bannerbannerbanner
полная версияЗаписки краеведа Кердика, естествоиспытателя Фантазии

Lars Gert
Записки краеведа Кердика, естествоиспытателя Фантазии

Полная версия

– На самом деле их гораздо больше, – задумчиво произнёс мастер Кроекер. – Не стоит забывать, что на другом полушарии нашей Фантазии, в кронствах Кронхейм, Фаннихольм, Эльфхейм и Гномгард жили и творили такие величайшие деятели своей эпохи, как люди Тиль Мергенталер, Вернер Романтик, Роган Мастерок; эльфы Эльданхёрд, Лунная Радуга, Мейленггр, Рилиас; гномы Олвин, Нейн, Зайн, Юнни, Ларуал, Сигрун Победитель, Махенна и многие другие.

– Мастер Кроекер расскажет тебе о них подробнее, коли пожелаешь, – усмехнулся Хунард, видя, с какой учёной жадностью я впитываю на слух каждое имя. – Он мастер в таких делах, и нет рассказчика лучше него.

– В другой раз, – уклонился Гудлейфр. – Но это случится обязательно и скоро, в хорошей компании и за поеданием различных вкусностей.

Хозяин таверны сдержал своё слово, и однажды я записал все пересказанные мной предания в свой записной свиток. Пожалуй, единственное, что меня смущало в этих сказах и былинах – это то, что все их персонажи побеждали зло силой физической (что чаще всего) либо силой магической – будто по-другому конфликт решить нельзя. Похоже, что в древние времена ничего не слышали про дипломатию – а зря, ибо не каждый мужчина – воин и защитник отчизны; увы, не всем написана судьба держать в руке тяжёлый меч… Вот, например, я: даже в свои двадцать я не смог бы назвать себя воином, хотя в мыслях я был солидарен в помощи, заботе и охране своего края. С другой стороны, было приятно лицезреть, что и в современной молодёжи, держащейся дружной семьёй, ещё имеется некоторая крепость, доблесть старины. Взять ту же Беренику, служанку Гудлейфра – сколько в ней силы, удали, хватки, сколько жизненной энергии! Она на раз положила меня в состязании по армрестлингу – ручаюсь, что даже если бы мне было столько же вёсен, сколько прожила она (а годков ей было восемнадцать), то и тогда я не одолел бы её.

– А остались ли ещё в нашей Фантазии герои, подобные Годомиру? – спросил я и затаил дыхание в ожидании скорого ответа.

– Несомненно, – молвил Гудлейфр и многозначительно кивнул на Хунарда. – Просто некоторые из них не могут (или не хотят) принять свою судьбу.

Утомлённый длительною беседою, я пожелал всем доброй ночи, и поднялся в свой номер, дабы предаться цветным картинкам – а то и целому видеоряду, который называется «сон». И в одном из диафильмов моего фантастического калейдоскопа мне явились Вернер и Эрика – пара влюблённых, о которых рассказывал мне трактирщик. Эта счастливая двоица, направляясь на Край Света, в рай, летала над морями и лесами, иногда погружаясь в глубины первых и густые кроны других, попутно расследуя что-то опасное и серьёзное; в это время они превращались в каких-то неведомых птиц или зверей, и в течение всего их бесконечного полёта играла красивая, завораживающая, успокаивающая музыка, пробуждающая в душе что-то светлое, доброе и хорошее.

Вскоре мне улыбнулась удача: наконец-то погода переменилась, и лютые морозы ушли далеко на восток – в сторону Хлади, Сиберии и Нордландии. Это означало только одно: мне пора возвращаться назад, пора в обратный путь. Конечно же, я не оставил своих замыслов по полному и тщательному анализу Фантазии; однако я весьма посредственно подготовился к этому мероприятию, и если меня так потрепало в родных краях – что же будет со мною в землях инородных?

Распрощавшись с мастером Кроекером и всеми прочими, я запряг своего осла, а у самого в душе скребли кошки оттого, что я нигде не нашёл Хунарда.

Будучи уже в пути, я услышал протяжный вой. Разумеется, я испугался, ибо не мне, седовласому и малость хворому старику, тягаться с лютоволками Севера. Однако, едва завидев белого волка, который ждал меня на вершине холма, я испытал неописуемое облегчение: Хунард снова явился пред мои очи.

