С трудом покинув утром кровать, проклиная отца, из-за мании которого рано вставать даже в выходные и будить всех, невозможно спать до полудня, я вышла из комнаты. В своей спальне отец что-то бурно нашептывал сам себе, потом раздалось хихиканье.
Через пять минут папа тоже спустился в кухню.
– Сегодня мы поедем на кладбище. Нужно проверить, как там починили могилу, прежде чем я все оплачу. А то еще выкину 400 евро на ветер.
Несмотря на большую цену за могилу, настроение у отца было вполне неплохое. Мы заехали в торговый центр, пообедали, а потом пошли за покупками. Первым делом батька зашел в отдел с искусственными цветами.
– Куплю новые, поставлю на могилу.
Однако выбрать букет оказалось непросто, и не потому, что все были некрасивыми, как раз наоборот. Просто отец искал самые дешевые, но никак не мог найти.
Наконец он взял букет за пять евро. Долго его рассматривал, потом поставил назад.
– Все-таки это слишком дешево, – расстроенно сказал отец.
Неужели у него есть совесть? Наверное, какая-то капелька осталась. Тем временем папа метался между полками, хватая то дешевый, то дорогой букет. Он мучился, спрашивал у меня, что лучше, и в конце концов взял букет подороже, за двенадцать евро. Отец старался делать вид, что уверен в правильности своего поступка, но его тяжелые вздохи при виде ценника выдавали все отчаяние.
Дальше мы закупили все необходимое согласно списку, и батька уже повернулся к кассам, но тут я заявила:
– Хочу рождественские печеньки.
Отец запретил брать мне дорогое печенье, взяв подешевле и не особо вкусное. Вслед за этим в корзину полетели шоколадки и конфетки. Проходя мимо канцелярии, папа взял себе настенный календарь на следующий год, и я сразу попросила такой же. Потом мне вдруг стукнула в голову идея, которую я озвучила не подумав:
– Может купим маленький календарик и маме? Она их любит.
Папа повернулся ко мне с таким возмущенным лицом, что я пожалела о своих словах.
– Ты что, совсем офигела? Да я разорен из-за тебя, как ты смеешь еще просить что-то для своей матери? Подумать только, это неслыханная наглость. Быстро пошли платить, больше я тебя с собой в магазин брать не буду.
Пока мы шли к кассам, батька шепотом приговаривал:
– Подумать только, она еще попросила что-то для матери. У меня нету ни копеечки, а она тут такое говорит.
Настроение у отца упало до нуля. Выходя из магазина, он объявил:
– Как ты меня достала, у меня нет денег, когда ты вернешься с каникул, будешь жрать одни спагетти, а лучше вообще не возвращайся, я еще подумаю, пустить тебя или нет.
В машине папа мудро промолвил:
– И запомни, пока у тебя нет денег, ты не имеешь права говорить «я хочу». Ты обязана говорить «могу ли я взять вот это». Говорить «я хочу» вульгарно, это все вина твоей матери, но ничего, я научу тебя хорошим манерам.
Тут я засмеялась, представив, как он учит меня хорошим манерам.
– Чего ты смеешься? Я прав!
– Конечно, ты всегда прав, – сказала я сквозь смех.
В раздумьях мы доехали до кладбища. Могилу, к счастью, починили, и отец сказал, что теперь может спокойно платить 400 евро. Я держала в руках букет, ожидая какого-то торжественного возложения. Но папа был озабочен не тем, как бы почтить память близких, а тем, как бы скорее попи́сать.
– Мне нужно срочно в туалет, кинь уже где-то там цветы и пошли отсюда, – приказал он мне и развернулся.
Я осторожно положила букет на могилу, и едва догнала отца, который мчался к туалетам на другом конце кладбища, на ходу расстегивая куртку, штаны, хватаясь за трусы и крича:
– Если туалет будет закрыт, мне пофиг, я буду писать под сосной у могил!
К счастью, туалет был открыт, и на этом наши приключения завершились. Хотя, конечно, спокойно доехать до дома отец не мог. Пол обратной дороги он приговаривал:
– Как ты меня задрала, я разорен из-за тебя! Господи, хоть бы ты не вернулась с каникул, я так устал!
– Пап, ты меня утомляешь, – не выдержала я.
Но отец вместо «фатиге» – утомлять, услышал «ще» – дерьмо, и закричал:
– Что? Ты сравниваешь меня с дерьмом? Поверить не могу, как ты разговариваешь!
– Я сказала Ф-А-Т-И-Г-Е!
– А, правда? А я услышал дерьмо, вот это да, – невозмутимо ответил батька.
