Лариса Райт
Всегда бывает первый раз (сборник)
Урок № 2
Бойкая торговля с веселыми продавцами так воодушевила Натку, что в школьном дворе она расхрабрилась настолько, что позволила себе перекинуться парой фраз с мамами Валеркиных одноклассников. О! Ничего такого. Просто объявила, что на рынке хорошие груши, а Валерка их любит. Ответов она, конечно, не разобрала. Для нее вообще оставалось загадкой, как эти странные испанцы ухитряются понять или просто услышать друг друга, если говорят все одновременно. В правое ухо Натки щебетал тоненький голосочек смешной маленькой женщины, которая постоянно морщила носик-пуговку и трясла туго завитыми мелкими кудрями в такт своей трескотне. В левом басовито гудела полная матрона, цокавшая языком после каждого предложения, отчего становилась похожей на породистую, довольную жизнью лошадь. Породистая, потому что масть темная, а довольная… Недовольных, грустных испанцев вообще сложно отыскать. Подтверждали теорию всеобщего испанского благополучия еще две женщины, стоявшие перед Наткой и бойко говорившие то ли непосредственно с ней, то ли друг с другом, то ли со всем миром одновременно. Они заливисто смеялись и то и дело слегка подталкивали соседку локтями, точно искали у нее подтверждения какой-то своей болтовне. Натка не понимала ни слова, но сосредоточенно и беспрерывно кивала, как болванчик, не забывая при этом широко улыбаться.
Валерка появился как раз в тот момент, когда у нее уже начало сводить скулы, бока от постоянного пихания стали побаливать, а уши буквально глохнуть от ежесекундного «Vale»[6]. Вместе с сыном из школы хлынула река других учеников, которая гудела, бурлила и пенилась криками, песнями и эмоциями, заглушая галдевших родительниц. Натка быстро вырвалась из круга мамаш и окликнула сына. Валерка без труда вынырнул из потока одноклассников и подплыл к матери, удивленно улыбаясь:
– Что ты здесь делаешь?
– В каком смысле? Тебя встречаю. Не рад?
– Рад, конечно. Просто обычно ты сидишь в машине за забором, а тут… – он сделал красноречивый жест в сторону группы женщин.
– Там душно, – попыталась Натка закрыть тему.
– Ясно. И о чем разговаривали? – Валерка не Ниночка. Та сразу понимает, когда надо придержать язык, а этому все нипочем. Мальчишка. Прет напролом.
– Так. О погоде.
– Да? – Валерка хитро вскинул брови и спросил издевательски: – Ну и как сказать, что сегодня хорошая погода?
– Está buen tiempo, – бросила Натка то, что говорил ей один из продавцов на рынке, показывая на небо и солнце.
– Ух ты! – присвистнул сын и взглянул на мать, похоже, с уважением. Но настроение у нее все равно испортилось. В нее не верили и списали со счетов. Она думала, только муж и дочь, оказывается, Валерка тоже. Надо же, еще молоко на губах не обсохло, а уже считает себя умнее матери. И как такое случилось? Когда это началось, что все вдруг стали считать себя умнее, важнее и лучше ее?
Грустные мысли окончательно выбили Натку из колеи, и дома она, вместо того чтобы сесть за учебник, взялась за пылесос. Натка всегда занимала себя физической работой, если хотела отвлечься от неприятностей. За пылесосом последовала плита, а за ней стекла террасы. Где-то между компотом и овощным рагу Натка услышала, как Валерка крикнул, что пойдет на пляж. А на втором окне дверь в холле известила о приходе мужа. Натка стала еще яростнее тереть стекла, настойчиво пытаясь обнаружить на них еще какие-нибудь следы пыли. Наконец пришлось-таки себе признаться: «Ты просто боишься читать второе задание. Ты боишься не справиться. Ты трус».
– Трус, – вслух согласилась Натка.
– Кто трус? – раздался сзади голос мужа.
– Что? А… Да это я, видишь, все тру и тру, как ненормальная.
Муж кивнул и, бросив: «Смотри, не надорвись», сел в кресло, устремив взгляд на морской пейзаж за окном. Лицо его при этом было лишено каких-либо эмоций, но в глазах мелькали задорные искорки неясного происхождения. Натка так и застыла с тряпкой в руках. Потом спросила, не скрывая ехидства:
– Тебе разве не надо работать?