Когда я на осле добрался до холма, там уже сидел мой викинг и пронзал глазами небесное пространство. Он смотрел на звёзды и о чём-то размышлял.

– Мне бы не хотелось, чтобы мнение твоё было превратным относительно меня, – начал Хунард Лютоволк, не прекращая наблюдать за холодным мерцанием столь далёких от нас объектов космоса. – Моему дурному обращению с женщинами есть объяснение.

– Ты не обязан передо мной отчитываться, – поспешил успокоить его я, Кердик-путник, Кердик-странник, Кердик-бродяга.

Но Хунард оказался непреклонен:

– Происхожу я из хладичей – оттого и мой акцент. Мое життя же таково: имел я жену, любил её весьма. Но случилось так, что недруги обложили весь мой дом – ни выйти, ни зайти. Я бился до последнего – до тех пор, пока у меня не порвалась тетива на луке. Тогда я воззвал к супруге своей, дабы она отдала мне свой волос – чтобы я смог натянуть лук и сыпать во врагов своих стрелы. Но женщина моя предала меня, и не сделала ничего, чтобы помочь нам обоим. Мне не ведом страх, хотя на дом мой напала целая рать. В конечном итоге меня повалили на землю – но и тогда суженая не сделала навстречу ни шага, хотя владела и мечом, и топором. Предательница стала женой ярла, завистника моего, который приказал поджечь мой дом и стереть его с лица земли. Меня же, избив всей дружиной, обессиленного бросили в канаву, сочтя мёртвым. Ворон чёрный, кружа надо мною, смилостивился, сжалился и не выклевал мне глаза, не распотрошил до конца и без того бередящие раны. Наоборот, этот неправильный вран, сорвав одно из растений, что собирает в свой цветок влагу, полил меня живительной росой. Тогда восстал я заново, и как переродился. И последовал я за враном в Тронн, ведь символ он страны той братской – хоть и вражда средь нордов извечно, постоянно. И с той поры минуло уж десять лет, и вот он я, перед тобой.

Хунард умолк, и горечь на сомкнутых устах его. А я давался диву его выносливости, его стойкости, его храбрости, его смелости, его отваге, его доблести, его силе, его бодрости духа. Здесь и сейчас передо мною реинкарнация Рагнара Лодброка – настоящего викинга, настоящего берсерка, настоящего хёвдинга

2. ПРИЗРАЧНЫЙ ГОСПОДИН

По возвращении в Абфинстермаусс я обнаружил, что дом мой не разграблен, но в целости и сохранности. Обрадовавшись сему весьма, я решил несколько дней побыть здесь, а после двинуться в очередное путешествие. И всё ничего, если бы не…

Случилось так, что прежний кронинг помер, и вместо него воцарился иной. Возвеличившись на своём троне, спустя некоторое время призвал меня сей новый князь пред свои очи, и изрёк:

– Вот, ходят о тебе некоторые слухи…

– Какие же, о владыка нордов?

– Говорят, умеешь ты вести торговлю; что честен ты с людьми и с товаром аккуратен. Потому я заочно проникся к тебе доверием, и желаю, дабы торговал ты не только во владениях моих, но так же и в других частях света. Будешь странствующим торговцем, а ещё – моими глазами и ушами; послом и представителем моим.

Предложение было на редкость заманчивым: странствующий торговец – то бишь, негоциант – имеет некоторые привилегии перед Гильдией торговцев: он сравнительно самостоятелен, его направляет рука кронинга и его благословение, волеизъявление, но самое главное – мне не нужно будет утруждаться платить ежемесячный взнос профсоюзу, то есть, этой самой гильдии. Вот только с чего кронинг взял, что я имею навыки по купле-продаже? Всю жизнь я был учёной крысой, корпевшей над всякими листками, тетрадками, фолиантами и прочая. С другой стороны, согласно международному праву Фантазии, убить негоцианта есть грубейшее нарушение всех сводов законов, кодексов и конституций. Это обстоятельство практически развязывало мне руки и позволяло беспрепятственно пересекать границы кронств, княжеств, вульготонов, падишахств, бекбайств и прочих суверенитетов.

