Лесли Кара
Сплетня
Глава 5
Утро понедельника всегда трудное. Альфи потребовалась целая вечность для принятия того факта, что долгие летние каникулы и беззаботные деньки на пляже закончились и что да, он действительно должен ходить в школу, даже если теперь это совсем другая школа. Без прежних обидчиков. Но утро понедельника после выходных, проведенных с отцом, – тяжелее вдвойне.
– У меня очень болит живот! – заявляет он, обхватывая себя за бока и изображая такую муку, что мне приходится втянуть щеки, чтобы не расхохотаться.
– Хм. Может, мне стоит позвонить бабушке и отменить наше вечернее чаепитие? Какая досада. Кажется, она приготовила бисквит с заварным кремом.
Альфи морщит лоб. По-моему, ему становится гораздо лучше прямо на глазах.
Мэдди машет нам, когда мы спешим через игровую площадку, преодолевая встречный поток родителей. На ней куртка с меховым воротником и коричневая шляпка-клош, плотно надвинутая на лоб, как у героини романа Агаты Кристи. Мэдди прижимает к груди пачку фотографий. Сквозь целлофан я вижу лицо ее внучки. Черт побери! Совсем забыла, что в школу приходил фотограф, а я опять оставила дома свой бланк заказа. Надеюсь, что не слишком с этим задерживаюсь. Цена кажется мне несуразно завышенной, но я не могу не выкупить снимки. Поразительно, как мало я теперь зарабатываю, уехав из Лондона.
– Ты сегодня припозднилась, – говорит она, сияя глазами и улыбаясь.
– А, ну да. – Я кидаю взгляд на Альфи. – Кое-кого пришлось немного уговаривать.
– Ты не будешь против, если я дождусь тебя у ворот? – спрашивает Мэдди. – Мне нужно с тобой кое о чем поговорить.
К тому времени, когда я присоединяюсь к ней, большинство других родителей и воспитателей уже разошлись.
– Что случилось?
Мэдди вздыхает и оглядывается через плечо:
– То, что ты рассказала нам в Книжном клубе, о сплетне, которую слышала…
У меня замирает сердце.
– Это просто глупая болтовня, Мэдди. Я бы не забивала этим голову.
– Ну, в этом-то все и дело, – продолжает она, понизив голос почти до шепота. Настойчивого шепота. – Я не считаю, что это обычная глупая болтовня. Мне кажется – в этом что-то есть!
– С чего ты так решила?
Мэдди наклоняется чуть ближе:
– Я разговаривала со своей подругой по пилатесу. Она бывший сотрудник надзорной службы и знает много самого разного.
Я подавляю готовый вырваться стон.
– Она сказала, что таких людей часто поселяют в местах, подобных Флинстеду. В заурядных маленьких городках, на которые никто особо не обращает внимания. Иногда им позволяют сохранить свое первое имя, или, по крайней мере, прежние инициалы. Чтобы они сами не путались.
Я по возможности незаметно смотрю на часы. Мэдди просто прелесть, правда, но я должна быть на работе через десять минут.
– Продолжай, – обреченно говорю я.
– Она сказала, что им иногда помогают открыть собственное дело. Им легче оставаться незаметными, если они работают на себя. – В глазах Мэдди появляется блеск. Она явно наслаждается этим: возбуждением, вызванным сенсационными слухами, и собственным участием в шумихе.
– Я верю, что так оно и есть, – киваю я, – но это еще не значит, что Салли Макгоуэн непременно живет во Флинстеде. Таких маленьких местечек, как наше, – бесчисленное множество. Она может быть где угодно. Возможно, даже за границей.
Мэдди отрицательно качает головой:
– Нет, она здесь! Я все выходные просидела в Интернете. Я тебе говорила, что дочь записала меня на курсы для пожилых пользователей?
– Нет, ты ничего не рассказывала.
– Ну так вот, я многое узнала о разных поисковых системах. – Мэдди снова ко мне наклоняется. – Салли Макгоуэн живет в маленьком приморском городке и работает в магазине!
Я делаю над собой усилие, чтобы не рассмеяться вслух. Она говорит это с такой убежденностью! Мэдди казалась мне слишком благоразумной для человека, который верит всему, что читает.
