– И для этого его нужно кормить раз в неделю?
– И для этого он сам своей жизнью, своей спиной и боками должен узнать и испытать все. Он должен голодать с голодными, быть униженным с униженными, быть битым с битыми; он должен страдать всеми страданиями мира – и тогда он будет великим писателем, который глаголом жжет сердца людей.
– Какая нелепость, старая, избитая нелепость, – возразил я сердито. – Вот наши писатели недурно изображают смерть, так, по-вашему, они сами для этого должны были хоть раз умереть?
– Совершенно справедливо. Умереть не умереть, а ужас смерти, ее близость и неотвратимость испытать должны были.
– Они и сумасшедших изображают…
– Гаршин испытал ужас безумия.
– А Гоголь?
– Его Поприщин – восковая фигура.
– Ведь они, черт возьми, и убийц изображают…
– И оттого их убийцы так мало похожи на настоящих убийц.
– А Раскольников?
– Достоевский был в каторге.
– Так что же, писатели должны убивать?
– Да, – невозмутимо ответил мой дикий гость. – Иногда.
Я расхохотался, и тень моя запрыгала по стене.
– Да вы с ума сошли, – закричал я. – Уходите вон, вы надоели мне!
Но он сидел и спокойно говорил: