Лена Берсо
Башня Судного дня
7
Выслушав рассказ, Джон не проронил ни слова. Они еще долго молчали в темноте, не включая свет. Жука заново переживала этот кошмарный день, а ее друг быстро щелкал четками, размышляя, что же делать в этой ситуации. Помочь Джон ничем не мог, кроме как приютить Жуку на несколько дней. Если полиция найдет больше улик до ее задержания, то, может быть, подойдет к ней более непредвзято.
– Знаешь, – наконец сказал он. – Ложись-ка спать, здесь тебя не найдут. А завтра будет видно.
Он постелил Жуке в спальне и включил ночник с усыпляющим мерцанием, чтобы бедняжка хорошенько выспалась после тяжелого дня. Сам же лег в гостиной на диване, но всю ночь не сомкнул глаз и ушел на работу, когда город еще спал.
* * *
То, что ее жизнь окончательно слетела с катушек, Жука поняла, проснувшись наутро в чужой комнате. Это было невыносимо! Жука огляделась. Сквозь занавески пробивался солнечный свет и мягко освещал скромный интерьер спальни: белые крашеные стены, зеркало, одежный шкаф. На прикроватной тумбочке стояло старое фото в рамке с черным уголком. Кареглазая девушка с ямочками на круглых щеках весело улыбалась Жуке. Джон никогда не рассказывал о своей семье и теперь стало понятно, почему.
Жука привела себя в порядок и решила поискать еду. В холодильнике нашлись газировка и остатки вчерашнего плова. Наевшись, Жука включила новостной проектор. Комнату заполнили голографические изображения парка развлечений, маршруты группы и Жукиного побега. На кадрах, сменяющих друг друга, репортеры брали интервью у каждого, кто мог хоть что-то о ней рассказать. На свет вытащили давнюю историю времен начальных классов. Жука загрустила, ее тогда наказали за кражу нескольких булочек из школьной столовой. Как потом выяснилось, виноват оказался повар, который сначала выложил просрочку, а потом сам же ее и убрал. Но в репортаже об этом не сказали ни слова. Жука вздохнула, выключила проектор и утилизировала посуду.
Получается, ей всю жизнь придется провести у Джона? Ее подозревают в убийстве, из-за полиции больше нельзя пойти домой или в институт. И что теперь делать со сменной одеждой, раз заказать новую невозможно? Под контролем даже ее счет в банке. Не решившись включить коммуникатор, она весь оставшийся день провалялась в кровати, разглядывая потолок и терзая любимый фиджет1.
В новостях говорили, что она ненавидела одногруппников и хотела им зла. Но это было неправдой. Да, они дразнили её “Землеройкой” и запирали в аудитории. Ставили подножки, когда проходила мимо. Перебивали: “Опять ты со своим занудством!”, когда она начинала рассказывать о чём-нибудь с увлечением. Прятали её вещи и смеялись, когда ее охватывала паника. Она злилась. Иногда даже плакала. Но ненависти к обидчикам у нее не было.
А теперь они все мертвы. В новостях рассуждали, чувствует ли она себя свободнее после их смерти и довольна ли она? Но ничего такого Жука ощущала. Одногруппники просто исчезли, и мир двинулся дальше, как будто они никогда и не жили. Но Жука осталась и она ничего не забыла.
Она помнила, как Лена Трушина однажды протянула ей упавший стилус, хотя тут же закатила глаза “Ой, не смотри на меня так, я не знала, что это твой”. Но ведь протянула!
Как Антон Клещов – сын “папика” – однажды дал ей пауэрбанк на экзамене, когда на ее планшете села батарейка. Не спрашивая, просто молча положил перед ней. Жуке тогда казалось, что она лопнет от счастья, потому что впервые кто-то заметил ее проблему и просто помог.
Как Саша после совместного проекта сказал: “Где ты так научилась анализировать базы данных?! Ты хоть понимаешь, что столько паттернов только ИИ может отследить?” В его голосе слышалось восхищение, и она почувствовала гордость. Ей хотелось ответить: “А ты умеешь отлично шутить”. Но она тогда не решилась. А теперь уже никогда не скажет. Потому что Саши больше нет.
Вика уже никогда не пойдет на романтическое свидание с третьекурсником.
Дима не поедет на конкурс поэтов, к которому столько готовился.
Максим не узнает, что значит быть старшим братом.
Если бы не стало Жуки, про нее сразу бы забыли. Но она-то помнила всех и знала, что не осталось даже призрачной надежды когда-нибудь стать одной из них, стать нормальной. Как ей теперь с этим жить?
С работы вернулся Алиджон, приготовил на ужин лагман. За едой рассказал, что в институт приходила полиция, задавала вопросы, но так ни с чем и ушла. Они посмотрели вечерние новости и выслушали просьбу следователя Мазина к Жоржине Блум самой явиться в полицию в качестве свидетельницы. Но при одной мысли об этом Жуку охватил страх. Она боялась, что ее в который раз сделают виновной.