«Одно другому не мешает, – подумал я, – буду торговать, а заодно – легенды собирать».

После моего согласия мне, Кердику-негоцианту, Кердику-искателю выделили нечто среднее между каретой и повозкой, запряжённой двумя лошадьми, и кучера в придачу.

Мой путь лежал на юг, в богатое каменным и бурым углём кронство Стерландия – именно здесь пролегали земли древнего Эльдерланда; сюда я вёз вечнолёд, рыбу и туши хряковепрей. До столицы, славного города Ввумна я добрался сравнительно быстро – благо, до неё от Абфинстермаусса гораздо ближе, чем до Старой Глухомани или Хольмгарда.

По особым приметам на одежде, всевозможным знакам отличия стража пропустила меня сквозь врата немедля, и вот я уже по другую их сторону и вижу возвышавшееся над всеми здание ратуши, на которой пасмурного цвета щит с двумя стерхами и веточкой под ними – герб города.

Мне повезло: именно сегодня ярмарка. Мне хорошо заплатили, и теперь я везу звонкую монету (и не одну). Всё же я решил остановиться в гостинице, ибо, судя по карте, до Троеградия3 мне в ближайшее время не добраться: по весне, в разгар апреля всё размыло, и в какую бы сторону я не направился – будь то Талая низменность или Остаточные озёра – я буду как минимум по колено в мокром снегу и растаявшем льду, а как максимум – увязну точно и надолго, ибо сии края преисполнены труднопроходимых болот. А добраться мне было просто необходимо: именно там находится прародина корневики – царицы ягод лесных, болотных, полевых. Стоит лишь надкусить эту ягоду, как она, будто несколько вёдер черники, дарует ясность глазам; словно малина, ароматна и нежна она, и более никакой хвори, связанной с недостатком различных витаминов и микроэлементов. Нечто среднее между клубникой и земляникой, корневика имеет свойство очень долго не портиться даже без ящика с вечным льдом – такова её удивительная природа. Корневика – и сердце, и печень всей северной Стерландии; говорю это не понаслышке, но как человек, не раз пробовавший на вкус это чудо природы.

 

Не успел я возлечь на своё ложе, как меня посетил фантом – призрак некоего господина много старше меня самого. Разодетое, как заправский владетельный князь, это привидение является ко мне уже не в первый раз: после ярмарки я был принят во дворце, а после удостоился чести вздремнуть в тамошних свободных покоях.

Видение издавало топот, но при этом не касалось пола; оно бормотало, сопело, кряхтело, держась за поясницу. Оно охало, стонало и стенало; даже, прости Г-споди, булькало. Оно ходило, как неприкаянное, из стороны в сторону, и отчаянно чихало – может, аллергия, а может, оно чем-то болело (хотя вряд ли призраки чем-то больны – больны скорее люди, которые якобы их видят). И раз подобное видится мне не единожды – выходит, весенняя слякоть, весенняя же оттепель, сырость дорог и капель за окнами сделали своё дело, и меня сразил недуг в виде простуды, а в качестве побочного эффекта – слуховые и зрительные галлюцинации.

Желтоватого оттенка жиденькая бородка, неухоженные усы и грязные длинные волосы, неприятное амбре из-под семенящих туда-сюда ног – зрелище неприглядное. И всё же в этом жалком, забитом, иссохшем тельце можно было обнаружить признаки былого величия и благородства – несомненно, то был какой-нибудь стерландский рыцарь (а то и целый граф). Рыцарь – потому что бряцал давно заржавевшим оружием и громыхал не менее проржавевшими доспехами; граф – потому что я, прожив предостаточно, легко могу отличить дворян от мещан, сеньора от тобариччи4, дона от крестьянина, помещика от быдла5.

В этот раз призрачный господин попытался вступить со мной в контакт (тогда как в первый раз он ограничился лишь собственно своим присутствием).

– Вы всё мечетесь, мечетесь что-то, дедушка… – Немного раздражённо выдохнул я, зевая. – Я в толк взять не могу, что вам от меня надобно.

