Лариса Черкашина
Романы под царским скипетром
Тайная семья
Тогда их разделяла огромная пропасть – великая княгиня, будущая царица, и фрейлина императрицы, возлюбленная Государя. Вряд ли в первые месяцы жизни в августейшей семье цесаревна Мария Фёдоровна слышала что-либо о своей сопернице.
Нет, княжна Долгорукова вовсе не желала распространять свои чары на её супруга, великого князя, она претендовала на большее – на… русский трон. Не для себя – для своих будущих наследников.
Правда, такой поворот событий поначалу казался мифическим. Вернее, о нём Мария Фёдоровна и не задумывалась, хотя первые признаки раздора в царской фамилии уже появились…
Время шло. В великокняжеском семействе появлялись на свет дети: вслед за Николаем в мае 1869-го у Марии Фёдоровны родился сын Александр (у младенца была недолгая жизнь); в апреле 1871-го – Георгий; в марте 1875-го – Ксения; в ноябре 1878-го – Михаил… И последней появилась на свет в июне 1882-го дочь Ольга, единственное порфирородное дитя, – она родилась, когда её отец был уже увенчан царской короной.
Во второй, сокрытой от сторонних глаз, семье Александра II также рождались дети – тайная связь не замедлила принести свои земные зримые плоды: в один из апрельских дней 1872 года покои чопорного Зимнего дворца огласились младенческим криком: на свет явился мальчик, наречённый Георгием. В его жилах текла кровь Романовых и Рюриковичей, великих князей Черниговских и Московских. На следующий год родилась дочь Ольга, затем – сын Борис (умерший в младенчестве). И следом – младшая Екатерина.
Александр II с супругой-императрицей Марией Александровной в день серебряной свадьбы. 1866 г.
Александр II был нежным отцом, о чём и свидетельствует сам в письме к княжне, вспоминая день, когда маленькая Оля (по-домашнему Oly) «была такой милой в своей постели и также у меня на коленях, когда я давал ей суп, который она ела с большим аппетитом. <…> Гого (Георгий) был очаровательным, говоря с кучером и отправляясь в коляске с нами».
О детях отец-император особо тревожился, будучи на театре военных действий русско-турецкой войны, а значит, и в опасности: «Надиктованное дорогим пупусей (Георгием) порадовало меня как обычно, привязанность, которую он нам выказывает с самого рождения, поистине трогательна. Храни, Господь, для нас его и Олю, чтобы оба продолжали быть нашей радостью».
На другой день – новое письмо: «Доброе утро, дорогой Ангел моей души, я спал хорошо и переполнен любовью и нежностью к тебе, моя обожаемая маленькая жёнушка… Ох! Как я вспоминаю наши славные послеобеденные часы, когда дети любили спускаться ко мне и рассказывать тебе о чём-нибудь перед тем, как выпить своё молоко. Меня так и тянет к вам. Дай нам Бог вернуться поскорее!»
Переписка между возлюбленными не прерывается ни на день. И вот в ней появляются новые участники: княгиня Юрьевская посылает письма детей, вернее, записывает их нежные слова к отцу-императору, что не могло не радовать и умилять Александра. Увы, те детские письма с надеждой на скорую встречу с любимым папá, канули в Лету…
Зато известно письмо императора, полное боли за Россию и доверия к своей избраннице: «Господи, помоги нам окончить эту войну, обесславливающую Россию и христиан. Это крик сердца, который никто не поймёт лучше тебя, мой кумир, моё сокровище, моя жизнь».
Да, Александр делится со своей Катей «державными трудами» – делами в государстве, вопросами внешней политики – всей тяжестью незримой «шапки Мономаха», венчавшей его седеющую голову. А княжна внимает ему и порой даёт дельные советы, явно польщённая откровениями венценосца.
Когда с ней гетман забывает
Судьбы своей и труд, и шум,
Иль тайны смелых, грозных дум
Ей, деве робкой, открывает?
