Лев Юрьевич Альтмарк
Невероятные приключения Междупальцева и Хорохорина в Тридевятом царстве
2. Закон подлости в новогоднюю ночь
Если ты, уважаемый читатель, решил, что наша история ещё не началась, то сильно ошибаешься! Просто автору необходимо было представить героев, которые всё время будут терзаться размышлениями над тем, куда и зачем они попали – в сказку или остались в реальной обстановке? Как это всё воспринимать – в шутку или всерьёз? Даже если сегодня, спустя достаточно длительное время, спросить их об этом, едва ли можно получить в ответ что-то вразумительное. Хорохорин, при всей его прямоте, лишь сдвинет загадочно брови, а Междупальцев, наш неисправимый говорун, не сразу найдёт, что сказать. Настолько невероятные события происходили с ними на протяжении всего повествования.
Только… такие уж эти события невероятные? Никто ни в чём не уверен. Даже автор.
Впрочем, не будем тянуть кота за хвост, а приступим непосредственно к рассказу.
Попали, значит, наши конструкторы в командировку, о которой мы сообщали выше, и так всё сложилось неудачно, что в ночь под Новый год по причине совершенно некондиционной нелётной погоды заночевали в одном из дальних аэропортов. Конечно, был вариант уехать поездом, только всё равно к праздничному домашнему столу при таком раскладе уже никак не успеть. Да и какому нормальному человеку охота трястись на жёстких верхних полках в переполненном вагоне, чтобы вместо божественного запаха праздничной хвои и салата «Оливье» вдыхать аромат чьих-то несвежих носков? Главная же причина упрямого полуночного сидения в аэропорту состояла всё-таки в том, что оставалась слабенькая надежда – вдруг лютая пурга уляжется, небо прояснится, и самолёт взлетит. Должны же в новогоднюю ночь случаться самые невероятные, но непременно приятные вещи?! Да и авиабилеты были приобретены заблаговременно с боем и подкупом кассира. Можно, конечно, их сдать в кассу и отправиться на станцию. Но и там придётся выдержать новый бой с такими же, как они, командировочными бедолагами, и вовсе не факт, что удастся попасть на желанный поезд, движущийся к дому. Ночевать же на железнодорожном вокзале, по собственному богатому командировочному опыту друзья знали, намного хуже, чем в аэропорту, где хоть полы подметают чаще, а бичей бездомных внутрь погреться пускают только через одного…
Нашим героям сейчас действительно не позавидуешь. Никудышное это дело – проводить праздничную новогоднюю ночь вдали от родного очага, в неуютном громадном стеклянном кубе аэровокзала с рядами холодных пластмассовых кресел, на которых даже не приляжешь, а вокруг тебя нахохлились и клюют носами такие же, как ты, не попавшие к праздничному домашнему застолью неудачники. Единственный мягкий диван в дальнем углу зала занят пёстрой джинсовой компанией, нудно бренчащей на расстроенной гитаре и подвывающей нескладным хором «Владимирский централ». Пели бы что-то другое, можно было бы попросить подвинуться, а с таким репертуаром сами собой возникали всякие нехорошие мысли о неадекватном ответе, который окончательно испортит и без того гнусное настроение. Где-то за спиной капризничает ребёнок, а над ухом чей-то раскатистый бас вслух зачитывает прикорнувшему рядом попутчику неприличные анекдоты из интернета по планшетке, и сам же обладатель голоса невесело и одиноко хохочет. Тоска смертная, одним словом, хоть в петлю лезь.
– Что, Викторович, приуныл? – угрюмо выдавил из себя Хорохорин, которому надоело сидеть без дела и созерцать непривычно молчаливого товарища. – До рассвета, думаю, тут прокукуем, никак не меньше…
– Не береди душу, Стёпа, и без того несладко! – откликнулся Междупальцев, которому тоже порядком надоело молчание, а темы для разговора не находилось. – Сидишь тут, понимаешь ли, как сыч, на чемодане, вместо того, чтобы, как все порядочные люди, веселиться дома у ёлки… Э-эх, невезуха!
