Лидия Грибас
Противостояние. Часть 1. Маленькая Настенька
Уважаемый читатель, история выдумана автором от начала до конца. Любые совпадения, просто совпадения и не более того.
«Ошибся тот, кто сказал, что лихие 90-е прошли.
Они никуда не прошли.
Они научились маскироваться и выжидать.
Они – всегда были! Есть! И будут!
Ибо всегда в этом мире
Была! Есть! И будет!
Человеческая жестокость.
Незнающая пощады, даже к маленьким,
Ни в чем неповинным детям.
И всегда были! Есть! И будут! Те,
Кто пытается этой жестокости противостоять!
Вечное противостояние,
Незнающее конца!
Пролог.
20.. год.
Город Ижевск район Кирово ул. Николая Архипова.
Раннее июньское утро. Я вышла на балкон с чашкой кофе и сигаретой. Прохладный свежий ветерок обдувает мое лицо. Прекрасное утро. Хорошая перспективная работа впереди. Сегодня мне предстоит поездка в соседний город – Ивановск. Моя фирма занимается строительством, в Ивановске мы планируем отстраивать заброшенный район. Дело обещает быть выгодным, предстоят, в основном ремонтные работы, которые хорошо окупятся, по завершению проекта. Все бумаги подписаны, договоренности улажены, осталось лишь кое-что подписать в местной администрации. В общем, все вроде хорошо: удачная сделка, дома не держат ни муж, ни дети, работу, вполне, можно совмещать с летним отдыхом, но настроения у меня, определенно, нет. Мне совершенно не хочется возвращаться в этот тихий, небольшой городок, находящийся в часе езды от краевого центра – города Ижевска, где я сейчас живу…
Телефонный звонок прервал мои мысли, я взяла трубку.
– Алло, привет, Глеб.
Глеб – мой близкий друг, с которым мы не только тесно общаемся, но и вместе работаем, уже неделю находится в Ивановске.
– Привет, Настя, – бодро ответил он. – Встреча в администрации, назначена на 12 – 00.
– Хорошо, я уже выезжаю. Как дела на месте?
– Все путем: рабочих расселил, кухарку им нашел, тебе квартиру снял, – так же бодро продолжал Глеб.
– Молодец, я через пару часов буду, жди, – хмуро ответила я.
Отключив телефон, я сложила в машину вещи и документы и отправилась в путь. Выехав из города, находясь в полном одиночестве, я снова стала думать об Ивановске, мои мрачные мысли вернулись ко мне.
Ивановск – мой родной город, где я родилась и жила до 14-ти лет. Воспоминания о детстве, самом счастливом и беззаботном периоде в жизни человека, у меня совсем не радостные. Вернее о последних нескольких годах, прожитых в Ивановске. В общем и целом, у меня было счастливое беззаботное детство…
Сейчас, я уверенный в себе человек. Преуспевающий бизнесмен, имеющий авторитет в своем городе и не только в своем. С моим мнением считаются, далеко не каждый осмеливается мне возразить. Кто-то меня боится, кто-то уважает, но такой авторитет и такое положение дались мне очень не просто. Потом и кровью, в прямом смысле. Мурена – так называют меня в узких кругах. Независимая, сильная женщина, я всегда смотрю только прямо и иду только вперед, если нужно – напролом. Далеко не каждому в 25-ть лет дано то, что имею я, но, далеко не каждый заплатил бы ту цену, которую пришлось заплатить мне. Я и сама, не платила бы ее ни за какие блага мира, но у меня ни кто не спрашивал, просто так сложилась моя жизнь. Я считаюсь с мнением окружающих, но теперь уже, ни кого и ни чего не боюсь и решения всегда принимаю сама, лишь те, которые сама считаю верными.
Ребята, с которыми я дружу и работаю, откровенно считают меня мужиком в юбке и относятся ко мне соответственно. Мои верные преданные друзья, я ценю и уважаю их. Очень многое нам пришлось пережить вместе. Мы – верные друзья, каких в мире очень мало, к сожалению, многих из нас уже нет. Есть лишь один человек, с которым я советуюсь, прислушиваюсь и чему-то учусь у него, это – мой отец, но даже он не в силах повлиять на меня кардинально. Есть люди, которых я уважаю, но нет в мире человека имеющего надо мной власть…
Да, теперь я сильная и независимая, а тогда…
Глава 1.
