Лидия Чарская
Тасино горе
Глава XXIV
Тяжелое пробуждение. – Заступник Андрюша
– Так вот вы где изволили схорониться! – слышит Тася сквозь сон грубый, к несчастью, слишком хорошо знакомый голос, и кто-то больно держит ее за руку.
Она с трудом открывает отяжелевшие веки и вся замирает от ужаса. Перед ней господин Злыбин, Петька и три собаки, сумевшие чутьем напасть на её след и разыскать ее.
Тася тихо вскрикнула и сложила с мольбой руки.
– Не бейте меня, ne бейте! – простонала она.
– Ну, об этом мы поговорим дома! – грубо оборвал ее хозяин, – a теперь, без разговоров, марш вперед! Живо!
Девочка попробовала подняться, но тотчас, обессиленная, снова опустилась в сугроб.
– Я не в силах идти! – прошептала она чуть слышно.
– Ну, коли идти не можешь – отнесем тебя. A только не думай у меня прикидываться больной! Я отлично понимаю все твои хитрости. Ты мне Коко извела, убытку принесла сколько, разыскивать себя заставила да еще хочется пустяками отделаться! Ну, нет, голубушка моя, я тебя научу, как моих зверей травить да тревогу подымать! Петька, бери принцессу-недотрогу на руки и тащи домой. Погуляла голубушка вволю!
И он со злым смехом передал полубесчувственную Тасю следовавшему за ними Петьке.
Голова девочки по-прежнему ныла, и точно железные молоты ударяли по ней. Все тело ломило, и она едва сознавала действительность. И только когда свет и тепло охватили ее, Тася впервые вполне сознательно поняла, где она находилась.
Она и её мучители были уже дома. Петька внес её в жилое помещение, находившееся при цирке, где они поселились на время их приезда в большой город, и тяжело, как вязанку дров, бросил её на пол. В тот же миг перед ней мелькнуло искаженное гневом лицо хозяина. Плетка со свистом взвилась над ней… Тася в ужасе закрыла лицо руками.
– Остановитесь! Что вы делаете! Девочка еле дышит! Она совсем больна! – послышался задыхающийся голос Андрюши и он бросился на помощь к Тасе и вырвал ее из рук рассвирепевшего дяди.
Что было дальше – девочка не помнила. Перенесенные волнения, колючие боли во всем теле и сильная лихорадка сделали свое дело, и она впала в какое-то не то болезненное забытье, не то в тяжелый сон, полный ужасов и кошмаров…
Старый фокусник бросился было за Андрюшей, намереваясь вырвать из его рук девочку, но тот строго взглянул на дядю и сказал ему недетски серьезным голосом:
– Если вы тронете хоть пальцем этого ребенка, я пойду жаловаться в полицию. Лучше оставьте нас в покое. Не забудьте, что завтра она должна выходить перед публикой. Ей нужен сон и продолжительный отдых. Ведь вам же будет худо, если маленький Тото не понравится зрителям.
– Ты прав! – произнес сурово господин Злыбин, – я её не трону сегодня, но я ей не прощу: завтра… Завтра после представления, клянусь, дрянная девчонка узнает, что значит приносить убыток своему хозяину и убегать от него.
И он погрозил своей плеткой.
Глава XXV
Неожиданная встреча. – Среди друзей
Несмотря на то, что с вечера добрый Андрюша уложил Тасю, завернул ее во все, что было теплого под рукой, и напоил горячим чаем, девочка проснулась со страшной ломотой во всех членах и с каким-то тяжелым туманом в голове.
– Как я буду выходить перед публикой сегодня! – было первой её мыслью.
– Бог даст, отлежишься! – успокаивал Тасю добрый Андрюша, – до вечера еще много времени. Я попрошу дядю, чтобы он оставил тебя в покое. Роза уберет балаган и приготовит обед.
И смелый мальчик отправился отыскивать дядю.
Господин Злыбин закричал на племянника, что он суется не в свое дело, что Тася лентяйка и притворщица и что он сумеет поднять её своей плеткой, но Андрюша благоразумно напомнил ему, что если Тото не выздоровеет к вечеру, представление придется отменить, a это не должно быть приятно для него – дяди.
Тогда старый фокусник сердито махнул рукой, и Тася могла оставаться вплоть до представления на своей жесткой кровати. Никто не трогал её. Около девочки сидел Андрюша и рассказывал ей о своей матери, о том счастливом времени, когда она жила вместе с ним. Тася оживилась, повеселела и сама начала поверять своему другу свое счастливое детство, когда росла под крылышком своей мамы, и призналась ему, как ей хочется снова вернуться к ней. Не скрыла она от Андрюши и того, что пришлось пережить всем домашним из-за её тяжелого нрава, и как раскаивается она теперь в том, и как мечтает снова попасть в прежнюю счастливую обстановку.