Она ждет, пока пара средних лет пройдет мимо нас, прежде чем продолжить:
– Ты когда-нибудь была в магазине «Камни и руны» на Флинстед-роуд?
– Это эзотерическая лавка? Да, я иногда покупаю там всякие диковинки. А что?
Мэдди глубоко вздыхает:
– Мне неловко об этом говорить, поскольку я знаю, что Лиз дружит с его хозяйкой, Соней, – Лиз ведь любит все эти безумные хипстерские штучки, верно? – Она делает паузу. – Так вышло, что сестра моего мужа, Луиза, работает в соседнем бутике, и эта Соня Мартинс совершенно недвусмысленно отвергла все ее предложения присоединиться к бизнес-группе Флинстеда и к тому же отказалась участвовать в каких-либо уличных вечеринках! – Мэдди смотрит на меня так, словно это неопровержимое доказательство. – Кроме того, по словам Луизы, Соня однажды упомянула, что жила прежде в Дагенеме; а потом, когда Луиза заговорила об этом некоторое время спустя, Соня ответила, что та, должно быть, ошиблась и что жила она в Диннингтоне, в Южном Йоркшире.
Голос Мэдди становится все быстрее и выше, и это похоже на трели зяблика.
– Но Луиза уверена, что она вовсе не ослышалась! Соня определенно сказала «Дагенем», потому что Луиза помнит, как они с ней обсуждали фильм «Сделано в Дагенеме». Итак, если сложить все это вместе, вот что мы знаем: Соня Мартинс похожа на Салли Макгоуэн. У нее есть лавка в маленьком приморском городке, она держится особняком, и у нее противоречивая предыстория.
Теперь я уже не могу удержаться от смеха:
– «Противоречивая предыстория?» Это звучит так, будто ты обсуждаешь детективный роман в Книжном клубе.
Мэдди краснеет:
– Я понимаю, и ты, наверно, права. Но это заставляет задуматься, не так ли?
Глава 6
Колокольчик над дверью звенит, когда я толкаю ее и ступаю в благоухающее нутро «Камней и рун». Мне нужна очередная ароматическая свеча. Ну, вообще-то ароматические свечи не предмет первой необходимости, но их аромат помогает отвлечься и расслабиться, особенно после напряженного рабочего дня в офисе. Еще мне надо купить несколько батареек для пожарной сигнализации, а эта лавка находится прямо по соседству с магазином электротоваров. Мой визит не имеет никакого отношения к нелепой теории Мэдди. Совершенно никакого.
Как только за мной закрывается дверь, я понимаю, что совершила ошибку. Я чувствую себя ужасно неловко и глупо. Мое сердце колотится так громко, что его стук наполняет уши и, кажется, разносится по всему магазину. Лицо и шея пылают от жара. С тем же успехом я могла бы прилепить на свой лоб табличку: «Я пришла взглянуть на вас поближе и разузнать, не та ли вы Салли Макгоуэн, известная убийца детей». За кого я себя принимаю? За охотницу на ведьм? Мне должно быть стыдно.
Соня Мартинс сидит за прилавком. Невозмутимая и совершенно неподвижная, с едва заметной улыбкой на сильно накрашенных губах. У нее очень бледная кожа. Мама назвала бы такую «ирландской белой».
– Доброе утро, – произносит Соня.
– Доброе утро! – Мой голос звучит высоко и тонко, совсем не так, как обычно.
Полагаю, в ее глазах есть некоторое сходство с глазами Салли. Волосы того же цвета, только немного с проседью. На самом деле, конечно, у многих женщин такие же волосы и глаза. У Сьюзен Марчант, например. И естественно, если вы не хотите, чтобы вас узнали, то первым делом поменяете цвет волос. И чем только думала Мэдди?
Я подхожу к стойке с компакт-дисками и начинаю неторопливо вращать ее, разглядывая умиротворяющие названия. «Мистическая музыка Дзен для спокойствия духа». «Ангельская музыка Рейки». «Музыка для исцеления кристаллами».
Я чувствую, что Соня ненавязчиво наблюдает за мной, как это обычно делают лавочники. Сдержанный взгляд в мою сторону, просто чтобы убедиться, что я не собираюсь ничего стянуть, а затем она снова отводит глаза. Я извлекаю из ячейки компакт-диск «Путешествие к Храму» и переворачиваю его, чтобы прочитать на обороте «Активизация семи чакр в сочетании со звуками воды и пением птиц». Мое сердце стучит уже не так сильно. Мне и правда следовало бы записаться на занятия йогой. В Лондоне я посещала их раз в неделю.