– Закон подлости, – Хорохорин согласно махнул рукой и встал, с трудом выдирая из неудобного пластмассового кресла своё мощное сибирское тело.
Он медленно направился к одиноко стоящей посреди зала синтетической ёлке и принялся задумчиво разглядывать блестящие шарики, смешно искажавшие лица окружающих людей.
Прикинув, что разговор так и не складывается, Междупальцев по-бабьи подпёр щёку ладонью и пригорюнился. В такой вечер даже читать не хотелось, а вытащенный из портфеля планшет со скачанной накануне книжкой об НЛО так и остался выключенным.
В конце зала, откуда-то из-за кресел, появилась скучная сгорбленная старуха с ведром и шваброй и с противным шмяканьем начала возить мокрой тряпкой по розовым плиткам пола. Дремлющие пассажиры в креслах зашевелились, неохотно поднимая ноги.
– Ишь, ведьма, выбрала время полы мыть! – беззлобно пробормотал Хорохорин, возвращаясь к Междупальцеву. – В новогоднюю-то ночь…
За окном по-прежнему бушевала свирепая пурга, и сквозь пелену снега тускло просвечивались редкие огоньки на взлётном поле. Под одиноко стоящими в ряд, промёрзшими самолётами выросли высокие сугробы, постепенно превращая аэродром в лежбище каких-то снежных доисторических мамонтов.
Делать было абсолютно нечего, и тут бы в самый раз попытаться прикорнуть, да только сон к нашим друзьям никак не шёл. Междупальцев упорно пытался найти какую-нибудь тему для разговора, однако его хвалёная велеречивость сегодня давала явный сбой, чего не случалось никогда прежде, поэтому он с обидой отвернулся и стал безразлично разглядывать старуху со шваброй.
– Нормальные люди сейчас за праздничный стол садятся, – печально констатировал он уже не раз проговорённую мысль, – шампанское откупоривают, «Оливье» по тарелкам раскладывают, по телевизору весёлые передачи с Басковым и Киркоровым смотрят, а некоторые даже смеются над их шутками…
– Вон тебе телевизор, – откликнулся Хорохорин, – тряпкой по полу возит. А другой передачи здесь не покажут!
И хоть переговаривались они тихо, странное эхо подхватило их слова и жестяным шелестом разнесло по залу. Старуха медленно повернулась в их сторону и, неожиданно сверкнув изумрудным горящим глазом, погрозила скрюченным пальцем.
– Ишь ты, напасть какая! – смутился Хорохорин и дёрнул товарища за рукав. – Посмотри на неё – прямо чертовка какая-то! Всё слышит…
– Это тебе померещилось! – сладко зевнул Междупальцев и вытянул ноги. – А вот телевизор посмотреть да коньячка под икорку пригубить и в самом деле было бы недурственно! И вдогонку за этим без остановки шампанского под холодец с хреном. Ну, или наоборот…
– Замолчи, изверг! – сглотнул слюну Хорохорин, сразу забывая о старухе. – С обеда маковой росинки во рту не было, а ты про такое! Знали бы, что так задержаться придётся, и коньяка, и икорки купили бы в городе для такого случая…
– Глянь на часы – уже полдвенадцатого, – продолжал неизвестно зачем искушать приятеля Междупальцев. – Люди повсюду радуются, тосты произносят, друзей поздравляют, желания на будущий год загадывают, а мы, как какие-то сычи… У нас сейчас лишь одно желание: выбраться отсюда поскорее, и всё… Пошли в буфет, Стёпа, там наверняка что-нибудь найдётся для таких горемык, как мы.
От его слов Хорохорину стало совсем тоскливо и одиноко. Первый раз за долгие годы он вынужден встречать замечательный новогодний праздник вдали от дома и от близких, которые наверняка не оставляют надежду, что в последнюю минуту, перед самым боем курантов, он появится. Такое уже случалось однажды, когда он всё же успел вернуться из дальней командировки. Сегодня никаких чудес не предвиделось, и домашние, конечно же, будут сильно огорчены.
