Лев Юрьевич Альтмарк
Наследство опального генерала
Сидящий напротив Рами, снова молча кивнул головой и продолжал слушать дальше.
– Ты уж прости меня за несколько официальный тон, но без этого нельзя… Нашей главной стратегической задачей сегодня является предотвращение новой глобальной войны, последствия которой могут быть катастрофическими не только для нас, но и для всего мирового сообщества. Наши скрытые и явные враги прекрасно понимают это, а, кроме того, понимают, что мы не хотим допустить создания новых видов оружия массового поражения. Потому они и сосредоточили свои усилия не на нём, а на создании поражающих веществ локального применения. Что это такое? Это, в первую очередь, всевозможные отравляющие вещества. Применяя их, можно ликвидировать как отдельных людей – политиков, военных, учёных, так и целые регионы – городские кварталы, целые города, отдельные местности, не нанося значительных разрушений планетарного масштаба. Это сегодня самый, наверное, эффективный способ противостояния враждующих сторон. К сожалению, уже опробованный.
– А новые виды стрелкового оружия, ракеты, авиация и прочее? – проявил эрудицию Рами.
– Верно. Всё это тоже развивается стремительными темпами, но контролировать такое, согласись, куда проще, так как это трудно скрывать от посторонних глаз, да и меры противодействия этому оружию можно предпринять ещё до начала его массового изготовления и применения. С отравляющими веществами иная картина. Если не иметь на ранней стадии информации о том, что в каком-то совершенно нейтральном, скажем, фармацевтическом или сельскохозяйственном исследовательском центре разрабатывают вещество отравляющего характера, то есть яд, то отследить все стадии его производства очень тяжело. Но мы, несмотря на все трудности, занимаемся этим. Есть у нас успехи, но есть, к сожалению, и досадные промахи… Часто к нам поступает информация уже вторичная – об успешном использовании неизвестных отравляющих веществ, о которых мы совершенно ничего не знали. Это и есть наш прокол. Поэтому мы всеми силами стараемся такого не допускать.
– Как я понимаю, шеф, разговор идёт о нарушении международной Конвенции о запрещении химического оружия? – снова перебил его Рами. – Я просматривал основные её положения, и там прописаны конкретные сроки уничтожения уже существующих видов оружия по странам и строгий запрет на их дальнейшее воспроизводство. Понятно, что официально все подписавшие Конвенцию государства выполняют свои обязанности, а вот то, что творится тайно, за кулисами, никем не отслеживается. Отсюда наша задача…
– Именно так. Одна из типичных уловок некоторых стран-подписантов – это перенос исследовательских и испытательных баз на территории стран, пока не подписавших Конвенцию, или стран, отказывающихся это сделать. Для полноты информации сообщу, что из 193 государств-членов ООН Конвенцию подписали 190 стран. Из шести оставшихся две подписали, но пока не ратифицировали – это мы и Мьянма, а четыре – Ангола, Северная Корея, Египет и Южный Судан вообще не собираются ничего подписывать. Что касается нашего закадычного соседа Сирии, то она подписала самой последней из всех стран – осенью 2013 года… А теперь вопрос на сообразительность: как думаешь, почему это сделано лишь недавно, хотя никто не мешал Сирии сразу пойти по стопам своих арабских соседей и спонсоров?
– Думаю, что на территории Сирии как раз и оставались тайные лаборатории по производству химического оружия. Но откуда там специалисты такого уровня, чтобы могли работать на современном уровне? Иностранцы?
Шеф ничего не ответил, лишь отправился к столу, на котором стоял чайник с закипевшей водой, и налил два разовых стаканчика кофе.
