Голос её уже не был таким детским, старик в миг увидел повзрослевшие глаза, но это не напугало его, он понял, какое влияние на неё оказал этот случай.
– А родители? – снова уточнял старик детали.
– Были в поле, – и она потянулась за кружкой.
Старик накрыл кружку ладонью и не дал девочке подвинуть её ближе к себе.
– Ты хочешь пить? – спросил он ласково, чтобы не обидеть девочку своим поступком.
– Да, – робко ответила она и собиралась было убрать руку от кружки, но старик взглядом показал, что намерения его иные и это явно не запрет.
Старик посмотрел ей в глаза и задал вопрос:
– Что ты хочешь выпить?
– Мне всегда нравился мамин квас… – она замялась, – но у вас явно такого нет. Мне хоть бы воды…
Старик поднял руку и улыбнувшись, подмигнул девочке одним глазом.
– Пей.
Девочка притянула кружку к себе, осторожно, предварительно наклонив, посмотрела в неё и понюхала содержимое большой, деревянной кружки, похожей на бочку с ручкой, только в миниатюре.
Сделав несколько глотков, набрав грудью воздух, принялась пить содержимое до дна.
Закончив, она вытерла губы рукавом и довольным голосом произнесла:
– Точь-в-точь как у мамы.
– Ещё бы.
– А как вы угадали, что я люблю квас? – девочка снова улыбнулась.
– Ты сама мне сказала, только что.
– Ну ладно, – дорожки от слёз окончательно высохли.
Так они сидели и смотрели друг на друга, пока девочка, пару раз хлопнув своими большими ресницами, не спросила:
– А есть ещё?
– Конечно, – старик откинулся на стуле. – Пей! – бодрым голосом проговорил он.
Девочка снова потянулась к кружке. Она оказалась полна душистым квасом. Девочка выпила и эту кружку.
Когда третий раз она спросила про напиток после того, как поставила только что выпитую кружку, старик снова подмигнул ей, и она чуть ли не смеясь, потянулась и начала.
– А говорите, что фокусы делать не умеете, – заметила девочка.
– А это не фокус, – развёл руками старик, – и даже не чудо. Теперь это обыденность.
Поблагодарив старика, она продолжила свой небольшой, но трагический рассказ:
– Они ругались словами страшными, – грусть в голосе исчезла, напротив, появился некий азарт в её словах, – за которые взрослые всегда ругались на нас. А потом много непонятных слов ещё говорили.
– А сами произносят, – снова вторил ей старик и даже возмутился, – ай-яй.
– Да! – выпалила девочка. – А потом сильно, один из них, самый пьяный, подвёл к речке и опустил мою голову воду…
Тут она сделала небольшую паузу подбирая слова, а потом затарахтела с большой скоростью:
– Много раз меня в речку и из неё, я даже воздуха не успевала набрать. Двое остальных стояли и смеялись, громко-громко. Надеюсь, их родители никогда не узнают, какие нехорошие слова они говорили. Они бы точно устроили им взбучку, да такую, будь здоров! А этот, который у них главный самый, даже ударил своего друга, чтобы он не мешал. Я вначале даже подумала, что он успокоится, лица его не видела, а он громче и громче кричал, во всём меня обвиняя. А что я могла ему сделать, если он даже не слышал меня, потому что у меня полный рот воды был. А потом раз и опустил меня вниз, я даже камни на дне увидела, солнышко высоко, светло даже на дне. Он же больше меня, ему-то ничего не будет. А потом один раз взял, окунул и всё. Между прочим, там ни одной рыбки я не заметила, хоть и светло было, но ни капельки не было мне интересно, что там на дне происходит. Вот воздуха не набрала я, а вода мутной начала становиться и плохо видно и будто туча солнце закрыла и потемнело и этот, самый главный их, замолчал. А потом, – девочка стала говорить медленнее, – наверно они меня в лес и отнесли, чтобы я дом свой потом не нашла. Я проснулась на поляне. А платье высохло уже?