Город Ивановск.
199. год
Мы жили в этом городе втроем: мама, папа и я. Обычная семья. Мама – бухгалтер, папа имел свой небольшой бизнес, а именно пару магазинов. Я росла красивой умной девочкой. В 5-ть лет меня отдали в спортивную школу, точнее – тяжелая атлетика и различные единоборства, с детства меня привлекал тяжелый спорт. Я делала успехи, не уступая даже мальчишкам, которые были старше меня. Поступив в школу, проблем с учебой у меня тоже не возникало, давалась она мне легко, я успевала изучать, что-то дополнительно. Мама и папа обожали меня, радовались такому покладистому ребенку. Не смотря на любовь к спорту и несколько мальчишеский характер, я была доброй наивной девочкой, не способной на жестокость. Сколько себя помню, я всегда презирала ложь и лицемерие, никогда не врала и не изворачивалась, я умела признавать свои ошибки. Очень любила проводить время с отцом, он очень много рассказывал обо всем, мне казалось, что в мире не существует темы, которую он не смог бы поддержать и раскрыть. Я любила познавать все новое и просто засыпала отца всевозможными вопросами, он без устали болтал со мной, раскрывая мне загадки вселенной. Забота и любовь мамы заполняли мою душу и сердце любовью, она научила меня не судить, а пытаться понять человека или ситуацию. Рассудительность и справедливость, родители вкладывали в меня эти качества любовью, заботой и пониманием…
Вполне приличная семья думали все, и я так думала, лет до 10-ти. Потом выяснилось, что дела у отца идут не так уж и хорошо. Года два он еще старался, что-то изменить, крутился, изворачивался, но, в результате, «по уши» увяз в долгах. Продал бизнес, но долги все равно остались немалые. Он набрал кредитов, устроившись простым рабочим. Так он протянул еще год и начал пить. Теперь мама работала на двух работах, чтобы гасить кредиты отца, я, как могла, помогала ей по дому. Отец же, просто спивался, дома стали случаться скандалы, он напивался и начинал орать на меня и на мать, чего раньше никогда себе не позволял.
Он любил нас, я знаю это, просто не выдержал натиска судьбы и «сломался», а водка делала свое дело – уничтожала в нем личность. Мне очень не хватало его, его рассказов и внимания, я очень надеялась, что когда-нибудь все встанет на свои места. Я очень любила отца, не смотря ни на что, маму я просто боготворила…
Одна из работ мамы была ночной и я, чтобы не оставаться дома одной с пьяным отцом, стала ходить в ночной клуб, где у меня появились друзья старше меня, мои одноклассницы, по ночам гулять еще не ходили. Я не начала пить и курить с остальными клубными посетителями, я ходила туда просто, чтобы не быть дома. Я всегда выглядела старше своих сверстников: была выше ростом, а спорт сделал мои руки и ноги сильнее, спину шире. Ввиду сложившихся семейных обстоятельств, вела я себя совсем не, как глупый подросток, так что в 14-ть лет, никто не давал мне меньше 17-ти. Девчонки, с которыми я ходила в клуб, были на два – три года старше меня, выглядели мы ровесницами.
Ночной клуб «Эльвира»
Придя в клуб, я обнаружила, что мои приятельницы уже порядком навеселе, находятся в обществе молодых парней. Мне очень не нравилась их разгульная жизнь, девчонки очень торопились повзрослеть, я не понимала их, но… в глубине души, они были добрыми и наивными, у нас находилось немало общих интересов.
Из соседнего города на выходные, отдыхать и «клеить» девчонок в наш клуб приезжали молодые парни. В отличии от меня, мои подруги во всю кутили с приезжими парнями. Я поражалась – они просто с ума сходили при виде этих парней и готовы были сами их клеить. Мне же, было интересно и весело в их компании, я отвлекалась от домашних проблем, но не более того, ни алкоголь, ни парни меня не интересовали. Стройная красивая девушка, в отличии от своих подруг, носивших мини, я всегда ходила в джинсах, майке и кроссовках, густые длинные волосы всегда были сплетены в тугую косу. Я ходила в ночной клуб не в поисках принца, а просто, для общения.