Но разговор на этом не закончился.
– Слушай, а что ты будешь делать, если вернешься, а я умер?
– Пойду к твоим друзьям за помощью, – точнее, к его оставшимся друзьям. С несколькими он уже поссорился, и теперь по всему селу рассказывал, какие же они стервы, придурки и многое другое. Но у папы был один неплохой друг, который его очень уважал, а потому обещал помощь и мне.
– Знаешь, все эти люди много говорят, но никогда ничего не делают, – философски сказал отец.
– Да, я даже знаю такого человека, – я подмигнула ему. Ну действительно, как он всем рассказывал, что после моего переезда во Францию он сделает все: и жилье найдет, и в университет поможет поступить, а теперь его главная цель – чтобы я не вернулась от мамы с каникул.
Но отец моего сарказма не понял.
– Да, никто тебе не поможет, если я умру, – радостно ответил он. Вообще, последнее время папа много говорит о смерти, мне кажется, что он мечтает умереть, лишь бы не возиться со мной. Или я довела его до грани самоубийства, не знаю.
Подъезжая к дому, я сказала:
– Я хочу пойти прогуляться.
Отец опять не услышал начало фразы – «же вё».
– Вё? А что это?
– Я хочу прогуляться! – закричала я.
– А, хочу. Конечно, ты говоришь по-французски, как корова по-испански. Да, иди погуляй, ты меня достала, вали уже скорее.
Но через пять минут, когда я уже собирала идти в лес, радуясь, что отдохну от батьки, он внезапно объявил:
– Я тоже пойду с тобой. Нужно подвигаться, а то набираю килограммы с этой дерьмовой едой.
К моему ужасу, в лесу он все равно нес свою чушь про то, что он не для того деньги зарабатывал, чтобы на меня их тратить, что он поговорит с моей матерью, чтобы она не пустила меня назад, он двадцать лет меня содержать не собирается, от меня столько проблем.
Замолчать его заставила только приближающаяся машина, в которой ехал наш сосед, в селе известный не только тем, что он гей, но и тем, что он единственный сосед, с которым папа еще не поссорился и поддерживал хорошие отношения, из-за чего мама часто шутила, что папе, наверное, следовало бы сменить ориентацию.
Сосед остановился рядом с нами и открыл окно. Сначала они с папой говорили о кошмарных завалах снега, неожиданно случившихся на прошлой неделе, при том, что еще и декабрь не начался, потом сосед кивнул на меня и спросил:
– Как твоя дочка? Ей тут все нравится?
– Да.
– Ну это же прекрасно.
– Да, после Нового года пойду узнавать про университет.
– Это так хорошо, что ты даешь ей прекрасное будущее, – искренне сказал сосед.
– Да, – вяло ответил отец, а потом таки не выдержал и добавил: – Но это все стоит так много денег.
Сосед непонимающе посмотрел на него, и папа срочно перевел разговор на тему недавно сваренного им варенья из каштанов.
– Я могу вас подвезти, – предложил сосед в конце беседы.
Я уже собиралась лезть в машину, но батька меня удержал.
– Нет, мы прогуляемся.
Я разочарованно вздохнула, но выбора не было, пришлось идти и дальше разговаривать с отцом.
– Знаешь, узнавать про поступление ты пойдешь сама, потом что я устал и больше ничего для тебя не сделаю.
Я согласно кивнула.
– Кстати, видел тут недавно твой выпускной альбом. А чего это ты мне его не показывала?
– Ну, я думала тебе не интересно.
– А-а-а, – протянул папа, не особо и скрывая того, что я была права. – И чем сейчас занимаются все эти дети из альбома?
– Они поступили в городе.
– То есть все остались в вашей стране.
– Да.
– Ну вот почему ты не могла поступить так же? – воздел отец руки к небу.
– Ну, одна моя подруга уехала учиться в другую страну, я с ней недавно разговаривала, с Катей.
– Ага, и как там твой Каша? Чем он занимается?
– Катя, и это девочка, – прокричала я.
– Ах, Катя, а мне послышалось Каша.
Я так и не рассказала, чем занимается моя подруга, потому что оставшиеся полчаса прогулки смеялась на весь лес.
За несколько недель до каникул я все же умудрилась заболеть. Сначала у меня першило горло, потом начался насморк и поднялась температура.
Папа бегал по дому в панике. Он все время грозился отправить меня к матери, если я заболею, но воплотить этот план в жизнь было легко только на словах, а потому ему пришлось смириться с больной дочерью.
– Дерьмо, у тебя иммунитета никакого, раз кто-то рядом чихнул, и ты уже заболела.
– Вообще-то сейчас все болеют, – напомнила я.
