Лев Троцкий
Проблемы международной пролетарской революции. Коммунистический Интернационал

Полная версия

Л. Троцкий. ФРАНЦУЗСКИЙ СОЦИАЛИЗМ НАШЕГО ВРЕМЕНИ

Внутреннее положение во Франции полно глубочайших противоречий. Эти противоречия кажутся подчас даже загадочными: мы слишком мало получаем сведений, чтобы разобраться во всех зигзагах внутреннего развития Франции. В течение последних недель радио приносили нам вести о стачках, демонстрациях, волнениях, о нарастающем революционном прибое. В то же время последние радиограммы сообщают о полной победе империалистской реакции на парламентских выборах^[132]. Явное противоречие на первый взгляд! А между тем, это противоречие как нельзя лучше объясняется теорией коммунизма (марксизмом) и как нельзя ярче подтверждает ее правильность.

Парламентаризм – оружие буржуазного господства. Парламентаризм тем более оказывается пережившим себя, чем глубже мы входим в эпоху пролетарской революции. По мере того, как рабочее движение во Франции принимает форму первых этапов гражданской войны, средства и орудия парламентаризма все открытее становятся достоянием капиталистических клик, аппаратом их классовой самообороны.

Победа клемансистской реакции на выборах – не опровержение близости пролетарской революции во Франции, а, наоборот, самое яркое ее подтверждение. Вместе с тем эти дополняющие друг друга контрасты: рост реакции в парламенте, рост восстания на улице – являются неопровержимым доказательством того, что во Франции, в стране так называемой «демократической республики», господство пролетариата осуществится не через посредство механизма буржуазной демократии, а в форме открытой классовой диктатуры, тем более беспощадной, чем неистовее будет сопротивление победоносной империалистской буржуазии.

В какой мере революционная Франция политически и организационно подготовлена к пролетарской диктатуре?^[133]

Необходимо сразу признать огромные трудности, которые предстоит в этом отношении преодолеть. Франция была искони страной социалистических и анархических сект, враждовавших между собой на поле рабочего движения. Единство социалистической партии было достигнуто и обеспечено после жесточайших междоусобий всего лишь за несколько лет до империалистской войны. И правый фланг и левый одинаково дорожили этим единством. Между тем, на опыте войны обнаружилось, что французская партия, как и французские синдикаты (профессиональные союзы), насквозь разъедена соглашательством, шовинизмом и всеми реакционными мелкобуржуазными предрассудками, какие только существуют на свете.

Французский пролетариат имеет славное революционное прошлое. Он одарен от природы и от истории превосходным боевым темпераментом. Но в то же время он знал слишком много поражений, разочарований, измен и предательств. Единство социалистической партии и синдикальной организации^[134] было его последней великой надеждой до войны. Крушение этой надежды болезненно отозвалось на сознании передовых рабочих и привело пролетарское движение Франции к длительному параличу. И сейчас, когда свежие, политически еще мало искушенные массы напирают на устои буржуазного общества, несоответствие между старой организацией и объективными задачами движения обнаруживается во всей своей силе. Отсюда вытекает не только вероятность, но неизбежность могущественных массовых движений, прежде чем новая организация окажется подготовленной для руководства ими.

Совершенно очевидна необходимость заблаговременно создавать опорные организационные пункты на местах, обладающие всей необходимой самостоятельностью, не связанные дисциплиной старых политических или профессиональных организаций, способные в любой момент стать во главе движения. Наши французские товарищи этим именно и поглощены. Если в первое время революционные группировки окажутся слишком слабыми для подлинного руководства движением, то они затем, после первого революционного прибоя, быстро пополнятся, усилятся, укрепятся в самой борьбе.

Насколько можно судить издалека, в этой двойной задаче – строить организационно почти заново и в то же время руководить быстро развертывающимся движением масс – и состоит главная трудность революционной работы во Франции в настоящий момент.