– Эх, была не была, где наша не пропадала! – он сдвинул погуще брови, чтобы друг не заметил его минутной слабости, встал, расправил плечи и полез в карман за бумажником. – Пошли в буфет!
Друзья гордо проследовали мимо старухи-уборщицы, не спускающей с них глаз и отчего-то криво ухмыляющейся.
– Что это она на нас так смотрит? – настороженно поинтересовался Междупальцев.
– Да ну её к дьяволу! – преисполненный мрачной решимости, неожиданно разозлился Хорохорин. – Мы у неё в долг не занимали, а значит, и разглядывать нас, как врагов народа, нечего!
В буфете они с трудом расшевелили заспанную буфетчицу в мятом тюлевом кокошнике и замусоленном белом переднике.
– Шатаются тут по ночам всякие! Спали бы в ожидании своего рейса… – скорчила она недовольную мину и обречённо вздохнула. – Ну, чего вам?
– Нам бы, девушка, сами понимаете… Новый же год! – начал плести словесные кружева Междупальцев. – Отпраздновать хочется, хоть и не дома, да и обстановка неподходящая… Но мы люди подневольные, командировочные… Короче, коньячка хотим!
Буфетчица вытаращила глаза и грозно подбоченилась:
– Вам что, неизвестно, что буфет – не ресторан? За спиртными напитками – это не к нам. Тем более, руководство аэропорта с недавних пор строго-настрого запретило продавать на разлив и на вынос спиртные напитки пассажирам перед рейсами, а то такие вот командировочные, как вы, выпьют лишку, а потом безобразничают в самолёте, требуют от пилотов дать порулить, к стюардессам пристают с всякими непристойностями, от которых девушки отказаться не в силах, и всё прочее. А один из ваших коллег недавно вообще пытался лайнер угнать в какую-то, прости господи, Хургаду, хоть рейс и так был туда… В ассортименте у нас только безалкогольные напитки, ватрушки, консервы, крутые яйца и куры отварные. Спиртные напитки ищите в киосках в зале, но все они до утра закрылись, или у таксистов на входе, но цены там, да ещё сегодня…
– Куда мы пойдём сейчас?! Неужели у вас ничего не найдётся для страждущих в такую волшебную ночь? – продолжал опутывать буфетчицу своими сетями дипломат Междупальцев. – Ни за что не поверю, чтобы столь привлекательная женщина не могла найти выход из этого тупика! Это нам, мужчинам, трудно придумать что-то оригинальное, а женщине – сам чёрт не брат! Помните, как у Шекспира – или кого там из классиков? – полцарства за коня! Так вот и мы – полцарства… естественно, в иносказательном смысле и разумных пределах. Вы нас правильно поняли, милейшая?
Щёки буфетчицы зарделись от вкрадчивых междупальцевских слов, и её гладенький лобик прорезала морщинка глубокого раздумья. По-всякому вымогали спиртное в её безалкогольном буфете разгулявшиеся пассажиры – и деньги немереные сулили, и грозили пожаловаться самому высокому начальству в ООН, и бандитами пугали, которые явятся и разнесут всё тут на щепки. А вот так, по-хорошему, чтобы истосковавшуюся по доброму обращению бабью душу за самую её серединку ухватили, да не клещами, а ласково и вежливо… Нет, такого почти не случалось. Вроде бы те же деньги предлагали, но не так, как остальные просители, а уж слова-то какие складные сейчас говорят, и ещё этого – как его? – композитора Шекспира вспоминают, будто это не простая аэропортовская точка общепита, а, ей-ей, Академия наук. Ну как против такого устоишь?!
Из недр шкафчика со спецодеждой буфетчица извлекла дежурную бутылку с дешёвым молдавским коньяком местного разлива и, воровато оглянувшись по сторонам, быстро протянула её друзьям, а потом ещё быстрей спрятала полученные купюры в кармашек под передником.