– И что теперь? Как ты меня задолбала, Господи!
Но самый страшный удар ждал отца впереди. Я заявила, что у меня нет лекарств от простуды, и мне нужно к врачу, потому что с моими слабыми ушами, которые всегда принимают на себя удар после начала простуды, лучше не шутить. Поскольку медицинская страховка еще не была готова, с папой почти случилась истерика.
– Ты знаешь, что прием у врача стоит 25 евро? Я разорен!
Но я так требовала от него, что в конце концов отец согласился повезти меня к доктору.
Пока я кое-как от слабости из-за температуры одевалась, папа внизу разговаривал сам с собой.
– Ну что Вилар, тяжело? Правда, это дерьмо? А? Конечно, это дерьмо.
Мы приехали в поликлинику в соседнем городке, которая называлась «Дом здоровья». Папа решительным шагом подошел к регистратуре.
– Здравствуйте! Мне нужен врач.
– Добрый день, – улыбнулась сидящая за стойкой девушка-подросток. – Какой вам нужен?
– Любой, но я тут у вас уже однажды был, и мне попался какой-то румын. Не смейте давать мне его, это ужасный врач!
Девушка выдавила новую улыбку и позвала кого-то. Из-за угла появилась женщин постарше.
– Добрый день, что за проблемы?
– Мне нужен нормальный врач, а не тот румын, он мне ничем не помог! – почти кричал папа.
– Хорошо, хорошо, вот есть один доктор, к нему в очереди уже три человека.
– А можно кого-то, у кого в очереди поменьше людей?
Женщина посмотрела в компьютер.
– Да, есть один врач, он начнет прием через двадцать минут, но вы будете к нему первые.
Папа подозрительно смотрел на нее.
– Это очень хороший врач, – почти перепугано заверила его женщина.
– Ну ладно, давайте нам его, – сказал батька с полным недоверием и к женщине, и к врачу.
– Идите вон туда, – женщина показала на коридорчик с цифрой один на стене, справа от нас.
– Куда? Туда? – отец свернул налево и уверенно пошел.
– Нет, вон туда, – закричали обе работницы.
Мы прождали двадцать минут, и нас пригласил к себе симпатичный врач. В кабинете мы сели за стол, врач начал спрашивать мои данные и забивать их в компьютер.
– Понимаете, у нее еще нет страховки… – тут последовал длинный рассказ о моих путешествиях во Францию, который папа пихал повсюду, как я подозреваю, с целью похвастаться тем, насколько он крутой и мужественный: собственную дочь к себе перевез.
– Ничего страшного. Я возьму с вас плату за прием, но могу выписать лекарства на ваше имя, чтобы вам сэкономить, по вашей страховой карте вы получите их почти бесплатно.
– Это очень мило с вашей стороны, – ответил папа без всякой благодарности на лице. – Но я надеюсь, вы нам поможете, потому что я тут недавно был у одного румына, он просто отвратительный врач. Он сказал мне, чтобы я подождал, может, само пройдет, когда у меня нога уже две недели болела! Я так возмущен!
Отец наконец замолчал, и врач воспользовался этой паузой, повернулся ко мне и спросил:
– Так что у вас случилось?
Я открыла рот, но тут вклинился батька.
– Нет, вы представляете, как этот румын меня оскорбил! И за прием я еще и должен был заплатить! Это просто неподобающе! – стукнул он кулаком по столу.
– Так что же случилось? – предпринял вторую попытку врач.
– Да я же говорю, нога две недели болела…
– Я про вашу дочь.
– А, – отец глянул на меня так, словно только что вспомнил о моем присутствии. – Она простудилась.
Сказав последнюю фразу, он отвернулся, будто не верил, что я действительно больна.
Врач тщательно меня осмотрел, собирался проверить горло, засунув мне шпатель в рот, от чего в панику впала уже я. Что-то, что лезет мне в рот, кроме еды конечно, – мой самый большой страх. На родине я договорилась со всеми врачами, и они смотрели мне горло просто так, без посторонних предметов, но как я попрошу доктора тут?
Он подошел ко мне со своим орудием пыток, я не могла раскрыть рта, и отчаянно замотала головой. К счастью, врач все понял без слов, и смог осмотреть меня и так. Хотя, я подозреваю, убедился, что у нас семья сумасшедших.
После этого он выписал мне лекарства на папино имя, отец с отчаянием достал из кошелька двадцать пять евро, и поскорее утащил меня из кабинета.
– Этот врач такой же, как и тот румын, – заключил батька в машине. – Не так уж ты и больна, он просто несет ерунду.