– Из различных источников стало известно, – продолжал он, – что ещё со времён Советского Союза в Сирии функционировали секретные лаборатории по производству отравляющих веществ, которые курировали российские военные специалисты. Но даже несмотря на то, что Россия подписала Конвенцию ещё в 1997 году, исследования у себя дома она сократила, но до конца не прекратила. Притом не особенно сильно это скрывает. Совсем недавно СМИ стали известны опубликованные в мировой прессе откровения доктора химических наук Вила Мирзаянова6, бывшего начальника отдела противодействия иностранным разведкам государственного научно-исследовательского института органической химии и технологии (ГосНИИОХТ), открыто заявившего о непрекращающихся работах в лаборатории СВР в Ясенево. Разговор шёл о скандальном отравляющем веществе, которое сегодня называют «Новичок». Притом в ясеневской лаборатории даже не было необходимости заниматься синтезом этого вещества напрямую, потому что ГосНИИОХТ вполне дешево и безопасно может изготовить все, что тамошние учёные пожелают. Скорей всего, в Ясенево экспериментальный «Новичок» только доводили до ума, запускали в серию и делали из него орудие для террористической атаки наподобие зонтика с рицином для болгарина Маркова.
– Ну, если всё так свободно можно было произвести в России, для чего тогда понадобилась Сирия, в которой всегда неспокойно и идёт перманентная многолетняя война?
– С одной стороны, это хороший испытательный полигон, где любые зафиксированные в СМИ эпизоды применения химических отравляющих веществ можно списать на какую-нибудь неизвестную исламскую группировку, воюющую против всех. С другой стороны, наверняка среди российских военных идут какие-то внутренние трения за первенство и командные посты. Потому и разброд в поступках. Разве у наших израильских солдафонов такого нет? Конечно, не в таких масштабах… Но если Россия сравнительно далеко, и то, что происходит на её территории, не наша, по большому счёту, забота, то Сирия – вот она, совсем рядом, и все её проблемы могут в самом скором времени стать и нашими проблемами. А мы этого допустить не можем даже гипотетически.
Шеф отхлебнул кофе и кивнул Рами:
– Да ты пей кофе, не стесняйся, разговор у нас длинный… Так вот, нас заинтересовала одна из наиболее перспективных разработок современных химических отравляющих веществ, которая получила смешное название «Новичок». Об этом сейчас все мировые СМИ не перестают трубить, особенно после того, как им отравили в Англии одного отставного российского перебежчика и его дочь. Это далеко не единственная разработка, и есть наверняка более страшные и смертоубийственные яды, но тут как бы сплелись в узел некоторые обстоятельства, мимо которых мы пройти никак не смогли.
– Секундочку! Доказано, что этот яд – именно российская разработка?
– В точности нет, потому что доказать такое довольно сложно. С той стороны тоже работают не простачки и прекрасно понимают, что, если не спрятать концы в воду, то международный скандал будет обеспечен. Государство, демонстративно отказавшееся от разработок и производства химического оружия, продолжает тайно заниматься этим? Нет, такое недопустимо. Уже доказано, что порядка десяти стран, исходя из своих технологических возможностей, могут производить компоненты для этого яда. Конечно, всюду будут какие-то различия в изготовлении и некоторые характерные особенности полупродуктов, из которых готовят вещество. Полупродукт, кстати сказать, это уже вполне промышленное изделие, а не какая-то кустарная, сварганенная на коленке порция определённого химического состава. Даже по её малейшей частице любой мало-мальски опытный химик определит состав и даже вероятную страну изготовления.
– Почему же тогда показывают пальцем только на Россию, если нет пока полной уверенности в авторстве препарата?
– Ни одна страна не имеет такого опыта в изготовлении «Новичка», как СССР и его правопреемница Россия. Ни одна страна не тратила столько финансовых и людских ресурсов на его исследования, изучение химической константы, токсикологических свойств. Это долгий, дорогостоящий и трудоемкий процесс, который на высоком уровне способна проделать далеко не каждая страна.
– Но промышленный шпионаж…
– И такое может быть. Одно дело – тупо стащить формулу, образцы, даже состав компонентов и технологию изготовления, но где взять производственные мощности для промышленных партий? Без серьёзной подготовки даже двадцать граммов настоящего современного яда не изготовишь.