– A ты молись Богу хорошенько. Он, Милосердный, услышит тебя. Он всегда детские молитвы слышит! – серьезно и уверенно говорил Андрюша. – Когда мне очень худо бывает, я молиться начну и мне полегчает как будто!
– Я буду молиться, – прошептала Тася.
Незаметно прошло в таких разговорах время и наступил вечер.
– Ну, теперь тебе одеваться пора, я пойду, – сказал Андрюша. – Слава Богу, тебе лучше как будто.
– Уже пора! – протянула Тася печально.
Она совсем позабыла и про вечернее представление, и про грозного господин Злыбина, и про свое сегодняшнее появление перед публикой; даже про свою болезнь забыла Тася – так ей хорошо и отрадно было поговорить с Андрюшей о доме. Но делать было нечего.
Вошла Роза и сердито швырнула ей красивый, вышитый блестками, атласный костюм и длинные розовые чулки и фуфайку телесного цвета, которые называются трико, и в которых акробаты проделывают свои головоломные фокусы.
– Одевайся, живо! Не мямли! Публика собралась! – крикнула она и снова вышла, сердито хлопнув дверью.
Тася с трудом поднялась с постели и начала одеваться. Боль во всем теле, утихшая было на время, пока она лежала, возобновилась снова с удвоенной силой. С большим напряжением надела Тася короткие, обтяжные панталончики и туфли, приладила шапочку на своих стриженых кудрях и вышла в темный проход, ведущий на сцену.
Тут она остановилась и, придерживаясь руками за занавес, отделяющий сцену от жилого помещения балагана, заглянула в щель. В цирке набралось уже довольно много публики. Слышался сдержанный гул голосов, детский смех, возгласы взрослых.
Но вот зазвонил колокольчик, все разом стихло, и на круг выбежала нарядная, разом похорошевшая от своего красивого костюма, обшитого блестками и галунами, Роза. Она была одета испанкой и должна была плясать испанский танец, полный грации и живости. За спиной девочки болтались привязные фальшивые косы, заменившие ей её настоящие кудри, срезанные Коко.
Роза легко и свободно раскланялась с публикой и начала танец под звуки музыки помещенного на хорах оркестра.
Публике, должно быть, понравилась красивая, веселая девочка, с легкостью бабочки летавшая по сцене, и ей шумно и много аплодировали.
За Розой вышли господин Злыбин и Петька, оба одетые в акробатические костюмы. Старый фокусник подбрасывал и снова ловил молодого, ставил его себе на голову и ходил по арене.
Потом, на привешенной под самым потолком трапеции, Петька стал проделывать такие трудные штуки, что у Таси даже дух захватывало смотреть на него.
И публика снова хлопала в ладоши и неистово кричала:
– Браво, король воздуха! Браво!
А Петька широко улыбался и посылал направо и налево воздушные поцелуи, стоя на своей трапеции так же твердо и спокойно, как на гладком полу.
После его номера снова вышел господин Злыбин с Фифи, обвившей его шею своим гибким, извилистым телом.
Появление змеи вызвало легкий переполох среди публики. Никто не знал, что у неё вырваны ядовитые зубы, и что змея не может причинить вреда.
Фифи заползала под куртку своего господина, терлась головкой об его щеки, стреляла из пистолета, ударяя по курку своим сильным хвостом, и наконец танцевала, то есть делала мерные круги на арене под музыку оркестра.
После зрелища дрессированных собак, проделавших с особенным мастерством все свои штучки, старый фокусник подошел к Тасе и, грубо толкнув ее, крикнул:
– Ну, чего заснула? Твоя очередь! Марш!
И Тася очутилась на сцене.
В первую минуту яркое освещение циркового балагана ослепило ее. Она остановилась в нерешительности посреди сцены, точно не зная, что предпринять.
До её ушей долетали сочувственные голоса из публики:
– О, какой хорошенький мальчик!
– Совсем, совсем малютка!
– Но как он бледен, бедняжка!
Тася была действительно очень бледна. Ломота во всем теле и легкое головокружение давали себя чувствовать. Несмотря на это, она храбро двинулась к шесту и стала карабкаться вверх к проволоке.