С закуской дело обстояло хуже. В закромах буфета ничего изысканного для таких экстренных случаев припасено не было, поэтому пришлось ограничиться витринным ассортиментом. Крутыми яйцами и консервами друзья портить аппетит себе не захотели, так что оставалась лишь плохо выбритая курица с тощими синими жилами, торчащими в разные стороны упругими мускулистыми завитками, и железобетонные тульские пряники. Уныло сунув бутылку в заранее приготовленный пакет, Междупальцев и Хорохорин вернулись к своим креслам.
– Начинай, Федя, – вздохнул Хорохорин, прикидывая, что после коньяка захочется спать, а значит, будет чуть легче коротать время до утра. – Стаканчики-то мы забыли у неё попросить, придётся пить из горла. Начинай, тост у нас один…
– Неудобно как-то, – засмущался Междупальцев, – люди вокруг, за кого они нас примут?
– Я тоже на виду не могу, – Хорохорин посмотрел по сторонам, и его брови жалобно изогнулись. – Раньше, когда молодой был, мог всё, что угодно, а сейчас не могу, хоть убей…
Совсем уже было поникли друзья, и настроение испортилось настолько, что, если бы именно в эту минуту неожиданно объявили посадку на самолёт, они отправились бы к трапу по-прежнему с печальным видом. Но о таком чуде мечтать пока не приходилось.
Междупальцев вытащил из кармана очки и планшет с книжкой про НЛО, а Хорохорин уставился в вокзальное окно, за которым в сером полумраке кружились крупные снежинки. Непочатая бутылка коньяка сиротливо замерла в пакете между их портфелями на полу, так и не принеся долгожданной радости, и даже наоборот – ещё больше усугубив невыносимость тоскливого вокзального бытия.
3. В гости к Бабе Яге Костяной Ноге
Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Впрочем, в нашем случае дело не делалось совершенно никак. По крайней мере, нам хотелось бы иного развития событий, ведь сказка-то уже давно сказывается, а значит, пора и событиям за ней поспевать.
Совсем уже было наши друзья собрались провести остаток праздничной новогодней ночи в грусти и тоске, как вдруг откуда-то из-за кресел раздался скрипучий голос старухи-уборщицы с изумрудным горящим глазом:
– Чего, соколики, приуныли? Негде силушку богатырскую потешить, али с бутылочкой спиртосодержащей некуда приспособиться? Ай, да беда-кручина! Вы бы ко мне, старой, обратились, я бы вас в свою каморку пригласила, а там у меня уже и закусочка кое-какая заготовлена, дорогих гостей дожидается. Да и к ней кое-что сыщется. Скажу откровенно, коньячок у меня получше вашего будет – настоящий армянский, звёздочек на нём, как на небе, не счесть. Такой даже самые большие начальники не каждый день употребляют. А ваш коньяк, мухами засиженный, можете сразу в унитаз вылить…
Конструкторы удивлённо вытаращили глаза на старуху, и её печёное личико тотчас расплылось в приторной улыбке, сухие губки приоткрыли редкие жёлтые зубы, которые, как показалось друзьям, стали чуть ли не покачиваться в коричневых дёснах. Спутанные седые волосёнки вылезли наружу из-под серого мышиного платка, но старуха, не обращая ни на кого в зале внимания, громко продолжала:
– Времечко-то уже самое что ни на есть новогоднее – без пятнадцати двенадцать! Коли так и дальше сиднем сидеть будете да обижаться неизвестно на кого, то не успеете попасть в Новый год, а значит, так и останетесь в старом!
– Что она за галиматью несёт? – изумлённо ахнул Междупальцев.
– И потом, неужели вам приятно будет пить своё зелье из горлышка, если решитесь? А ведь в двенадцать вы непременно так и сделаете, ничто вас не остановит! И о стаканах, как я вижу, вы не позаботились, а буфетчица вам о них не напомнила… И ещё после этого считаете себя интеллигентными людьми! – старуха издевательски посмотрела на Хорохорина и состроила выразительную гримасу. – А вдруг охрана аэропортовская заметит, что нарушаете порядок в общественном месте, и вас в полицию сдаст, а? Стыда не оберётесь!