И дней невинных ей не жаль…
Верно, те чувства, что владели пушкинской Марией, не были чужды и княжне Кате. Особенно в минуты доверительных бесед с коронованным любовником.
Александр II с княгиней Екатериной Юрьевской и детьми: сыном Георгием и дочерью Ольгой. Конец 1870-х гг.
…Так уж совпало, что в 1878-м – знаменательном для России году победоносного завершения войны с Турцией – обе, и великая княгиня Мария Фёдоровна, и княжна Екатерина Долгорукова, разрешились от бремени здоровыми младенцами.
Таинственная незнакомка
История хранит необычный символ противостояния двух соперниц – живописный. В своё время картина Ивана Крамского «Неизвестная» наделала немало шума в обществе, представ впервые в марте 1883-го в Императорской академии наук на выставке художников-передвижников. В красавице-незнакомке, изысканно одетой и гордо восседающей в открытой дорогой коляске, что на минутку остановилась на Невском против дворца, зрителям чудилась… княгиня Екатерина Юрьевская.
Неизвестная. Художник И. Крамской. 1883 г.
Картина-загадка. Нет, в чертах лица странной красавицы особой схожести с княгиней не замечалось. Но величественная стать, но отстранённо-надменный взгляд тёмных глаз, то ли с поволокой, то ли с затаённой печалью, чуть трагический излом бровей, но чувственные губы и само элегантное одеяние, известное при редких выездах Юрьевской в свет (бархатная шляпка с перьями, отороченное мехом пальто, кожаные перчатки тончайшей работы), но драгоценный браслет – всё выдавало её, любовницу царя!
Да и фотография 1880-го, где она, Светлейшая княгиня Юрьевская, в очень схожем наряде – в элегантной шляпке и пальто-накидке, усеянном атласными бантами, – умильно взирает на четвероного царского любимца, что улёгся у её ног, будто приоткрывает завесу тайны.
Княжна Екатерина Михайловна Долгорукова с любимцами-псами. 1870-е гг.
Искусствовед Ирина Чижова, знаток светского этикета, повествует о другом обнаруженном ей любопытном факте: «…И вдруг в одном журнале мне встретилась репродукция с картины Литовченко с изображением Александра II на манёврах. Рядом с ним сидит его морганатическая супруга, и на ней такой же костюм и шляпка, как на портрете у Крамского».
Историки моды «рассекретили» наряд молодой дамы: «Шляпа „Франциск“, отделанная изящными лёгкими перьями, „шведские“ перчатки, сшитые из тончайшей кожи, пальто „Скобелев“, украшенное собольим мехом и синими атласными лентами, муфта, золотой браслет – всё это модные детали женского костюма 1880-х, претендующие на дорогую элегантность». Однако сделали и несколько парадоксальный вывод: «Кодекс неписаных правил исключал строгое следование моде в высших кругах русского общества», – следовательно, и незнакомка, представшая на полотне Крамского, вряд ли могла принадлежать к высшему свету. И всё же кто она, эта «Русская Джоконда»? Давняя интрига и по сей день не даёт покоя пытливым умам.
Фотопортрет княжны Долгоруковой в доме её немецкой правнучки Клотильды фон Ринтелен в Висбадене.
Ирина Чижова провела своё исследование и нашла убедительнейшие доказательства: изначально «Неизвестная» должна была стать портретом княгини Юрьевской, но после трагедии на Екатерининской набережной Крамской вынужден был отказаться от прежнего замысла, изменив черты лица особы, в одночасье ставшей вдовой и попавшей в немилость к августейшему пасынку Александру III. Ведь картина, начатая ещё в царствование Александра II, завершена спустя два года после его гибели.
И ещё одно «за» в пользу версии Чижовой: в Висбадене, в доме Клотильды фон Ринтелен, немецкой правнучки русской княжны, мне довелось видеть незнаемую прежде фотографию Екатерины Долгоруковой. Старый снимок, украшавший гостиную, зримо напоминал незнакомку с шедевра Ивана Крамского: тот же взгляд, тот же гордый поворот головы и водружённая на ней элегантная шляпка.