Сегодня вместе со всеми стоял парень, который обычно держался в стороне и вел себя заметно скромнее своих друзей. Я уже несколько раз видела его в нашем клубе, но до сих пор не была с ним знакома. Герман – 24-ре года, высокий, стройный, широкоплечий брюнет с ярко-синими глазами. Прикид у всей компании был почти одинаковый: джинсы, обтягивающая торс, футболка, короткая черная кожаная куртка. Мужественный, привлекательный, видно, что не бедный и перспективный. Герман любил балагурить, шутить но, в отличии от своих раскрепощенных друзей, не «клеил» девочек, и это нравилось мне в нем.
Я подошла к девчонкам, они курили у клуба и не скрывали своего веселого настроения.
– Настюха, привет! – бодро поздоровались они.
– Привет, – спокойно ответила я.
– Герман, знакомься, это – Настя, – весело сказала Маша, с остальными парнями я была знакома.
– Герман, – ответил он, пристально посмотрел мне в глаза и протянул мне руку.
– Очень приятно, – смущаясь, ответила я, нерешительно протянув руку ему.
Продолжая смотреть мне в глаза, он нежно сжал мою ладонь, я сама не понимала, почему я растерялась, но чувствовала себя очень неуверенно. Девчонки покурили и вернулись в клуб, я осторожно высвободила свою ладонь из рук Германа и прошла следом за девчонками. Пройдя в зал, девчонки присели к столу, их парни принесли им пиво – веселье продолжалось. Рядом с Германом стояла бутылка пива, которую он так и не выпил за весь вечер, весь вечер он смотрел на меня, от его откровенных взглядов мне становилось неловко, я старалась не смотреть на него. Наши захмелевшие друзья пустились в пляс, Герман присел ближе ко мне, я напряглась внутренне, но не показывала виду.
– Не против? – он снова смотрел на меня.
– Нет, – неуверенно ответила я и отвела взгляд.
– Выпьешь?
– Нет, – по моему тону, Герман понял, что его вопрос не очень понравился мне.
– Извини, просто не знаю с чего начать разговор, – несколько смутившись, сказал он.
– Разговор, о чем? – спросила я, он видел, что я все еще напряжена.
– Ни о чем, просто поговорить.
– Говори, – ответила я, напряжение слегка спало.
– Чем ты занимаешься?…
Мы весь вечер болтали с ним ни о чем, я перестала чувствовать себя скованно и неуверенно, но его прямой взгляд, в конце вечера, снова заставил меня смутиться.
– Я могу проводить тебя? – спросил он.
– Но, только если просто проводить, – серьезно ответила я.
Он улыбнулся и мы вышли из клуба.
– А идем гулять, – предложил он, когда мы были на пол пути к моему дому.
– Куда? – снова напряглась я.
– Ну, просто гулять, – его, явно, веселила моя реакция.
Мы гуляли почти до утра, рассказывая друг другу о себе, особо не вдаваясь в подробности.
– Ну, все, я дома, – сказала я, когда мы подошли к моему дому.
– Настя, – тихо сказал он и взял меня за руку, я снова напряглась, я прекрасно знала, как мои подруги встречаются с его друзьями, он чувствовал мое напряжение.
– Мы увидимся в следующие выходные? – спросил он и посмотрел мне в глаза.
– Ну, да. Наверное, – неуверенно ответила я…
Теперь каждые выходные он приезжал в наш город и все выходные мы проводили вместе. Однажды он признался, что уже давно хотел познакомиться со мной, но не знал, как и здесь ему помогла моя приятельница.
Спустя какое-то время, я поняла, что он очень нравится мне, я скучала без него, когда он уезжал, а когда приезжал снова, чувствовала, как сердце замирает при встрече с ним. У нас завязались теплые дружеские отношения. Мы подолгу болтали, гуляя по ночным улицам. Герман, явно, хотел большего, чем просто прогулки под луной, но я не давала ему повода думать, что меня, как многих девиц из клуба, можно просто взять и увезти к себе домой, многие были бы счастливы уехать с ним, но я была не такой, как они. Да, Герман очень нравился мне, наверное, это была моя первая, еще детская любовь, но я не хотела торопиться и упорно продолжала держать дистанцию. Да и к тому же, кем был он и кем, теперь, была я – вечно работающая мать и спивающийся отец. Герман об этом не знал – проявлял знаки внимания: цветы, подарки. «Я все равно украду тебя и увезу» – шутил он. Резко и, наверное, грубо я оттолкнула его, когда он в первый раз попытался поцеловать меня. Я подумала, что сейчас он обидится и уйдет. Навсегда. Но он не ушел. «Прости» – сказал он и мы продолжали гулять по ночному городу, теперь он просто держал меня за руку.