Вот она уже у цели. Вот музыка перешла в нежные, мелодичные аккорды – и Тася, под эти чарующие звуки, достигла крошечной площадки, с которой ей надо будет пуститься в опасное путешествие по проволоке. Сердце её забилось сильно, сильно… Дыхание замерло в груди. Голова закружилась сильнее. Отчаянный страх охватил девочку.
Она чувствовала, что не может сделать ни шагу, потому что страшная боль во всех членах совершенно лишает ее сил.
– Что ж ты стала? Иди же! – доносится до неё из-за занавеси свирепый голос хозяина, и она видит его перекошенное от гнева и бессильной ярости лицо.
«Он прибьет меня до смерти! – мысленно произнесла с тоской девочка, – но что же делать, если я не могу двинуться, ни за что!»
В отчаянии Тася обвела цирк глазами. И вдруг легкий крик неожиданно сорвался с её губ. Что это? Или она ошиблась? В ближайшей ложе сидят Тарочка и Митюша Раевы… или очень похожие на них мальчик и девочка… Нет, нет, это они, они сами. Тася теперь ясно видит их лица, видит m-lle Lise… Да, да, это они! Нет никакого сомнения. Вот они смотрят на нее в упор. Ну, конечно, они! Эти большие, серые, выпуклые глаза, – фигурка Тарочки… Да она, Тася, из сотни девочек узнает свою прежнюю подружку. A вон и мама их выглянула из глубины ложи. Ну конечно, конечно, они!
И Тася, уже не отрываясь, глядит на знакомые лица, a те в свою очередь не отрывают от неё глаз.
– Что ж ты ждешь? Иди же, тебе приказывают, – неистовствует за занавеской хозяин и незаметно для публики показывает Тасе кулак.
Девочка вздрагивает всем телом, делает шаг вперед и вдруг разом останавливается, пораженная мыслью: «Ведь спасение близко! Здесь!» Она должна попробовать спастись во чтобы то ни стало, сию же минуту. Или сейчас спастись, или будет поздно и она не вырвется отсюда никогда, никогда!
И прежде, чем кто-либо ожидал этого, Тася смело повернулась в сторону своих друзей и крикнула на весь цирк, громко:
– Тарочка! Митюша! Возьмите меня из цирка! Спасите меня! Я – Тася Стогунцева! Спасите меня!
И странно взмахнув руками, скользнула с проволоки в растянутую под ней сетку.
– Что с мальчиком? Ему дурно! Помогите! – кричала переполошившаяся публика.
Многие повскакали со своих мест и кинулись на арену.
– Это она! Это Тася! – кричала, рыдая от неожиданной радости и нервного возбуждения, Тарочка. – Мама! Милая! К ней, к ней, скорее!
И она рвалась изо всех сил на круг, где лежала в сетке бесчувственная Тася.
Но Екатерину Александровну Раеву не для чего было торопить и уговаривать. Она первая бросилась на сцену, подбежала к сетке и заглянула в лицо распростертого в ней маленького акробата.
– Вы ошибаетесь, сударыня, очевидно принимая маленького Тото за кого-то другого! – послышался за ней чей-то голос.
И, обернувшись, госпожа Раева увидела хозяина цирка.
– Ложь! – вскричала молодая женщина, – вы лжете, сударь! Это вовсе не Тото… Вы слышали, господа, что крикнул этот ребенок? – обратилась госпожа Раева к публике, – она назвала свое имя, просила спасти ее. Я хорошо знаю эту девочку! Её несчастная мать разыскивает ее! Я ее отвезу к матери сию минуту.
– Да! Да! Возьмем ее, мама! Возьмем скорее отсюда! – взволнованные и потрясенные говорили сквозь слезы Тарочка и Митюша.
– Но я не могу отпустить мальчика, он мне доверен родными! – горячился в свою очередь старый фокусник. – Вот, дети, докажите, что он мой родственник и что его зовут Анатолий Злыбин.
И он указал на вошедших на арену Розу и Петьку.
– Да, его зовут Тото. Он родственник хозяина, – эхом отозвались брат с сестрою.
– Но мы слышали, как она крикнула, – утверждала госпожа Раева, – эта девочка молила о спасении.
– Вы ошиблись, сударыня! – произнес снова хозяин маленькой труппы, – и самое лучшее, если вы оставите мальчика, которому нужен покой!
И своими сильными мускулистыми руками он поднял, как перышко, бесчувственную Тасю и понес ее во внутреннее помещение балагана.
Публика, видя, что произошла какая-то ошибка, стала расходятся. Госпожа Раева с тоской схватилась за голову, не зная, что предпринять. Её дети плакали.
