Лариса Барабанова
Мама ангела
Весной Соня вернулась к дневнику и написала там:
Наверное, я пока не готова заводить ещё одного ребёнка. Почему же я тогда этого хочу? Чтобы доказать, что я нормальная, как и все, что я не проклята и что у меня тоже может быть всё хорошо? И сын опять просит братика, потому что ему не с кем играть.
Прошёл ещё месяц. Кругом, как заговорённые, беременели и рожали знакомые и подруги. Соня посмотрела-посмотрела и тоже загорелась идеей «сходить ещё за одним».
Сегодня ночью мне приснилась дочь – новорождённая девочка. Я её родила как-то легко и быстро – так, что даже сама удивилась. Я её нянчила – одевала, кормила (почему-то из бутылочки). Проснулась в хорошем настроении. Пора признаться себе: я хочу ребёнка. Оговариваюсь, конечно: «Если Бог даст». Но хочу. Очень.
Страх не ушёл. Соня металась между работой, домой и учёбой, боясь мечтать о ребёнке, но всё равно грезила о нём. «Ты уверена, что хочешь этого? Ты тогда чудом избежала смерти», – говорила ей мать. Соня была уверена, но страх, что всё повторится, возвращался снова и снова. Имела ли она право так рисковать?
А потом подкралась эта самая дата – год с того дня, когда Игорёшка, мёртвый уже пять дней, родился. Собираясь на кладбище, Соня не знала, зачем она туда едет. Но вот теперь она лежала на могиле своего сына и просила прощения. За то, что, когда в последний вечер своей жизни малыш сильно толкался, она в сердцах сказала: «Игорёш, дай маме отдохнуть хоть немного!» И вот у Сони есть все возможности отдохнуть, а она шепчет земле, ставшей постелькой для её мальчика: «Прости, прости!»
Никто так и не прошёл мимо, она так никому и не выговорилась. Но уходила с кладбища с ощущением, что произошло что-то важное. Что-то, что позволяет ей дышать и не уничтожать себя изнутри. Соня приехала домой и оставила последнюю запись в дневнике:
Я никогда не видела моего младшего сына – только на УЗИ. В роддоме я отказалась на него смотреть, хоронить его не ездила… Как будто отказалась от него. Это рвёт мне сердце. Но я сделала это, чтобы не умереть от горя. Да, я не видела моего малыша, но я молюсь за него каждый день. Да, я не хоронила его, но я собирала вещи для его похорон – как на выписку из роддома. Такое не надо бы переживать ни одной матери.
Моему сыну мог бы сегодня исполниться год… Он бы уже ходил и что-то говорил, наверное. А я не шарахалась бы от малышей и мамочек с колясками. И не напрягалась бы, отвечая на вопрос людей, давно меня не видевших: «Ну как малыш?» Неловкий момент, когда не понимаешь, о ком тебя спрашивают – о Феде или об Игорёшке. Кто-то, наверное, до сих пор не знает, как закончилась эта беременность.
Но всё, оказывается можно пережить. Запереть боль, заставить себя не думать, не вспоминать. Начать жизнь заново. Наверное, так может быть только при условии полной амнезии. Время, конечно, лечит. Вернее, отвлекает. Особенно если ему помогать. Но я клянусь тебе, Игорёшка, что не забуду тебя никогда. Как бы больно ни было, ты – мой сын.
***
Прошло полгода, потом ещё несколько месяцев. Забеременеть не получалось. Соня, конечно, сходила сначала к врачу. Гинеколог отправила ей на УЗИ, дала направление на анализы и в конце концов сказала, что всё в норме. Соня сходила с ума от беспокойства, начиная подозревать, что больше никогда не сможет иметь детей. Значит, она всё-таки в чём-то перед Богом виновата. Наверное, в этом всё дело. И ноги сами снова понесли Соню в церковь.
Рождественский пост, потом Великий… Вечером накануне Вербного воскресенья на исповеди молоденький священник отец Филипп выслушал список Сониных грехов. Впервые она призналась, что ропщет на Бога за то, что он не даёт ей шанс снова выносить и родить малыша. Отпуская грехи Соне, отец Филипп произнёс: «Пусть будет ей по молитвам её». Впервые священник, услышавший её историю, ей посочувствовал! Соня была благодарна ему неимоверно. У неё появилось ощущение, что всё будет хорошо.
