Лидия Батори
Великий тролль
– Я тебе помогу.
***
Дед ушел и от него не было вестей. Ыен не переживал. Дед дал слово, дед обратно слова не забирает. Жалко только водяной не сказал больше ничего. Ыен пытался придумать, как дед ему поможет, но варианты никак не находились. И тролль тогда просто отдался течению. Так водяной черт ему всегда говорил – если не можешь ничего придумать, то дай реке решить за тебя.
Так Ыен и поступил. Продолжил работать. Думать о том, что еще он может нарисовать. Переодически видеться с Лисой. Иногда он приносил ей другие монеты, чтобы она покупала ему материалы для рисования. Пока что он не знал, что будет рисовать и где, и когда, но рассматривать, что Лиса покупала для него ему нравилось.
Один раз она принесла блокнот и карандаш. Взять их себе Ыен не мог по вполне понятным причинам, но рисовать прямо на набережной – мог. Чем тролль и занимался. Он рисовал Лису, прохожих, иногда свой мост. У них с девочкой началась настоящая дружба. Они обсуждали уже не только рисование, но и радости с горестями. Ыен даже познакомился с ее мамой. Женщина была в ужасе, когда узнала, что ее дочь дружит с троллем, но познакомившись с ним поближе и поняв, что единственная его страсть – это рисование, успокоилась.
Прошло уже несколько месяцев с момента, как дед покинул Ыена. И если первые недели тролль с нетерпением ждал вестей от водяного, то сейчас он существовал на грани надежды и разочарования. В какой-то день он больше склонялся к тому, что дед его обманул. В другой считал, что дело просто сложное и непонятное, и нельзя его решить за пять минут. Но однажды настал день, когда Ыен понял, что дед не придет. Он думал, что его мир рухнет, когда он разочаруется в своем отце, но мир остался стоять.
Время шло. Разочарование Ыена, сначала такое сильное, сходило на нет. Он уже не злился, он практически не вспоминал. Но даже так у него оставалась надежда. Немного, но иногда перед сном он думал: «а вдруг», но тут же обрывал себя и не давал даже немного развить эту мысль. Правда в том, что ничего не будет. Он продолжит собирать дань и ежемесячно сдавать ее щуке, чтобы она отвезла их Великому Троллю, а Ыен будет урывать немного времени для того, чтобы заняться тем, что он любит. В общем-то не самый плохой расклад. Как минимум он знает, что он любит и это делает его жизнь лучше.
Как-то раз Ыен не смог вылезти на набережную, потому что его ноги стали слишком тяжелыми. «Каменею» – понял он. У троллей так принято. Если сильно грустить, то превратишься в камень. Лиса в тот день прождала его напрасно. Он так и не смог перебороть свою природу. И на следующий день. И через день. На четвертый Ыену стало тяжело поднимать руки. И он с ужасом понял, что если они окаменеют, то он никогда не сможет рисовать. То что он никогда не сможет больше ничего его не пугало так, как невозможность творить. И этот ужас придал ему сил.
Сначала он разработал руки. Потом он начал ходить по каналу туда-сюда, по течению и против него, пытаясь разработать ноги. Придумал тоже. Нельзя каменеть, его великая картина еще не нарисована. Мир его еще не знает. Он совсем перестал собирать дань. К черту эту работу. Она буквально убивает его.
Правая нога стала слушаться его лучше, но левая так и осталась почти неподвижной. «Плевать» – думал Ыен, – «Лишь бы успеть, лишь бы смог нарисовать последнюю картину. Свой шедевр».
Он подплыл к набережной. Пробовать было страшно. Вдруг он снова не сможет. Если так, то нет смысла бороться. Он просто ляжет на дно и останется тут навсегда. Ыен постоял и посомневался в себе, но все-таки решил попробовать. Оно того так или иначе стоит. Он немного подпрыгнул и схватился за край набережной. Правой ногой уперся в гранит, а левая так и осталась висеть каменной плетью. Он думал, что сдается, но когда он смог подтянуть себя буквально на пару сантиметров, то в нем закипела жизнь. Главное вылезти, а там уже будет легче. Спустя несколько бесконечных минут страданий, Ыен смог перевалиться через перила. Он упал на тротуар и долго лежал, пытаясь отдышаться. Когда Ыен понял, что у него все получилось, он засмеялся.