– Хотите сказать, что в отсталой Сирии существуют промышленные лаборатории для этого?
– С помощью спонсора и старшего брата России они созданы. Кое-какие из них сегодня, конечно, уже разрушены и уничтожены, но кто знает, сколько их ещё осталось? Наша агентура, конечно, работает в этом направлении, но военные действия на территории Сирии осложняют эту и без того непростую работу… Однако всё, о чём мы сейчас говорили, это прелюдия, и мы с тобой собрались тут по совсем другой причине.
Шеф вышел из-за стола, бросил пустой стаканчик из-под кофе в мусорную корзину и полез в карман за сигаретами:
– Хоть ты уже приступил к заданию и даже успел доложить о первых своих шагах, я попробую тебя ввести в курс дела более подробно, чтобы ты мог свободней ориентироваться в ситуации, когда зайдёт разговор о человеке, которого стремится разыскать разрабатываемый нами объект. Этот разыскиваемый человек являлся организатором и создателем секретных сирийских лабораторий по производству отравляющих веществ. Он осуществлял связи российского Министерства обороны и сирийского правительства, то есть, по сути дела, был главным связующим звеном, без которого ничего не склеилось бы. Он не только координировал всю работу, но и выполнял некоторые секретные поручения Советского правительства. А время-то тогда было довольно непростое, потому что Россия готовилась подписать Конвенцию о запрещении химического оружия, и информация о том, что государственные структуры участвуют в строительстве новых сирийских химических объектов, послужила бы просто бомбой и огромным разрушительным ударом для имиджа государства. Потому и пришлось ему действовать тайно, на свой страх и риск, без поддержки государства, хотя поддержка, конечно, была, но уже не в такой явной форме, как раньше. Кроме того, по некоторым косвенным данным, создавалось впечатление, что этот человек действовал вообще в обход своих шефов из Министерства обороны. При вопиющем бардаке на всех уровнях власти никому никакого дела не было до происходящего, и он мог творить всё, что угодно, вполне безнаказанно. А финансирование тем временем поступало исправно и без перебоев.
– И сколько времени это продолжалось?
– В июле 1995 года, как установил «Моссад», этот человек, кстати, имеющий звание генерала, прибыл в Сирию, где принялся устанавливать личные связи с сирийским руководством. В рамках начатого сотрудничества за помощь в создании технологий по производству химоружия ему передавались огромные суммы денег. Всё это делалось нагло и почти в открытую. В конце девяностых, получив исчерпывающую информацию от «Моссада», тогдашний наш премьер Эхуд Барак передал в Москву сведения о том, чем занимается в Сирии их генерал. Но реакции не последовало. На основании полученной информации мы неоднократно пытались достучаться до Кремля, угрожая даже «слить» данные в прессу и вызвать международный скандал, но никакой реакции так и не последовало.
Рами с интересом выслушал шефа и спросил:
– Для чего же нужна была вся эта бесполезная дипломатия? Не проще ли было просто ликвидировать зарвавшегося генерала?
– Ни в коем случае! Этот генерал был только верхушкой айсберга. Ему даже незачем было вникать в суть производства и конкретную работу непосредственных исполнителей, ведь кроме него там работало немало действительно талантливых учёных, разработчиков и исполнителей идеи «Новичка». Он являлся, повторяю, только связующим звеном между разработчиками, сирийскими заказчиками и московскими руководителями. Ликвидируй его, мы ничего не добились бы, схему не нарушили бы, зато получили бы взамен нового руководителя проекта из Москвы, и нужно было бы приложить немало усилий, чтобы подобраться к нему и выйти на контакт.
– Значит, мы каким-то образом контактировали с ним? – удивился Рами.