Но рыцарь уже снял с себя доспехи (причём, без посторонней помощи) и, оставшись в ночном спальном наряде, улёгся, точно преданный пёс, прямо возле моей кровати. Этого я никак не ожидал – к тому же, этот тип, вдобавок ко всему, начал яростно храпеть – да так, что мне заложило уши.

Я попытался растормошить деда, но всё без толку – а он, в свою очередь, начал пускать изо рта какие-то дымовые кольца, будто до этого он затягивался курительной трубкой!

– Что вы, в самом деле… Для отдыха и сна имеется кровать! Будто вы не знаете…

Никакой реакции.

Я спросонок тёр глаза, не разумея, что всё это происходит наяву.

«Ну и лежите так дальше, – буркнул я про себя с превеликим недовольством, – а мне надоело с вами возиться; я умываю руки и отхожу ко сну».

Можно сказать, что по окончанию ненастных деньков я стрелой помчался из Ввумны прочь – нет, сам по себе город достославен и хорош, но призрачный господин, похоже, найдёт меня там, окажись я хоть в каком из домов стерландской столицы.

Я проехал Икке, Лейфар, Лаглендир, Лоханну, Скъейр, останавливаясь в маршах лишь для того, чтобы собрать плоды ягодной кронинхен, корневики. Останавливаться на ночлег я побаивался: вдруг призрачный господин и доныне преследует меня?

Позади уже испещрённая сизым корнем Стерландская пустошь, позади Простор; уже вдали изобилующая говорящими растениями, живыми трюфелями, лисичками и следами папонтов Лужайка магов – а я всё время двигаюсь на юг, постепенно приближаясь к городу Риврайн, что стоит на одноимённой реке, а река эта (немного заболоченные берега которой поросли моховиками, маморотниками и карликовыми осинами), впадает в гигантский залив – тектоническую пробоину, именуемую людьми не иначе, как Вратами смерти, и являющуюся своеобразным водоразделом между Западом и Срединными землями Фантазии.

Попутно я как естествоиспытатель исследую землю, по которой еду: так, по многократным пробам почв я определил, что дерново-подзолистые смешанных хвойно-лиственных лесов постепенно сменились бурыми лесными широколиственных влажных океанических лесов; выйдя же к долине Риврайна, я констатировал наличие уже черноземовидных почв, характерных для прерий. В целом, я сделал вывод, что бонитет почв в Стерландии несравненно выше, нежели в Тронне – более чем в два раза; эта земля гораздо более плодородная – ещё бы, ведь большая часть территории моего родного кронства покрыта ледяными дюнами.

По забору воды я выяснил, что виденные мною ранее ручьи относятся, в основном, к бассейну Студёного океана или же к внутреннему стоку. Да, я это определяю уже на глаз, поскольку опыт у меня немалый – не всегда я сидел сиднем в своей научной обсерватории; бывало, что по молодости брал инициативу в свои руки и изучал родной край – оттого я и краевед, в конце концов.

Возможно, меня спросят, что же я привезу своему кронингу? Раз покупаю, продаю да перепродаю. На это я отвечу так: кронинг заповедал, наказал мне привезти ему то, не зная, что – то, чего ещё нет в его громадном и тяжёлом сундуке.

Сейчас, глядя сверху вниз на открывшееся моему взору пространство, и увидев стяги, вымпелы, штандарты с изображением замка на волнах, я довольно потёр руки: вот и Риврайн! Туда стремлюсь я нынче.

Успешно обменяв корневику на клетки с пугливыми, пушистыми кроллами, я опять отдал себя на произвол сновидений – в местной гостинице. И как же я мог забыть о том, что призрачный господин всё это время неотступно следовал за мной?

Он явился мне этой ночью, но поведение его изменилось: никаких хныканий и старческих причитаний. Теперь тактика должным образом не упокоенного рыцаря свелась к тому, что он обратился ко мне напрямую.

Теперь я знал, кто конкретно передо мной – заговоривший со мною призрак таки назвал мне своё имя: Виль д'Э, барон де Риврайн.

