Лидия Чарская
Царский гнев
II
Через полчаса по широкой дороге, ведущей от дворцового крыльца к единственной церкви Александровской слободы, куда переехал на жительство царь Иван Васильевич с семьею и со всем своим двором и имуществом, двигалось странное шествие.
Впереди, одетый в длинную черную рясу и черный же монашеский клобук, тяжело опираясь на посох, шел сам Иван Васильевич, грозный царь всея Руси. За ним чинно, по двое в ряд, выступали его приближенные, одетые точно так же, как и царь, в черные рясы и скуфьи на головах. На колокольне церкви, одетый в тот же монашеский костюм, стоял рыжий, рябой, со зверским лицом человек и, истово раскачивая за веревку большой церковный колокол, звонил изо всей мочи. Это был один из главных советчиков царя, злейший враг всех родовитых земских бояр, палач и мучитель невинных и виновны жертв, Малюта Скуратов-Бельский.
Он был назначен царем на должность звонаря и каждое утро и каждый вечер взбирался на колокольню и собирал всю братию, как называл царь своих приближенных, к заутрене, обедне и вечерне.
По первому удару колокола сам царь и его приближенные спешили надеть монашеские одеяния и шли в церковь. Здесь царь Иван Васильевич простирался перед святыми иконами ниц и горячо молился. Пот градом лился с его лба и капал на холодные плиты каменного пола. Он бился иногда головой об эти плиты, и капли крови выступали у него на лбу.
О чем же молился царь? Чего он просил у Бога? Почему так страдальчески-вымучено было его усталое от бессонницы и тяжелых дум худое лицо?
Царя Ивана Васильевича называли Грозным царем. И называли так недаром. Он действительно был грозен и жесток. Много людей, и виновных, и невинных, было замучено и загублено ближайшими приспешниками царя по его царскому приказу. Много крови и слез лилось в то тяжелое время на Святой Руси…
Но царь Иван Васильевич не всегда был таким жестоким правителем. Было время, когда ни казни, ни пытки не омрачали его славного царствования. Не сразу и не без причины стал царь таким жестоким. Едва достигнув трехлетнего возраста, будучи еще наследником великого князя Василия, маленький князь Иван лишился отца. Великий князь (тогда еще не было царской власти, а была власть великокняжеская) умер, оставив власть своей супруге Елене из рода Глинских. Но и великая княгиня вскоре умерла. Тогда государством, за малолетством ее сыновей, Юрия и Ивана, стали править бояре.
Князю Ивану Васильевичу, наследнику престола, было только восемь лет от роду. Чтобы приручить ребенка и забрать власть над ним, бояре всячески потакали его выходкам, учили его недобрым поступкам, развивали в мальчике дурные наклонности. Восьмилетний Иван сбрасывал кошек с высокого крыльца и из окон теремов на улицу и забавлялся мучениями несчастных животных. Когда он подрос, его любимым занятием было скакать верхом на коне по улицам Москвы и пугать, а иногда и просто давить людей копытами лошади. Так длилось до той поры, пока семнадцатилетнего государя не женили на молодой девице Анастасии Романовне из рода князей Захарьиных. Молоденькая государыня была кроткой и тихой и сумела смягчить тяжелый и крутой нрав царя. Он перестал быть жестоким с людьми и животными и стал больше и больше обращать внимание на благоустройство Московского государства. Семнадцати лет он венчался на царство и вместо великого князя всея Руси стал именоваться царем. Затем тотчас же был собран Земский собор, то есть были созваны выборные люди со всей России, и вместе с царем сделали много разных преобразований, полезных и нужных в делах правления.
В это время случился большой пожар в Москве; выгорела добрая половина столицы. Это вынудило молодого царя забыть прежние потехи и буйные развлечения и заняться серьезно делами государства. Слова укоризны, смело сказанные юному царю протопопом Благовещенского собора Сильвестром, сильно подействовали на Иоанна[1].
Началось время царствования Иоанна. Была покорена Казань, Астрахань и часть Ливонии. Народ вздохнул спокойно. Вдруг заболевает царь серьезно и опасно и требует, чтобы бояре, а за ним народ присягнули его сыну, малютке Дмитрию. Но часть бояр не хочет иметь царя-ребенка и переходит на сторону двоюродного брата царя Владимира, князя Старицкого, которого думает после смерти Иоанна выбрать в цари. Протопоп Сильвестр и окольничий Адашев, ближайшие друзья Иоанна, тоже находят нужным предложить престол по его смерти князю Владимиру Старицкому. Когда царь Иван Васильевич поправился, встал с постели и узнал обо всем, в его душе закипела непримиримая ненависть к боярам. А тут еще наследник царевич и сама царица Анастасия умерли, и в народе пошли темные слухи, будто бы их отравили Сильвестр и Адашев, чтобы никто не мешал войти на престол князю Владимиру Старицкому. И участь прежних друзей, а также и многих других бояр, была решена. Горе, ненависть, клевета и недоверие к окружающим круто изменили к худшему характер царя. Он начал с того, что заточил в дальний монастырь Сильвестра, где он проводил высокую духовную жизнь и велел бросить в тюрьму Адашева, где последний вскоре и умер, не дождавшись суда над ним.