– Работать? – Искорки исчезли, взгляд стал колючим. – Да, конечно. Я тебе мешаю? Извини. Не хотел.
Андрей резко встал и вышел. Где-то далеко тихо скрипнула дверь его кабинета. Но даже от этого едва слышного звука Натка вздрогнула, как от оглушительного хлопка. Она яростно бросила тряпку в таз с водой. По чистым стеклам разлетелись грязные брызги. Наплевать! Наплевать!!! Натка закусила губы, чтобы не разрыдаться, и ушла в спальню. Задернула плотные шторы: «Долой солнце!», натянула на глаза повязку: «К черту реальность!» – и забылась тяжелым, беспокойным сном.
Проснулась она через несколько часов, когда на улице было так же темно, а в доме так же тихо, как в комнате. Спать больше не хотелось, и, словно отвечая на ее вопрос, что делать, голос с едва уловимым акцентом произнес в ее голове: «Кому-то требуется месяц, кому-то и года мало». Неужели она относится ко второй категории? Натка решительно вылезла из-под одеяла и пошла в кабинет. Минут через десять она уже морщила нос и раздумывала над вторым переведенным заданием:
Поздравьте Лусию с днем рождения.
Бред какой-то! Для того чтобы кого-то поздравить, надо иметь знакомого, отмечающего день рождения в ближайшее время. Правда, в Наткином случае желательно хотя бы просто иметь знакомого, а уж с чем человека поздравить, можно найти. Вот хотя бы с хорошей погодой. Чем не повод? Натка вздохнула и взялась за перевод еще нескольких предложений. Через полчаса сосредоточенного труда она уже знала, что должна вручить подарок, написать открытку и рассказать пару анекдотов, чтобы стать душой компании. Все это никак не помогало составить план конкретных действий, а только наводило тоску. «И как мне ее поздравить, Лусию эту? Имя какое-то дурацкое! Лусия! Люся, что ли? Люся… А ведь действительно Люся. Люська!» Натка вскочила, чуть не ударившись головой о полку и не свалив со стола толстый том словаря.
– Люська, Люсечка, Люся! – шепотом кричала она, пританцовывая у ящиков стола и нервно перебирая бумаги в поисках записной книжки. Нашла. Открыла на нужной странице. Взглянула на настольный календарь для контроля и счастливо засмеялась. «Все верно. Двадцать пятое октября. Точнее, уже двадцать шестое, потому как первый час ночи. Но это у нее в Жироне, а у Люськи в Бостоне еще двадцать пятое». Так что Натка ни капельки не опоздала. Она схватила телефонную трубку и набрала номер. Ей казалось, что стук ее сердца перебудит весь дом. Гудок. Еще гудок. И…
– We can't answer your call at the moment…[7] – начал автоответчик гнусавым Люськиным голосом.
Натка, не дослушав, бросила трубку и сердито посмотрела на часы. Ну конечно. В Бостоне сейчас почти пять часов вечера. Станет Люська в это время торчать дома. Наводит, наверное, марафет в каком-нибудь дорогущем салоне, чтобы потом все ее гости, которые соберутся в шикарном кабаке, «отпали и онемели от зависти».
– Если ты так хочешь, чтобы тебе завидовали, как же умудряешься иметь столько друзей? – часто недоумевала Натка, когда в юности на Люськиных именинах гуляли разношерстные компании по тридцать-сорок человек. Возможность была. Старая дача: участок почти в сорок соток. На нем два дома, баня и куча свободного места, чтобы еще и палатки поставить. Там пели Окуджаву, делали детей, с душой чокались за Люську и так же душевно, почти открыто ей завидовали. Она это знала, а потому на Наткино недоумение только фыркала:
– Я не хочу. Так само собой получается.
Само собой у Люськи получалось все: учиться, работать, знакомиться с людьми, выскакивать замуж и разводиться. А еще устраиваться в любом месте так, что вроде и не хочешь завидовать, а все равно не удержишься. В Бостон Люська перебралась из Чикаго, когда вышла замуж в четвертый раз. Конечно, муж был великолепен: умен, симпатичен, щедр («Удавлюсь, но со жмотом не лягу!»). Естественно, она любила его без памяти, как, впрочем, и трех предыдущих. Первому – научному руководителю своей дипломной работы – она помогла написать докторскую и получить место заведующего кафедрой. На этом тот решил закончить свое восхождение по карьерной лестнице и сосредоточил внимание на молоденьких студентках, как когда-то на Люське.