Я не говорила Герману о родителях и даже подумать не могла, что он знал обо мне и моей семье все, еще до того, как познакомился со мной…
В тот день отец начал пить с самого утра, не похмеляться, а именно пить. К обеду к нему явились четверо незнакомых мне мужчин.
«Опять его друзья – алкоголики» – подумала я.
Мама была на работе, я убирала дом и готовила обед, случайно я подслушала их разговор.
… – Ты деньги брал на полгода, прошел год, – грубо сказал один из мужчин.
– Я отдам, – отвечал отец.
– Я заеду вечером, где ты возьмешь бабло, не мое дело! – здоровяк был взбешен. – Дочку свою продай! – орал он. – Время у тебя до вечера!
Они ушли, я поняла, что это совсем не алкоголики и речь идет о немалой сумме, раз четыре амбала пришли к отцу домой, но спрашивать ничего не стала – бесполезно.
К вечеру домой пришла мама, посмотрела на вновь пьяного отца и махнула рукой. Я не стала ничего ей говорить – не хотела расстраивать, а, наверное, стоило.
– Ты гулять сегодня идешь? – спросила она.
– Не знаю, не собиралась, – ответила я.
– Иди, сходи, что дома – то сидеть? Лето, каникулы, иди развейся, чем смотреть на все это бл…во, – я впервые слышала, чтобы мама ругалась.
У нас с ней были теплые доверительные отношения. Она всегда знала, где я и с кем, не боялась отпускать меня по ночам – была уверена, что я не начну дуреть. Мама очень любила меня и жалела, видя сегодняшнее, невменяемое состояние отца, она, чуть не силой, отправила меня гулять. Я совсем не хотела никуда идти, не хотела оставлять ее одну, но не стала спорить с ней, чтоб не расстраивать ее еще сильнее. Видимо материнское сердце чувствовало, что сегодня ночью мне дома лучше не быть…
В клубе все были в сборе: и девчонки, и парни из Ижевска. Пили пиво, смеялись, шутили, Герман рассказывал какие-то байки – шумно и весело проводили время. Но совсем не весело было мне, на сердце была какая-то непонятная тревога и, где-то за час до закрытия, я все же решила идти домой.
– Настя, – ко мне подошел Герман. – Ты уже уходишь? – спросил он.
– Да, я пойду. Герман, извини, у меня совсем нет настроения, – ответила я.
Он серьезно посмотрел мне в глаза.
– Настя, я поговорить с тобой хотел, это очень важно для меня, – тихо сказал он, взяв меня за руку.
Но я была совершенно не настроена говорить с ним.
– Герман, прости, я лучше пойду. Давай поговорим в другой раз, хорошо? – меня просто тянуло домой.
– Хорошо, – помрачнев, ответил он. – Идем, я проведу.
– Не нужно, Герман, я сегодня сама.
Он удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я очень хотела, чтоб он проводил меня, хотела погулять с ним по ночному городу, но чувство тревоги не покидало меня, мне хотелось бегом бежать домой.
Подойдя к дому, еще с дороги я услышала шум. Сердце тревожно забилось в моей груди. Сквозь занавеску на окне я разглядела фигуры мужчин.
«Снова они» – подумала я и решила войти тихонько, чтоб они не видели меня. Дверь в дом была открыта, я стояла на веранде, не решаясь войти.
Крики, шум – завязывалась драка. Я увидела, как на шум, из комнаты на кухню прошла мама. Мужики начали махать кулаками, она пыталась утихомирить их.
«Мамочка, куда же ты…» – додумать я не успела. Один из мужиков ударил маму кулаком по лицу. Падая, она ударилась головой об угол стола, на полу образовалась лужа крови, мама не двигалась.
– Cу.а! – заорал отец и бросился на мужика.