– Волею обстоятельств тот замок более не принадлежит мне, но я снова и снова возвращаюсь туда, в те края, поглазеть издалека – ибо именно там прошло моё детство, счастливое детство. – Пояснил призрачный господин, делая жест в сторону города. – Я расспрашиваю жителей, многое ли изменилось с тех пор, хотя они сами уже мало что помнят и с удивлением смотрят на меня – ведь прошло слишком много времени.

Я мысленно дал себе по лбу: как мы схожи! Ведь не далее, как полгода назад я сам блуждал среди луж, вспоминая, что они когда-то были частью одного большого озера. Единственное различие заключалось в том, что я был моложе Виля д'Э и реальнее его.

– Почему же ты не обретёшь покой? Зачем мучил меня своей фантомностью? Почему просто не живёшь вблизи родных мест (даже если замок тобой утерян)?

– Потому что мне никто не верит; все считают меня выжившим из ума стариком. А пристал я к тебе лишь потому, что скучно мне невыносимо: ровно сто годков я раскачиваюсь из стороны в сторону в этих железяках, и некому замолвить обо мне словечко. Может, на мне заклятье какое – я не знаю; последнее, что я помню – это то, что я просто однажды не умер

Из этого я сделал вывод, что по достижению подобающего возраста Виль д'Э, скорее всего, попытался поступить так, как велит суровый обычай нордов, но отчего-то Великая Эссенция6 не забрала его ни в преисподнюю, что в ядре земном, ни на райское облачко, что в сини небесной.

Общаясь с Вилем д'Э, я как лингвист поражался схожести диалектов одного языка: и спустя века лингва норск (то есть, нордика) не распался на полноценные языки, всё также делясь на говоры и наречия.

В отличие от нас, троннаров-эзотериков, Виль д'Э (впрочем, как и многие другие стерландцы) исповедовал элементализм – культ четырёх начал – огня, воды, земли и воздуха.

Приняв то обстоятельство, что путешествие моё более не терпит отлагательств, призрачный господин с теплом поблагодарил меня за содержательную беседу и напоследок сказал так:

– Ступай с миром; впредь не потревожу. Мне было весьма приятно находиться в твоём обществе! Увы, я ещё не скоро обрету покой…

Уходя, я искренне надеялся, что Виль д'Э не обманул меня, и больше я с фантомом не столкнусь. Не то, чтобы я его побаивался… Но я счёл за лучшее, чтобы призрачный господин пребывал среди собственных дум, и возле родных мест, а не пугал стерландцев своим внезапным появлением.

Распрощавшись с привидением владетельного князя, я из долины Риврайна через Простор постепенно вышел к Мёртвым низинам, попутно посетив Зэйден, Остенд, Ввистн и Хэдир – о да, я уже на Зэйдских равнинах, в кронстве Тезориания – самом южном из кронств нордов; в глубокой древности на большей части этой территории располагалось царство Вампирия.

Передо мной стоял непростой выбор: продолжать двигаться на запад, к устью большой, полноводной реки Величка – или же переждать последний весенний катаклизм и направиться на север, в вольный город Бравис, что в великом, суверенном, независимом герцогстве Бронтус (фактически являющемся миниатюрным прибрежным анклавом между Тезорианией и Стерландией).

«Если пойду в Бравис и проведу там несколько дней для саморазвития – этого будет вполне достаточно для того, чтобы правый берег Велички достаточно подсох от паводка, которому предшествовали обильные осадки, – рассуждал я, восседая в своей крытой арбе, – согласно моему жизненному опыту, в ближайшее время ливней не предвидится – ну, а до Брависа рукой подать».

Вольный город встретил меня вполне приветливо – хотя в целом о герцогстве Бронтус некоторые летописцы высказывались не столь однозначно:

«Миниатюрное герцогство нордов. Граничит на юге с Тезорианией, на востоке со Стерландией. Внешне государство проводит преимущественно нейтральную политику – ему якобы нет особого дела до распрей и войн; на самом же деле Бронтус всегда и во всём ищет выгоду. Послы государства всячески подстрекают, стравливают ведущие державы друг с другом, при этом утверждая, что «просто раздают советы»; делают это очень незаметно. А всё для того, чтобы обеспечить собственную безопасность – если крупные страны будут воевать где-то вдалеке (вообще как можно дальше), Бронтуса не будут касаться все те проблемы. Сама по себе армия государства слаба и малочисленна, но у дипломатии (помимо вышеуказанных послов) хорошо подвешен язык, и всегда происходит так, что Бронтус выходит чистым из воды…».

