Лана Нова
Предать свою душу огласке
Предисловие
Тяжело вывернуть душу наизнанку публично, но, вероятно, другого выхода нет, когда из мешка твоей семейной жизни просто необходимо вытряхнуть и выкинуть все мрачное и доставляющее невыносимую боль. Оглядываясь назад, я не могу понять, счастливая жизнь нами прожита, или наоборот – несчастная, а может у любого другого человека, возьмись он изложить свою судьбу на бумаге, будет то же самое.
Ни единожды я копалась в себе, пыталась разобраться в происходящем со мной, но едва приходило облегчение, как новая проблема накрывала волной. Как ни старалась я навести порядок в семейных отношениях, «воз и ныне там». А ведь я верила в свои возможности, мне казалось, что могу проанализировать причины возникающих конфликтов, найти решение. Уверенность придавали знания, полученные в институте, пусть поверхностно, но все же нам преподавали основы психологии (закончила педагогический), кроме этого я немного читала «мудрые книги» Фрейда и Ницше, правда, те из них, которые в состоянии понять широкий круг читателей.
Зайдя в тупик в последнем конфликте, решила изложить на бумаге все, что со мной и со всей моей семьей происходит. Подумала, что так мне станет легче. К тому же, если этот материал опубликовать, кто-то научится на моих ошибках, ведь со стороны оно всегда виднее. А может этот материал попадет к хорошему специалисту по психологии, и он сможет помочь хоть чуточку облегчить мои переживания и ответит на извечный вопрос «что делать?».
Сильнейшим мотивом поиска решения стало беспокойство за моих дочек, за их психическое здоровье. Они уже взрослые (34 и 23 года), но продолжают переживать из-за наших скандалов с их отцом. Мое объявление о разводе восприняли в штыки, плачут, от меня отгородились, будто повесили мне на каждую ногу по стопудовой гире. Моя решимость резко все обрубить увязла в их эмоциях. Как поступить, чтобы стало легче всем, не знаю. Вроде бы я сильный человек, могу не просто принимать волевые решения, а брать на себя ответственность за эти решения, но сейчас не просто на распутье, а в тупике.
Говорят «время лечит», надо просто перетерпеть, но очень не хочу делать дочкам больно. Ведь с мужем развестись можно, а вот с родным отцом – нет. Поэтому разрешение конфликта методом расторжения брака, скорее всего, не возможно, и надо искать более надежный способ.
Для этого начала в интернете искать информацию по теме разводов. Наткнулась на такие понятия в психологии как «нарцисс» и «абьюзер». Перед глазами промелькнула вся наша жизнь, в муже признала «нарциссического абьюзера». Весь интернет просто «орет», что с такой личностью надо немедленно расставаться, что другого выхода нет. А как же дочки, они то, как с родным отцом расстанутся? Несмотря на все ужасы такого психотипа личности, муж был хорошим отцом – всегда интересовался жизнью дочек, материально обеспечивал, в трудностях поддерживал, а были случаи – спасал. Конечно же, и до слез их доводит, давит на их психику, что он не до люблен, не до понят, что им от него нужны только деньги, а если они станут от него финансово независимы, то и вообще бросят. В жизни нет абсолютно «белого» и абсолютно «черного», поэтому понять кто прав, а кто нет очень сложно. В результате всех этих размышлений у меня стал «закипать» мозг, как сделать дальнейшее общение дочек с отцом для них «безвредным»? Кроме этого, мне и самой есть что вспомнить хорошего в почти 35-летнем браке и в почти 38-летнем периоде наших отношений. Как помочь не только мне, не только дочкам, но и ему? И это притом, что и в себе я с ужасом увидела несколько признаков «абьюзера».
1. Детство
Сначала о себе. Мне 57 лет. Выросла в полной семье, состоящей из четырех человек – папы, мамы, меня и младшего брата. Мои папа и мама были единственными детьми в их семьях, можно сказать в «неполных семьях», их отцов «забрала война», что само по себе отдельная история для психолога. В семье моих родителей тоже было всякое – и заботу мы с братом ощущали, даже больше, любили нас оба родителя, и материальный достаток был, но и скандалов между родителями было предостаточно, причем доходящих до развода, которые мы с братом болезненно переживали. В итоге родители, как говорят, жили вместе до самой смерти. Когда отца не стало, мама решила жить одна, несмотря на поступавшие впоследствии предложения от других мужчин.