Я стояла, застыв от ужаса, не зная, что делать. Отец схватил мужика за горло и начал его душить, но тот взял, лежавший на столе, нож и несколько раз ударил отца в живот.
В этот момент на веранде хлопнула открытая дверь, начиналась гроза и дверь захлопнуло ветром. Мужики подняли головы и увидели меня.
– Стой! – заорали они.
Я рванула на улицу, один из них побежал за мной. Ливанул дождь, капли застилали мне глаза, я бежала, не разбирая дороги. Мужик бежал следом, спасибо спорту, он отставал метров на 20-ть, но я понимала, что рано или поздно, он догонит меня, догонит и убьет. Меня ослепил свет фар встречной машины. Вместо того чтобы отбежать на обочину, я бросилась ему прямо под колеса. Если бы водитель вовремя не затормозил, то размазал бы меня по асфальту.
– Ты что, дура?! – заорал он, выглянув в боковое окно.
Я подняла голову – Герман, видимо, возвращался из клуба. Хорошо, что он один, ребята, наверное, с девчонками ушли. Он вышел из машины, понял, кто перед ним стоит и усадил меня в машину.
– Ты что, рехнулась совсем? Я же мог тебя раздавить! – возмущенно, сказал он.
Я посмотрела на дорогу, мужик, который бежал за мной, уже подбегал к нам.
– Поехали! Пожалуйста, поехали! – перепугано, сказала я.
Герман тоже увидел мужика.
– Кто это? – серьезно спросил он, когда мы немного отъехали.
– Не знаю, – тихо ответила я.
Я не знала кто это, но я на всю жизнь запомнила их гнусные рожи.
Герман посмотрел на меня и, наверное, только сейчас разглядел, на кого я похожа: волосы растрепанные и мокрые от дождя, перепуганный взгляд, искаженное ужасом лицо. «Вид затравленного зверька» – подумала я о себе. Меня трясло и я никак не могла унять эту дрожь. Герман съехал на обочину, остановил машину и посмотрел на меня.
– Что случилось? – спросил он.
Я не знала, что делать. Мысли бешено проносились в голове « … нужно вызвать милицию, … а может, мама еще жива?.. а может, они оба еще живы?..»
– Герман, ты можешь помочь мне? – продолжая дрожать, спросила я.
Я не хотела его во все это впутывать, но обратиться мне больше было не к кому.
– Если смогу, конечно, помогу, – ответил он, серьезно посмотрев мне в глаза.
– Этот мужик на дороге и там еще трое, – я пыталась говорить спокойно, но все время сбивалась и заикалась, меня по-прежнему бил озноб, руки сильно дрожали и голос тоже. – Они убили моих родителей…
– Как? – Герман встрепенулся и ошеломленно смотрел на меня.
Я никогда раньше не плакала, не позволяла себе этого, но сейчас, я понимала, что сейчас я просто разревусь.
– Я понимаю, что тебе все это не нужно… – меня душили слезы, я не могла нормально разговаривать. – Ты просто вызови милицию и отвези меня домой, – из глаз моих покатились слезы, я еле сдерживалась, чтобы не зареветь в голос.
– Ты можешь рассказать, что произошло? – Герман был встревожен, но не растерян и не напуган, держался вполне уверенно.
Заикаясь и всхлипывая, я рассказала ему, что произошло. Он молча выслушал меня и повернул ключ зажигания. Когда мы подъехали к моему дому, милиция уже была там, видимо соседи вызвали. Герман вышел со мной из машины.
– Может, я одна пойду? Зачем тебе все это, на допросы будут вызывать…
– Идем, – уверенно, сказал он.
Мы вошли в дом. Милиция осматривала и фотографировала тела.
«Тела! Господи, мамочка!!!»
Я хотела броситься к ним, обнять, растормошить, я не могла поверить, что все это правда. Чтобы не закричать в голос, я взяла Германа за руку и с силой сжала его ладонь.
– Вы кто? – спросил нас оперативник, когда мы вошли в дом.