Смекалка меня не подвела: двух-трёх дней мне вполне хватило, и вскоре моя повозка благополучно пересекла мост через Величку, немного погодя выйдя к Безымянной впадине Болотистой низменности. Я доволен своей поездкой, а в руке моей – горсть аллювиальной почвы, характерной для речных долин, маршей и мангров.

Впереди уже маячили огни крупного морского порта Яргарда – столицы кронства Ярхейм. Я направился было туда, но попасть туда сегодня, мне, похоже, не судьба: неожиданно, внезапно на меня напали разбойники с большой дороги! Вероломно, жестоко и сурово они обезоружили меня и отняли весь скарб; вероломно – ибо я до последнего надеялся, что это просто таможня (одеты бандиты были соответствующе).

Один из них (наверняка главарь, вожак) подошёл ко мне вплотную, и, не снимая капюшона, бросил следующее:

– Я передумал; захорони меня в одном из замков владений Бург.

Что я пережил! Что прочувствовал! Меня словно облили ведром ледяной воды!

Человек, смеясь, снял капюшон: это был Виль д'Э! Собственной персоной – только несколько преобразившийся, изрядно помолодевший.

– Что тебе нужно? – Вскричал я, топнув ногой от досады и негодования. – Предатель и подлец!

 

Всё так же странно смеясь («ха, ха, ха», будто робот, будто машина), призрачный господин снизошёл до следующей фразы:

– Не знаешь ты значения слову «подлец» (а ещё учёный, образованный, убелённый сединами «краевед»). Подлец – это тот, кто лезет к деве в подол.

– Спешу тебя расстроить, разочаровать, – заметил я, придерживаясь того же ехидно-язвительного тона, что и мой оппонент, – но подлец – это тот, кто поступает подло! Ты вполне отвечаешь сему определению…

– Ъ, а в моё время считалось иначе… – Задумался грабитель. – Ну да ладно. У меня есть к тебе дело, имеется разговор.

Я поморщился: да, есть у нас, нордов особенность говорить в одном предложении одну и ту же фразу, но разными словами. Судя по всему, лет сто назад это было доведено до крайности (тогда, как сейчас всё несколько иначе).

– Я не веду никаких дел с преступниками, – гордо отрезал я, – мне слишком низко.

– Низко?! – Взбеленился призрачный господин (который и сейчас выглядел так, словно на туман напялили одежду). – Да как же ты смеешь, смерд? Я выше тебя по статусу, положению и происхождению!

– Может быть, – устало ответствовал я, – но хоть пытай, а с человеком, растерявшим всякий стыд, совесть, достоинство и честь…

– Довольно! – перебил меня Виль д'Э, – даю слово дворянина, слово рыцаря и мужа: сыщешь мне эльфа – и мы в расчёте! Верну всё твоё добро в целости и сохранности.

– Где же мне его сыскать? – спросил я у самого себя.

Похоже, что мои мысли вслух падший владетельный князь принял на свой счёт:

– Когда-то они были повсюду – на всей площади Северных кронств; ныне же прячутся в густых, дремучих лесах заповедников Фантазии, а также в резервациях. Поэтому я в качестве подсказки и упомянул о замках владений Бург – там зиждется Могучая дубрава.

– Отчего ты сам не займёшься этим? Ты и твои люди…

Но призрачный господин не слышал меня; зацикленный на своих раздумьях, он повторял вслух одно и то же, бормоча это:

– Где эльф? Высокий такой, и худой; наглый… Найдёшь его – будет тебе награда, а нет – пеняй на себя, ибо ты и сам забрёл в наши земли без спроса, прячась тёмной ночью в кустах, как трус.

Это он намекал на то, что я с лопаткой производил анализ почв? Я пришёл к выводу, что от фантома мне уже не отделаться без посторонней помощи.

– Один я не справлюсь, – пошёл я на хитрость, – кучер не в счёт. Дай мне людей.