При жизни самодержец любил совершать прогулки в открытом экипаже (схожем с тем, что изобразил на полотне художник) вместе со своей Катей. В одном из писем Александру сохранилось её интимное признание: «Я обожаю управлять твоим кабриолетом, прижимаясь вся к твоему красивому телу, которое моё – так бы всего и съела».
Не отказалась от любимой забавы пара и после венчания. Александра II и Светлейшую княгиню придворные могли часто созерцать в Царском Селе, вместе в одной коляске, не ведая о тайной свадьбе императора и поражаясь дерзости и смелости княгини Юрьевской.
Что стыд Марии? что молва?
Что для неё мирские пени,
Когда склоняется в колени
К ней старца гордая глава…
Молодая красавица на полотне Крамского (она одна в экипаже, без сопровождающих – мужа ли, брата либо компаньонки – явно нарушает незыблемый этикет!), вызывающе устремившая свой взор, представлена на фоне тающего в петербургской дымке Аничкова дворца, резиденции Александра III и его молодой супруги. Вызов царице вновь брошен!
На Галерной
Но задолго до взрыва на петербургской набережной «гордой главе» Александра II не давала покоя одна мысль: каким явится будущность для детей, его и Кати? Не будет ли суждена им безрадостная участь бастардов? Посему ещё летом 1874-го монарх издал Указ Правительствующему Сенату: «Малолетним Георгию Александровичу и Ольге Александровне Юрьевским даруем Мы права, присущие дворянству, и возводим в княжеское достоинство с титулом Светлости». Ещё со времён Петра Великого титулом тем удостаивались подданные за особые заслуги перед царём и Отечеством.
Дом на Галерной в Петербурге, где поселилась молодая чета Пушкиных.
В том памятном году княжна Катя Долгорукова поселилась в снятой для неё великолепной квартире на Галерной, где частым гостем бывал сам император. «О, какое удовольствие доставило мне видеть наконец твоё милое жилище в твоём новом доме, – восхищается Александр. – В нём всё мило и уютно, а всего милее милейшая хозяйка». Катенька не медлит с ответом, вторя возлюбленному: «…О, какое удовольствие доставил мне вчера твой визит в мою комнату, почему мы не можем остаться вместе навсегда?»
Исторические параллели. «На Галерной, в доме Брискорн» – адрес первой семейной квартиры поэта в Петербурге. Именно сюда из Царского Села, где прошли счастливые месяцы супружества, в октябре 1831-го поэт привозит свою Натали в дом на Галерной.
Вероятней всего, переехать на Галерную посоветовал Пушкину его шурин Дмитрий Гончаров, временно поселившийся на ней, а затем навестивший сестру и её мужа в Царском Селе. О своих петербургских новостях извещает он дедушку Афанасия Николаевича: «Прибывши сюда благополучно… переехал в Галерную улицу в дом Киреева… Я видел также Александра Сергеевича, между ими царствует большая дружба и согласие; Таша обожает своего мужа, который также её любит; дай Бог, чтоб их блаженство и впредь не нарушалось. Они думают переехать в Петербург в октябре, а между тем ищут квартиры».
Выбор Пушкина остановился на квартире, что сдавала внаём вдова тайного советника госпожа Ольга Константиновна Брискорн. Прежде таких дорогих квартир в Петербурге поэту снимать не доводилось. «Женясь, я думал издерживать втрое против прежнего, вышло вдесятеро», – пенял он на дороговизну петербургской жизни другу Нащокину.
На новой квартире Пушкиным предстояло прожить осень – первую в их совместной жизни, встретить новый 1832 год и весну. Сюда на Галерную из мастерской Александра Брюллова, брата великого Карла, возвращалась с портретных сеансов Натали – художник работал тогда над акварельным портретом красавицы Пушкиной. Супруг жаждал поскорее увидеть творение мастера: «Брюллов пишет ли твой портрет?»