Я рассказала, кто мы и что сегодня произошло, описала мужиков и их машину. Меня сотрясала неимоверная дрожь, в горле стоял ком боли, не давая мне нормально говорить. Герман стоял рядом со мной, со спины, крепко сжимая мои плечи. Соседи подтвердили, что эти люди были сегодня здесь. Вообще-то, допрашивать меня никто не имел права, но сейчас, видимо, никого не интересовало, сколько мне лет, оперативник записал мои паспортные данные в протокол, но, видимо, не сообразил, что мне еще нет 18-ти. Молодой совсем, мы с ним выглядели почти ровесниками. Допрашивали нас часа два, потом отпустили. Когда тела выносили из дома, Герман повернул меня к себе лицом и крепко прижал к своей груди, не давая мне смотреть на них. Я изо всех сил обняла его, уткнувшись лицом ему в плечо, чтобы не сорваться на истеричный рев. Тела увезли, оперативники опечатали дом и уехали.
Я присела на лавку рядом с домом, меня, по-прежнему, бил озноб, по щекам катились слезы, которые я не могла больше сдерживать. Я из последних сил заставляла себя не разреветься в голос. Герман присел рядом и крепко обнял меня за плечи, я попросила у него сигарету, хотя, никогда раньше, даже не пробовала курить.
– Не стоило тебе со мной ходить, сейчас задолбают, будут на допросы вызывать, – тихо сказала я.
– Меня не будут, – уверенно, ответил он. – Да и тебя тоже. Завтра сходишь и все.
Я не предала значения его уверенности. Как это не будут? Я потерпевшая, ты свидетель. Мне было не до этого. Я думала о том, что делать дальше. Как жить? Куда идти?..
– Ты куда сейчас? – спросил меня Герман.
Я молчала, мне некуда было идти. Дом опечатан, да и входить в него мне совсем не хотелось.
– У тебя есть родные в этом городе? – снова спросил Герман.
– У меня, вообще, никого больше нет, ни в этом городе, ни в другом, – тихо ответила я.
– Поехали ко мне, – твердо сказал он и встал с лавки.
Я продолжала молча сидеть.
– Поехали, – повторил Герман. – Что ты, так и будешь на лавке сидеть?
Я подумала, что деваться мне все равно некуда, и пошла за ним.
Герман привез меня к себе домой, вернее не к себе домой, а на квартиру, которую он снимал, чтобы отдыхать в Ивановске в выходные, дал мне свой халат и отправил в ванную. Приняв горячую ванну, я немного успокоилась и согрелась, меня уже не трясло так сильно. Герман усадил меня на диван и дал мне кружку горячего чая, сам присел рядом со мной. Допив чай, я окончательно согрелась.
Герман сел ближе ко мне, обнял одной рукой за плечи и тихонько поцеловал меня в висок – я напряглась. Он почувствовал, что я готова спрыгнуть с дивана.
– Ты боишься меня, Настя? – удивился он.
Я молчала.
– Ты что, подумала, что я стану приставать к тебе?
В ответ я лишь неуверенно посмотрела на него.
– Я что, на подонка похож? – возмутился он. – Ты, сегодня потеряла родителей, я хотел поддержать тебя. Прости, я не знаю, как это делать, я впервые в такой ситуации.
Мне стало неловко. Он единственный, кто был сегодня рядом со мной, не бросил меня одну, переживал за меня и ведь кроме него у меня, вообще, никого больше не осталось, совсем никого…
– Герман, прости, я не хотела…
Он крепко обнял меня.
– Все будет хорошо, Настенька, – тихо сказал он.
Герман так много хотел сказать Насте. Он уже год приезжал в этот город только ради нее, очень хотел сказать ей, как сильно он любит ее. Но, он понимал, что сейчас, это просто не уместно. Ей больно, ей плохо, ей, вообще, сейчас не до него, может, ей вовсе и не нужна его любовь. Он молчал, а через день ему нужно было уезжать и он не знал, когда снова сможет приехать в Ивановск. А что будет дальше? Может она уедет теперь отсюда навсегда и они никогда больше не смогут встретиться. Ему не удалось поговорить с ней сегодня в клубе…, возможно, он, вообще, уже никогда не сможет поговорить с ней потом…
– Настя, – робко заговорил он. – У тебя, что же, совсем никого нет?
– Нет, – обреченно ответила я, понимая, что впереди меня ждет лишь интернат.
– Где ты теперь будешь жить? – напряженно спросил он.