– В качестве наёмников лучше всего использовать гномов, – высказался кто-то из окружения призрачного господина, – они сильны, отважны и выносливы.

– Гномов?! – Зашёлся в ухмылке предводитель разбойничьей банды. – Эти карлики боятся дневного света! Чем трепаться попусту, лучше везите кердиково добро в наше логово!

Уже при слове «наёмников» я краем уха расслышал некий гул, непонятно откуда доносящийся; при слове же «карлики» и вовсе произошло невероятное: разверзлись вдруг хляби земные, и из прорытого неведомыми кротами хода под бледные лучи ночного светила вынырнули несколько низкорослых, коренастых мужланов – преисполненных трёхдневной щетины на ланитах, длинных бород до пояса и рук, до локтей разукрашенных татуировками. На этих бравых увальнях были внушительных размеров сапожищи, а ещё от них несло весьма пренеприятным запахом.

Я похолодел: меня убьют или приспешники призрачного господина, или вот эти; одно из двух. Видимо, настала пора мне помолиться, ибо тех – двенадцать (не считая призрака), и этих – примерно столько же. В худшем случае я паду от руки сразу двух дюжин ночных сталкеров!

Однако новоявленным особам было совсем не до меня: не обращая никакого внимания на перепуганного насмерть горе-путешественника, гномы (а это были именно они) начали переругиваться с уже знакомой мне компанией:

– Кого это вы назвали наёмниками? Кого это вы назвали карликами? Кто это боится дневного светила? Наше кронство не имеет привычки прощать подобные речи!

– Где же ваше кронство? Не вижу его на карте. – Противно заулыбался матовый, полупрозрачный фантом – наверное, он был бы вовсе бесцветным, неразличимым, но лунный свет действовал на него ровно так же, как солнечный – на фосфор.

– Невежда! Ты прекрасно знаешь, что наше кронство – под землёй; под могучими горами, скалами крутыми.

– Браво! – Хлопал в ладоши тот, кто впервые мне явился ещё в Ввумне, и кого я считал чуть ли не другом. – Ъ, но я не наблюдаю здесь ни лесов, ни гор; сплошь заболоченная трясина, покрытая кочками. Откуда ж вы явились?

– Мы не живём в лесах, – ворчали гномы, прижимаясь друг к другу, – мы уже давно разделались бы с вами, людиянами, коли б не ваш пастух, которого не одолеть огнём и мечом.

– Зато в лесах живём мы, – изрёк новый, ещё не будоражащий мой слух ранее голос, – И нам не пристало бояться призраков, ибо за веки вечные мы в магии поднаторели.

Одинокий эльф сосредоточился, напрягся и послал мощный энергетический импульс в сторону своего противника – и получил ответный. Так мысленно, на расстоянии они обменивались эмоциями, и сей бой был нелёгким весьма.

«Это точно эльф – человек так не умеет!» – подумал я.

Эльф и призрак человека боролись друг с другом по-разному – духовно, ментально, магически, физически, энергетически. Это было удивительное зрелище, занимательное зрелище, но смотреть на этот поединок мне всё равно было неприятно: я решительно и категорически против подобных вещей. Одно из трёх: или я слишком стар, или во мне очень много женского начала, или я попросту трушу.

Я сразу отбросил подобные мысли: я ещё не древний, глубокий старик; я мужеского полу, и я не тряпица. Ведь и среди дев воительниц хватает, а что же до меня – мне просто драки как событие неинтересны. Сейчас, глядя на капающую эльфийскую кровь, я испытываю нечто вроде… Не то, чтобы отвращения – нет, скорее, сочувствия и сожаления, что всё пошло именно так и зашло так далеко. Неужто невозможно уладить конфликт как-то иначе?

Мало кто знает, но кровь эльфов – нежно-голубого цвета; на вкус же напоминает ополаскиватель для полости рта (но не столь мятный). Пролившись вдруг на землю в результате несчастного случая, эльфийская кровь является уникальным жидким удобрением, которое способствует быстрому росту причудливых представителей флоры – что я и наблюдал ныне, ведь в месте падения столь драгоценной капли уже буйно цветёт прекрасная роза.

