяти утра аниматоры развлекали народ. В будни, конечно, все проходило спокойно – люди работали, зато в выходные на улицах было не протолкнуться. Но основные мероприятия шли на Красной площади; правда, пускали туда не всех желающих, иначе без давки не обойтись.
В субботу, Родительский день, Милена посетила с отцом и матерью кладбище, где помянули умерших родственников. Навестили могилы бабушек и дедушек, старшей маминой сестры, которая умерла год назад. Милена оставила в каждой домовине по пышному дрожжевому блину – поминальная еда для покойников. Родители и Милена тоже съели по блину и запили киселем, потом родители поделились впечатлениями от поездки – они недавно вернулись из Минска – и вручили презенты для дочери, зятя и внучки, договорившись, что Дара как-нибудь приедет к ним в гости.
…Полдесятого утра за Миленой приехала служебная машина, за рулем находилась помощница жрицы – Литучка. Литучке было слегка за пятьдесят, но выглядела она лет на десять моложе, благодаря походам к косметологу. При этом помощница не сидела на диетах – среди жриц Рожаниц худые не в моде. У женщины должны быть крутые бедра, чтобы легко рожать, и объемные груди, чтобы выкормить ребенка. А талия… Ею можно и пожертвовать ради детей.
Это Милене все никак не поправиться – с таким быстрым обменом веществ все сгорает, словно в топке.
– Слушай, – отношения между жрицей и помощницей сложились приятельские. – Кто-то что-то мутит.
– Без тебя знаю, – Милена зевнула, прикрыв рот рукой. – Не слепая.
– Тут что-то серьезное, – Литучка перестроилась в правый ряд на поворот. – Похоже, снять тебя хотят. И как бы не с самого верха.
– Наш великий князь готов весь совет отменить, – Милена не сомневалась, кто стоит за интригами.
– Или поставить лояльных, – помощница умудрялась поддерживать разговор и слушать музыку, покачивая головой в такт.
– Кого именно? – после секундной паузы спросила Милена.
Литучка пожала плечами:
– Да почти любую из «сестер». Мало кто откажется.
Милена задумалась: здравое зерно в словах подруги имелось. Милену выбрали не за определенные заслуги перед остальными жрицами, а как альтернативу для всех – спокойная, рассудительная, действует во благо других. Но при этом Милену особо не любили: она слишком отличалась от «сестер».
– И ты? – старшая жрица решила расставить точки на «i».
Литучка посмотрела на нее через зеркало заднего обзора:
– Правильно мыслишь, – кивнула она. – Доверять никому нельзя, когда дело касается власти.
– Зачем князю это надо? – Милена произнесла вопрос вслух.
Помощница снова мотнула головой:
– За что я тебя уважаю – ты всегда глядишь в корень.
Жрица хмыкнула: помощница в своем репертуаре: не дает расслабиться, но и льстит очень тонко.
– Я мешаю князю, потому что поддерживаю Борислава, – продолжила Милена. – Князь хочет убрать верховного волхва, в первую очередь.
– Может, и так, – Литучка уклонилась от прямого ответа.
Милена, несмотря на подковырки Литучки, всерьез ее как соперницу не воспринимала: у той близился климакс. При наступлении менопаузы карьера у жриц Рожаниц считалась оконченной – богиням не нужны бесплодные служительницы. Впрочем, пенсия в таком возрасте не самый плохой вариант: мать Милены, бывшая жрица Рожаниц, вышла замуж за своего спутника, купила дом в Подмосковье и выращивала на участке редкие сорта пионов. Плюс, путешествия – чем плохо?
Значит, кто-то из ближнего круга жриц. Милена прикрыла глаза, соображая, кого князь прочит на ее место. Впрочем, данных не доставало: многие из жриц не откажутся занять место старшей. Милена досадливо поморщилась: не хватает кого-то осведомленного из ближнего круга князя, но Ярослав не спешит с кем-то делиться секретами. Даже психотерапевт княгини ничего полезного вытащить не смог, Любава – тоже достаточно закрытая особа.
На Красную площадь пропускали по спецпропускам. Соседние улицы были перекрыты для обычных граждан в целях безопасности, на крышах дежурили снайперы из княжеской дружины. Машина Милены миновала пост охраны, старшая жрица вышла, а Литучка отправилась парковаться. На площади были разбиты шатры с лавками: в них торговали сувенирами, едой и напитками. Пока ряды пустовали, но через несколько часов, как завершатся мероприятия, площадь наполнится гуляющими.
Милену встретили парень и девушка – волонтеры, работающие на Масленице. Оба одеты в народные костюмы: на девушке сарафан, отороченный гобеленовой лентой, на парне – шаровары и красная рубаха. Поверх – тулупы, чтобы не замерзнуть, температура пока колебалась в районе нуля градусов.
Милена прошла к кургану, вдоль него и стены был установлен помост, где располагались волхвы и администрация князя.