– Да. Потому и были в курсе всех разработок с самого начала. Он, конечно, не был нашим агентом в прямом смысле этого слова, но кое-какие сведения мы от него получали. Конечно, не безвозмездно.
– Что с ним сейчас?
– По официальной версии, которую время от времени мусолят наши и иностранные СМИ, в конце апреля 2002 года при обстоятельствах, которые до сих пор до конца не прояснены, создатель программы «Новичок» был обнаружен мертвым в кресле самолета, направлявшегося из сирийского Алеппо в Москву. Правда, в Сирии тогда сразу высказали предположение, что генерала ликвидировал зловредный «Моссад». Но на этот раз уже мы хранили молчание.
– Так его всё-таки ликвидировали?
– По официальной версии мировых СМИ, да. А на самом деле он сейчас жив-здоров и ведёт тихую размеренную жизнь под другой фамилией у нас, получает неплохую пенсию и ни с кем из прежних своих знакомых встречаться, по известной причине, не собирается. Да и мы контролируем это достаточно жёстко.
– Как же он к нам попал? Ведь по Закону о возвращении7…
– Во-первых, у него особый статус, а во-вторых, у него отец еврей, и он вполне официально попал под действие этого Закона… Но самое интересное состоит в том, что, несмотря на полную безопасность и защиту, он почти ничего так и не захотел рассказывать о своей деятельности в Сирии. Кое-что ему, правда, пришлось выдать, потому что без этого он не смог бы оказаться у нас в безопасности. Прежняя специфика работы научила старика опасаться даже собственной тени, а ведь у него отличное профессиональное чутьё на опасность. Ему повсюду чудилось, что его преследуют какие-то неизвестные люди. Мы это, естественно, проверяли, но ничего подозрительного не обнаружили.
– Может, у старика просто крыша поехала от шпиономании?
– Вряд ли. Дай бог, чтобы у нас с тобой в восемьдесят лет был такой ясный ум… Но, к сожалению, теперь такая реальная опасность действительно появилась. Уже без всяких шуток… Короче говоря, руководство поставило перед нами с тобой конкретную задачу: прояснить, кому он, спустя такое продолжительное время, понадобился, и что от него хотят. Есть у меня несколько намёток, которые я изложу тебе в рабочем порядке. А пока – ты понял, что от нас требуют?
Рами пожал плечами и усмехнулся:
– Кажется, понял… У меня ещё вопрос: какой у него псевдоним сегодня?
– Сейчас у него, естественно, новое имя. Ты его узнаешь. А настоящее его имя, под которым он проходил по всем российским и сирийским документам – Зенкевич Станислав Юрьевич…
7
Ах, как некрасиво расстались мы со Светланой! И виноват во всём случившемся один лишь я. Тут и к бабке не ходи. Просто мы здесь, в Израиле, привыкли жить открыто, по-панибратски, а порой и хамовато относиться к любому, с кем общаешься. Даже к начальству относимся без должного пиетета. И сами уже не замечаем этого.
Наши девочки служат в армии наравне с ребятами, поэтому относимся мы к ним не как к слабому полу, а как к равному по силам коллеге, который может при случае прикрыть спину, а по необходимости и врезать хук с левой. Правильно это или нет – не знаю, но такое существует. Наверное, только у нас. И это, поверьте, совсем неплохо.
А Светлана – она из другого мира. Только тем ли остался тот мир, из которого я уехал почти четверть века назад? Тоже, наверное, изменился, но в какую-то свою сторону. И Светлана вместе с ним. Поэтому между мной и ею возникла странная и непреодолимая стена непонимания, которую я попытался преодолеть кавалерийским наскоком – и ничего не получилось.