«Стачки вспыхивают, – говорит мужественный революционный синдикалист Монатт, – со всех сторон». А внутренняя несостоятельность «не позволяет Всеобщей Конфедерации Труда руководить ими». Нужен новый аппарат. Но движения нельзя отсрочить до того момента, когда будет создана необходимая организация руководства. С другой стороны, стихийно возникающие стачки, которые имеют тенденцию превратиться в решающие революционные события, не могут привести к победе без подлинной революционной организации, такой, которая не лжет пролетариату, не обманывает его, не прячется от него, не пускает ему пыли в глаза, не предает его за кулисами парламентаризма или экономического соглашательства, а непреклонно ведет до конца. Такую организацию еще только нужно создать. «Куда мы идем? От недовольства к недовольству, от забастовки к забастовке, от стачки полуэкономической, полуполитической к стачке чисто политического характера. Идем прямо к низвержению буржуазии, т.-е. к революции. Недовольные массы большими шагами продвигаются по этому пути». Так пишет газета Монатта и Росмера («La Vie Ouvriere»).

Задача революционных представителей французского пролетариата состоит в том, чтобы с центральным ядром коммунистов, (как социалистического, так и синдикалистского происхождения), хотя бы и небольшим по численности, но ясно сознающим цели движения, тесно связать всех тех новых вождей, которые выдвигаются в процессе стачек, демонстраций и всех вообще проявлений подлинного массового движения. Задача состоит в том, чтобы, не пугаясь трудностей, брать на себя уже сейчас руководство стихийно возникающим движением и укреплять на этой почве собственную организацию, как аппарат прямого восстания пролетариата.

Это предполагает, в свою очередь, полный разрыв с дисциплиной контрреволюционных организаций, какими по существу, т.-е. в отношении основной задачи движения, являются партия Реноделя-Лонге и синдикаты Жуо^[135] Мерргейма^[136].

Если 21 июля, когда была назначена стачка протеста против вмешательства Антанты в русские дела, рабочие массы откликнулись очень скупо, то винить в этом приходится не их. В течение нескольких последних лет рабочих вообще, а французских в особенности, обманывали с таким напряжением, с такой дьявольской изобретательностью и с такими трагическими последствиями, как никогда. Те вожди, которые заученными фразами звали рабочих к борьбе против капитала, осенью 1914 г. открыто надели на себя в большинстве своем ливрею империализма. Официальные организации синдикатов и партии, с которыми передовые рабочие привыкли связывать идею освобождения, стали орудием капитала. Этот факт не только создал для рабочего класса невероятные организационные затруднения, но и стал причиной глубокой идейной катастрофы, от которой тем труднее оправиться, чем большую роль играла старая организация в жизни передовых слоев пролетариата.

Рабочий класс героически стремится ныне подняться после падения, выпрямиться после удара. Отсюда небывалый приток в синдикаты. Но в то же время идейно обезоруженный, политически растерянный рабочий класс с трудом вырабатывает себе новую ориентацию. И этот труд не облегчается, а до последней степени затрудняется, если революционные вожди слишком долго задерживаются на переходной позиции, не выступают перед массой с необходимой самостоятельностью и решительностью, а стушевываются на основном фоне старой партийной и синдикальной организации.

Чем бы ни вызывалось сохранение единства старой организации, революционные массы недоумевают, когда те, которые призывают ее к революции, продолжают оставаться за одним столом с теми, которые ее обманывали и особенно тяжко и позорно предали во время войны. Революционной массе дорого ее собственное единство в борьбе, но вряд ли ей легко понять единство революционных борцов с кликой Жуо-Мерргейма и Реноделя-Лонге^[137].

