Леонтий Петрович Фомин
Убийство. Возрождение
Потом они поехали, и видимо, в деревню, где жила бабушка с дедушкой от линии отца. Туда ехать было долго, поэтому я решил осмотреться. На самом деле, я был на подобии острова, где была дверь в актовый зал. Только эта старая дверь и всё. А внутри темнота, но как по-итогу выяснялось, это, видимо, подобие портала… Слева от двери был пруд. Он был такой лазурино-синий, как будто бы тоже, ненастоящий…
Всё, и вправду конец…ничего впереди, а то, что было сзади-тлен. Я думал, что ещё так много успею сделать, такие дела совершить! Но…колит, колит даже у души сердце. От чего? Лишь от одной мысли: что я был страшно трусливым. Все-таки, даже после смерти глаза моей любви меня преследуют. Глаза космоса пространства и шпинеля чёрного мгла меня терзают и хватают за самое живое. Лишь эти глаза я по-настоящему любил, лишь эти! Может, потому что они были первыми глазами, глубину которых я почувствовал? Нет, сотни миллионов раз нет. В других я искал эти глаза, чтобы забыть те, которые украли сердце моё в свои кандалы. А что бы было, если бы я сказал свою правду? «Я тебя люблю». И всё! Это бы спасло меня: отказ бы дал спокойствие, а согласие и взаимность бы сделала счастливым, но…даже бы отказ…всё-таки нет. Спокойствие души моей невозможно, пока любовь к той самой девушке, с глазами космоса и с голосом, подобным арфе. Лишь она зажгла во мне пожар, который выжег всё, оставив пыль и пустоту. Я-идиот. И жизнь то долго не прожил, а что прожил-была не настоящей. Лишь глупым осветлением той, которую я вечно строил в голове: ту, что подчинил себе.
Не был бы ментом, а стал бы журналистом. Писал статьи о футболе, я же страшно люблю футбол, жил этой игрой. Словно каждый день был новым матчем: в один матч-победа, в другой-поражение, а в третий-договорняк… Я вечно себя и всех хотел уверить, что не любил детей, а на самом деле просто их обожал. Они же чистые листы и белые холсты, не изорванные и не испачканные краской. Хотел бы своих, пацанов, двоих. Сделал бы их футболистами или борцами, боксёрами. Они бы так всем давали сдачи, защищали младших. А главное, я научил бы смелости и сказал, что лучше сделать то, что хочешь, чтобы потом не говорить себе и не играть с судьбой в рулетку.