Было еще слишком рано до их установленного времени встречи с Лисой, да, тролль и не знал, приходит ли она теперь, после стольких дней игнорирования. Ыен решил пройтись. Он шел подволакивая за собой ногу и просто смотрел на мир. Его все еще обуревала тоска. Тролль существовал в двух ипостасях. Одна хотела жить, хотела творить, бросить мост и никогда больше не подходить к нему. Другая наоборот – вернуться под мост, сесть поудобнее и стать камнем.
Разрываясь между этими двумя желаниями, Ыен вышел на перекресток и понял, что это идеальное место для его последнего творческого рывка. Ровное. Большое. Пустое. Здесь его канал пересекает широкий Невский проспект, образуя настолько большой мост, что мало кто догадывается о том, что это – технически все-таки мост.
Решено. Осталось дождаться ночи и найти Лису, чтобы забрать у нее краски. Тролль пошел обратно, так быстро, насколько он мог. Он боялся не успеть к Лисе, боялся, что она не увидит его и уйдет. Если так произойдет, то будто бы все потеряет смысл. Еще больше, чем до.
Так и произошло. Ыен увидел Лису, но поздно. Она заходила в подъезд. Дверь уже закрывалась. Тролль закричал, но безуспешно. Дверь захлопнулась и Лиса скрылась за ней.
Ыен доковылял до своего моста и без сил сел на набережной. Смысла больше нет. Ничто его не спасет. Левая нога окаменела еще сильнее. Сейчас, сейчас. Он только немного посидит и упадет камнем в канал, чтобы навсегда остаться в его водах.
–Эй, старый, ты чего расселся тут? – Нет, это не может быть правдой. Лиса ушла и с ней его мечта нарисовать свой шедевр. – Давай, вставай. Я тебе краски твои принесла.
Краски. Какое знакомое слово. Но темная вода депрессии, поднявшаяся с глубин уже накрыла его с головой. Он тонул. Сквозь толщу воды он слышал, как рядом кто-то ругался. Кричал про дуру каменную. Кричал про деньги. И про краски. Краски приятное слово. Он его любит. Этого не сможет изменить никакая черная вода. Черный хороший цвет. Он дает картинам объем. И им тоже можно рисовать позитивные картины. Вода отступала. Ыен еще не мог вздохнуть полной грудью, ее сдавливало будто бетонной плитой, но мог начать слушать то, что говорит ему Лиса.
– Смотри, дубина стоеросовая, купила тебе зеленый. Такой как тебе нравится. Золотой еще взяла, чтобы акценты делать. Красный взяла. Красивущий. А то у тебя все синий за зеленый. Одно болото. – Ыен смог повернуть голову и открыть глаза. – Во, правильно. Смотри, а то все пропустишь. Белого еще взяла. Ну, знаешь там, финальные штрихи делать. Так моя учительница говорит. Без штрихов этих все не то…
Лиса говорила и говорила, а Ыен все оживал и оживал. Даже левая нога, сдавшаяся первой, немного приходила в себя. Тролль все больше верил в то, что ничего еще не кончено. Что есть еще что-то впереди.
***
Ыен до ночи просидел на набережной. Лиса сидела с ним до победного, ее маме пришлось выйти и забрать ее силой. Когда на небе появилась первая звезда, тролль аккуратно встал. И вдруг резко испугался, а потом засмеялся. У него затекли ноги, но показалось будто они снова каменеют. Он взял свой пакет с красками и двинулся в сторону своего холста.Дойдя до места, Ыен вышел в центр перекрестка реки и дороги. Отсюда он начнет рисовать. Это снова будет автопортрет, но не такого, как его видят остальные, а такого каким он себя чувствует. Запертым. Беспомощным. Пытающимся выбраться.
Ыен немного постоял перед тем, как начать. Повздыхал ночной воздух. Посмотрел, как машины, ведомые магией, поворачивают на набережную, даже если им туда не нужно. Ыен насладился ночью. Еще раз вздохнул. Пора.