В дом на Галерной доставлялись из Москвы «Милостивой государыне Наталии Николаевне Пушкиной» письма мужа-поэта. Исполненные любовных признаний и беспокойства:
«…Тоска без тебя; к тому же с тех пор, как я тебя оставил, мне всё что-то страшно за тебя. Дома ты не усидишь, поедешь во дворец, и того и гляди, выкинешь на сто пятой ступени комендантской лестницы».
Натали уже носила под сердцем дитя…
Первые месяцы супружеского счастья, или, по Пушкину, покоя и воли. А ведь ещё недавно друзей Пушкина так занимала его будущая свадьба: не погасит ли проза семейной жизни святой огонь поэзии?
Мудрец Василий Жуковский, пристально наблюдая за душевным состоянием женатого Пушкина, нашёл, что его семейная жизнь пошла на пользу и поэзии.
В этом доме Натали и сама дерзнула писать стихи, или, точнее, послать их на отзыв мужу. «Стихов твоих не читаю. Чёрт ли в них; и свои надоели. Пиши мне лучше о себе, о своём здоровьи», – её робкие поэтические опыты Пушкин безжалостно пресёк. Почти как Онегин, резко одёрнувший милую Татьяну. Продолжала ли юная поэтесса втайне заниматься стихотворчеством? Кто может ныне ответить… Однако супружеская жизнь потребовала от неё вскоре иных забот, и дом на Галерной стал для Натали своего рода «школой молодой хозяйки».
И петербургская Галерная, и Царское Село явились неким вневременным перекрёстком для двух влюблённых пар.
Венчание в Царском Селе
Императрица Мария Александровна скончалась в Санкт-Петербурге в мае 1880 года…
Минут недели, и овдовевший супруг-император Александр II предстанет перед алтарём со своей избранницей Екатериной Долгоруковой. Император спешил узаконить их давние отношения, нарушая не только придворный этикет, но и чисто человеческие понятия о трауре – времени скорби и горестных раздумий.
Вот как повествует о том Морис Палеолог: «…Ровно месяц спустя после того, как он (Александр) похоронил императрицу, он неожиданно обнял княжну Долгорукую и сказал спокойно и серьёзно: „Петровский пост кончится в воскресенье, 6-го. Я решил в этот день обвенчаться с тобой перед Богом“».
И как ни умоляли ближайшие друзья императора и его придворные – граф Александр Адлерберг, министр Двора, и оба генерал-адъютанта: Александр Рылеев и Эдуард Баранов, – отсрочить венчание, император ответил отказом. Словно предчувствуя беду, Александр желал обвенчаться как можно скорее, несмотря на увещевания придворных и глухой ропот своих взрослых детей.
Парадный въезд в Царскосельский дворец. Конец XIX – начало XX в.
Свадьба в Царском Селе. Знаменательный тот день – 6 июля – был памятен и в семействе поэта: Александр Александрович Пушкин, его старший сын и любимец, отмечал свой день рождения. А ровно месяцем ранее полковник-гусар Пушкин был на открытии памятника своему великому отцу в Москве.
Памятник поэту, творение скульптора Опекушина, думалось открыть 26 мая (по старому стилю), в день рождения Пушкина. Но за несколько дней до задуманного торжества умерла императрица Мария Александровна, и открытие пушкинского монумента пришлось перенести. Однако траур по почившей государыне очень уж стремительно завершился венчанием вдовца-императора. Как торопил Александр тот заветный для него день! Но кто может ныне сказать, было ли это желание самого Государя или его возлюбленной Кати, лелеявшей мечту стать законной женой?
Все события, и события неоднозначные, судьбоносные, словно затеяли некую игру вперегонки – и смерть несчастной императрицы, и всенародное пушкинское торжество, и тайная свадьба Государя! Безумный тот калейдоскоп будто промелькнул в истории России.
