Леонид Головко
Курс уголовного процесса

Полная версия

§ 6. Задачи и назначение уголовного процесса

Юридико-технические задачи уголовного процесса определяются его местом в системе права и особым характером соотношения материального уголовного права и уголовно-процессуального права³⁴. Поскольку уголовный процесс представляет собой единственно допустимую форму реализации норм уголовного права, то лежащая на нем целевая нагрузка обусловлена необходимостью справедливого разрешения по существу уголовно-правового спора (о преступлении и наказании) и ничем иным. Если представить себе некое фантастическое общество, всем членам которого при каждом совершении преступления автоматически становилось бы достоверно известно о том, является ли это преступление мнимым или реальным, кто его совершил (если оно реально), как такое преступление следует юридически квалифицировать, какого наказания заслуживает виновный и т.п., то такому обществу оказался бы совершенно не нужен уголовный процесс. Однако в реальности таких обществ не бывает. Поэтому любая ставшая известной информация о преступлении, каким бы очевидным это преступление не казалось, является лишь гипотетической, т.е. a priori спорной (отсюда выражение «уголовно-правовой спор»). Для того чтобы сделать юридически значимые выводы о наличии преступления, виновности конкретного лица и т.п., требуется соответствующий факт расследовать, установить причастных к нему лиц, выдвинуть против них официальное обвинение, обеспечить им возможность защищаться, передать материалы независимому и беспристрастному органу (суду) и т.д. Иначе говоря, требуется создать институциональный механизм, который, с одной стороны, обеспечивал бы получение всей необходимой информации для разрешения вопросов о преступлении и о наказании по существу, а с другой стороны, гарантировал бы такие процедуры, которые позволяли бы справедливо разрешить все вопросы на основании полученной информации. Таким механизмом и является уголовный процесс, с помощью которого решаются соответствующие задачи, возникающие в каждой правовой системе без исключения. Именно в данном ракурсе выдающийся российский процессуалист Н.Н. Полянский отмечал, что целью уголовного процесса является установление «для конкретного случая существования… права государства на наказание и эвентуально… тех пределов, в которых оно подлежит осуществлению»³⁵.

С этой точки зрения, достаточно точное определение задач уголовного процесса можно было обнаружить в ч. 1 ст. 2 УПК РСФСР 1960 г. Здесь указывалось, что задачами уголовного судопроизводства «являются быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных и обеспечение правильного применения закона с тем, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден». Достоинство данной формулировки заключается прежде всего в том, что она четко показывает направленность уголовного процесса на разрешение по существу вопросов уголовного права, т.е. на «правильное применение закона» о преступлениях и о наказаниях.

В действующем УПК РФ мы подобной нормы о «задачах уголовного процесса» не обнаруживаем, что никак не умаляет ее общетеоретического значения. Российский законодатель просто решил взглянуть на проблему под иным углом зрения – не с точки зрения юридико-технических задач уголовного процесса, которые, разумеется, остались неизменны, а с точки зрения социального предназначения уголовного судопроизводства. В этом плане можно поставить вопрос о позитивных социальных результатах, которые общество вправе ожидать от оптимально сконструированной и успешно функционирующей системы уголовного процесса.

Так, в соответствии со ст. 6 УПК РФ, именуемой «Назначение уголовного судопроизводства», уголовный процесс, с одной стороны, должен обеспечивать «защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений», а с другой стороны – «защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод». При этом здесь же подчеркивается, что уголовный процесс достигает своих позитивных социальных целей как в случае наказания виновного, так и в случае отказа от уголовного преследования невиновного. Иначе говоря, соответствующее закону решение о приостановлении уголовного дела в связи с неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого, в большей мере соответствует социальному предназначению уголовного судопроизводства, нежели предъявление лицу обвинения при наличии определенных сомнений в его виновности, хотя юридико-технические задачи уголовного процесса в данном примере решить не удается, так как при приостановлении уголовного дела по указанному основанию данное дело невозможно рассмотреть и разрешить по существу (вопросы материального уголовного права остаются без ответа).