– Засранец! – объявила она и оценила свой ущерб и свободу неверного в сумму шикарной трешки в центре столицы. Профессор расплатился, и уже через полгода на новой площади у Люськи обитал муж под номером два. И снова удачный. Какой-то крупный рекламщик. Тогда этот бизнес только завертелся, возможности были большие, и их номер второй тратил на Люську неограниченно: как расписались, затеял строительство дома, куда и перевез ее через год, с работы снял, в фитнес-клуб записал, на горные лыжи поставил. Это зимой, конечно. А так – осенью Париж, весной Милан, летом моря-океаны, пляжи, курорты. От рекламщика Люська сбежала сама через три года с одним чемоданом.
– Скучно, – объявила она друзьям и родителям, которые чуть пальцем у виска не крутили и готовы были коллективно признать ее умалишенной.
– За такое «скучно», – мрачно констатировал кто-то из компании, – от простого люда можно и по морде схлопотать.
Люська попыталась было объяснить, почему на сей раз не стоило завидовать ее браку:
– Сумочка от Гуччи? Пожалуйста. Сапожки Прадо? Хоть пять пар. Малышке купить десятую шубку? Конечно, надо. А то в остальных ведь ее уже видели. Вдруг кто в тусовке заметит и решит, что он недостаточно крут. Вон его жена, ходит в одном и том же. Ребеночка Люсенька хочет? Конечно, дорогая. Только давай лет эдак через десять. Негоже моей девочке фигурку портить. Тьфу! – смачно плевалась Люська и добавляла в сердцах: – Идиот!
Идиот преследовал ее года полтора: охапки цветов, ювелирка и машина, перевязанная бантом, под окном. Люська подношения игнорировала, а на все увещевания и уговоры отвечала одно:
– Прошла любовь, завяли помидоры.
Муж номер три нарисовался на горизонте как раз тогда, когда рекламщик наконец ослабил свою хватку и Люська смогла себе позволить появиться где-то с новым кавалером, не рискуя здоровьем последнего. Достоинства его она описывала кратко:
– Голландец.
Объяснение это казалось вполне логичным. Люська была специалистом по нидерландскому языку. Причем неплохим, но невостребованным. А тут раз – и прямо в десяточку. И вот уже и Амстердам, и каналы, и тюльпаны, и ощущение собственной значимости.
Когда Люська уезжала, они с Наткой прощались всерьез и надолго. Конечно, никакого железного занавеса уже не было и в помине, только вот возможности у Натки кататься к подруге в гости тоже не находилось. Ниночка – подросток: глаз да глаз нужен. Валерка маленький. Разве оставишь? Да и Андрей привык, чтобы и первое, и второе, и третье, рубашка отутюжена, брюки отпарены. Нет, он бы отпустил, конечно, но Натка сама не стремилась. Зачем ей куда-то одной, без него? Да еще в Амстердам. А вот сейчас она бы к Люське рванула в далекий Бостон. Только не зовет подруга. А в Голландию приглашала. Названивала раз в месяц и укоряла:
– Сидишь сиднем. Света белого не видишь.
– Почему это? – исправно обижалась Натка. – Мы и на море ездим, и на лыжах, между прочим, горных катаемся.
– Тоже мне достижение. По современным меркам, было бы просто неприлично не кататься. А ты бы удивительное что-то сделала, неожиданное. Живешь как отшельник.
– Неправда! Я же работаю!
– Ага. Дом – работа, работа – дом, и ни одного просвета. Серость.
В общем, Натка была серостью, «черным квадратом», а Люська «композицией № 10». И спорить бесполезно. Хотя и работа у Натки была интересная, в хорошей фирме, и дел разных хватало (двое детей все-таки, в отличие от бездетной Люськи), да и выбирались они с Андреем иногда и в кино, и в театр, и на выставки. Но разве подругу переспоришь? Она все о своем:
– Не надумала навестить?