Себя я помню с дошкольного времени. Детский сад посещала мало, игры с детьми помню плохо, а воспитателей и то, что мне там было некомфортно, помню точно. Еще помню один из первых родительский дом, в который мы переехали втроем, и в котором потом уже родился брат (1971 год). Наслушавшись во взрослом возрасте о ревности первенцев к родителям при появлении второго ребенка, я тщетно пыталась вспомнить свои переживания по этому поводу. Их у меня, почему то, не было, не ревновала я своих родителей к новорожденному. Зато помню братика совсем маленьким, как он, научившись ходить, закладывал руки за спину и расхаживал по комнате, как взрослый, еще шатаясь, чем вызывал бурный восторг семьи и дружный хохот. Помню также свои игры с соседскими девчонками и мальчишками, которые мне доставляли много радости, помню их приветливых родителей. В этот период времени я была не старше шести-семи лет.
А ещё не могу понять, помню я это сама или всего лишь по рассказам удивленных родственников – меня, дошкольницу оставляли одну присматривать за маленьким братом, когда наша мама сразу после его рождения вышла на работу и уходила в школу на три урока (она работала учителем начальных классов). У нас с братом разница 4 года и 10 месяцев, поэтому понять, как так было, сейчас не могу.
До сих пор помню и очень обидное – мама часто приводила мне в пример девочку с нашей улицы (даже хорошо помню ее имя, внешность, что она была старше), говорила, вот посмотри какая она хорошая (почему хорошая, уже не помню). Не помню, и почему мне было от этого очень больно, хотя неприязни к этой девочке у меня не было ни тогда, ни сейчас, более того, мне самой было с ней комфортно.
Еще, наверное, вот такой значимый момент для формирования моей психики. Когда родился братик, маме на помощь приехала ее мама. Никаких подробностей я особо не припоминаю кроме двух, навсегда врезавшихся в мою память. Помню, как родители приехали с похорон и разговаривали с бабушкой на повышенных тонах (мы, когда их не было, оставались с ней). Потом я с бабушкой отправилась спать в маленькую комнатку с одной кроватью, бабушка меня обняла, поцеловала, а от нее сильно и неприятно пахло спиртным. И ещё помню. Сильное волнение родителей, приехавший врач. Врач громко кричала на бабушку, спрашивая, сколько она выпила. Бабушку забрала машина скорой помощи. На следующий день мама взяла меня с собой в город. Она поехала навестить свою маму в больнице. Мы поднялись на второй этаж больницы, к нам вышел человек в белом халате и сказал, что бабушка умерла. У мамы в руках была сетка с яблоками, сетка упала, и яблоки запрыгали вниз по лестнице. Во взрослом возрасте я узнала, что бабушка отравилась уксусом. Мама всегда уходила от разговоров на эту тему. Только когда мне было уже за пятьдесят, и папы давно не стало, она, как то «бросила» обвинение в смерти бабушки на моего отца, вроде как он ее довел своими обидами. Когда я спросила, сколько по времени тогда жила с нами бабушка, она сказала, что месяца два, не больше. До сих пор это для меня «темная история», никаких подробностей об этом я так и не узнала. Но я тоже не раз потом видела решение своих проблем через суицид, однако силы характера на такой поступок не хватало.
2. Школьные годы
В 1974 году я пошла в школу. Непосредственно перед этим, мы переехали в новый дом. Из учебы в первом классе хочу выделить несколько моментов, за два из которых мне до сих пор стыдно.
Первый момент, это то, что приехав в новый дом на ещё строящейся улице в старом яблоневом саду, родители столкнулись с отсутствием воды. Питьевую воду они откуда-то привозили, а стирали и купали нас водой из погреба. В результате мы с братом заболели стригущим лишаем и «первый раз в первый класс» меня повели лысой, прикрыв голову белым вязаным беретом. Вот это меня, как я сейчас вспоминаю, не травмировало вообще.