– Не знаю, – ответила я, я даже думать об этом не хотела.
– Настя, – он нежно посмотрел мне в глаза. – Поехали со мной.
– Вряд ли это возможно, – ответила я.
– Но почему, Настя? Я давно уже хотел сказать тебе… Я очень люблю тебя, Настя, – он замолчал.
Странно, сегодня Герман не похож был на, всегда веселого, шутника – балагура, который, как казалось, вообще не бывает серьезным, постоянно шутит и смеется. Сейчас передо мной был не весельчак – Герыч, а взрослый, вполне серьезный и ответственный парень, мне было непривычно видеть его таким.
– Настя, я понимаю, что все это не вовремя, тебе совсем не до меня сейчас, но я уезжаю и я не знаю, когда теперь мы сможем увидеться снова. Я прошу тебя, поехали со мной.
– Это невозможно, Герман, – меня снова душили слезы, сегодня погибли родители, а завтра меня лишат последнего близкого человека, заперев меня в интернате.
– Но почему, Настя? Я очень люблю тебя, я обещаю, что сделаю для тебя все, что в моих силах. Ты не веришь мне? – тихо и нежно спросил он, поцеловав мою ладонь и прижав ее к своей щеке. – Я совсем не нужен тебе?
– Дело не в этом, – тихо ответила я, из глаз моих снова покатились слезы.
Он обнял меня, прижав к своей груди, и тихонько погладил меня по голове.
– Почему, Настя? Поверь, ты очень нужна мне.
Я подняла голову от его груди и посмотрела ему в глаза.
– Герман, ты знаешь, сколько мне лет?
– Я думаю, 17-ть, – неуверенно ответил он.
– Нет, Герман. Мне совсем не 17-ть, и даже не 16-ть. Мне 14-ть, и завтра, после допроса следователя, меня определят в приемник – распределитель, а после сдадут в интернат, – из моих глаз безудержно текли слезы, я закрыла лицо ладонями, не в силах больше сдерживать плачь.
Герман обнял меня.
– Настенька, не плачь, милая, все будет хорошо.
Я крепко прижалась к нему, продолжая плакать.
Герман задумался. Конечно, он не перестал любить Настю, ее возраст не пугал и не отталкивал его, он готов был ждать ее сколько угодно, лишь бы однажды назвать ее своей, но ситуация стала сложнее.
– Настенька, – нежно сказал он. – Я ни кому не отдам тебя, слышишь, никому. Я очень люблю тебя. Я буду ждать, маленькая моя, я ни кому не отдам тебя.
До рассвета оставалось пару часов, а днем предстояло много дел. Герман расстелил мне постель, сам остался сидеть в кресле. Я не могла спать. Уткнувшись носом в подушку, я продолжала плакать. Герман лег рядом со мной.
– Настенька, иди ко мне, – он повернул меня к себе лицом, я уткнулась носом ему в грудь, он крепко обнял меня и поцеловал в щеку. – Настенька, маленькая моя все будет хорошо, – тихо шептал он.
Я так и уснула, крепко прижавшись к нему.
В восемь утра нас разбудил звонок следователя, номер телефона вчера оперативнику оставил Герман. Следователь требовал, чтобы я явилась в отделение.
– Началось, – пробормотала я, вставая с постели.
Умылась, привела себя в порядок и поняла, что у меня образовалась проблема.
– Гера, мне бы как-нибудь домой попасть, – сказала я.
– Но дом опечатан, туда пока нельзя, – ответил он.
– Но у меня, кроме паспорта, ничего нет, мне даже переодеться не во что.
– Съездим к следователю, потом решим этот вопрос, – успокоил меня Герман.
Пока мы ехали в отделение, Герман разговаривал по телефону.
– Алло. Папа, привет.
– Привет, Герман, ты где?
– Папа, мне необходимо задержаться в Ивановске дня на три.
– Что случилось? Ты снова взялся за старое?
– Нет, папа. Дело очень серьезное, это не телефонный разговор. Я приеду и все объясню.
– Хорошо, пока.
– Пока, папа.