В то же время нельзя не признать, что ст. 6 УПК РФ сформулирована неполно, поскольку при ее буквальном толковании может возникнуть ошибочное представление, что уголовное преступление составляет конфликт исключительно частных лиц (потерпевшего и обвиняемого). На самом деле, во-первых, существуют уголовные преступления, где конкретнего потерпевшего вовсе нет (преступления против интересов государства, налоговые преступления, некоторые экономические преступления). Во-вторых, любое преступление, даже если оно направлено против конкретного лица, общественно опасно. Иначе говоря, оно причиняет вред всему обществу, понижая в нем уровень безопасности, создавая дополнительные риски и угрозы, ослабляя государство и вынуждая его отвлекаться от решения насущных социальных проблем, повышая нагрузку на государственный бюджет, снижая инвестиционную привлекательность экономики и т.п. Поэтому социальное предназначение уголовного судопроизводства проявляется не только в защите интересов конкретных потерпевших, как указано в ст. 6 УПК РФ, но в защите интересов общества в целом, от имени которого и осуществляется уголовное преследование уполномоченными на то государственными органами. В этом проявляется публично-правовой характер уголовного судопроизводства, в социальном и правовом смыслах стоящего на страже публичных интересов.

Вопрос о социальном предназначении уголовного процесса, который должен быть одновременно направлен как на защиту публичных интересов всего общества, так и на обеспечение индивидуальных прав и свобод частных лиц, подводит нас к проблеме основных направлений современной уголовно-процессуальной политики.

§ 7. Современная уголовно-процессуальная политика: основные направления

Комплексный характер решаемых в рамках уголовного процесса юридико-технических задач, которые выглядят однородными только на самом общем уровне, но в действительности многообразны и часто даже конкурируют друг с другом (необходимо установить обстоятельства дела, гарантировать право на защиту обвиняемому, обеспечить права потерпевшего, не допустить уклонения участников процесса от исполнения их обязанностей и т.д., и т.п.), в силу чего приходится говорить не о «задаче», а о «задачах» уголовного процесса, а также разноплановость социального предназначения уголовного судопроизводства, направленного на защиту как публичных, так и индивидуальных интересов, неизбежно приводят к своего рода естественному «конфликту интересов». Как обеспечить защиту интересов общества и не ущемить интересы частных лиц? Как добиться раскрытия опасного преступления и не ограничить при этом гарантированные права и свободы частного лица, подозреваемого в совершении данного преступления? Как пресечь обвиняемому любую возможность уклониться от следствия или суда и предоставить ему одновременно самые широкие возможности для защиты? В реальной ситуации на эти вопросы ответить не всегда просто. Поэтому возникает проблема приоритетов развития уголовного процесса, т.е. выбора тех ценностей, защита которых на данный момент по тем или иным причинам представляется первоочередной, что особенно важно в условиях естественной конкуренции защищаемых ценностей между собой.

Определение соответствующих приоритетов развития уголовного процесса происходит в рамках выработки уголовно-процессуальной политики, которую следует отличать от уголовно-процессуальной техники. Уголовно-процессуальная политика является относительно новым для отечественного правоведения понятием, хотя уже и достаточно прочно вошедшим в научный оборот³⁶. Более известен термин «уголовная политика», впервые употребленный в начале XIX в., как считается в современной литературе³⁷, выдающимся немецким профессором уголовного права Ансельмом Фейербахом. Впрочем, А. Фейербах еще не претендовал на разграничение уголовного права и уголовной политики – для него они сводились в единое целое. Такое разграничение появилось позже, когда в отличие от уголовного права как системы норм под уголовной политикой стали понимать «выработку методической стратегии реакции на преступное поведение»³⁸.