А стыдно за следующие два случая. Учительница (в годах, часто засыпала на уроке) дала задание списать текст с букваря. Я допустила несколько ошибок. Учитывая, что до этого у меня были только пятерки (раньше в первом классе сразу ставили оценки), учительница акцентировала на моих ошибках внимание класса, и я соврала… Сказала, что допустила ошибки, потому что мой сосед по парте столкнул букварь на пол, и я писала текст по памяти. Учительница зная, наверное, что это не так, позвала мою маму (она вела урок в соседнем классе), рассказала ей все, и, учитывая, что была гораздо старше и опытнее моей мамы, позволила себе дать ей совет никогда меня не ругать за неудачи, иначе из меня вырастет патологический врун. Поступок ужасный, мне было стыдно тогда и стыдно сейчас. Мне кажется, что больше в жизни я так никого не подставляла. Однако всю жизнь прилагала и прилагаю усилия до сих пор для того, чтобы меня не за что было ругать. Переросло это все в следующее – дома у меня должен быть полный порядок, всегда должна быть приготовлена еда, и дома, и на публичных мероприятиях я и мои близкие должны выглядеть достойно. В период моей трудовой деятельности если и были случаи, когда меня ругали на работе (что краааайне редко было), то за то, что я перестаралась, а вот недоделок я себе не позволяла. Ещё очень боюсь подвести (подставить) кого-нибудь, поэтому если обещаю, стараюсь выполнить во что бы то ни стало, а если это не в моей власти, душа просто разрывается.
Второй случай про маму. Помню, что у мамы в школе были подруги. Она, напомню, работала учителем начальных классов, одна из ее подруг была лаборанткой в школе. Так вот они иногда после уроков устраивали в лаборатории посиделки со спиртным. Однажды маму за это ругало руководство школы, а мне было нестерпимо стыдно.
Хочется отметить ещё одно душевное переживание из возраста начальной школы. Папа, как всегда, был на работе (работал парторгом в передовом племсовхозе). Мама уехала в город по делам. Мы с братом играли дома, соорудили домик из стола, стульев, покрывал. В общем, полный бардак устроили. Мама приехала, увидела, что дома все «кверху дном», отругала нас и легла спать. Не помню, что она конкретно в гневе говорила, но очень хорошо помню свои переживания после этого. Я, почему то, после этого скандала начала представлять как будет продолжаться жизнь после моей смерти. Представляла все черным вокруг себя, представляла, что меня нет, а другие люди смотрят телевизор. Проходит время, а меня опять нет, а потом опять нет, и так вечно. Страх был просто леденящим душу. Я села к маме на кровать и заплакала. Не помню, была ли я понята тогда. Но страх смерти в форме этой темноты вокруг мучил меня еще очень-очень долго.
Начальные школьные годы (примерно до четвертого класса, а может быть и до шестого) запомнились мне счастливым периодом моего детства. Помню себя играющей со всеми ребятами нашей улицы. Собирались целые команды девчонок и мальчишек, мы катались на велосипедах, лазили по деревьям, катались на ветках тополей, раскачивая их вверх и вниз, строили из веток шалаши, играли в казаки-разбойники. Из листочков тополей и спичек сооружали себе «концертные» наряды и устраивали не только представления, но и ставили целые спектакли, взяв за основу какую-нибудь сказку. Причем заводилой чаще была я, все ребята с улицы приходили именно к нам во двор, а потом придумывали игры.
Была у меня в этот период времени и лучшая подруга, мы были близки по духу, нам очень нравилось играть вместе. Она была творческой, поддерживала мои инициативы ставить сказки, у нее здорово получалось играть Золушку. Именно с ней я проводила большую часть своего времени. А потом случилась новая душевная травма (далее расскажу какая), я обиделась. Общаться мы с ней перестали. В старших классах (спустя года три-четыре) я подошла к ней в школе, попыталась помириться, она тоже была не против, но… разбитую чашку не склеишь. Не склеилась чашка и в студенческие годы – она училась в одном городе и в одном медицинском институте с моим мужем, даже как-то пришла к нам в общежитие в гости, но опять «увы». В возрасте пятидесяти лет, приблизительно (она была на три года моложе меня), мы случайно встретились в кабинете врача. Я пришла к офтальмологу, а это оказалась она. К удивлению, заболтались, рассказали друг другу как живем. Она сказала, что получив профессию педиатра, не нашла себя в ней, переквалифицировалась на офтальмолога, и вот уж здесь она воплощает в жизнь свои театральные потребности, как тогда, в детстве («помнишь?», спросила она), когда мы ставили на улице сказки для других ребят.