Последний аргумент окончательно убедил наших конструкторов, и они, воровато оглядываясь на дремлющую в креслах публику, отправились следом за вредной старухой.
– Как тебя хоть звать-то, бабуля? – дипломатично поинтересовался Междупальцев.
– Как хотите, так и зовите! Помнится, вы меня сперва ведьмой обозвали. Так меня, кажется, твой товарищ окрестил? – она хитро подмигнула покрасневшему Хорохорину. – Не робей, Стёпа, я не обидчивая!
«Откуда она знает, как меня зовут?» – пронеслось в мозгу у Хорохорина, но интересоваться он не стал, лишь настороженно поглядывал на старуху.
Шла она очень быстро, и товарищи с трудом поспевали за ней. По каким-то полуосвещённым коридорам, вначале широким, а потом всё более и более сужающимся, они спешили следом и удивлялись её прыткости. Потом откуда-то дохнуло сыростью и спёртым воздухом давно не проветриваемого погреба. Междупальцев, с трудом перебирая короткими ножками, стал прихрамывать и задыхаться.
«Чёрт нас понёс за этой бабкой!» – размышлял он, но вслух ничего не сказал, чтобы не обидеть старуху. А она оглянулась на него, весело подмигнула и прошамкала на ходу:
– Не волнуйся, Федя, скоро уже придём на место!
Вдали забрезжил слабый огонёк, и через пару десятков шагов они остановились у невысокой, окованной железом деревянной двери. Покопавшись в кармане своего халата, уборщица извлекла большой бронзовый ключ явно старинной работы.
– Что за чёрт! Откуда здесь, в аэропорту, такие двери?! – удивился Хорохорин. – Да ещё и ключик соответствующий!
– Да, сынки, ключ что надо! – довольно пропела старуха. – Этот, как его… ан-ти-ква-ри-ат! – больших денег стоит. Один коллекционер недавно мне за этот ключ знаете сколько предлагал? Да только я не стала отдавать: для чего ему ключ, когда замка к нему нет? Каждая вещь должна служить по назначению, и не иначе. А у этого чудака ключ будет просто на стене висеть между иконой и фотографией «Битлов»… Но деньги он и в самом деле сулил немалые, только зачем мне деньги, когда я и без них прекрасно обхожусь! А как вы к деньгам относитесь?
Углубляться в эту скользкую тему друзьям не хотелось, поэтому Междупальцев пробормотал, потирая натруженную быстрой ходьбой поясницу:
– Побыстрей, бабуля, а то время уже – без десяти двенадцать! Не успеем же…
– Не торопи, – обиделась старуха, – со мной вы никуда не опоздаете. На сколько надо, на столько и задержим Новый год. Всё равно без нас никакое празднество не начнётся!
Конструкторы недоумённо переглянулись, и Хорохорин даже поднял палец, чтобы покрутить у виска, но раздумал, уже не на шутку побаиваясь проницательной спутницы.
– Думаешь, я ненормальная? – старуха исподлобья глянула на него и укоризненно покачала головой. – Вот всегда вы так, молодые да ранние, нахамите незнакомому человеку, обольёте его грязью, вываляете в перьях, а потом, когда всё разъяснится, слезами крокодильими обливаетесь, прощения вымаливая. Ведь вы же совсем не знаете, кто я такая! – тут она неожиданно распалилась и, сверкая изумрудным глазом, закричала противным скрипучим голосом. – Да я, если пожелаю, превращу тебя, поганца, в мышь серую, а вот его, – она ткнула крючковатым пальцем в Междупальцева, – в кота облезлого с помойки, чтобы сожрал тебя и не поперхнулся!
– Знаешь что, Стёпа, пошли-ка обратно в зал, – пробормотал Междупальцев, пятясь, – это не бабка, а какая-то нечистая сила!