Свечи стоят на столике прямо напротив прилавка. Напротив женщины по имени Соня Мартинс. Женщины, которая отказывается присоединиться к бизнес-группе Флинстеда и не участвует в ежегодных уличных вечеринках. Женщины, которая, по всей вероятности, не имеет никакого отношения к Салли Макгоуэн и которая, несомненно, провела мирное детство в Дагенеме, а может, и в Диннингтоне, играя со своими куклами и читая книжки; и выросла человеком с доброй, нежной душой.
Я прицениваюсь к свечкам, но даже самая маленькая стоит 6 фунтов 99 пенсов.
Соня смотрит на меня.
– Они все замечательно пахнут, – произносит она.
Я улыбаюсь в ответ, находясь перед выбором: приобрести не особо нужную свечу по завышенной цене или уйти с пустыми руками. Вот в чем беда с этими маленькими магазинчиками: как только я оказываюсь внутри, то всегда чувствую себя обязанной что-то купить, будто это мой моральный долг – поддерживать чужой бизнес.
Я ставлю свечу обратно и беру вместо нее пачку ароматических палочек, широко улыбаясь, словно именно их я искала и за ними пришла сюда в первую очередь.
– С вас один фунт семьдесят пять пенсов, – говорит Соня. Мне кажется, в ее голосе слышится оттенок легкого разочарования.
Я роюсь в кошельке в поисках нужных монет. У нее достаточно ровный голос воспитанной интеллигентной женщины. Полагаю, немного похожий на мой. Она говорит на эстуарном английском[3], так это называется. Нечто среднее между простонародным кокни и нормативным произношением, что сужает круг ее возможного происхождения до любой точки по всей юго-восточной Англии. А может, и нет. Я читала, что такая манера говорить распространилась далеко за пределы окрестностей Темзы. И конечно, акценты можно имитировать. Выучиться новому. Избавиться от прежнего. Я вспоминаю о кристально-чистых гласных Барбары и ее случайных пьяных переходах на бирмингемский акцент.
Соня Мартинс кладет благовония в подарочный пакет из крафтовой бумаги. Наши взгляды встречаются, когда она протягивает его мне. Я знаю – это мои фантазии; но готова поклясться, что ее глаза видят меня насквозь. Я улыбаюсь и разворачиваюсь к выходу, чувствуя затылком ее пристальный взгляд. Всю его тяжесть.
И только снова оказавшись на улице, я понимаю, что произошло. Я останавливаюсь и задерживаю дыхание. Что же я делаю? Мне нужно сейчас же прекратить эту чушь. Раз и навсегда выкинуть это из головы.
Дэйв машет мне почтовым уведомлением, как только я возвращаюсь в офис.
– Энн Уилсон изъявила желание еще раз осмотреть дом на Мэйпл-Драйв, – сообщает он. – Я подумал, раз ты с ней уже познакомилась, может, захочешь…
– Еще раз насладиться теплой улыбкой миссис Марчант?
Дэйв ухмыляется:
– Что-то вроде того. Я бы и сам этим занялся, но сегодня мне надо оценить два объекта, а я и так опаздываю.
Вот еще одна черта Дэйва Пегтона, которая мне нравится. Сейчас я всего лишь посредник по работе с клиентами на неполный рабочий день, пытающийся набраться опыта в сфере продажи жилья, а он мой босс и владелец бизнеса, но при этом всегда делает вид, что мы с ним на равных.
– Я позвоню маме и спрошу, получится ли у нее сегодня забрать Альфи. А с этой кучей бумаг я смогу разобраться, когда вернусь.
Дэйв одобрительно поднимает вверх большой палец.
Я паркуюсь в конце Мэйпл-Драйв лицом к морю. Сегодня оно темное, фиолетово-синее, с туманной дымкой на горизонте, окутывающей ветряки надводной электростанции так, что их едва видно. Мне никогда не надоедает смотреть на море. Оно – часть моей души; оно запечатлено в моей ДНК. Все долгие летние вечера в детстве я проводила, растянувшись на песке, уткнувшись носом в книгу и слушая шум прибоя. Позже, уже подростками, когда сумерки сменялись ночью, мы разводили на берегу костер вопреки всем запретам и, сгрудившись вокруг него, курили, пили баночное пиво и, если повезет, целовались с мальчишками, работавшими на Мистденском пирсе. Я всегда знала, что однажды вернусь сюда.