Однако лекарства отец мне все же купил. По возвращении домой я легла в кровать, а папа стоял надо мной и приговаривал:
– Давай пей свои таблетки, а то я тебя знаю, по врачам ходить хороша, а потом ничего не будешь лечить. Тебе принести еду сюда?
– Ну если можешь.
– Конечно, могу.
Следующие пятнадцать минут папа готовил еду в своем стиле: все грохотало, он матерился, кричал, ругался на всех языках, которые знал. Потом я услышала, как он поднимается по лестнице с тарелкой и шепчет:
– Как же меня все это утомило, за что же мне такое наказание?!
А меня впервые в жизни утомило болеть, потому, едва спала температура, я убежала на учебу и не пожалела.
Дни рождения отец никогда не отмечал как-то необычно. Точнее сказать, он вообще никогда их не отмечал. Вот и на этот раз нас ждал обычный выходной.
С утра я вручила папе подписанную открытку. Он внимательно ее прочел, сообщил о нескольких ошибках, но признал, что в целом я неплохо пишу по-французски. Потом он объявил, что мы поедем в магазин, и он позволит мне там немного побродить.
– Что ты хочешь себе купить?
– Джинсы.
– Гриль? Какой еще гриль?
В истерике от смеха я закричала:
– ДЖИНСЫ!
– Стримфы? А что это?
Вместо ответа я набрала это слово в гугл-переводчике.
– Джинсы! Может, пишешь ты и неплохо, но говоришь как корова по-испански.
Пообедав в кафетерии, я пошла по магазинам и купила новые джинсы. После этого нас ждало крайне увлекательное дело: отец нашел вариант квартиры в поселке в 7 километрах от города за дешевую цену, которую можно было бы мне купить. И теперь мы собирались туда ехать и смотреть.
Пока мы шли к машине, папа отрыгивал и приговаривал:
– У меня заброс содержимого желудка в пищевод. Вот дерьмо. А это все ты виновата.
– Да ну? – я уже ничему не удивлялась.
– Ну конечно, ты ешь быстро, и чтобы поспеть за тобой, я тоже ем в спешке. А потом у меня вот такое, – и он снова отрыгнул. – У меня аэрофагия.
Насколько я знала, это явление называлось рефлюкс-эзофагит, но сейчас меня возмутило другое.
– Вообще-то, это ты ешь быстро, а я тороплюсь, чтобы за тобой поспеть, потому что когда ты за пять минут все съедаешь, то потом сидишь и смотришь на меня, а меня это бесит.
– Нет, ты несешь бред, это все твоя вина, – сказал отец, подавив отрыжку.
– У меня есть таблетка от расстройств пищеварения.
– Нет, эти ваши ужасные таблетки, от них еще хуже станет.
Но когда мы уже ехали за городом в поисках поселка, батька таки съел таблетку, от чего ему сразу полегчало.
Найти село оказалось задачей не простых, особенно когда выяснилось, что я на дороге ориентируюсь по указателям лучше отца, но права слова у меня нет, потому мы наворачивали круги, пока папа все же не поехал так, как я сказала, и – чудо – мы въехали в поселок. Забавно, как облегчилась бы жизнь, будь папа хай-теком и имея навигатор.
В селе мы на удивление быстро нашли тот дом. Оказалось, что там и смотреть не на что. Дом только строился, стояла лишь бетонная коробка. Да и в целом нам не понравилось все: село слишком тесное, много подозрительных личностей, автобус в город приходит далеко от центра. Наше мнение впервые совпало, и мы собирались уходить, как вдруг из соседнего дома выглянула старушка и стала расспрашивать, что мы тут ищем. Папа объяснил ей, и старушка принялась рассказывать про жизнь в этом селе и про то, что молодежи тут скучно. Постепенно она увлеклась и стала пересказывать свою жизнь.
Папа послушал ее какое-то время и сказал:
– Ну, это очень интересно, но нам, пожалуй, пора.
– Да, конечно, а вы знаете, я недавно перенесла грипп…
От такого известия папа еще сильнее захотел уйти, так как страдал болезненным страхом чем-то от кого-то заразиться. Спустя пять минут отец, переминаясь с ноги на ногу, бодро начал:
– Ну что же, мы пойдем…
– Представляете, моя дочь со мной не разговаривает и не дает общаться с внучкой…
Еще через десять минут папа почти с мольбой сказал:
– Ну, нам пора, до свидания!
– Конечно, конечно, до свидания!
Мы уселись в машину и батька включил обогреватель на полную мощность.
– Долбаная бабка, будь она проклята, у меня ноги как ледышки, а она все трындит! Да мне пофиг на ее дочку и внучку, на хрен они мне сдались!