Хотя… что я сделал непотребного? Чем обидел её? Ну да, попробовал проследить за ней и тут же попался. Из меня шпион, как, сами знаете, из чего пуля…
И обидней всего, что отыскать её самостоятельно по-прежнему не могу. Хотя бы для того, чтобы просто извиниться. Ничего больше. Важно даже не само извинение, а – как это сегодня принято говорить? – месседж, посыл. То есть, чтобы она поняла, что я не хочу её терять. И это уже во мне говорит не шестнадцатилетний мальчишка, томимый сексуальной истомой, а взрослый, кое-что повидавший на своём веку мужик… Я, то есть.
Мне очень хочется, чтобы она это поняла.
Вернувшись в тот вечер к себе домой и даже не включая свет в комнате, я взгромоздился на стул у окна, закурил и стал печально размышлять о своей горькой судьбине. Однако, как ни странно, грустить почему-то не хотелось. А хотелось просто спать. Философски рассудив, что жизнь всё расставит по своим местам, и её не перехитришь, как ни старайся, я отправился в кровать и сном праведника проспал до самого утра, пока меня не разбудил будильник.
Но уже на работе, усердно вкалывая, чтобы хоть как-то загладить вину перед косо поглядывающим на меня хозяином, я принялся нетерпеливо ожидать, пока зазвонит мобильник в кармане. Не зазвонить он просто не имел права! Должен же кто-то снова выйти на меня, если уж затеяли игру с передачей привета от моего бывшего комитетского куратора. История просто не имеет права обрываться на самом интересном месте! И потом – Светлана…
Но подлец-телефон упорно молчал. Я даже вытаскивал его проверить, не выключился ли он в кармане случайно. Но эта тупая побрякушка с завидным постоянством каждый раз засылала мне всякую рекламную дребедень из интернета, и её мелодичные щелчки заставляли вздрагивать и каждый раз поспешно лезть в карман.
Я даже грешным делом вспомнил, что давал свой номер занудливому Евгению, с которым недавно пил водку, и мне очень не хотелось, чтобы он вдруг позвонил сейчас и снова настоятельно потребовал уделить ему время, чтобы попечалиться о суровых репатриантских буднях. Ох, не до него мне сегодня! А у этого парня хватит ума набрать мой номер.
Однако до самого конца работы мне так никто и не позвонил, однако, когда я стал собираться домой, хозяин мастерской поманил меня к себе и как бы невзначай сообщил:
– Тут тебе записку передали днём, но я решил не отвлекать тебя от работы и подождать до вечера, а то ты опять сорвёшься куда-нибудь, и ищи-свищи тебя потом.
У меня сразу ёкнуло сердечко:
– Кто передал?
– Какой-то мальчишка. Я сперва не хотел брать, но он сказал, что свои пять шекелей уже заработал, и назад записку не понесёт. И сразу убежал… Что в записке, не понятно, потому что написано по-русски. В ней, может быть, что-то важное для тебя?
Я молча забрал записку и прочёл:
«В 19:00 в той же гостинице».
И никакой подписи…
Если время с утра и до конца работы пролетело довольно быстро и незаметно, то с пяти до семи оно уже тянулось, как резина. Я даже домой не пошёл, чтобы не опоздать к назначенному времени. Хотел было купить букет цветов для Светланы, но у меня не было полной уверенности, что записка именно от неё.
Всё тот же клерк за стойкой в лобби гостиницы увидел меня в дверях и помахал рукой, как старому знакомому, и я даже собрался подойти к нему, но меня окликнули с диванчика, стоявшего в углу за большой пальмой в кадке.
Это оказался человек, назвавшийся именем моего бывшего куратора Виктора Николаевича. Светланы с ним рядом не было.
– Здравствуйте, Игорь, это я вам отправил записку с мальчишкой.
– Я так и предполагал.
– И вы не рады?
– Отчего же – мы договаривались о встрече. А где…
– Светлана? – Чувствовалось, что у мужчины сейчас настроение превосходное, и он даже мог позволить себе пошутить. – Вам очень хочется с ней снова встретиться?
– А что в этом такого? Мы взрослые люди и отвечаем за свои поступки.