На этот раз, прежде чем выйти из машины, я жду появления Энн Уилсон. Чем меньше времени я проведу в обществе Сьюзен Марчант, тем лучше. Я включаю радио, опускаю боковое стекло и смотрю, как опавшие листья на тротуаре разлетаются от ветра. До зимы всего пара месяцев, и нужно успеть насладиться этими золотыми осенними днями. Последнее дыхание лета. Теперь, когда настала школьная пора, основная масса туристов разъехалась. Флинстед вновь всецело принадлежит местным жителям. Наш городок наконец-то может вздохнуть свободно. Если бы туристы перестали приезжать, это место наверняка пришло бы в упадок, но как же это прекрасно, когда они упаковывают свои шезлонги и пляжные навесы, тащат их обратно в свои машины и не возвращаются; когда набережная больше не загромождена пластиковыми столами для пикников, гигантскими надувными батутами и загорелыми ногами.
Конечно, на набережной все еще можно встретить странного дневного гуляку или человека, выгуливающего собаку. Я наблюдаю, как мужчина и двое детей на берегу запускают воздушного змея. Он традиционной ромбовидной формы – ярко-желтый с длинным красным хвостом. Змей ныряет и парит в небе; его хвост, устремляясь за ним, струится в воздушном пространстве. Наверно, мне стоит приобрести такой для Альфи. Ему бы понравилось. Вообще-то я предпочла бы купить ему воздушного змея, чем заплатить втридорога за те школьные фотографии… Кстати, нужно в конце концов отыскать на них бланк заказа, когда я вернусь домой.
Я смотрю в зеркало заднего вида, проверяя, не показался ли синий «Рено Клио», принадлежащий Энн Уилсон, но она еще не приехала. Наступает обговоренное время встречи, стрелка часов бежит дальше и, поскольку от Энн нет никакого сообщения, я продолжаю ждать. Мне совсем не в тягость сидеть здесь, когда послеполуденное солнце греет меня через оконное стекло, а над головой пронзительно кричат чайки. Однако под ложечкой у меня поселяется крошечное зернышко беспокойства и медленно прорастает. Сухие листья шуршат по асфальту. Может, мне не по себе оттого, что снова придется иметь дело со Сьюзен Марчант? Или от недавней встречи с Соней Мартинс и странного чувства, которое она у меня вызвала?
Сьюзен Марчант. Соня Мартинс. Неужели теперь я буду подозревать всех, кто имеет инициалы «С. М.»?
Я опускаю взгляд к коричневому бумажному пакету на пассажирском сиденье, в котором лежат ароматические палочки. Кажется, с тех пор как я вернулась во Флинстед, я бывала в этой лавке несколько раз, привлеченная экзотическими ароматами и расслабляющей атмосферой. Если бы именно я пыталась скрыть от мира свою истинную сущность и подавляла в себе демонов, вряд ли я смогла бы выбрать лучшее место для работы, чем мирный, умиротворяющий магазинчик вроде «Камней и рун». Наверно, трудно постоянно поддерживать всю эту ложь, подобно жонглеру, подкидывающему в воздух тарелки. Как можно так жить, не сходя с ума? Я отвожу плечи назад, соединив лопатки и пытаясь сбросить напряжение. Вот тебе и клятва выкинуть Салли Макгоуэн из головы! Она поселилась там, словно незваный гость.
Я все еще жду Энн Уилсон и, чтобы как-то занять время, просматриваю «Фейсбук». Тэш опубликовала фотографию своей лодыжки, заметно распухшей и посиневшей. Она подписала ее: «Отличный повод остаться дома и посмотреть Нетфликс». Я нажимаю «нравится» и выстукиваю комментарий: «Перебрала водки вчера вечером???»
Она отвечает через несколько секунд: «Бежала к автобусу и споткнулась о бордюр. Нам нужно наверстать упущенное. Приезжай с ночевкой ПОСКОРЕЕ».