Что касается уголовно-процессуальной политики, то в значительной мере она остается частью общей уголовной политики, поскольку в политической сфере (при выработке стратегии реакции на преступление) границы между уголовным правом и уголовным процессом не столь очевидны, как в сфере юридико-технической. В то же время отраслевая автономия уголовно-процессуального права, окончательно обособившегося от уголовного права, методологически позволяет рассматривать уголовно-процессуальную политику и в качестве самостоятельного феномена. Более того, в уголовном процессе, пожалуй, даже в большей степени проявляется определенный конфликт ценностей при столкновении общественных и индивидуальных интересов, поскольку уголовное право оперирует санкциями (наказанием) за виновное поведение (преступление), тогда как уголовно-процессуальные средства и меры принуждения применяются к лицу, официально презюмируемому невиновным. В такой ситуации спор о «стратегиях», т.е. о допустимых в уголовном процессе средствах и методах ограничения прав личности для обеспечения публичных интересов, становится намного более острым. При этом на уровне юридической техники его подчас решить невозможно – он решается только путем достижения всегда в той или иной степени временного консенсуса на уровне уголовно-процессуальной политики.

В теоретическом плане наиболее заметный вклад в осмысление гипотетически возможных и полезных для общества направлений развития современной уголовно-процессуальной политики внесли научные работы профессора Стэнфордского университета (США) Герберта Пакера, прежде всего его статья «Две модели уголовного процесса», опубликованная в 1964 г. и ныне считающаяся классической³⁹. Г. Пакер выделил две модели уголовно-процессуальной политики: а) модель «надлежащей правовой процедуры» (Due Process Model), когда основным приоритетом становится защита индивидуальных прав и свобод, обеспечиваемая предоставлением максимального числа гарантий лицу, защищающемуся от уголовного преследования; б) модель «контроля над преступностью» (Crime Control Model), когда во главу угла ставится защита общества и его членов (потенциальных или реальных потерпевших) от преступлений, допускающая во имя достижения максимальной эффективности существенное ограничение индивидуальных прав и свобод. Опираясь на эту концепцию, признаваемую сегодня хрестоматийной, можно сказать что основными, причем постоянно конкурирующими, направлениями уголовно-процессуальной политики являются, с одной стороны, всемерная защита прав человека, а с другой стороны – жесткая борьба с преступностью. Заслугой Г. Пакера следует признать также то, что он показал невозможность абсолютной монополии любого из этих направлений уголовно-процессуальной политики. Они хотя и находятся в естественной конкуренции между собой, тем не менее постоянно взаимодействуют, заставляя каждую конкретную уголовно-процессуальную систему находиться в вечном поиске необходимого для общества баланса. В этом смысле уголовно-процессуальную политику можно сравнить с маятником, который находится в постоянном движении, но, как только достигает крайней точки (опасного для общества рубежа), сразу же начинает обратный ход. Другое дело, что в отличие от механически раскачивающегося маятника уголовно-процессуальная политика требует постоянной оценки со стороны специалистов и общества на предмет своей адекватности – малейшие неверные законодательные или правоприменительные шаги здесь способны привести к длительной утрате необходимого баланса.

Постоянные колебания между моделью «надлежащей правовой процедуры» и моделью «контроля над преступностью» характерны для всех государств без исключения. Иногда они происходят даже одновременно, когда в одном уголовно-процессуальном законе можно обнаружить признаки как той, так и другой модели; иногда имеют характер достаточно хаотичных и быстро сменяющих друг друга «реформ» и «контр-реформ»; иногда растягиваются на относительно долгие периоды явного господства одной из двух моделей. Скажем, в США 1960-е годы считаются олицетворением модели «надлежащей правовой процедуры», символом которой стала уголовно-процессуальная политика Верховного суда США, сформулировавшего легендарные «правила Миранды» (обязанность полиции предупреждать задержанного о его правах). Напротив, после печально известных террористических актов (прежде всего 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке) 2000-е годы прошли под знаком борьбы с терроризмом, когда сначала в США, а потом и в других западных странах принимались специальные уголовно-процессуальные законы, ограничивающие права личности при расследовании и рассмотрении преступлений террористического характера (более длительные сроки задержания, ограничения на допуск адвоката, специальные составы суда и т.п.). Это уже явное проявление доминирования модели «контроля над преступностью».