Я чихнула, папа подскочил.
– Надеюсь, ты не заразилась гриппом от этой козы?
– Я тоже надеюсь.
Мы поехали домой через город, наверное, не стоит говорить, что папа не замолкал всю дорогу.
– Как же ты меня утомляешь своими квартирами, ну почему ты не хочешь жить в селе на горе как я, впрочем, неважно, все равно я тебе ничего не куплю, ты сама не знаешь, чего хочешь, когда же уже каникулы, поедешь к своей матери, может, не вернешься. Слушай, я тебе свою машину отдам, только останься в селе.
Я покачала головой, и отец принялся повторять все сказанное.
– Из-за тебя я до сих пор не попи́сал на улице, а это очень плохо для меня, – сообщил папа, а потом принялся нести какую-то чушь то ли про то, в каких местах он недавно писал, или где он в городе недавно писал, я ничего не поняла и изо всех сил старалась удержаться, чтобы не спросить: «Чё ты несешь вообще, ёпта?»
Через некоторое время оказалось, что папа заблудился в городе. Мы проехали мимо всех тех мест, где я уже была со своей подругой Аней, а он все никак не мог найти выезд, но при этом говорил:
– Ты здесь ничего не знаешь, ты вообще в городе не ориентируешься, ты же тупая.
Я попыталась объяснить правильное направление, но отец меня не понял, и я махнула рукой.
– Да, лучше молчи, ты все равно говоришь как корова по-испански.
Мы таки смогли выехать из города и направились домой. По дороге у нас произошел только один разговор.
– Завтра обещают дождь, – сказал папа.
– А в моем метео в компьютере стоит, что будет снег.
– В твоем метро?!
– МЕТЕО!
– Знаешь, тебе нужно говорить как-то нормально. Подумать только, я услышал «метро».
Когда мы въехали в городок рядом с нашим поселком, отец заявил, что у него еще одно дело: нужно заехать в банк, чтобы я подписала бумагу о том, что он имеет право брать деньги с моего счета, который открыт только для меня с восемнадцати лет.
В банке не было очереди, чему папа несказанно обрадовался. Мы зашли в кабинет к первой попавшейся банкирше, приятной девушке, такой же высокой, как и я.
– Значит, вам нужно подписать разрешение? Конечно, без проблем, – она начала сканировать мой паспорт и распечатывать бумаги. – Так ваша дочь тут недавно?
– Да, я перевез ее сюда, потому что на ее родине ужас. Тут, конечно, не лучше, может, даже хуже, все эти страны дурацкие, но я ее перевез, – отец гордо выпятил грудь.
– И чем же она теперь занимается?
– Изучает французский на курсах. Я ее записал, – папа еще сильнее выпятил грудь.
– То есть она не знает французский до конца? Но как же вы общаетесь?
– По-французски, а как же еще! – гаркнул отец. – Она знает немецкий, я тоже, но я француз и говорю только по-французски!
Банкирша повернулась ко мне:
– Значит, ты вынуждена общаться только на французском? Бедная, это, наверное, так тяжело.
Я скромно кивнула, радуясь, что хоть кто-то меня понял. То есть, она наверняка поняла все в плане обычного человека, а не в плане папиной глухоты, но это неважно.
Дома отец спросил:
– Что вы там проходили на французском вчера?
– Кондисьонел презант.
– Правильно говорить – презант дю кондисьонель.
– Но учитель говорит так, как я сказала.
– Слушай, ваш учитель сам говорит как корова по-испански.
В этот момент я чихнула как папа, громко, резко, протяжно, на всю кухню. Батька испугался, подскочил, и закричал:
– Дура!
– Я чихаю как ты.
– Я так делаю только когда один дома.
– Правда?!
– Как же я рад, что ты уедешь. Поверить не могу, что через неделю я буду один.
– Но я вернусь.
Отец поперхнулся соком.
– Я передумал, не смей возвращаться.
Потом он недовольно добавил:
– Я вчера звонил женщине, которая продает квартиру, она сказала, что мне перезвонит, но не перезвонила. Я думал, что куплю эту квартиру, но раз она такая, то и фиг с ним.
Папа ушел смотреть телевизор, а я развела руками, поняв, что он нашел очередную отговорку ничего не покупать.
Но через несколько часов раздался звонок его мобильного. Я подслушала разговор, и узнала, что это та самая женщина с квартирой. Отец договорился встретиться с ней на каникулах и все обсудить. Когда он положил трубку, я услышала недовольное бурчание:
– Чертова женщина позвонила, теперь придется переться смотреть, дерьмо.