«Будет сделано. Скучаю по тебе», – пишу я.
«А вот не надо было переезжать!» – следует ее быстрый ответ с подмигивающим смайликом.
У меня есть время послать ей рожицу с высунутым языком, прежде чем я вижу, как на противоположной стороне дороги останавливается «Клио» Энн Уилсон. Энн выбирается из машины, приняв обеспокоенный вид и произнося губами «Простите». Пряди ее волос блестят на солнце, когда она спешит ко мне. Сегодня с ней нет седовласого мужчины.
– Я хотела позвонить и предупредить, что задерживаюсь, – начинает она извиняющимся, с придыханием, голосом. – Но это только отняло бы еще больше времени. Я решила, что лучше поднажать.
Ее кожа выглядит еще более упругой и лоснящейся, чем раньше. Невозможно определить, сколько ей лет, но она не молода.
– Ничего страшного, – отвечаю я. – Правда.
Как и в прошлый раз входная дверь под номером 24 открывается еще до того, как я успеваю позвонить в колокольчик. Взгляд Сьюзен Марчант перебегает с меня на Энн и обратно. На мгновение у меня создается впечатление, что Сьюзен собирается отчитать нас за опоздание, но она все же делает приглашающий жест. Властным взмахом руки.
– Я буду в саду! – сообщает она, исчезая в длинном коридоре.
Энн Уилсон встряхивает головой, шокированная таким обхождением. Как бы агентство Пегтона ни нуждалось в этой продаже – в последнее время дела немного замедлились, и Дэйв называет это «эффектом Брекзита», – в душе я надеюсь, что Энн не решится на эту сделку, и никто другой не решится, и поэтому Сьюзен Марчант будет вынуждена снизить цену. Это послужит ей хорошим уроком и проучит за то, что она такая холодная рыба.
Глава 7
Мамино бунгало рассчитано на две семьи, и его половинки вызывают у меня мысли о тех самых фотографиях «до» и «после». Обе они отделаны одинаковой песчано-коричневой каменной крошкой, но окна слева, где живет ее пожилая соседка, – грязные, с неподходящими по размеру занавесками, тогда как мамины чисто вымыты и занавешены аккуратными вертикальными жалюзи. То же самое и с общей бетонной подъездной дорожкой – каждая половина рассказывает собственную историю, хотя в последнее время я замечаю, что мама стала выдергивать сорняки, прорастающие из трещин на соседской половине, так же старательно, как и на своей. Я удивлена, что она не предложила соседке свою помощь и в мытье окон тоже.
Мама открывает дверь – кухонное полотенце перекинуто через плечо, щеки розовые от жара плиты. Сол проносится мимо ее ног, чтобы поприветствовать меня. Сол – десятилетний палевый лабрадор, и в том числе благодаря ему Альфи так нравится жить здесь. Альфи помешан на собаках, и теперь, когда сын может видеть Сола почти в любое время, он перестал донимать меня просьбами о собственном щенке. Мама занимается уходом за собаками-поводырями в отставке с самого моего детства. Дедушка был слеп, так что она тоже росла в окружении таких собак. Я до сих пор помню все их имена: Лулу, Неро, Пеппер и самый большой шельмец из всех, Квентин, который однажды украдкой съел целый праздничный торт. Мой именинный торт, как назло. Но я не смогла долго сердиться на него, особенно после того, как пес начал трястись от передозировки сахара и нам пришлось срочно везти его к ветеринару.
Когда мамина предпоследняя собака, Уна, великолепная немецкая овчарка, умерла от рака – мне показалось, что мама собирается повесить свои поводки на гвоздь навсегда. Все ее собаки были особенными. Она часто говорила, что нельзя к ним слишком привязываться, поскольку они доставались ей уже старыми – но Уна была особенной любимицей.
В конце концов мама смягчилась. Без собаки дом казался совсем другим.
Альфи выбегает из гостиной, чтобы обнять меня. Его руки перепачканы зеленым фломастером, а под ногтями застрял пластилин, но – ах! – он так восхитительно пахнет, что я не хочу его отпускать.
Мама улыбается:
– Альфи, может, ты закончишь свою раскраску, пока мы с мамой накроем на стол?