А обида моя была на ее бабушку. Как я уже писала выше, играли мы на улице все вместе, девчонки и мальчишки 7-12 лет. И вот ее бабушка говорит моей родственнице, что не одобряет нашей дружбы с ее внучкой, потому что я «ребятница». Что это за обвинения я сразу тогда не поняла, но потом мне кто-то попытался объяснить и я очень обиделась. Обидно до сих пор. Спустя годы, узнав кто такой «бабник» и кто такая «шалава», так и не смогла понять, что дало повод так обо мне сказать. Я ни в кого не влюблялась, не оделяла особым вниманием, не позволяла к себе никому прикоснуться. Наоборот, не могла понять влюбленности своей подруги (внучки этой самой бабушки-обвинительницы) в главного персонажа кинофильма Электроника. Единственные взаимоотношения с мальчишками – это мое лидерство в играх. Меня слушались, уважали, и это всё. Психологическая травма в дальнейшем привела к тому, что у меня не было больше «душевных» подруг, в душу я никого не впускала. После обидного обвинения взаимоотношения с противоположным полом, я имею ввиду общие игры в детстве, а позже и начавшиеся ухаживания, я пресекала в корне. Мальчишки в школе в отличие от других девчонок не дергали меня за косички, не отбирали портфели как у других, и уж тем более не щипали, как других, потому что я была всегда строга, а они боялись моего взгляда, останавливать словом даже не было необходимости. Это вовсе не значило, что я была «пугалом» и меня «шугались». Причина была просто в моем характере и сформировавшемся комплексе от перенесенной обиды. Став постарше, от одной из своих одноклассниц, я услышала, что нравлюсь одному самоуверенному брутальному парню, но он считает, что ко мне «и на хромой кобыле не подъедешь». Потом как-то ещё сосед, которому я в детстве помогала с уроками (училась все десять лет на пятерки), сказал, что я многим ребятам нравилась, но меня, почему то, все боялись. А еще один из моих бывших одноклассников признавался ему, что после своей третьей женитьбы понял, что искать такую как я больше не будет, таких больше нет. Этот самый одноклассник, вернувшись со службы в Армии, приходил один раз ко мне в институт, вызвал с лекции и подарил букет цветов. Было очень неожиданно. Он был хорошим парнем, надежным, трудолюбивым, не глупым, но мне не по душе. Я не приняла букет, извинилась, попросила так не делать. Больше своим вниманием он меня не доставал.
Еще в воспоминаниях периода средних классов (с четвертого по восьмой), всплывают родительские вечеринки с коллегами по работе или соседями, выезды со спиртным на пикники. Мне это ужасно не нравилось, я протестовала. Помню, как-то одна из гостей, работавшая воспитателем детского сада, сказала маме, что ей в рот рюмка не лезет под моим взглядом. Дело однажды дошло до того, что я решила проучить родителей. Были мысли покончить с собой, но не отважилась. Однако хорошо помню, что спряталась в пустой бочке и просидела там чуть ли не полдня, пока родители после очередного веселья с гостями бегали меня искали.
В старших классах я жила два года с бабушкой (в населенном пункте родителей была только восьмилетняя школа). В это время у меня была маленькая домашняя собачка, которую бабушка терпеть не могла, она не понимала, зачем держать не полезных домашних животных. Особенно ее злило то, что маленький тойтерьер по кличке Малыш пугал ее своим громким и звучным лаем, когда бабушка заходила в мою спальню. Малыш отважно меня «защищал» от любого человека, подходившего ко мне. Ему за это здорово влетало тапочкой по морде от всех напуганных родственников. Однажды бабушка все же уговорила папу избавить ее от этой собаки. Папа кого-то подговорил, и собаку выкрали и выбросили в другой части села. Я в этот день собиралась своего Малыша искупать, он водные процедуры не любил, поэтому услышав слово «купаться», всегда куда-нибудь прятался. Я подумала, что питомец спрятался, поняв мои намерения, обыскала весь дом, потом весь приусадебный участок, но к великому своему расстройству так его и не нашла. Поиски продолжались целый месяц, мне помогала, чуть ли, не половина школьников. Когда собачку кто-то из ребят нашел и принес мне, радовалась тоже половина школы.