– Мы здесь собираемся исключительно, чтобы сжечь чучело, – пробормотала она вслух.
Неподалеку располагалось здание совета волхвов, но там встречались изредка – в основном, чтобы принять решение по какому-либо животрепещущему вопросу. У каждого жреческого ордена имелось собственное здание, где работали волхвы и жрицы. У жриц Рожаниц офис располагался в березовой роще неподалеку от луна-парка и набережной Москвы-реки, красивое место. Милена любила свой кабинет: огромные панорамные окна с видом на деревья и воду. Окна были слегка затонированы, чтобы солнце излишне не слепило, да и чтобы с улицы не подглядывали случайные прохожие.
Волхвы и жрицы обменивались приветствиями; подоспела Литучка, она прихватила с собой два кофе:
– Угощайся.
На столах стояли тарелки с угощением: блины с различными начинками, канапе с сыром и фрукты.
– О-о, с икрой, – помощница ухватила блин, – люблю, когда верховный волхв не скупится.
– Иногда на него находит, – согласилась Милена.
Они отошли в сторону: Милена не любила тесное общение с другими волхвами – каждый себе на уме, приходится тщательно следить за сказанным. Хотя Вёсна, старшая жрица Лады, ей импонировала: уверенная в себе и позитивная. Такое ощущение, что находится в гармонии с собой и миром. А вот от Ярополка, старшего волхва Перуна, Милене инстинктивно хотелось держаться подальше – создавалось впечатление, что он постоянно всем противостоит.
Наконец, подъехал и Борислав. Его было заметно издалека – верховный волхв привычно возвышался над толпой. За плечом маячила его правая рука – Пострел. Хороший парень, Милена мысленно одобрила его. Она была бы рада, если бы Дара остановила свой выбор на парне, похожим на Пострела: умного, деятельного, знающего себе цену. Жаль, что дочери нравится Влад.
У Милены не было особых причин, чтобы не любить племянника Борислава. Просто у нее самой имелись горькие воспоминания, связанные с верховным волхвом, которые она невольно переносила на Влада: «яблочко от яблоньки…» – пусть Влада и не связывают кровные узы с Бориславом. Хотя, кто знает… Анализ ДНК все покажет.
– Князя не будет, – сообщил верховный волхв.
Милена этому порадовалась: вот и ладушки, обойдутся без него. А то пришлось мерзнуть, когда сжигали чучело лже-святого, пока великий князь добирался из своей резиденции.
Волхвы и жрицы расселись вокруг Борислава, забегали операторы, выводя изображение на большой экран – вечером покажут по центральному телевидению в новостях. Слово взял Борислав: «Братья и сестры! Подходит к окончанию Масленица, что знаменует приход весны и начало нового цикла. Так давайте, сожжем чучело Морены, помянем предков и выпьем за обновление жизни!»
Зазвучала музыка. Со стороны ГУМа появилась праздничная процессия. На санях, запряженных скоморохами, восседала соломенная кукла. Она была одета в юбку и кофту, на голове повязан платок. Щеки нарумянены, глаза густо обведены черным. Бюст усиленно выпячен.
«Морена, Морена, за кого умерла?
За того дедку, чьи зубы редки», – затянули скоморохи.
– Кругом одно вранье, – заметила Литучка, попивая глинтвейн. – Мы сжигаем куклу, когда должны были какого-нибудь вредного старикашку, – помощница захмелела. – Как в старые добрые времена, когда никто не умирал от старости. В этом и есть символ обновления.
– Надеюсь, мы к ним не вернемся, – Милена подняла блин, показывая, что поминает всех ушедших в ирий,
– Я бы не была так уверена, – хмыкнула Литучка.
Куклу торжественно сняли с саней и привязали к установленному шесту. Затем Борислав не спеша подошел к ней и поджег. Огонь лениво лизнул край юбки, она затлела, словно нехотя, затем разгораясь все сильнее.
– Хорошо у него получается, – задумчиво заметила Литучка.
– Что? – не поняла Милена.
– Сжигать. Прямо рожден для этой роли.
Милена не нашлась, что ответить. Грянула громкая музыка, скоморохи устроили шуточные бои – стенка на стенку, показывая молодецкую удаль. На площадь повалил народ, кое-кто из гуляющих примкнул к скоморохам, туда же подтянулась охрана, чтобы разнять чересчур увлекшихся боями. Кто-то начал подтанцовывать. Открылись торговые ряды, туда сразу же выстроилась очередь.
Большинство волхвов уже ушло, но Милена задержалась – все равно Литучка сперва заберет машину с парковки, время еще есть. Звучала громкая музыка, народ подпевал модному певцу. Солома трещала, расписной плат на кукле занялся огнем, от костра поднимался дым, и Милене почудилось, что становится жарко, словно это она висит на шесте вместо чучела.