В кабинете следователя, помимо него самого, сидел оперативник и две женщины в гражданском, как выяснилось позже, представительницы опекунского совета. Следователь все-таки установил, что допрашивать меня еще нельзя и сегодня пригласили представительниц. Спрашивал он тоже, что и вчера оперативник. Я повторила все, что видела и знала. Потом он разложил передо мной десяток фотографий, на которых я опознала всех четверых, что были вчера. В милиции знали кто они, но никак не могли их «взять». Следователь закончил допрос, ко мне обратилась одна из представительниц.
– Скажи, Настя, у тебя есть кто-то из родных? – спросила она.
– Нет, – ответила я.
– Но ты же понимаешь, что тебе всего 14-ть лет и ты не можешь жить одна. Я думаю, уже сегодня ты должна поехать с нами, – говорила представительница с явным безразличием.
– Но как же похороны? – растерянно спросила я.
– Похороны возьмет на себя государство, а ты пока побудешь у нас. Возможно, найдется семья, которая захочет тебя удочерить, – было видно, что ей глубоко наплевать на меня, она просто делала свою работу.
«Интернат! Сегодня! Сейчас! Нет!!!»
Я обреченно посмотрела на Германа.
– Уже есть семья, которая готова удочерить Настю, – уверенно сказал он.
– И что же это за семья? – язвительно спросила представительница.
– Марк Генрихович и Марта Аскольдовна Гретман, – все так же уверенно отвечал Герман.
(Гретман – здесь и далее, произносится через «э» – Грэтман).
Услышав эту фамилию, представительницы, как-то поутихли, впрочем, как и следователь, которому Герман предъявил паспорт, когда мы вошли в кабинет, он даже разрешил Герману присутствовать на допросе.
– К вам, в опекунский совет они смогут подъехать через неделю, – продолжал Герман. – И похороны мы организуем сами. Когда мы можем забрать тела покойных? – он обратился к следователю.
– Я думаю, около полудня, сегодня, – ответил следователь.
– Всего доброго, – сказал Герман присутствующим в кабинете следователя, взял меня за руку и вывел из кабинета.
Началась сумасшедшая суета. Дом все еще был опечатан, родителей привезли домой к соседке, с которой дружила мама.
Похороны организовал Герман, точнее похоронное бюро, которое Герман проплатил. Родителей привезли и внесли в дом. Я готова была сойти с ума, увидев их.
«Папа! Мама! Мамочка!»
Я бросилась к гробу матери и начала рыдать, не замечая никого вокруг.
– Мама! Мамочка! – кричала я, обнимая ее гроб. – Мамочка! Милая моя, не оставляй меня одну! – горько и жалобно рыдала я у гробов родителей, не желая отходить от них.
Герман взял меня за плечи, пытаясь поднять меня от гроба.
– Пусти! – кричала я. – Я не хочу уходить от них! Я не хочу оставаться без них! Я хочу с ними! Мама!!!
Герман перестал отстранять меня от гробов, просто держал за плечи. Я безудержно рыдала еще минут сорок, целуя то отца, то маму.
– Мамочка, папочка заберите меня с собой! Не оставляйте меня одну! Ну, пожалуйста!
В комнату вошли мужчины, пора было выносить гробы из дома.
– Не-е-е-е-т! – закричала я.
Герман изо всех сил прижал меня к себе. Соседка подала ему стакан с успокоительным, он взял его и поднес к моим губам.
– Настенька, выпей, маленькая моя, – тихо сказал он.
– Как мне жить дальше, Герман? – спросила я, выпив успокоительное и посмотрев на него.
Он не знал, что мне ответить и снова крепко обнял меня.
Напившись успокоительных, я перестала истерить, лишь крепко сжимала ладонь Германа, который не отходил от меня ни на минуту.
Стоя на кладбище, перед покойными родителями, я уже не рыдала и не убивалась. Я смотрела на маму и думала: «Ну как же так, мамочка? Как я теперь одна? За что тебя больше нет со мной?» В душу закрадывалась пустота. Пустота и тупая, ноющая боль в груди и все… Душа кричала, разрываясь от боли, но я не могла плакать, вместо слез на щеках, в душу забиралась жестокость. Лишь несколько слезинок скатилось по моим щекам, когда я в последний раз целовала родителей. Позже, став старше, я не позволяла себе плакать никогда, боль, поселившаяся в сердце, не давала этого сделать, вместо слез на глазах в душе становилось все больше жестокости.