В средних классах (с пятого по восьмой) мне не удавалось быть абсолютным лидером, кроме меня в классе были ещё две отличницы. Эти отличницы, будучи родными сестрами из семьи механизатора и кладовщицы, ставили мне в вину то, что я была дочкой директора совхоза. Мне часто давали понять, что мы не одного поля ягода, что я из «бугров», что моя жизнь «легче и слаще», чем у остальных одноклассников. Особой травли все же не было, так как мне удавалось убедить «подруг», что я простая, обычная девчонка. Две из пяти одноклассниц вообще относились ко мне по-доброму, общались со мной «на равных», их родители, правда, были сильно пьющими.
В другой школе в выпускных 9-10 классах я, как-то само собой получилось, добилась лидерства. Можно сказать, мне удавалось даже управлять своими сверстниками. Например, я могла прекратить балаган на перемене. Могла пристыдить за дисциплину на уроках по «Русскому языку» и «Литературе», не понимаю, почему учительница сама не справлялась, а также на уроках по такому предмету как «Трактор» (учителя, который его преподавал, не слушались от слова совсем, наверное, потому что он после уроков мог позволить себе выпивку). Могла заставить мальчишек участвовать в школьных мероприятиях. Один раз мы даже танец поставили в специально сшитых маминой портнихой «полукосмических» костюмах под музыку Бони эМ, а движения для танца были взяты из моих занятий по хореографии, когда я была в пионерском лагере Артек в Крыму.
Еще был такой случай. В школу прислали молодого физрука со скверным характером. Школьники его сразу не возлюбили, может еще потому, что он унижал нас, говоря, что все мы плохо подготовленные, что тот физрук, который с нами занимался до него, ничему нас не научил. Так вот, был урок физкультуры на открытом воздухе, нам выдали лыжи, и мы побежали вслед за учителем от школы через все село к оврагу. Класс уже устал, а физрук, подъехав к оврагу, начал заставлять ребят съезжать с него вниз. До этого нас никто не учил кататься на лыжах по склонам. Никто из ребят не отважился спуститься. Физрук опять начал нас позорить. Ну, я ему и говорю, вы хотя бы показали нам, как это делается. Он, «задрав нос», повелся на это, и с криком «за мной» покатился со склона. Я же развернувшись в сторону школы, весело крикнув одноклассникам «за мной», как бы передразнивая учителя, увела весь класс от этого оврага с физруком.
Ярости учителя потом не было предела. На следующем уроке он заставил нас бегать по кругу по школьному стадиону, не давая передохнуть. Я опять решила ему устроить «темную», запев во время бега песню «Вихри враждебные веют над нами…». Весь класс запел со мной. Мало того, что он нам всем двойки за урок выставил, нажаловался ещё директору школы, и нас «песочили» на общешкольной линейке. Вот теперь я думаю, а если бы на этом спуске по оврагу кто-нибудь себе ногу сломал, и что еще хуже, позвоночник? Мне спасибо надо было сказать, а не двойки ставить.
Активной я была и дома. Не могла себе позволить отдыхать. От своей бабушки по папиной линии, от прабабушки, от своего крестного (двоюродного брата моего отца) я часто слышала, что была не по годам ответственная и трудолюбивая. Крестный вспоминал и удивлялся, что я «как старушонка» копалась в огороде в то время, когда мои сверстники бездельно бродили по улице. Я, кроме выученных уроков на «отлично», успевала и картошку капать, и уголь в сарай перетаскать, и клумбы с цветами развести, в общем, за все бралась. Бабушка называла меня «огнянка», когда рассказывала своему родному брату или сестре, как быстро я расправляюсь со всеми делами.
Вспоминаю, что каких либо проблем с тем, как я выгляжу, во что меня одевали родители, у меня не было. Хотя после каждого посещения парикмахерской я плакала, так мне не нравился результат моей стрижки. А вот какую одежду носить я никогда не привередничала. Наоборот, только радостные воспоминания. Например, из дошкольного возраста помню, что мы приехали в гости к бабушке по маминой линии, и она мне подарила белое платьице с отделкой из голубой тесьмы вместо воротника и рукавов и голубеньким карманчиком с аппликацией лошадки. Помню свою радость от бордового свитера с синими надписями Москва-80 (олимпиада была в 1980 году в Москве), от синих прямых трикотажных брюк к этому свитеру и зеленых трикотажных расклешенных брюк – клеш тогда был на пике моды.