– Да, понимаешь, Люсь, то одно, то другое…
– Ну ясно-ясно.
А однажды:
– Все. Опоздала, подруга. Амстердам устал тебя ждать.
– Больше не приглашаешь?
– А некуда. Со Свенсом мы расстались, и я вот-вот сделаю отсюда ноги.
– Возвращаешься? – обрадовалась Натка.
– Делать мне нечего! – тут же фыркнула Люська. – В Штаты поеду. Мосты наводить от одной фирмочки. Ребята пока некрупные, но в своих кругах известные и деньги обещают хорошие. Так что бедствовать не планирую, а стану ждать тебя где-нибудь в Чикаго или Сиэтле.
– Ну жди. – Натку покоробила Люськина беззаботность. И как это у нее получается? Все легко. Все просто. Третий развод, а как с гуся вода. Все нипочем. Встряхнулась и побежала дальше.
– Ага. Я, как устроюсь, тебе адрес сообщу. Правда, не обещаю, что это будет скоро. Самой-то мне много не надо, но я хочу родителей перевезти. Так что тут нужны комфорт и условия.
– Родителей? Неужели они поедут? А здешняя жизнь? Воспоминания? Друзья? Ваша дача?
– А пенсия в три копейки? Да и друзья их что-то зачастили перебираться на кладбище. В общем, родители уже почти американцы – это вопрос решенный. Да и должен ведь кто-то сидеть с детьми.
– С какими?
– С моими.
Натка закашлялась:
– У тебя есть дети?!
– Нет. Но ведь будут же.
Дети появились через пару лет. Причем сразу полный набор: мальчик – копия Люськи, такой же открытый, улыбчивый и беспрерывно о чем-то щебечущий, и девочка – ксерокс отца (Люськиного четвертого мужа – американца), серьезная, хмурая и молчаливая.
Натка впервые в жизни подругу пожалела. Все-таки уже не девочка, а сразу двое младенцев. У Натки вон большая разница между детьми, и все равно тяжело. А у Люськи тяжесть в двойном размере. Бедняга она!
Бедняга звонила примерно раз в месяц и щебетала что-то о вечных ценностях, безоблачном счастье и вселенской любви ко всему живому. Натка тоже звонила и деловито расспрашивала о грудном вскармливании, режиме, коликах и зубках. А потом звонки прекратились. Нет, не внезапно и не просто так. Не потому, что дружба не выдержала расстояния, и не от того, что они перестали испытывать потребность в общении. Просто с годами и километрами разница в характерах обострилась, а телефон – не лучшее средство для поиска компромиссов. Обидеться по телефону можно. Помириться сложнее. Натка обиделась. И обидела Люську. Хотя подруга тоже была хороша. Однажды позвонила и накинулась с места в карьер:
– Слушай, ну, мои архаровцы в колледж пойдут раньше, чем ты долетишь до Бостона.
Натка бросилась защищаться:
– Ты к нам тоже не спешишь. Ниночка – почти невеста, а Валерка… Ты его видела, когда он еще в коляске лежал, а мы, между прочим, в сентябре уже в школу пойдем.
– Нат, ну что за жизнь, а? Кругом столько всего происходит, а мы с тобой даже встретиться не можем. Столько нового!
– А что нового?
– О! Ты же не знаешь. – Люська понизила голос до полушепота и кокетливо произнесла: – Я снова в поиске.
Натка не сдержалась:
– Люсь, ты дура, что ли? – Ведь и правда, в чужой стране с двумя маленькими детьми и престарелыми родителями!
Люська предпочла колкости не заметить:
– Нет, я умная. Понимаю, что жизнь одна и…
– И что?
– И ее надо жить, а не проживать, – договорила Люська с намеком.
– А я, значит, «проживаю»?
– Ага. Даже, скорее, волочишь существование.
– Я?! Волочу?! – Натка задохнулась от возмущения.
– Конечно. Все серо и буднично. Работа одна, муж один. Скукотища.
– Я… я люблю свою работу.
– Ну-ну!
– Что «ну-ну»?
– Я что-то ничего не услышала про мужа.
Натка молчала всего несколько секунд, а потом отрубила:
– Не звони мне больше!
Люська тоже помолчала, а затем укорила подругу:
– Нат, друзьями не разбрасываются.