И вдруг высокий, худой, бледный и взволнованный мальчик появился на арене, ступая нетвердыми, неуверенными шагами.
– Он ошибся! – вскричал мальчик, указывая пальцем на старого фокусника, – мой дядя ошибся. Это действительно девочка Тася, которая добровольно пришла к нам в труппу две недели тому назад. Она больна и ужасно было бы оставить ее в цирке… Берите ее и отдайте матери! Дядя, сейчас же возвратите девочку её друзьям!
Голос больного юноши зазвучал непривычными ему сильными нотами. Глаза горели решительностью. Он смело взял Тасю из рук дяди и бережно передал ее госпоже Раевой.
Потом слабой походкой тяжелобольного снова поплелся в свою каморку.
Глава XXVI
Сюрприз
– Куда эти свечи вешать, мамочка?
– А эти пряники?
– На самую верхушку я бы прилепила звезду!
– A я бы ангела!
– Ну, хорошо, пусть ангела!
– Но тебе больше нравится звезду?
– Мне нравится то, что нравится другим.
– Какая ты стала прелестная, Тася… Такой ли ты была прежде!
– О, я много пережила лишений и горя, Тарочка, много работала над собой, много молилась Богу. И Господь помог мне исправиться.
– A мне как будто даже не верится, что ты опять с нами, – произнес Митюша, – опять здорова и украшаешь елку, когда так сильно была больна эти три недели. Ах, если бы ты поправилась скорее! Мне очень было бы жаль расстаться теперь с тобой, но ты верно хочешь уехать от нас, чтобы видеть твою маму?
– Очень, – просто отвечала Тася, подвязывая к зеленой веточке румяное райское яблоко.
– Ну, a если доктор запретит тебе ехать слишком рано? – полюбопытствовала Тарочка.
– Что ж делать! Надо покориться. Все, что ни делает Господь, надо принимать с благодарностью. Он дал мне так много счастья, чудесным образом послав вас на моем пути. Ведь вы сами говорите, что случайно были тогда в цирке, – обратилась Тася к детям Раевым.
– Да! Да! – оживленно подхватил Митюша, – мы были проездом в Москве и вдруг… Ах, Тася, как все это случилось неожиданно и странно! – всплеснул он руками.
– A ты знаешь, – вставила свое слово Тарочка, – сегодня должен придти ответ от твоей мамы: наша мама послала ей длинное письмо, где написала все подробно о твоей болезни и поправке. Мама боялась писать раньше, пока ты так была больна, чтобы не растревожить твою маму. Она только телеграфировала ей, что напала на твой след, что скоро отыщет тебя, и что ты в безопасности. Но на телеграмму ответа не было. Верно твоя мама искала тебя и отсутствовала дома.
– Ах, мама, мама! – с тоской прошептала Тася, – если б она простила меня!
Тарочка с Митюшей молча переглянулись с чуть заметной улыбкой. Они, очевидно, знали все, что тщательно скрывалось от Таси.
Был канун Рождества. На дворе стоял трескучий мороз, a в доме Раевых было тепло, светло и уютно. Дети весело болтали, украшая огромную елку, от которой шел такой чудный смолистый запах.
Тарочка и Митюша были особенно счастливы сегодня, что их друг Тася встала наконец с постели, где пролежала три недели в тифозной горячке. Последствия ночного бегства и душевного волнения отразились на подточенном организме Таси. Она была на волосок от смерти. Но тщательный уход, a главное сильная, крепкая натура девочки смогла вынести тяжелую болезнь, и Тася воскресла.
Но это была далеко не прежняя Тася. С трогательной покорностью принимала она самые гадкие и невкусные микстуры, беспрекословно повиновалась каждому приказанию, ласково и дружески обращалась с детьми Раевыми, уступая нм во всем, и горячо молилась утром и вечером. Госпожа Раева, её муж и m-lle Lise, дети и прислуга не могли нахвалиться милой, кроткой, послушной девочкой.
– Если моя Тарочка будет хоть отчасти похожа на Тасю, я буду самая счастливая мать, – говорила мужу Екатерина Александровна, и тот соглашался с ней.
Дети закончили украшать елку и теперь любовались ею.
– Ну-с, кончили дело и марш! Дайте нам приготовить вам подарки! – весело скомандовала госпожа Раева и шутливо выпроводила детей за двери.
– Как ты думаешь, что мне подарит мама? – спросил Митюша, обращаясь к сестре, когда они остались одни.
– Краски. Я видела, как прислали большой ящик из города, – отвечала, не задумываясь, та, – тебе краски, мне куклу, a Тасе…
Тася подняла на своего друга задумчивый взгляд.