В условиях настоящей эпохи лозунг сохранения единства вытекает из психологии официальных руководителей организаций, председателей, секретарей, парламентариев, редакторов, вообще чиновников старого аппарата синдикальной и парламентской рабочей демократии, которые чувствуют, как почва у них уплывает из-под ног. Пролетариат же может ныне либо окончательно разложиться, дробясь и выделяя из себя на верхах привилегированных нахлебников торжествующего империализма, либо сплотиться в восстании против капитала. Рабочему классу нужно единство его революционной борьбы, его классового восстания, – между тем, единство переживших себя организаций, чем дальше, тем больше, стоит поперек дороги единству революционного восстания пролетариата. Выбитым войной из равновесия массам нужны теперь, более чем когда-либо, ясные идеи, отчетливые лозунги, прямая дорога, непреклонные руководители. Между тем, тактика, основанная на сохранении единства старых организаций, порождает карикатурный парламентаризм внутри рабочих организаций со старыми правлениями – как бы «министерствами», с оппозицией, с сохранением уставной законности, с официальными запросами, вотумами доверия и пр. и пр. Коммунистическая оппозиция, связывающая себя с соглашателями единством организации, ставит себя тем самым в основных вопросах в зависимость от воли соглашательского большинства и расходует свою энергию на приспособление к синдикальному и партийному «парламентаризму». Мелкие факты и инциденты внутренней организационной борьбы получают при этом непропорциональное значение за счет основных вопросов революционного движения масс.

Карикатурный «парламентаризм» внутри рабочих организаций влечет за собой дальнейшие последствия. Секретари и председатели, министры-социалисты, журналисты и депутаты обвиняют оппозицию в том, что она стремится захватить их кресла и портфели. Оппозиция оправдывается и расписывается нередко в «уважении» к деятелям противной стороны, старательно подчеркивая, что ведет борьбу против «принципов», но не против «лиц». Это ведет, в свою очередь, к упрочению соглашателей на занимаемых ими постах^[138].

В «La Vie Ouvriere», от 24 сентября, по поводу конгресса союза металлистов говорится, что вотум доверия был дан не политике соглашательского правления, а явился выражением личного доверия и личных симпатий к секретарям. Другими словами, это был вотум мещанского сентиментализма, а не мужественной классовой политики. Тов. Керен убедительно доказывает в своей статье, что сами голосовавшие и особенно стоящие за ними массы духом своим целиком со сторонниками III Интернационала. Если они тем не менее голосовали за резолюцию доверия правлению, то только потому, что сознание их убаюкивается ложными рассуждениями о необходимости борьбы против идей, а не против лиц. Ведь своей резолюцией доверия Мерргейму они оставили на ответственном месте человека, который проводит идеи оппортунизма, соглашательства, прислужничества капиталу.

На конгрессе работников почты и телеграфа соглашательская политика правления была одобрена 197 голосами против 23 при 7 воздержавшихся. Член правления интернационалист Виктор Ру (Roux) пишет, что значительное число конгрессистов просто относилось с личной симпатией к секретарю союза, соглашателю Бордересу (Borderes), которого моральная ценность-де неоспорима. «Я сам признаю, – говорит автор, – что оказал огромные услуги организации в трудные времена»… и пр. и пр. («La Vie Ouvriere», 15 сентября).

Жуо, Ренодель, Лонге, Мерргейм и все им подобные, независимо от оказанных ими в прошлом «услуг», чувствуют себя ныне составной частью буржуазного строя и являются на деле его важнейшей опорой. По всему смыслу своей деятельности они заинтересованы в том, чтобы представить рабочему классу любую уступку буржуазии в преувеличенном виде, ибо это ведь плоды их классовой дипломатии. Критикуя капитализм, они прихорашивают его, и последний их вывод после всех ораторских упражнений сводится к необходимости приспособления, т.-е. подчинения господству капитала.

Основное преступление верхов правительственного синдикализма революционный синдикалист Альфред Росмер вполне правильно видит в том, что вожаки его «заменяли прямое действие рабочего класса ходатайствами перед правительством». Этой контрреволюционной тактики нельзя, однако, изменить «ходатайствами» перед социал-империалистами профессионального и политического движения. В то время как Жуо, Ренодель, Мерргейм и Лонге занимаются убеждением капиталистов и буржуазных депутатов в необходимости уступок рабочему классу, подлинные представители этого последнего не могут расходовать своего времени на убеждения Реноделя и Лонге в необходимости революционной борьбы. Чтобы сбросить с своей шеи капиталистов и буржуазных депутатов, рабочему классу нужно выкинуть из своей организации Реноделей и Лонге.