Но в той уже бушевала обида, и ей ничего не оставалось делать, как обидеть самой:
– Мужьями тоже!
С того дня прошло шесть лет. Они не звонили друг другу. Натка не звонила, потому что Люська оказалась не так уж не права, а почему не звонила Люська, она не знала. От общих знакомых слышала, что у подруги все хорошо: детки растут, родители здоровы. Работа хорошая, дом большой, жизнь, как обычно, легкая и веселая. «Муж номер пять? Нет, пока ничего не слышно. Двое детей ведь. Сама понимаешь. Но она ищет. Не унывает. И найдет ведь».
– Найдет, – не сомневалась Натка. – И, конечно, он тоже будет и умен, и симпатичен, и щедр. В общем, мечта, а не мужчина.
У Люськи все еще будет. У Люськи все впереди. А вот у нее – у Натки – все, оказывается, в прошлом. Даже сама Люська. А Люська – это не просто Люська. Это еще и дружба. Другой у Натки не было. Знакомые – да. Приятельницы, коллеги по работе, а для души, для тепла… Нет, подобного не случалось больше. Вот как сроднились с Люськой еще первого сентября на празднике первокурсников, так и шли по жизни в обнимку. И зачем только решили разжать объятия?
Натка фыркнула, подобно подруге, и решительно позвонила автоответчику:
– Люсь, это я. Ну… я, в общем. Ты, наверное, празднуешь и все такое. Я бы тоже хотела праздновать с тобой. Люська, я тебя поздравляю. И еще, знаешь, что? Я тебя люблю. Вот.
Натка положила трубку и вытерла зареванные щеки. Без любви еще худо-бедно можно существовать, но без дружбы… Без нее никуда. Вот позвонила и ожила, будто свежего воздуха глотнула, словно на новую ступень взошла. Пусть Андрей катится к черту. Она будет любить Люську.
Эту последнюю мысль Натка додумывала уже в полусне. Она спала, положив голову на стол и смяв в руке листок с заданием. Сон оказался крепким и спокойным: таким, каким и должен быть у абсолютно довольного собой человека.
Натка проснулась через три часа: шея затекла, спину ломит, пальцы онемели. Она заставила себя их разжать и, повертев в руках бумажку, вспомнила: «Лусия. День рождения». Я сделала. Я поздравила. Могу двигаться дальше. Где тут третий урок? Стоп! Я звонила Люське. А при чем здесь испанский?» Натка сникла, выползла из-за стола и поковыляла в спальню. В кровати лежала без сна: ее трясло то ли от холода, то ли от разочарования. Утром выпроводила Валерку в школу и решила первым делом избавиться от дурацких уроков, которые, вместо того чтобы облегчить жизнь, ее только усложняют. На террасе неожиданно столкнулась с мужем. Андрей выглядел практически как обычно: гладко выбрит, волосы тщательно уложены гелем (без него торчат в разные стороны, как у неряхи), фирменные джинсы, красивый белоснежный свитер и ярко-синий с такими же яркими желтыми вкраплениями шарф, небрежно брошенный вокруг шеи. На ногах мокасины. Натка остановила на них взгляд и удивленно изогнула бровь. Все понятно без слов: в обуви и на террасе?
– Я уже ушел и вернулся, – Андрей задумался, подбирая слова.
Натка ждала объяснений, прислонившись к косяку двери. За окнами ритмично пенилось и плескалось море. Солнце щекотало лучами пальмы, песок искрился розовым светом. И Натка подумала о том, что не знает, чему удивляться больше: неожиданной встрече или тому, что в этом райском месте кто-то, а именно она, еще способен предаваться унынию.
– Хорошая погода, – заявил Андрей, словно прочитал ее мысли.
– Наверное, искупаюсь, – поддержала Натка.
– А…У… Какие еще планы?
Это уже выходило за всякие рамки. Муж не интересовался планами Натки, наверное, года три, а уж с тех пор, как на него свалился этот масштабный проект и они поселились в Жироне, Натка и вовсе решила, что он с трудом вспоминает об их с Валеркой существовании. Но сейчас Андрей стоял напротив жены и, хотя сам понимал странность ситуации, ждал ответа. Натка пожала плечами:
– Ничего определенного. Продукты, кухня, Валерка. Знаешь, еще хочу съездить в Фигерас, – и добавила с нажимом: – Давно хочу. Может, как раз сейчас и поеду.