– О, мне ничего не надо, – поторопилась сказать она. – Ваша мама так много сделала для меня, отняв у старого фокусника и выходив во время болезни… Мне ничего не надо больше, я и так благодарна ей от всей души.
– Как не надо? – лукаво прищурилась Тарочка, – y тебя нет разве никаких желаний?
– Ах, есть! – мяло краснея, воскликнула Тася, – y меня есть большое, сильное желание! Я хочу видеть маму, и это желание скоро исполнится, даст Бог!
– Конечно! – улыбнулась Тарочка, – ты скоро поедешь к маме.
В эту минуту из комнаты, где стояла елка, послышались мелодичные звуки рояля. Это m-lle Lise играла рояле рождественский гимн. В ту же минуту Екатерина Александровна широко распахнула дверь залы.
Елка сияла всеми своими огнями, a под елкой стояла высокая худенькая дама и протягивала руки навстречу детям.
– Мама! – не своим голосом крикнула Тася и, в два прыжка перебежав комнату, с рыданием упала на грудь госпожи Стогунцевой.
– Тася! Тася! Детка моя! Сокровище мое, – шептала Нина Владимировна, задыхаясь от счастья и покрывая лицо, шею и ручонки дочери поцелуями и слезами.
– Мамуся моя! Радость! Солнышко! Прости! Прости меня, мамочка, злую, гадкую! – прорыдала Тася, обвивая шею матери исхудалыми руками.
– Девочка моя родная! Да разве я могу сердиться на тебя! Ни минутки не сердилась на тебя твоя мама, ни когда из дома пришлось отдать в пансион, ни когда о побеге твоем узнала! Тасечка, жизнь моя! Ведь у меня самой кровью сердце обливалось, когда я, для твоего исправления, отдала тебя из дома. A ты, верно, упрекала маму?
– Я злая была, мамочка! – и Тася снова залилась счастливыми слезами.
– A что Леночка, няня, Павлик, m-lle Marie? – спрашивала Тася.
– Все, все ждут тебя, моя дорогая. Все они любят тебя, моя Тася. Павлик на Рождество, должно быть, уже приехал из корпуса…
– Как, «должно быть»? Разве ты не видела его, мамочка?
– Не видела, родная! Ведь я уже три недели здесь, только доктор не велел показываться, чтобы не волновать тебя, мою девочку. Я и сидела в своем уголке и только во время твоего сна на тебя любовалась.
– Мамочка! – могла только прошептать Тася и крепко прижалась к груди матери.
Эго был счастливый вечер, лучший сочельник, какой пришлось пережить Нине Владимировне и Тасе.
Они просидели весь вечер, тесно прижавшись друг к другу. Одна – думая о том, как счастлива она теперь подле мамы, другая – как милосерден Господь, что вернул ей её милую, обновленную дочурку.
Вдруг под самый конец вечера на красивое личико Таси, принявшее теперь кроткое, светлое выражение, набежало легкое, но очень заметное облачко грусти.
– Что с тобой, моя радость? – заботливо спросила, наклоняясь к дочери, Стогунцева.
– Ах, мама, я так счастлива, что хотела бы видеть счастливыми и других! У моего бывшего хозяина-акробата есть племянник – Андрюша; он такой больной и жалкий. Ему худо у дяди… О, если б его поместить в другое место! Он такой добрый и хороший!
– Твое желание уже угадано, деточка, – произнесла, сияя вся счастливой улыбкой, Нина Владимировна, – больной Андрюша, по настоянию Екатерины Александровны, взят от дяди и помещен пока в больницу, где за мальчиком установлен хороший уход. A как только он выздоровеет, я возьму его к себе в Райское. Он будет славным другом для Павлика.
– Ах, мама! – радостно вскричала Тася, – какая ты добрая!
– Ну, a еще нет ли у тебя иной заботы, моя крошечка? – лаская девочку, спросила Нина Владимировна.
– Есть! – чуть слышно проронила Тася, и легкая краска залила её бледные щеки, – я хочу попросить прощения у всех, кого обижала в пансионе, и хочу показать им, что прежней злой задиры и капризницы Таси нет больше, а…
– A есть милая, чудная, добрая девочка, – продолжала Нина Владимировна слова своей дочурки, и мать и дочь крепко обнялись снова.
– Мы поедем туда, как только ты поправишься, – пообещала госпожа Стогунцева Тасе.
Тася взглянула на мать сияющими благодарностью глазами.
На другой день, горячо поблагодарив своих спасителей, Нина Владимировна и Тася уехали в Райское.