Упоминание о нечистой силе неожиданно развеселило старуху, и она, сразу позабыв про гнев, затряслась от смеха:
– Конечно, нечистая! А где ты видел чистую силу? И зачем силе быть чистой? Чистой бывает слабость, и то не всегда. Да её на белом свете не так уж и много – не выживает она в современных условиях. А ту чистую, что пока есть, берегут, как зеницу ока, и расходуют по крупицам, чтобы надолго хватило. Вот скажи мне, Федя, ты добрый человек?
– Н-не знаю, – Междупальцев даже попытался спрятаться за спиной товарища, – наверное, добрый, но не всегда…
– А ты? – скрюченный палец упёрся в грудь Хорохорина.
– Слушай, бабка, – Степан Борисович грозно насупил брови и перешёл в наступление, – ты нас разыгрываешь, что ли? Мы тебе кто – мальчики… для битья? Ну-ка, покажи нам дорогу отсюда, и знать мы тебя больше не знаем. А то, ишь, шутить над нами вздумала!
После столь необычной для себя пространной тирады он перевёл дыхание и попробовал глянуть на старуху сверху вниз, потому что доставала она ему только до груди, но это почему-то не удалось. Грозные же слова, сказанные с такой интонацией, от которой трепетали все в его отделе, уборщицу окончательно развеселили, и она чуть не повалилась на пол от хохота:
– Ой, напугал! Ой, уморил! Ну и весельчаки вы, ребята! Вас бы царевне Несмеяне показать – она бы от смеха челюсть вывихнула! А со Змеем Горынычем и того хуже было бы – все свои три головы от хохота на узел завязал бы!
Друзья совершенно не понимали, о чём она говорит и отчего ей так весело. Вероятно, у бабки действительно не все дома, поэтому и дразнить её ни в коем случае не надо, лучше подобру-поздорову и без лишнего шума исчезнуть отсюда, а потом эту встречу забыть, как кошмарный сон.
Некоторое время старуха тоненько хихикала, а потом как-то сразу прервала смех, и глаза её, как прежде, засверкали необычным изумрудным блеском:
– То есть, как я поняла, вы меня всерьёз до сих пор не воспринимаете? Думаете, я без причины над вами потешаюсь? Так знайте, я – Баба Яга!
– Ну да, Баба Яга Костяная Нога! – проявил недюжинное знание фольклора Междупальцев.
– И вы меня должны бояться, потому что я с вами могу сделать всё, что захочу!
– Абсолютно верно, – в поддержку приятеля блеснул остроумием Хорохорин, – только не кусай нас, а то мы прививки от бешенства не сделали…
– Меня всем на свете надо бояться – я самая страшная!
– Конечно, страшная, как тебя не бояться! В зеркало на себя глянь, – продолжал ехидничать Междупальцев, – бр-р-р, не дай бог во сне увидеть…
Некоторое время старуха пытливо вглядывалась в лица друзей, пытаясь определить, какое впечатление произвели на них её жуткие откровения, потом недоверчиво поинтересовалась:
– Вы и в самом деле так думаете? Вы меня не разыгрываете?
– Разве мы, бабуся, похожи на лжецов?! – успокоил её Междупальцев и посмотрел на часы. – Короче, покажи, пожалуйста, как отсюда выйти, а то до Нового года уже пять минут осталось.
– Всё ясно! – заверещала старуха нечеловеческим голосом. – Вы мне не верите! Сейчас я вам докажу!.. А ну, дверь, распахнись!
Окованная железом тяжёлая дверь без всякой помощи антикварного ключа хрустнула замком и бесшумно, словно на подшипниках, распахнулась.
– Автоматика. Работает от голосового датчика, – прокомментировал всезнающий Хорохорин. – И ключом открывается, и голосом. Ничего оригинального…
– Значит, всё ещё не веришь? – старуха покачала головой, но возражать не стала, лишь приняла чопорный вид и торжественно провозгласила: – Проходите, гости дорогие, добро пожаловать!
Понимая, что за пять оставшихся до боя курантов минут в зал вернуться они уже не успеют, конструкторы не без робости перешагнули высокий деревянный порог и пошли следом за странной хозяйкой помещения.