Для обряда венчания предназначен был один из залов Большого Царскосельского дворца. Государь в тот день предстал в голубом гусарском мундире, княжна облачилась в светлое скромное платье. «По длинным коридорам Александр Николаевич и княжна Долгорукая прошли в уединённую комнату без всякой мебели, выходящую окнами во двор, – продолжил Морис Палеолог. – Там уже находились протоиерей, протодьякон и дьячок. В середине комнаты стоял походный алтарь – простой стол, на котором находилось всё необходимое для совершения обряда: крест, Евангелие, две свечи, венцы и обручальные кольца. <…>
Протоиерей трижды повторил торжественные слова венчания, старательно упоминая каждый раз императорский титул супруга. Он исполнял при этом специальное указание царя, сказавшего: „С Екатериной Михайловной венчается не просто Александр Николаевич, но император“. И священник трижды повторил: „Обручается раб Божий, благоверный Государь, с рабой Божьей Екатериной Михайловной“».
После венчания Александр II предложил жене вместе со старшими детьми Георгием и Ольгой прокатиться в коляске по Царскосельскому парку. Похоже, мемуаристу удалось «подслушать» царские речи, что велись в той свадебной поездке: «Обратив к жене свой восторженный взгляд, он (Александр) сказал: „О, как долго я ждал этого дня. Четырнадцать лет. Что за пытка! Я не мог её выносить, у меня всё время было чувство, что сердце не выдержит более этой тяжести“.
Но внезапно его лицо приняло трагическое выражение: „Я боюсь своего счастья, я боюсь, что меня Бог слишком скоро лишит его“.
После минутного молчания он прибавил: „Если бы отец знал тебя, он бы тебя очень полюбил“».
Как важно было Александру одобрение августейшего отца, царя, кого именовали «последним рыцарем Европы»! Но в год, когда Николай I закончил земной путь, будущей его невестке сравнялось всего семь лет…
И другой значимый разговор «расслышал» французский дипломат. Обращаясь к любимцу-сыну, Александр II произнёс: «Гого, дорогой мой, обещай, что ты меня никогда не забудешь». Семилетний мальчик поначалу не понял, о чём просит его отец, но мать пришла на выручку, подсказав сыну нужные слова, и Георгий твёрдо ответил: «Обещаю тебе, папá».
Растроганный до глубины души Государь шепнул жене: «Это настоящий русский, в нём по крайней мере течёт только русская кровь».
Большой Екатерининский дворец в Царском Селе, где венчался Александр II с княжной Долгоруковой. Конец XIX – начало XX в.
На исходе того июльского дня Александр II подписал Указ Правительствующему Сенату: «Вторично вступив в законный брак с княжною Екатериной Михайловной Долгорукой, Мы приказываем присвоить ей имя княгини Юрьевской, с титулом Светлейшей. Мы приказываем присвоить то же имя с тем же титулом присвоить Нашим детям: сыну Нашему Георгию, дочерям Ольге и Екатерине, а также тем, которые могут родиться впоследствии, Мы жалуем их всеми правами, принадлежащими законным детям…»
Выбор исторического титула был неслучаен. Княжеский род Долгоруковых, бравший свои истоки от легендарного Рюрика, происходил от древних черниговских князей. В числе именитых предков княжны был и великий князь Юрий Долгорукий, сын славного Владимира Мономаха. Так что сама царская династия Романовых не могла соперничать древностью происхождения с княжеских родом Долгоруковых. Написание исторической фамилии – иногда она звучит как Долгорукие – разнится так же, как и мнения генеалогов по сему поводу.
По другой версии, фамилия дана в честь бояр Захарьиных-Юрьевых, живших в Москве в XV–XVI веках. Племянник Юрьевской, сын её сестры Марии, Борис фон Берг писал, ссылаясь на материнский рассказ: «Когда стали искать брачные связи между Долгоруковыми и Романовыми, вспомнили, что первый царь из династии Романовых Михаил был женат на княжне Марии Долгоруковой. Кроме того, Михаил был прямым наследником боярина Юрия Захарьина. <…> Отсюда имя Юрьевские».
Этой же версии – фамилия княгине была дана от Юрьевых, древнего прозвища Романовых, – придерживаются и современные исследователи.