Родители нас с братом по возможности баловали. В магазинах был дефицит, а дома могла появиться громадная картонная коробка конфет «Птичье молоко» или ящик мандаринов. Весной, когда только начинали появляться первые огурчики, родители отдавали их нам с братом, а я не могла понять, почему они сами их не хотят, ведь от аромата огурцов слюнки просто текли.
Помню, мама всегда хвалила меня за успехи в школе, за мои рисунки, за поделки, за какую-то помощь по дому. Я очень любила наводить порядок дома, чтобы потом меня похвалили. Когда я простужалась, мама заботилась обо мне еще больше – старалась повкуснее приготовить поесть, часто мерила мне температуру, поила молоком с медом и маслом. Мама старалась облегчить наш с братом труд, когда ей приходилось пользоваться помощью детей в прополке, посадке, уборке картошки, поливе огорода, и т.п. Она всегда подбадривала, говорила, что еще бороздку прополем, и будем отдыхать, вот еще одну комнату обоими поклеим, и будем отдыхать.
Особенно запомнилось, как мама не поленилась и привезла мне в другой район области, где я студенткой работала в стройотряде, нарядные платья. Без платьев можно было обойтись, мне просто захотелось нарядиться на танцы, которые сначала не планировались (на стройках мы с девчонками очень уставали), это была просто «блажь», но мне было так приятно и я до сих пор благодарна маме за понимание.
Помню папины подарки, когда он приезжал с отдыха в санатории, помню, как привозил ворох гороховых плетей с поля, потому что я любила зеленый горошек, как учил водить автомобиль. Обиду на него тоже помню. Делали мы как то в доме ремонт. Инициатором ремонтов была всегда мама, исполнителем тоже она. И нас с братом к этому привлекала. Вот после такого ремонтного дня, когда мы «натягались» тяжелых кухонных шкафов, папа пришел с работы (как всегда поздно вечером), похвалил за работу и сказал, что может даже выписать нам денежную компенсацию, оформив соответствующие документы, как директор совхоза. Я ждала от него физической помощи в перестановке шкафов, или хотя бы извинений, что не помог, а тут сухое «денежное» отношение. Меня это тогда сильно обидело.
Покупка мне родителями первого модельного зимнего пальто и первых модельных на каблучке зимних сапожек осталась в памяти на всю жизнь. Помню, пришла из школы, а сапожки стоят у входа в мою комнату, родители купили их в городе сами и завезли мне. Я тогда училась в старших классах, мне в школе многие завидовали, пальто даже просили примерить. В то время подростков, наверное, никто не спрашивал, что им нравится, и покупка вещей родителями без согласования с детьми было нормой.
В этот период я дружила с одноклассницей, у которой была любовь с парнем постарше. Его забрали в Армию, и моя подруга часто писала ему письма. Как то мы с ней сфотографировались вместе, на том фото я была как раз в этом модельном пальто и сапожках на каблучках. Потом наше фото подруга отправила своему парню в Армию, и меня на нем увидел какой-то его сослуживец. Этот сослуживец стал писать мне письма, я ему отвечала, а после того как ребята демобилизовались, даже приехал в гости к своему другу, чтобы повидаться со мной. Парень был высокий, красивый, но интеллектом особо не одарен. Он мне начал говорить, что хотел бы на мне жениться, когда я закончу школу. Он к этому времени планировал обзавестись своим хозяйством – у нас будет корова, поросята, куры – мечтал демобилизованный солдат. Меня же такая перспектива не радовала, поэтому я дала мечтателю резкий «поворот-отворот» и забыла даже думать о нем.