В России в целом наблюдаются аналогичные тенденции, фазы начала и завершения которых, конечно, по сугубо историческим причинам далеко не всегда совпадают с «колебаниями маятника» на Западе. Допустим, советский период отечественной истории уголовного процесса характеризовался очевидным перекосом в сторону модели «контроля над преступностью», за что его вполне справедливо критикуют. В 1990-е годы вместе со становлением демократического государства и рыночной экономики произошло резкое изменение уголовно-процессуальной политики в направлении модели «надлежащей правовой процедуры». Данный период завершился разработкой и принятием действующего УПК РФ. Достаточно напомнить, что, как уже отмечалось выше, ст. 6 УПК РФ о назначении уголовного судопроизводства вовсе не упоминает о защите интересов общества и государства, что свидетельствует о полном забвении законодателем модели «контроля над преступностью». Такой односторонний подход также вряд ли способен привести к искомому балансу.

Сегодня российская уголовно-процессуальная политика характеризуется отсутствием стабильности и частой сменой одного направления другим, иногда происходящей едва ли не одновременно. Так, Закон от 30 декабря 2008 г.⁴⁰ о внесении изменений в УПК РФ, изъявший из компетенции суда присяжных дела о некоторых опасных преступлениях, предстает в виде явного проявления модели «контроля над преступностью». С другой стороны, Закон от 7 апреля 2010 г.⁴¹, дополнивший УПК РФ запретом применять меру пресечения в виде заключения под стражу по делам о преступлениях в сфере предпринимательской деятельности, является уже примером колебания уголовно-процессуальной политики в сторону модели «надлежащей правовой процедуры»⁴². Впрочем, такого рода поиск искомого баланса одновременно в обоих направлениях уголовно-процессуальной политики сам по себе совершенно нормален, поскольку ни одно из них не может и не должно обладать монополией при построении отечественной уголовно-процессуальной системы. Однако пока российская уголовно-процессуальная политика находится в стадии становления – говорить о ее концептуальном оформлении сегодня еще рано.

§ 8. Система уголовно-процессуального права

Как и многие другие отрасли права, уголовно-процессуальное право также имеет свои общую и особенную части. В то же время здесь это деление не приобрело столь хрестоматийного и универсального характера, как, допустим, в уголовном праве, что скорее всего объясняется меньшей однородностью «особенного», которое невозможно выделить по какому-то одному критерию. Поэтому в законодательстве и в доктрине часто противопоставляются не общая и особенная части уголовно-процессуального права, а «общие положения» уголовного процесса (судопроизводства) и остальные его положения, формирующие некую условную «особенную часть» по остаточному принципу. В конечном счете на данном этапе развития одинаково корректным выглядит как разграничение общей и особенной частей уголовно-процессуального права⁴³, так и общих и остальных положений уголовного судопроизводства⁴⁴. По сути, в обоих случаях речь идет об одном и том же.

Чтобы понять критерий разграничения общего и особенного, в том числе в уголовно-процессуальном праве, всегда методологически необходимо отталкиваться от особенного. Во-первых, выделение общего в праве всегда напоминает арифметическую операцию вынесения за скобки по принципу XN + XN + XN = X (N + N + N), производимую из теоретических соображений и законодательной экономии. В этом смысле никакое вынесение за скобки невозможно, если в скобках остается пустота, в силу чего общее может иметь место только по отношению к уже наличествующему особенному. Во-вторых, выделение в праве общего происходит только после необходимой доктринальной обработки и систематизации соответствующего правового материала, т.е. на определенном уровне развития отраслевой юридической науки. Иными словами, сначала в праве развиваются отдельные конкретные положения соответствующей отрасли, затем они изучаются, осмысливаются и т.д. в научно-теоретическом плане, после чего удается выделить и доктринально обработать соответствующую общую часть (общие положения), что в свою очередь влияет уже на последующие кодификации данной отрасли права. Таким образом, исторически и хронологически особенное также всегда предшествует общему. Так происходило в свое время в уголовном праве, где появление конкретных запретов (убивать, красть и т.п.) и наказаний за них предшествовало много более позднему появлению сформировавшихся под влиянием теории институтов «общей части» (соучастие, стадии преступления и т.д.). Так происходит сегодня в уголовно-процессуальном праве, где общая часть только формируется в последние два столетия, дополняя издревле существующие конкретные институты расследования, судебной тяжбы, обжалования и т.д.