Борьба против них должна вестись не в форме семейной перепалки, академической дискуссии, а в таком виде, чтобы она соответствовала глубине самого вопроса, чтобы пропасть, отделяющая нас от социал-империалистов, представилась сознанию масс во всей своей неизмеримости.

Наша задача состоит в том, чтобы использовать до конца потрясающие уроки империалистской войны. Мы должны провести в сознание масс опыт последнего периода и заставить их понять, что в рамках капитализма дальнейшее существование для них невозможно. Мы должны пробужденную ненависть масс к капиталу, капиталистам, капиталистическому государству, его органам довести до высшего революционного напряжения. Мы должны сделать ненавистными в глазах массы не только капиталистов, но и всех тех, кто защищает капитализм, кто замаскировывает его язвы, кто смягчает его преступления.

«Массы будут отныне знать, – пишет Монатт после неудачного выступления 21 июля, – что нельзя более колебаться и обольщать себя ложными надеждами и что они должны беспощадно очистить личный состав синдикатов» («La Vie Ouvriere», 25 июля).

Борьба против ложных принципов неизбежно означает в политике борьбу против людей, которые эти принципы олицетворяют. Возрождение рабочего движения означает изгнание из его среды всех тех, которые опорочили себя изменой, предательством, которые подорвали в рабочей массе веру в революционные лозунги, т. е. в ее собственную силу. Снисходительность, сентиментальность и мягкость оплачиваются в такого рода вопросах ценою кровных интересов пролетариата. Пробужденные массы требуют, чтобы говорили громко, чтобы вещи назывались своими именами, чтобы в политике не было неопределенных полутонов, а ясные, отчетливые водоразделы, чтобы изменники подвергались бойкоту и травле, чтобы место их заняли беззаветно преданные делу революционеры.

Тов. Луиза Сомоно (Saumoneau)^[139] рисует следующую картину борьбы за влияние идей III Интернационала во время нынешней избирательной кампании: «Пропаганду, которая должна развернуться, как внутри организаций, так и вне их, в массах, мы легче всего поведем на больших публичных избирательных собраниях… Сопротивление против революционного Интернационала имеет свою главную опору в старых кадрах, которые так плохо умели руководить кораблем нашей партии во время войны. Великое усилие труда и воли должны сделать наши молодые товарищи, полные пламени и революционного рвения, чтобы приобрести некоторые практические навыки и познания, необходимые для хорошего функционирования организаций. Эти познания достаточно легко усваиваются, а, между тем, в нынешних условиях борьбы они служат прикрытием для всяких ничтожеств и обеспечивают в наших организациях гибельное влияние высохших живых мертвецов. Нужно, чтобы повсюду молодые силы воодушевляли революционный класс, поднявшийся за дело III Интернационала, нужно, чтобы они повсюду утвердились и заменили, – хотя бы и опрокидывая их вниз головой, – всех тех, которые отягчены четырьмя годами отречения от социалистической жизни»… Из этих слов совершенно ясно видно полное понимание необходимости, борясь против реакционных идей, опрокидывать вниз головою людей, которые воплощают застой и смерть революционного движения.

Обанкротившиеся «вожди» социализма и синдикализма, вчерашние революционеры фразы, сегодняшние смиренные капитулянты винят в своем ренегатстве не себя, а… пролетариат.

Бидегарре (Bidegarray), секретарь федерации железнодорожников, на лионском конгрессе обвинял во всем происшедшем рабочие массы. «Правда, численный состав союзов возрос. Но среди синдицированных слишком мало синдикалистов (т.-е. сознательных революционеров). Люди заботятся только о своих непосредственных интересах. Всякий человек, – философствует Бидегарре, – имеет в себе маленькую свинью, которая дремлет».