Школьные годы закончились для меня жуткой психологической травмой. Произошло следующее. Все десять лет школьной учебы по итогам года у меня были только пятерки. В четвертях через раз проскакивала четверка по русскому языку. Я допускала орфографические ошибки, реже путалась с запятыми. По другим предметами даже текущих четверок практически не было, только пятерки. Хотя в четвертом классе физрук все же текущие четверки часто ставил, но потом я переехала в другое село, в другую школу, и от другого физрука претензий не было. Проучившись на отлично все десять лет (школу меняла два раза), я столкнулась с человеческой подлостью на выпускном экзамене по русскому языку. Начался экзамен, на доске написали несколько тем для сочинения. Я выбрала одну из них и уже хотела начать писать. Я была уверена, что выбранную тему я раскрою, но переживала, что допущу орфографическую или пунктуационную ошибку. Но тут ко мне подходит мой учитель по русскому языку и литературе и, даже не спрашивая какую тему выбрала я сама, дает мне шпаргалку и говорит, чтобы сочинение я списала с этой шпаргалки. Я, конечно же, подчиняюсь, и очень внимательно списываю, проверяя все по буквам, чтобы не допустить ошибок. Итог – она мне ставит пятерку за орфографию и пунктуацию, так как ни одной ошибки нет, а вот за содержание четверка. Я в шоке. Как же так, это же ее содержание, которое она меня заставила списать со своей шпаргалки! Родители не выдержали моих слез, моего не понимания как так можно, и приехали к директору школы выяснить все. Директор, узнав от меня про шпаргалку, вызвал эту учительницу к себе, задав вопрос, почему оценка четыре, если тема сочинения раскрыта ей же самой. Она ответила, что не уверена в себе, и не хотела бы, чтобы в районном отделе образования её уровень подготовки оценили низко. Так я лишилась золотой медали, что для меня до сих пор не так важно. Но так я получила жуткую психологическую травму, столкнувшись в юном возрасте с человеческой подлостью, низостью и, не знаю ещё, как назвать этот поступок учителя. После этого у меня отпало всякое желание учиться дальше. Планируя сначала поступать на физмат в педагогический институт, я после школьных экзаменов заявила родителям, что пойду работать.
В тот момент, приняв ответ учителя русского языка о неуверенности в своей компетентности, обида на нее поутихла. Забегая вперед, расскажу, что начала я свою трудовую деятельность в качестве учителя математики в этой же школе, где меня так обидели. Этот учитель продолжал там же работать, мы стали коллегами. Я вспоминала, что когда ещё сама была школьницей, ребята на ее уроках плохо себя вели, громко разговаривали, я осаживала их, стыдила, после чего класс ненадолго затихал. Свой предмет она знала хорошо, но дисциплину поддерживать не умела. Когда я проработала в школе год, она подошла ко мне с просьбой. Заглядывая в глаза, просила не натягивать одному из учеников итоговую оценку по математике на тройку, планируя поставить ему двойку по русскому языку. Убеждала, что это будет справедливо, ведь он на самом деле не знает эти предметы на удовлетворительную оценку. Умоляла ее понять, ведь у нее от его выходок на уроках не осталось сил, пусть, мол, теперь другие учителя помучаются с ним, как намучилась она, если он останется на второй год. Я ее поддержала. До сих пор не знаю, правильно ли я поступила. Плохо этот учитель воспитал и своего единственного сына. К нам в деревню она приехала с маленьким сыном после развода со своим мужем. В сыне души не чаяла, ее глаза всегда наполнялись такой нежностью, когда она нам про него рассказывала. Однако сын вырос плохим человеком, не только не помогал матери, но и обижал её. С законом у него тоже были проблемы, вплоть до судимости. Материнское сердце – это особое сердце, оно любит, умеет прощать. Как-то власти построили новый дом для безвозмездной передачи учителю школы. Кому передать этот дом должно было решить руководство школы. В результате дом передали именно этому учителю русского языка. Она же, не задумываясь, отдала дом своему уже взрослому сыну, и вскоре после этого уйдя на вечный покой. А через два-три года (может чуть больше или меньше) сын во время очередной попойки с друзьями новый дом спалил дотла. Мне было жаль несчастную женщину, которой не повезло ни с мужем, ни сыном. Я воспринимала ее как мягкого человека, поплатившегося за слабость неустроенностью жизни. Но как то я рассказала своей родственнице историю этой учительницы и историю про поставленную мне этой учительницей четверку за сочинение. Мне в это время было уже за пятьдесят лет. И только когда эта родственница назвала вероятной причиной четверки на экзамене ненависть или месть со стороны учительницы ко мне, я задумалась, может оно и так. Она была слаба духом, может быть то, что я, будучи лишь ученицей, помогала ей держать дисциплину в классе, ее обижало, а может быть я просто и не понимала, что ее ещё чем-то обидела, а может она завидовала моим родителям. В общем ответ на этот вопрос я не получу уже никогда. Но то, что это пример человеческой подлости не оставляет сомнений.