– Да бросьте вы, никто вас ни в чём упрекать не собирается!.. Но позвольте вопрос: вы и в самом деле решили, что ей с вами интересно? Вдруг она просто выполняет моё задание, и здесь уже эмоции не играют никакой роли?
– Я в этом не уверен. По крайней мере, она показалась мне искренним и недвуличным человеком.
– Вам так показалось? – Мужчина, похоже, развеселился ещё больше и нарочно демонстративно кружил вокруг да около, но всё не переходил к тому, ради чего меня позвал. – Неужели вы полагаете, что ей, молодой и цветущей женщине, может понравиться такой пожилой, неустроенный, не очень красивый и…
– …еврей? – закончил я за него.
– Нет, я хотел сказать – не очень умный и заводящийся с пол оборота человек.
Тут я уже начал не на шутку заводиться:
– Почему вы решили, что я не очень умный?
– Да потому что вы даже сейчас дали себя увести в сторону и занимаетесь пустой болтовнёй вместо того, чтобы взять меня за грудки и потребовать всю информацию о вашем брате, которую я обещал. А в придачу к ней свою новую зазнобу для очередных утех… Разве не так?
Я мрачно уселся в кресло напротив дивана, на котором он развалился, и отвернулся к окну:
– Что вы от меня хотите? Я ведь понимаю, что так просто вы никакой информацией делиться не собираетесь. А Светлана – может быть, она и сыграла роль приманки во всей этой истории, хотя мне очень не хочется в это верить.
– Ну, ладно, не будем ссориться, – примирительно сказал мой собеседник, – пора и в самом деле переходить к серьёзным вещам. Не хотите выйти на улицу и прогуляться по набережной? Погода сейчас чудесная, знаете ли, прохладно, бриз с моря…
– В гостиничный номер уже не пускают? Или некого под меня подложить? – Я всё ещё дулся на него.
– Это для того, чтобы у вас не оставалось ненужных иллюзий по поводу наших встреч…
Никаких его упоминаний о Светлане мне теперь не хотелось, поэтому я молча встал со своего кресла и отправился следом за ним к выходу из отеля.
– Станислав Юрьевич Зенкевич, как я уже сообщал вам, – начал мужчина, – родился в Ленинграде в 1939 году и носил фамилию вашего отца, то есть вашу, до 1942 года, когда тот вышел из окружения и был осуждён на десять лет лагерей, как враг народа. Едва это стало известно его родным, мать Станислава Екатерина Васильевна отреклась от мужа и приняла свою девичью фамилию, которая была так же вписана и в новую метрику трёхлетнего сына. К тому времени они уже проживали на Алтае, куда были эвакуированы по дороге жизни из блокадного Ленинграда.
– Отец, находясь в лагерях, ничего об этом не знал? – спросил я.
– Наоборот, его сразу известили о расторжении брака, и он наверняка сильно переживал, но, как я понимаю, так до конца своих дней не простил бывшей жене предательства. Более того, он ни словом никогда больше не обмолвился о них, вы сами тому свидетель. Екатерина же Васильевна, насколько мне известно, как раз не скрывала от Станислава, кто его отец.
– А уж это откуда вы знаете?
– Дело в том, что в середине девяностых, после смерти матери, Станислав Юрьевич неоднократно делал запросы о данных по отцу в Центральный архив Министерства обороны России и пытался узнать его местонахождение.
– Зачем ему это понадобилось? Неужели собирался встречаться с отцом?