В любом случае род Екатерины Долгоруковой прославлен в истории России многими именами: сенаторов, полководцев, публицистов, генерал-губернаторов, поэтов и генеалогов. Княжеский род Долгоруковых, или Долгоруких, Рюриковичей, внесён в «Бархатную книгу». Патриархом обширного рода, в том числе и князей Оболенских, семейные предания именуют князя Михаила Всеволодовича Черниговского. Родоначальник же фамилии – князь Иван Андреевич Оболенский, живший в первой половине XV века и получивший прозвище Долгорукий якобы за свою мстительность.
Среди князей Долгоруких – окольничие и бояре; воеводы в Пелыме, Калуге, Кашире, Твери; стольники царей Фёдора Алексеевича и Петра Алексеевича, цариц Натальи Кирилловны и Прасковьи Фёдоровны…
И, тем не менее, брак Александра II и княгини Юрьевской признавался морганатическим, то есть неравнородным. Ведь супруга монарха не принадлежала ни к одному из владетельных европейских домов.
Прежде ни для кого из приближённых не являлось секретом существование второй, незаконной, семьи императора. Однако поведение монарха не обсуждалось, и на все разговоры о княжне Долгоруковой и её детях было наложено строжайшее табу.
Мария Фёдоровна могла делиться своими опасениями, и вовсе не напрасными, лишь с мужем, великим князем и наследником Александром Александровичем. Но что оба они могли предпринять?! Лишь вздыхать и утешать друг друга.
«Живёт только для меня»
Ничто после венчания, казалось, не могло омрачить счастья Государя. Тотчас он спешит поделиться радостной вестью с сестрой Ольгой Николаевной, королевой Вюртембергской, жившей в немецком Штутгарте: она единственная из семьи поддерживала своего царственного брата: «Княжна Долгорукая, несмотря на свою молодость, предпочла отказаться от всех светских развлечений и удовольствий, имеющих обычно большую привлекательность для девушек её возраста, и посвятила всю свою жизнь любви и заботам обо мне. Она имеет полное право на мою любовь, уважение и благодарность. Не видя буквально никого, кроме своей единственной сестры, и не вмешиваясь ни в какие дела, несмотря на многочисленные происки тех, кто бесчестно пытался пользоваться её именем, она живёт только для меня, занимаясь воспитанием наших детей, которые до сих пор доставляли нам только радость».
Ольга Николаевна отвечала брату, что, вне сомнений, выбор его «мог пасть лишь на достойную по своим сердечным качествам особу». Однако не исключала возможности ссор между княгиней и супружеской четой цесаревича, советуя проявлять деликатность с обеих сторон и «главное – не торопить событий».
И ещё одному человеку была доверена тайна царского венчания – графу Лорис-Меликову. Граф, срочно вызванный в Царское Село, склонив голову, слушал своего Государя: «Я знаю, что ты мне предан. Впредь ты должен быть также предан моей жене и моим детям. Лучше других ты знаешь, что жизнь моя подвергается постоянной опасности. Я могу быть завтра убит. Когда меня больше не будет, не покидай этих столь дорогих для меня лиц. Я надеюсь на тебя, Михаил Тариэлович».
Вряд ли генерал-адъютанту и министру внутренних дел Лорис-Меликову показалась странной просьба императора: угроза жизни Александру II была слишком явной. Но вот чему бы граф несказанно подивился, так это будущему родству с самодержцем! Правда, супружество их внуков, связавшее царственный род с древним армянским, случится много позже.
Вскоре в Петербург вернулся великий князь Александр Александрович, лечившийся на одном из курортов. И тотчас был призван к императору, где и узнал новость о женитьбе августейшего отца, потрясшую наследника. Но к чести великого князя стоит заметить, он достойно принял очень горькую для него весть.
Император посчитал нужным заручиться словом сына-цесаревича, что тот в случае непредвиденных обстоятельств позаботится о мачехе и единокровных сёстрах и брате: «…Ты их не оставишь и будешь их покровителем и лучшим советником».