– А Валерка?
«Что это? Беспокойство отца или проявление власти?»
– А что Валерка?
– Ну там школа, уроки.
– Он большой мальчик. Знаешь, ему тринадцать.
– Знаю! – Андрей скрежетнул зубами, и Натка прикусила язык. Поняла, что перегнула палку. В конце концов, муж явился на террасу не просто так. Это очевидно. Надо дать ему возможность сказать.
– Ладно, – пошла она на попятный. – Про Фигерас это я так, к слову. Просто собирались ведь. – Честно говоря, собиралась одна Натка. Андрей там уже был раза три, ездил, когда летал в Жирону еще из Москвы. А Натку так и не свозил, хотя она просилась с самого первого дня, едва только они поселились здесь. Все отнекивался: «Потом как-нибудь». Как-нибудь Натке не хотелось. Она мечтала на полный день и с интересной экскурсией. Уж кто-кто, а Андрей умел рассказывать. То, что он способен удивить и выдать совершенно феерическую историю о жизни и творчестве знаменитого Сальвадора Дали, родившегося в этом городе, сомнений у Натки не вызывало. Уж она-то знала: муж – ходячая энциклопедия искусства. А если добавить к этому подвижный ум, красноречие и искрометный юмор, то получается именно тот коктейль, что заставляет женщину смотреть мужчине в рот и сдавать позиции. Другое дело, что последние годы Натку этим коктейлем Андрей угощать перестал. Угощал ли кого-то другого? Если да, то, скорее всего, клиентки бара надолго не задерживались. Серьезным отношениям нужна подпитка, ими надо дорожить, над ними надо трудиться. А у Андрея «на эту ерунду» времени нет. У него горят проекты, строятся дома и возводятся здания. Ему не до строительства чувств, да еще таких, чтобы поражать кого-то своими знаниями. Он не то что кого-то – жену несколько месяцев обещаниями кормит. Ладно. Это тоже вранье. Ничем он не кормит, отмахивается только.
– Съездим, – услышала Натка уверенный голос мужа и стала ждать продолжения: «Потом. Как-нибудь. Скоро. Не сейчас. Вот закончу новый этап и т. д. и т. п.». Но Андрей молчал. И тогда Натка решилась:
– Когда?
– Вот прям в выходные и съездим. Валерку возьмем. Надо же его образовывать, в конце концов. А то растет тундрой.
– Можно и Валерку, – согласилась Натка, подумав: «Хотя бы не будем молчать всю дорогу». – Значит, договорились, – она посчитала разговор оконченным и двинулась в сторону кабинета, но муж остановил ее:
– Нат! – Она вздрогнула, как от удара, застыла на месте: спина натянута, как струна, колени почти не дрожат. Своего имени в исполнении Андрея Натка не слышала месяца три. Но он шока жены не заметил, продолжив немного смущенно: – У меня к тебе просьба.
«Такая большая, что ты даже посулил мне Фигерас?» – хотела спросить Натка, но сдержалась. Обернулась, молча и выжидающе посмотрела на мужа.
– У меня сегодня вечером два мероприятия, и на обоих надо быть кровь из носа. Но только одно здесь, в Жироне, а второе под Барсой, так что поспеть на оба никак не получится.
– Ты хочешь сказать, что придешь поздно и тебя не ждать? – Натка спросила почти равнодушно, старательно демонстрируя безразличие.
– Я хочу сказать, что на одну из встреч придется пойти тебе. – В глазах Андрея снова, как накануне, замелькали веселые искорки.
«Значит, он решил попросить меня еще вчера. Но вчера получилось то, что получилось, и Андрей передумал. А когда сегодня вышел из дома, понял, что без меня все-таки не обойтись. У него просто нет выхода. Иначе в жизни бы не попросил. У Андрея характер – скала. Что ж, надо воспользоваться моментом. Раз уж ему надо просить, пусть попросит по-настоящему».
– А почему «придется»? Разве мне это надо?