– Пусть сперва поглядит на мой инопланетный космический корабль! – кричит он, протягивая свою работу прямо мне под нос. – Вот, у него тут специальная ракета для взлета. Смотри, мамочка! Смотри!
– Прекрасно, Альфи. А что это за маленькое существо?
Альфи с мамой обмениваются взглядами, как бы говоря: «Подумать только! Она этого не знает!»
– Это космический робот! Это его антенна, а это особые клешни.
– О да, конечно. Я сразу не сообразила. Какая же я глупая. Но ты-то ведь умненький мальчик?
Альфи марширует в гостиную механическим шагом, изображая металлический голос:
– Ответ положительный! Ответ положительный!
– Он любит эту книжку, – смеется мама. – Помнишь, как ты не хотела, чтобы я ее покупала?
– Меня просто рассердило название. «Книга-раскраска для мальчиков». Будто девочки не хотят раскрашивать космические корабли и самолеты. Неудивительно, что женщин-инженеров так мало.
Мама закатывает глаза и жестом манит меня в кухню, а затем закрывает за нами дверь:
– Можно сказать тебе пару слов?
Я бросаю свою сумку на пол и усаживаюсь на один из высоких стульев у стойки.
– Что он опять натворил? Он ведь больше не говорит слово «дерьмо», правда? Я просила Майкла не произносить это при нем, но ты же знаешь, какой он.
Мама строит гримасу, призванную показать, что да, она полностью в курсе, каков Майкл.
– Нет, Альфи вел себя хорошо, он просто золотце. Только вот… – Она делает паузу. – Я беспокоюсь за него, Джо. Особенно после того, что ему довелось пережить раньше. – Я внезапно ощущаю тяжесть в груди. – Он не рассказывал тебе, что происходит в школе во время обеда?
Я смотрю на нее, озадаченная:
– Во время обеда?
– Да, что никто не хочет садиться рядом с ним.
У меня темнеет в глазах, когда я вспоминаю его утреннюю отговорку по поводу боли в животе.
– Нет, он ничего не говорил мне.
Мама достает из ящика стола три настольных плетеных коврика под тарелки.
– Он упоминает об этом уже второй раз. Сначала я не придала этому большого значения, ну, ты же знаешь, какими бывают дети в его возрасте – они… довольно переменчивы в дружбе. – Она протягивает мне коврики. – Но он явно расстроен из-за этого. И еще он говорит, что Джейк и Лиам всегда были ему противны.
Я иду на веранду и раскладываю плетеные подставки на столе. Я рада, что Альфи в состоянии довериться ей, конечно же, рада. Вот только жаль, что он не сообщил мне об этом первой. Возможно, если бы на днях я была внимательнее, задав еще несколько вопросов о Джейке и Лиаме, он рассказал бы мне, что же все-таки происходит. Я не могу позволить этому повториться.
– Он что-то упоминал о тех двоих, но я понятия не имела насчет обстановки за обедом. Завтра я поговорю с мисс Уильямс.
Бедный Альфи. Мне невыносима мысль, что он сидит за столом в одиночестве.
Мама хмурится:
– И это еще не все, что меня тревожит.
О боже. Что еще я упустила в жизни собственного сына?
– Он сказал мне, что Майкл оставался на выходные.
Хм. Мне следовало бы подумать о том, что Альфи может что-нибудь ляпнуть об этом.
– Я никогда не вмешивалась в твою жизнь, Джоанна, и не собираюсь начинать сейчас, – продолжает мама. – Но если я не выскажу то, что считаю нужным, эти мысли просто застрянут в моей голове.
– Тогда продолжай. Скажи все, что думаешь.
– У Альфи легко может сложиться неправильное представление обо всем. Ты же сама рассказывала, что он иногда недоумевает, почему его папочка не может жить с ним в одном доме. Если Майкл будет оставаться на ночь, то это, без сомнения, собьет мальчика с толку.
Мама поджимает губы. Она никогда по-настоящему не понимала нас с Майклом. В этом отношении она довольно старомодна. Наверно, ей немного неловко объяснять нашу «ситуацию», как она это называет, своим друзьям, хотя я знаю, что в действительности она заботится только о моих интересах. Я не считаю необходимым оправдывать свои отношения с Майклом – это моя жизнь, а не ее, однако ловлю себя на том, что пускаюсь в объяснения:
– Он казался совершенно измотанным после перелета. Было бы подло отправлять его снова за руль, как только он приехал.