Ружи, лиможский делегат, точно так же обвиняет во всем пролетариат. Это его вина. «Масса недостаточно просвещена. Она пришла в союз только ради увеличения заработной платы».

Мерргейм, секретарь металлистов, хвалится с трибуны своей «спокойной совестью». Он, видите ли, шел в Циммервальд, как на вне-синдикальное предприятие. Это было, так сказать, маленькое пацифистское паломничество для очистки совести. Он, Мерргейм, боролся. Но он не мог пробудить масс. «Нет, не я предал рабочий класс, рабочий класс предал меня». Буквально!

Синдикалист Дюмулен (Dumoulin), «честный» ренегат типа Мерргейма, в начале войны циммервальдец, а ныне достойный соратник генерального секретаря Жуо, заявлял на турском конгрессе учителей, что Франция неготова для революции: масса еще «не созрела». Мало того, Дюмулен обрушился даже на интернационалистов-учителей, обвиняя их… в отсталости пролетариата, – как будто воспитание трудящихся масс создается жалкой буржуазной школой для детей пролетариата, а не могущественной школой жизни, воздействием патронов (хозяев), администрации, церкви, буржуазной печати, парламентариев и «дурных пастырей» синдикализма.

Ренегаты и дошедшие до полного падения трусы и скептики повторяют эту фразу без конца: «массы не созрели». Какой отсюда вывод? Только один: отказ от социализма, и отказ не временный, а полный. Ибо если массы, прошедшие долгую подготовительную школу политической и синдикальной борьбы, прошедшие затем школу четырехлетней бойни, не созрели для революции, то когда же и как они созреют? Не думают ли Мерргейм и другие, что победоносный Клемансо создаст в стенах капиталистического государства сеть академий социалистического воспитания масс? Если капитализм воспроизводит из поколения в поколение цепи наемного рабства, то пролетариат в глубоких своих толщах несет с собой из поколения в поколение тьму и невежество. Если бы пролетарские массы могли достигнуть высокого духовного расцвета при капитализме, то капитализм не был бы так плох и не было бы нужды в социальной революции. Именно потому пролетариату необходима революция, что капитализм держит его в духовной кабале. Под руководством передового слоя недозрелые массы созреют во время революции. Без революции они впадут в прострацию, и все общество загниет.

Новые миллионы рабочих вливаются в профессиональные союзы. В Англии великий прилив удвоил число членов тред-юнионов, которое достигает в настоящее время цифры в 5.200.000 душ. Во Франции число членов синдикатов возросло с 400.000 человек накануне войны до двух миллионов. Какие изменения вносит этот рост числа организованных рабочих в политику синдикализма?

«Рабочие идут в синдикаты исключительно ради непосредственных материальных выгод», – отвечают соглашатели. Эта теория фальшива с начала до конца. Великий прилив рабочих в профессиональные союзы вызван не мелкими, повседневными вопросами, а колоссальным фактом мировой войны. Рабочие массы, не только верхние слои, но и глубочайшие низы, взбудоражены величайшей исторической встряской. Каждый отдельный пролетарий почувствовал, как никогда, свою беспомощность перед могущественной империалистской машиной. Стремление к связи, к объединению, к сосредоточению сил поднялось с небывалой силой. Отсюда – устремление миллионов рабочих в профессиональные союзы или в советы депутатов, т.-е. в такие организации, которые не требуют политической подготовки, а являются наиболее общим и непосредственным выражением классовой борьбы пролетариата.