– Нат, это мне надо. Помоги, пожалуйста! – Андрей говорил искренне. Он просил, но не унижался. Именно это чувство собственного достоинства так всегда в нем и нравилось Натке. А сейчас оно ее почему-то раздражало. Мог бы и поклянчить, в конце концов, иначе получается, что он может и обойтись.
Натка вздохнула и спросила с явной неохотой в голосе:
– Ну и что я должна делать? Куда идти?
– Да сущая ерунда! Тебе просто надо поздравить Лусию с днем рождения.
Натка рухнула в кресло, выдавив ошарашенно:
– Кого?
– Лусию. Это жена одного из больших заказчиков. Не появиться – значит обидеть. А если придешь и поздравишь от нас двоих, все будет просто отлично. Я ему позвоню, извинюсь, скажу, что моя жена придет одна.
– А меня приглашали?
Андрей замялся, но решил держать удар:
– Честно говоря, да.
– Что ж, спасибо, что сказал.
– Нат, я просто…
«О! Третий раз по имени за один час. Такое выдержать сложно».
– …я просто думал, ты все равно не пойдешь. Скажешь, что ничего не поймешь, будешь себя чувствовать неуютно…
– Но я действительно ничего не пойму и буду чувствовать себя неуютно.
– Не пойдешь? – Андрей как-то сник и словно уменьшился в размерах. Даже шарф его перестал быть таким ярким.
– Пойду, – ответила Натка. – Мне надо поздравить Лусию с днем рождения.
– Правда? Ну спасибо тебе, – Андрей расплылся в улыбке. Как давно Натка не видела эту его улыбку: широкую, во все тридцать два зуба, и бесхитростную. – Нет, ты правда пойдешь? Это же просто фантастика.
Что было делать Натке? Только подумать о том, что все происходящее действительно напоминает фантастику, или чудо, или волшебство. Ну не могла же, в самом деле, эта испанка предвидеть! Или могла? Надо узнать у Паолы. Возможно, она ясновидящая? Нет-нет, только не это. За ясновидящими придется поверить в леших, домовых и барабашек. В общем, во всю ту чушь, которую Натка в своей жизни старательно избегала. «Совпадение, – сказала себе Натка, – обычное совпадение». Единственное, с чем она согласилась без колебаний, так это с тем, что совпадение оказалось на редкость удачным.
Андрею пришлось задержаться дома еще на час. Именно столько времени понадобилось Натке, чтобы узнать все, что мужу было известно о хозяйке дома, понять, как добраться по нужному адресу, и получить одобрение выбранного наряда. В конце концов, сегодня она – лицо Андрея, и он просто обязан знать, как это его лицо будет выглядеть. Наконец все было согласовано: Натка немного успокоилась, а муж стрелой ринулся к выходу.
– А подарок? – охнула она.
– Какой подарок? – муж посмотрел на нее с выражением: «За что мне все это?!»
«Это мне за что?» – мысленно огрызнулась Натка и ответила:
– Лусии. Чем поздравлять-то?
– А. Да не бери в голову. Купи цветочков, бутылку вина, и порядок.
– Андрюш, а она жена важного заказчика?
– Очень! – крикнул муж уже из холла.
– Тогда цветочками не отделаться, – тоже повысила голос Натка. Она стояла у зеркала в гардеробной и разглядывала свое отражение: стройная, еще не старая женщина с потухшим лицом и глазами побитой собаки. А вот платье красивое: шелковое, цветное, радостное – замысловатый узор и загадка. В общем, платье отдельно, женщина отдельно. Так бывает. Ничего. К вечеру она наведет марафет, соорудит прическу, нацепит очки, и их дуэт будет смотреться более органично. Натка прислушалась. Муж чем-то шуршал в коридоре. Видимо, как обычно, пытался уместить в футляр целую груду чертежей. Наконец он откликнулся:
– Ну придумай что-нибудь сама. Ты же у меня умница.
«У тебя? Час от часу не легче. С чего такие нежности? С того, что я отправляюсь поздравлять Лусию с днем рождения? Я вроде просила только помочь мне с испанским, а не наладить семейную жизнь. Это что – дополнительный бонус за прилежание?»