В сентябре того же года Александром II было составлено завещание и внесено в Государственный банк более трёх миллионов рублей в процентных бумагах на имя Светлейшей княгини Юрьевской и троих детей. Всё то огромное состояние, по мысли императора, должно быть «поровну разделено между Нашими детьми… после их совершеннолетия или при выходе замуж Наших дочерей».
Светлейшая княгиня Екатерина Юрьевская с сыном Георгием и дочерью Ольгой. Фотография. Конец 1870-х гг.
После венчания Александра II его невестка-цесаревна и княгиня Юрьевская словно поменялись ролями. Светлейшая княгиня из любовницы превратилась хоть и в морганатическую, но всё же законную жену императора, а следовательно, в свекровь (!) для Марии Фёдоровны. Вот тут-то для бывшей датской принцессы и начались настоящие страдания, ведь всё, что должно было перейти к ней по праву, – корона государыни, держава и скипетр для наследника, – в одночасье могли стать достоянием её счастливой соперницы. И её сына Георгия.
Великий князь Александр Михайлович живо воссоздал атмосферу, царившую тогда в большой, но отнюдь не дружной, а, напротив, раздираемой неприязнью семье Романовых:
«Голос церемониймейстера… звучал неуверенно.
– Его Величество и Светлейшая княгиня Юрьевская!
Мать моя (великая княгиня Ольга Фёдоровна. – Л.Ч.) смотрела в сторону, а моя будущая тёща, жена наследника престола Мария Фёдоровна, потупилась…
Император быстро вошёл, ведя под руку молодую красивую женщину… Княгиня Юрьевская любезно отвечала на вежливые поклоны великих княгинь и князей и села рядом с императором в кресло покойной императрицы… Мне понравилось выражение её грустного лица и лучистое сияние, идущее от светлых волос. Было ясно, что она волновалась…
Долгая совместная жизнь нисколько не уменьшила их взаимного обожания. В шестьдесят четыре года Александр II держал себя с нею, как восемнадцатилетний мальчик. Он нашёптывал слова одобрения в её маленькое ушко. Он интересовался, нравятся ли ей вина. Он соглашался со всем, что она говорила. Он смотрел на всех нас с дружеской улыбкой, как бы приглашая радоваться его счастью…»
Но безграничное счастье супруга-императора разделяла, увы, лишь его Катя. Августейшие родственники негодовали. Вот великая княгиня Мария Павловна, невестка императора, выказывает своё недовольство гессенскому принцу Александру: «Она (Юрьевская) является на все семейные ужины, официальные или частные, а также присутствует на церковных службах в придворной церкви со всем двором. Мы должны принимать её, а также делать ей визиты. И так, как княгиня весьма невоспитанна, и у неё нет ни такта, ни ума, вы можете себе представить, как всякое наше чувство просто топчется ногами, не щадится ничего».
Когда твои младые лета
Позорит шумная молва,
И ты по приговору света
На честь утратила права…
Нелестные мнения о княгине Юрьевской витали в салонах и гостиных аристократического Петербурга. Но говорили о ней, передавая и скабрёзные сплетни, шёпотом, дабы не навлечь гнев самодержца.
Другая яркая картинка вновь оживает под пером великого князя Александра Михайловича: «Когда Государь вошёл в столовую, где уже собралась вся семья, ведя под руку молодую супругу, все встали, и великие княгини присели в традиционном реверансе, но отводя глаза в сторону… Княгиня Юрьевская элегантно ответила реверансом и села на место императрицы Марии Александровны. По любопытству я внимательно наблюдал за ней… Она была явно очень взволнованна. Часто она поворачивалась и слегка пожимала его руку. Её усилия присоединиться к общему разговору встретили лишь вежливое молчание… Когда мы возвращались домой, моя мать сказала отцу (великому князю Михаилу Николаевичу, младшему сыну Николая I. – Л.Ч.): „Мне неважно, что ты думаешь или делаешь, я никогда не признаю эту наглую авантюристку“».
Мемуарист объективен: бедной «авантюристке» приходилось несладко под колкими взглядами августейших родственников. Но страдала не только она.