Утратив веру в пролетарские массы, реформисты типа Мерргейма-Лонге должны искать точки опоры в среде «просвещенных» и «гуманных» представителей буржуазии. И действительно: политическое ничтожество этих людей убийственнее всего сказалось в факте их почтительного восторга перед «великим демократом» Вильсоном. Люди, считающие себя представителями рабочего класса, могли всерьез говорить, что американский капитал поставит во главе своего государства человека, с которым может идти рука об руку европейский рабочий класс. Эти господа, очевидно, ничего не слыхали о действительных причинах вмешательства Америки в войну, о бесчестных происках американской биржи, о роли Вильсона, которому сверх-капиталисты Соединенных Штатов поручили лозунгами фарисейского пацифизма прикрывать их кровавое живодерство. Или они полагали, что Вильсон сможет пойти против капиталистов и осуществить свою программу наперекор воле миллиардеров? Или они считали, что словом пастырского убеждения Вильсон заставит Клемансо и Ллойд-Джорджа заняться освобождением мелких и слабых народов и установлением всеобщего мира?

Уже совсем недавно, т.-е. после отрезвляющей школы версальских «мирных» переговоров, Мерргейм на лионском конгрессе обрушился на синдикалиста Лепети (Lepetit), который позволил себе – о, ужас! – непочтительно отозваться о Вильсоне. «Никто не имеет права, – заявил Мерргейм, – оскорблять Вильсона на синдикальном конгрессе». Что из того, что совесть Мерргейма спокойна? Если его низкопоклонство не оплачено американскими долларами, – а мы охотно допускаем, что это так, – оно остается все же презренным низкопоклонством бескорыстного лакея перед могущественным «демократом» милостью доллара. Нужна поистине последняя степень духовной приниженности, чтобы переносить надежды рабочего класса на праведников буржуазии. «Вожди», способные на такую политику, не могут иметь ничего общего с революционным пролетариатом. Они должны быть беспощадно извергнуты вон. «Люди, которые совершили все это, – сказал Монатт на лионском конгрессе синдикалистов – недостойны более оставаться истолкователями мыслей французского рабочего движения».

Французские парламентские выборы лягут глубоким рубежом в политическом развитии Франции. Смысл этих выборов в устранении промежуточных политических группировок. Буржуазия через посредство парламента передала власть финансовой олигархии, эта последняя поручила генералам завоевать для нее землю; выполнив свою кровавую работу, генералы совместно с биржевиками использовали парламентский аппарат, чтобы мобилизовать вокруг себя всех эксплуататоров, хищников, всех алчущих и жаждущих добычи, всех устрашенных революционным пробуждением масс.

Парламент становится политическим штабом контрреволюции. Революция выходит на улицу и стремится создать свой вне-парламентский штаб.

Устранение промежуточных, средних группировок в стране (радикалов и радикал-социалистов) неизбежно приводит к тому же внутри рабочего движения. Лонге и Мерргейм жили надеждой на «просвещенные» реформистские силы буржуазного общества. Крах этих последних обрекает на политическую смерть течение Лонге и Мерргейма, ибо с исчезновением предмета исчезает и его тень.

Многочисленные оттенки от Реноделя до Лорио, от Жуо до Монатта в самый краткий срок выйдут в тираж. Останутся две основные группировки: клемансисты, с одной стороны, революционные коммунисты, – с другой.

О дальнейшем, хотя бы только формальном, сохранении единства в партийной и синдикальной организации не может быть и речи.

Пролетарская революция должна создать и создаст свой центральный политический штаб из объединенных социалистов и синдикалистов революционно-коммунистического направления.

Обескураженный, окончательно сбитый с толку русской и германской революцией, Каутский все свои надежды возлагал на Францию и Англию, где победить должна гуманность в облачении демократии.

На самом деле, мы видим, как там, на верхах буржуазного общества, у власти побеждает самая чудовищная, опьяненная шовинистическим угаром реакция с оскаленной челюстью и налитыми кровью глазами. И навстречу ей поднимается пролетариат, готовый беспощадно отомстить за все свои прошлые поражения, унижения и страдания.

Схватка будет не на жизнь, а на смерть. Победа останется за рабочим классом. Пролетарская диктатура разметет навозную кучу буржуазной демократии и очистит путь для коммунистического строя.

«Правда» N 260, 26 ноября 1919 г.