Муж ушел, а Натка, даже не сняв платья, бросилась к компьютеру, за которым два часа зубрила поздравительные тексты, добрые пожелания и еще какие-то вежливые фразы, которые было бы неплохо ввернуть во время разговора: «Какой у вас интересный дом. Какой прекрасный сад. Рада познакомиться. Приходите к нам. Спасибо за приглашение». Да, и еще надо запомнить всю ту ерунду, о которой обычно треплются женщины: «Моему сыну тринадцать. Дочь уже взрослая. Она изучает дизайн в Барселоне».
– En Barcelona, en Barcelona, – все еще твердила Натка, когда при полном параде выруливала из гаража. Нажимать на педали в новых босоножках на высоких каблуках оказалось очень удобно, и от этого она почему-то почувствовала себя гораздо увереннее. Сейчас еще купит какой-нибудь сногсшибательный подарок и с ним вместе так поздравит эту Лусию с днем рождения, что с чистой совестью поставит себе «пять с плюсом» за выполнение второго задания.
Вернувшись домой, Натка, забыв о нерушимом правиле, которое сама же установила, процокала на каблуках мимо гардеробной и подошла к большому (от пола до потолка) зеркалу в гостиной.
– Шикарная женщина, – похвалила она себя. – А главное, умная. – Натка вытащила из сумочки мобильный и укорила трубку: – Мог бы, между прочим, позвонить и поинтересоваться, как прошло. Для тебя же старалась.
В унисон ее мыслям зазвонил городской телефон. Натка бросилась отвечать, едва не запутавшись в платье. По ее лицу расплылась глупая улыбка: «Домой звонит. Проверяет, пришла или нет. Может, еще не все потеряно».
– А я уже дома, – сообщила она трубке довольным тоном.
– И где ты была? – игриво захихикала та женским голосом.
– Кто это? – Натке стало не по себе.
– И она еще спрашивает! Я! Кто же еще?! – И трубка сменила хихиканье на заливистый смех.
Засмеялась и Натка. Да что там засмеялась, зашлась счастливым хохотом, завопила что есть мочи, совершенно забыв о мирно спящем в детской Валерке:
– Лю-у-уська!
– Другое дело! А я уж решила, что ты стерла мой голосок из недр своей памяти.
Натка смеялась не переставая. Это была Люська! Люська со своей манерой витиевато выражаться. Люська со своей вечной самовлюбленностью. Люська со своим задором и оптимизмом, почти забытым Наткой и таким необходимым ей именно сейчас.
– Лю-у-уська, – снова промычала она в телефон. Только радостный крик теперь сменился протяжным слезливым вытьем.
– Э-э-э! – запротестовала трубка. – Ты чего там? Мы так не договаривались! Никаких ручьев! И думать забудь! Я больше плакать не собираюсь.
– А ты плакала? – Натка шмыгнула носом.
– И она еще спрашивает! – Наверняка Люська всплеснула руками и закатила глаза. – Рыдала. Вот как прослушала твое сообщение, так и ревела белугой битый час, пока Пол в ситуации не разобрался и номер твой с автоответчика мне не выдал. Кстати, а что за код такой – 34? Ты где обитаешь?
– В Испании. А кто такой Пол?
– В Испании? Каким ветром? Нет, правда в Испании? Отдыхаешь, что ли?
– Нет. Андрей тут работает. Так кто такой Пол?
– Андрюха нашел что построить в стране Дон Кихота? Надеюсь, это не мельницы? Слушай, а ты что там делаешь?
– Я? – Натка растерялась, но тут же перешла в наступление: – Ты не сказала, кто такой Пол.
– Чудачка ты, Натка. Ну, если не сказала, так и говорить, значит, нечего.
– А я думала, муж номер пять.
– Не-е-ет, – Люська довольно загоготала. – С меня хватит. Ты была права. Мучиться с одним куда надежнее, чем порхать с ветки на ветку.
– Ты так думаешь?
– Да. А ты разве нет?
– Да я теперь и не знаю.
– Так… Давай-ка, подруга, как в известном фильме, «коротко и внятно».
– Коротко, наверное, не получится, – вяло протянула Натка. Портить настроение не хотелось ни себе, ни подруге. Тем более у нее день рождения.
– Правильно! – горячо поддержала Люська. – Вкратце о таком не расскажешь. Надо встретиться, распить не спеша бутылочку красненького, язычок развяжется, слезка прольется, носик похлюпает, и жизнь наладится.