– Откуда мне знать, что у него было в мыслях? Может, и собирался… Далее, как вы тоже уже знаете из послужного списка Зенкевича, Военная академия химзащиты им. С. К. Тимошенко и служба в Центральном военно-химическом центре, командировки в Афганистан, Кубу, Вьетнам, работа по дезактивации заражённых объектов Чернобыльской АЭС. Прекрасный послужной список, карьерный рост. Из скромного исполнителя он постепенно вырос в пробивного руководителя проектов, в которых частенько необходимо было преступать границы закона и морали, что он делал с лёгкостью и без малейших колебаний. Сами понимаете, что такое разработка химического оружия, а он этим активно занимался ещё с начала семидесятых годов. Полная секретность и очень ограниченный круг общения. Впрочем, иных вариантов работы в этой сфере просто не существует. В 1984 году по протекции одного из членов политбюро ЦК КПСС стал заместителем начальника химических войск министерства обороны СССР. Пост уже генеральский… Так что ваш братишка, уважаемый Игорь, был не таким уж простым человечком.
– Почему был? – насторожился я. – Его больше нет?
– Есть, – усмехнулся мой собеседник, – но, как бы я выразился, нет в этом полной уверенности.
– Не понял…
– Сейчас поймёте… В девяностые годы началась широкая кампания по запрещению и уничтожению химического оружия. Наша страна, конечно, не могла остаться в стороне. Тут-то и пригодились навыки Зенкевича, который возглавил программу по переработке химоружия, параллельно создал и возглавил Центр экотоксиметрии при Институте химической физики им. Н. Н. Семенова Российской академии наук… Мы давно к нему приглядывались, как, впрочем, и ко всем людям подобного уровня. Но ещё с восьмидесятых годов, когда он стал занимать высокие посты, мы обратили внимание на некоторые особенности его характера. Как и многие люди его уровня, он был далеко не безгрешен. Иногда проворачивал не совсем законные махинации, не гнушался взятками и возможностью использовать служебное положение в личных целях. Но в этом, поймите меня верно, ничего сверхъестественного нет, если не вредит общему делу. Всё в пределах допустимого. Самые жуткие и неудобные для любой разведки люди – это идеалисты, которые за идею готовы положить свою и чужие жизни, и при этом никакие разумные доводы их не останавливают. А кроме них существуют ещё и абсолютные негодяи, для которых опять же нет никаких границ, и для достижения своих целей они готовы нарушить все правила и нормы. Зенкевич, к счастью, не был ни первым, ни вторым, поэтому мы вели за ним наблюдение не особо активно, тем более, всегда за его спиной кто-то стоял, и этот «кто-то» мог его при случае прикрыть. Это был уже уровень неприкасаемых…
Я слушал очень внимательно, и хоть мне не совсем интересно было разбираться в деталях армейской и научной деятельности этого, по сути дела, совершенно чужого мне человека, всё время ждал, пока, наконец, раскроется цель этих долгих и подробных рассказов. Мой же собеседник, похоже, не спешил и только упивался собственным красноречием.
– Вижу, вы, Игорь, слегка заскучали. Хочется экшена и крутого детектива? Не знаю, будет ли то, что я расскажу дальше, похоже на детектив, но любопытно будет – точно. Так вот, не дело, конечно, нашей конторе было отслеживать схемы вывода денег, попадавших в руки людей уровня Зенкевича, и другие их финансовые махинации, тем более, особой фантазией они не отличались и от дармовых денег никогда не отказывались. Наблюдая за их вознёй, всё-таки была у нас некоторая уверенность, что ни на что иное, попадающее в сферу наших интересов, времени у них не остаётся. Но товар, приносивший Зенкевичу неплохую прибыль в обход государства, со временем всё больше попадал в тиски запретных санкций, и пользоваться серыми схемами вывода денег становилось всё трудней. Чем жёстче становились запреты на производство и хранение химического оружия, тем больше были аппетиты у потенциальных заказчиков, а торговля производимыми продуктами или их компонентами уже полностью попадала под определение контрабанды. От контрабанды до измены родине, сами понимание, путь недолог. А тут ещё усиливающийся разброд и полная неразбериха в стране… В 1993 году Зенкевича назначили представителем РФ в сирийском Экологическом центре в Джамрайне. Мера эта была вынужденной, так как в преддверии подписания Конвенции о запрещении химического оружия необходимо было быстро сворачивать его производство и уничтожать накопившиеся запасы на территории РФ, а перенести всё это в Сирию не составляло никакой проблемы, тем более, противоположная сторона не возражала. Главное, чтобы этим занимался человек проверенный и контролируемый, и им как раз оказался Зенкевич со своей исследовательской группой.