Особенным в уголовно-процессуальном праве являются нормы и институты, регулирующие производство по уголовному делу в различных стадиях уголовного процесса⁴⁵. Соответственно, уголовно-процессуальные положения, применяемые только в ходе предварительного расследования (например, привлечение в качестве обвиняемого), только в ходе судебного разбирательства (например, прения сторон в суде) или только в ходе рассмотрения апелляционной жалобы по второй инстанции (например, виды решений апелляционного суда), относятся к особенной части уголовно-процессуального права. В свою очередь общие положения возникают путем выделения тех норм и институтов, которые являются общими по отношению ко всем или нескольким стадиям уголовного процесса, т.е. которые не предстают в качестве специфических норм (институтов) отдельно взятой стадии. Таким образом, положения об участниках уголовного судопроизводства, о доказательствах и доказывании, о гражданском иске в уголовном процессе, о мерах процессуального принуждения и др. относятся к общей части уголовно-процессуального права. При этом с учетом того, что общая часть уголовно-процессуального права стала формироваться относительно недавно⁴⁶, она пока имеет достаточно гибкий характер – происходит постоянное осмысление и выделение новых «общих положений», которые еще недавно к таковым не относились.

В свою очередь особенная часть уголовного процесса, как отмечалось выше, не является гомогенной (однородной), в силу чего также нуждается в собственной автономной систематизации. Прежде всего необходимо отделять друг от друга два вида или две последовательные части производства по уголовному делу: досудебное и судебное. При этом следует иметь в виду, что суд участвует не только в судебном, но и в до-судебном производстве, принимая, например, решение о производства обыска в жилище и заключении под стражу в качестве меры пресечения. Критерий здесь другой и сводится он к ответу на вопрос, в чьем производстве находится уголовное дело⁴⁷ – несудебных органов (следователь, дознаватель)⁴⁸ или суда? Иначе говоря, именно полный переход дела из производства несудебных органов в производство суда представляет собой границу, отделяющую досудебное производство от судебного. В такой ситуации нормы и институты, применяемые в стадии возбуждения уголовного дела и в стадии предварительного расследования (даже если они предполагают участие суда), относятся к досудебному производству по уголовному делу. Соответственно, нормы и институты, применяемые в стадиях подготовки дела к судебному разбирательству, судебного разбирательства, апелляционного рассмотрения или даже исполнения приговора⁴⁹, где все вопросы управления процессом могут решаться только судом, относятся к судебному производству по уголовному делу.

Кроме того, в рамках особенной части уголовно-процессуального права необходимо отличать, с одной стороны, некое стандартное движение уголовного дела по стадиям, когда оно последовательно проходит досудебное и судебное производства, и, с другой стороны, особые уголовно-процессуальные механизмы, которые предназначены для автономного рассмотрения специальных вопросов, либо возникающих лишь по отдельным категориям уголовных дел, либо вовсе имеющих иное существо, не связанное с проблемой совершения преступления и назначения за него наказания. В первом случае принято говорить об общем порядке уголовного судопроизводства, во втором – об особых порядках уголовного судопроизводства. Таким образом, нормы и институты, регулирующие движение уголовного дела по стадиям досудебного и судебного производства, относятся к общему порядку уголовного судопроизводства. В то же время нормы и институты, регулирующие особенности производства в отношении несовершеннолетних, особенности производства по применению принудительных мер медицинского характера или порядок разрешения вопросов, возникающих в рамках международного сотрудничества государств (о выдаче или о передаче лица иностранному государству или из иностранного государства), относятся к особым порядкам уголовного судопроизводства.

В результате российское уголовно-процессуальное право состоит из четырех частей, каждая из которых объединяет соответствующие нормы и институты. К этим частям относятся: 1) общие положения (Общая часть); 2) положения о досудебном производстве; 3) положения о судебном производстве; 4) положения об особых порядках уголовного судопроизводства. Три последние из указанных частей в своей совокупности формируют единую особенную часть уголовно-процессуального права, противопоставляемую общей части (общим положениям). Остается добавить, что действующий УПК РФ отражает систему уголовно-процессуального права, которая, разумеется, не просто учитывалась при проведении кодификации, но была положена в ее основу.