Всех родственников своих, недавних любимцев, царь подверг опале, многих из них сослал, лишив имения и казны, других казнил лютою смертью.
Но этим не ограничился гнев царя. Как-то ранним зимним утром царский дворец опустел, а из Москвы к Александровской слободе[2] двинулись сани и колымаги с царским имуществом, с самим царем и семьею, со всеми приближенными и свитой царской.
В Москву же был послан гонец с грамотой, которую царь приказал читать всенародно. В этой грамоте говорилось, что государь Московский, разгневанный на измены и крамолы ближних бояр, уезжает из Москвы и вернется к делу правления лишь в том случае, если ему позволит весь народ распоряжаться, как заблагорассудится, с его царскими ослушниками и изменниками.
В тот же день были собраны выборные люди из духовенства и бояр и отправлены в Александровскую слободу с просьбою к царю от всего народа московского не покидать его и продолжать царствовать над Русью. И царь согласился.
Согласился с тем, что никто не посмеет перечить, мешать ему, что бы он ни предпринял с этой минуты. Народ покорно согласился на все. Иван Васильевич принялся за свою страшную расправу. Он начал с того, что разделил Русь на две части: на опричнину и на земщину. Бояре составляли земщину и продолжали участвовать в делах государя, заседали в думе, принимали с царем иноземных послов и т. п. Но гораздо большее значение имела опричнина.
Название опричнина происходило от слова «опричь», то есть «кроме». Опричник никому не подчинялся, кроме царя. Он был и царским телохранителем, и первым слугою у царя. Опричников сначала набрали до 1000 человек, вскоре их накопилось до 6000. Для их содержания были назначены многие города, с которых и собирали дань.
Это была страшная царская свита. Где бы ни появлялись опричники, всюду оставались за ними пустота и разорение, а очень часто и гибель, смерть людей. Они ездили всегда верхом в нарядных одеждах, в бархате и соболях, в золотом шитых кафтанах. На седла за спиною они привязывали чучела собачьих голов и метлы. Это означало, что они готовы загрызть, как собаки, врагов царя и вымести до конца всякую измену из государства.
Большею частью опричники происходили из незнатного рода, но верностью царю дослуживались до чинов и становились знатнее всяких земских бояр. Правда, иногда попадали в число опричников и князья, и дети боярские, но это случалось редко. Для знатного родовитого боярина считалось позором играть роль палача и грабителя, какую с удовольствием брал на себя опричник.
Вот какими людьми окружил себя Иван Васильевич. Часть из них он выделил и сделал своею ближнею «братией». Он велел этой братии понаделать себе монашеские одежды и каждое утро и каждый вечер аккуратно являться в церковь и молиться там вместе с ним за упокой всех убитых и погубленных опричниною людей. Сам царь кланялся в землю так усердно, что на лбу у него оставались синяки. Молитвами он хотел выпросить прощение у Бога за свои лютые казни. Но хотя Иоанн и старался оправдать эти казни тем, что он истребляет будто бы врагов, желающих отнять у него царство, совесть все-таки ужасно мучила его. Он не спал по ночам. Ему часто грезились души замученных им людей, и нередко царь срывался с постели, приказывал будить братию, и начинал при всех громко, с отчаянными воплями каяться и молиться…
После молитвы все шли в трапезную. Царь читал Жития святых, братия обедала. Внезапно раздавался крик «гайда! гайда!» Все выскакивали из-за стола и, едва успев переодеться, бросались на коней и следом за царем летели из Александровской слободы в Москву открывать новую измену и тут же на месте пытать, а иногда и казнить мнимых изменников. А измена чудилась царю везде и повсюду среди земских бояр, которые неодобрительно смотрели на учреждение опричнины.
Толпа опричников врывалась в дома, грабила их дотла, сжигала, а хозяев увозила в слободу, и там главный опричник, палач Малюта Скуратов, замучивал несчастных в застенках до смерти… Иной раз не было никакой измены со стороны земца-боярина, а просто новые телохранители царские клеветали на богатых людей московских, зная заранее, что все имение загубленных богачей достанется им.
Вот какое тяжелое время переживала Русь, и немудрено, что лучшие люди того времени спешили уехать подальше, иной раз за литовские границы, где не мог достичь их со своею опричниною гневный и грозный царь.