– В Сирию, говорите? – удивился я. – А как он туда попал, если у него отец еврей?
– Никто этого афишировать и не собирался, а сирийское руководство, с которым он общался напрямую, естественно, реагировало только на шелест купюр… Мы по-прежнему отслеживали все его шаги и контакты, но, ясное дело, тут уже появились некоторые трудности, потому что Зенкевич, вероятно, что-то почувствовал и стал более скрытным. Как мы ни опекали его, он стал нередко ускользать от нас и даже пропадать на некоторое время. Поначалу мы решили, что это очередные его «гешефты» с подпольными клиентами, а потом стало поздно. Мы же считали, что за ним, как, впрочем, и за остальными нашими специалистами, работающими за границей, следят тамошние спецслужбы, и он поступает совершенно разумно, конспирируясь от них, но… выяснилось, что он то же самое проделывал и по отношению к нам. Однако шила-то в мешке не утаишь. Не только для нас, но и для наших противников… В 1995 году госдепартамент США утвердил персональные санкции против Зенкевича, обвинив его в контрабанде веществ двойного назначения. Тайное непременно становилось явным, и его секретность затрещала по швам… Вместе с этим, нам всё труднее становилось контролировать его и учёных, работавших с ним в связке. А тут ещё наши израильские коллеги стали наступать на пятки. Если раньше они действовали скрытно, то теперь о своих расследованиях тайных делишек Зенкевича принялись открыто сигналить в Москву.
– Что за коллеги?
– Не догадываетесь? Ваш израильский «Моссад».
– Я с ним ни разу не встречался. Всё больше в детективных книжках да газетах читал. А вы с «Моссадом» сотрудничаете?
– Все спецслужбы контактируют на каком-то уровне друг с другом… Но это, по большому счёту, к нашему сегодняшнему разговору отношения не имеет.
Мы прошли уже довольно далеко по набережной, однако мой собеседник, казалось, этого не замечал:
– Когда стал разгораться международный скандал с Зенкевичем, и стало понятно, что решать этот скандал придётся уже не на рабочем, а на дипломатическом уровне, было принято решение срочно отозвать его из Сирии в Москву. Тем самым, конечно, проблема не решилась бы, но за неимением фигуранта можно было бы попробовать как-то отмолчаться. И он, в самом деле, сел в самолёт, летящий из Алеппо в Москву, и в нём скоропостижно скончался…
– Мой брат… – выдохнул я, совершенно не ожидая такой неожиданной развязки, – умер?!
– Да. – Мужчина посмотрел на меня внимательным и долгим взглядом. – После чего был похоронен на Троекуровском кладбище с воинскими почестями. Так гласит официальная версия…
– Что значит официальная версия?!
– Дело в том, что в самолёте на его месте был обнаружен совершенно иной человек. Очень похожий и загримированный под генерала, но это был не он.
– И вы не подняли шума?
– А зачем? Во-первых, Зенкевич был, как сегодня принято говорить, уже сбитый лётчик, который никому, по большому счёту, не нужен, и дальше его использовать никак нельзя. А во-вторых, он всё-таки обладал некоторыми секретами, представлявшими государственную тайну, и начинать шумиху вокруг его гибели или исчезновения – это значило, что придётся выносить сор из избы и начинать официальные расследования с непредсказуемым исходом. А в-третьих, было ясно, что инсценировка кончины этого человека далеко не случайна, и настоящий генерал Зенкевич, по всей видимости, похищен. Не до конца понятно было лишь, кем. Хотя такое по силам только одной из разведок в этом регионе. Вашей…