По другую от меня сторону гномы разбирались с людьми, и изначальная ничья вскоре увенчалась победой первых. Также и эльф, растеряв колоссальное количество своих энергетических ресурсов, выглядел выжатым, как лимон – зато мой преследователь наконец-то повержен! Или… Нет?

Починив мою повозку и приведя в чувство кучера, гномы пригласили меня следовать за ними в прорытый ими ранее тоннель – я согласился, понимая, что особого выбора у меня нет. Ещё, я сетовал на то, что трупы-то убиенных следовало бы закопать – предать земле по-человечески.

Вот именно: ключевым словом являлось «по-человечески»; похоже, у гномов всё несколько иначе. Что же до эльфа – больше я его не видел; победив фантома, он скрылся так же стремительно, как и объявился. Скрытность, быстрота, бесшумность – вот отличительные признаки эльфа. И судя по тому, что эльф сражался на стороне добра, я сделал вывод, что он, скорее всего, из благородных эльванов – ибо эльдры7 однозначно поддержали бы зло.

Когда я очутился в гномьем убежище, они обступили меня и начали расспрашивать о том, о сём. Я без обиняков раскрылся, что их «покорный слуга Кердик – всего лишь естествоиспытатель». Удовлетворившись этим заявлением, они этим ограничились и сначала долго помалкивали – пока не снизошли до того, чтобы попотчевать меня своими фирменными блюдами.

Досыта наевшись, я улёгся было вздремнуть (да, я ведь странствующий торговец и свободный турист – поэтому торопиться мне особо некуда), но тут, как на грех, прибежал один гномёнок и с воем, дикими воплями начал жаловаться старшим, что люди опять потревожили их шахты и каменоломни – увы, люди способны на то, чтобы присвоить себе то, что им не принадлежит.

Старшие пожурили малого за его нытьё, но тут один из гномов, закуривая трубку, сказал:

– А ведь он прав! Мало нам бед от этих проклятых? Мы добываем минералы, а люди…

– А люди хотят построить своё на том, что уже выстроено до них, – поддержал его второй, – либо строят новое в соседнем месте, а наше заваливают наглухо. Десятки лет работы насмарку!

Так я выяснил, что уже много лет со стороны людей происходит намеренное угнетение, унижение гномов по происхождению, по росту, по образу жизни и полёту мысли.

– Революция! – Поднялся один.

– Революция! – Поднялся другой.

– Революция! – Поднялся третий.

Глядь – уже целая ватага набралась!

Воспользовавшись неразберихой, я кинулся наутёк, но в этом огромном лабиринте, в этих многоярусных подгорных ответвлениях заблудиться нетрудно – и вот я уже в некоем роскошном чертоге; я оказался в подобии самого настоящего музея.

Долго ходить и глядеть на убранство стен мне не пришлось: я почувствовал, что в комнате я не один.

– Кто здесь? – прошептал я.

Судя по тому, что ко мне подошли сзади, но не зарезали, а всего лишь положили руку на плечо (гном оказался высок для своего племени), я понял, что хозяин комнаты мне не враг.

– Вижу я, что ты, несмотря на то, что человек, пошёл по стопам таких наших собратьев, как Арн Говорящий, Наиварр и Морриган – ибо они также слыли известнейшими летописцами своих эпох. – Сказал незнакомец.

– Да, я же краевед, – подтвердил я.

– Так сохрани же, в свой свиток запиши, что в истории гномов вот-вот начнётся новая глава – и либо мы погибнем все до единого, либо выстоим и отстоим своё!

Я внимал его речам безмолвно.

– На свой страх и риск, на свой великий и ужасный грех я выстроил машину времени.

Гном-инженер подошёл ближе и перешёл на шёпот:

3Селения Дэнар («Ум»), Нюмор («Честь»), Фрызор («Совесть»).
4Товарищ. Здесь: рабочий класс.
5От польск. Bydło – скот.
6Также – Сущность, Творец/Креатор, Великий Архитектор (прозвища высшего бога, создателя Фантазии – от англ. The Essence).
7Древние (Ср. англ. Elder).
Рейтинг@Mail.ru