– Так он спал на диване?
Я открываю рот, чтобы ответить, но мне нечего сказать.
Мама издает один из своих насмешливых вздохов:
– Может, Альфи всего и шесть лет, Джо, но дети гораздо сообразительнее, чем мы думаем. – Она выключает газ под кастрюлей с горохом и достает из шкафа дуршлаг. – Надеюсь, Майкл предохраняется.
– Ма-ам! Ради всего святого! Конечно, он предохраняется. Мы предохраняемся!
За исключением одного примечательного случая, приведшего к появлению Альфи, конечно, однако нам не стоит возвращаться к этому в очередной раз.
– Ведь он, вероятно, спит и с другими женщинами, кроме тебя, – продолжает мама. – Ты осознаешь это, не так ли?
Я выдыхаю через нос и считаю до пяти.
– Мы никогда не давали друг другу клятв верности, я же тебе говорила, мама. Но одно я знаю о Майкле точно – он честен.
Иногда даже слишком честен. В тех редких случаях, когда Майкл встречался с кем-то еще, он всегда сообщал мне об этом, как будто нуждался в моем согласии. И я знаю, что тоже могла бы, если бы захотела. Но я не хотела. У меня больше никого не было с тех пор, как родился Альфи.
– У Майкла уже давно нет отношений с другими женщинами, – продолжаю я. – А если он и встретит кого-то, с кем захочет быть, то обязательно мне расскажет. Я знаю – он поступит именно так.
Мама вздыхает:
– Прости, дорогая. Я не могу о тебе не волноваться. Ты же знаешь, материнство неразрывно связано с тревогой за своих детей. И она никуда не пропадает, даже когда они взрослеют. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива и тебе не пришлось бы проходить через то, что я пережила с твоим отцом.
Она делает свое обычное ироничное ударение на слове «отец». Бедная мама. Неудивительно, что она так плохо разбирается в мужчинах.
Мама сжимает мое плечо:
– Помнишь, в детстве у тебя была воображаемая подружка? Я очень волновалась, когда ты пошла в школу. Мне казалось, что другие дети будут дразнить тебя за это.
– О да, Люси Локет. – Я улыбаюсь при этом воспоминании.
Мама смеется:
– Не могу передать, как я обрадовалась, когда ты перестала без умолку болтать с собой в своей спальне.
– Вообще-то для маленьких детей совершенно нормально иметь воображаемых друзей. Я как-то об этом читала. Это естественная часть их развития.
– Я знаю. Просто шучу. – Мама передает мне соль и перец, чтобы я отнесла их на стол. – Похоже, Альфи нужно просто немного помочь освоиться в новой школе. Может, для этого тебе было бы полезно подружиться с кем-нибудь из других мам, пригласить их детей на чаепитие или еще что-то вроде того? Я разговаривала с мамой Хейли, когда забирала сегодня Альфи. Карен, так ее зовут? Ее мать тоже была там – приятная дама, только болезненно-худая. Кажется, Карен сказала, что они с ней съехались. Они обе выглядели очень милыми.
– Карен посещает наш Книжный клуб, – поясняю я. – По-моему, она еще выполняет обязанности секретаря в школьном родительском комитете. Ее активность меня немного напрягает, если честно. И вообще, Альфи не слишком жалует дружбу с девочками.
Мама смеется:
– Подожди, пока он не станет подростком. – Она достает из буфета три тарелки и ставит их на дно духовки, чтобы согреть.
Альфи просовывает голову в дверь:
– Я умираю с голоду!
Мама упирает руки в бока:
– Ну, хороший работник всегда хорошо ест, не так ли? Нагулял аппетит?
Она права. Конечно, права. Мне нужно постараться наладить контакт с другими мамами. Ради Альфи. Если потребуется, я даже готова напроситься на их утренний кофе-тур. Что там сказала Тэш, когда я сообщила, что уезжаю из Лондона и буду работать неполный рабочий день? Что пройдет совсем немного времени, и я стану одной из тех мамаш, которые, завладев целой кофейней, бесконечно трещат о своих отпрысках. Я ответила ей: «Ни за что!»
Но, однако, если это немного облегчит жизнь Альфи…