Лидия Грибас
Противостояние. Часть 2. МУРЕНА
Глава 1
Проснувшись утром, я все еще не понимала, как и зачем мне жить дальше. За что, так бессмысленно и жестоко погиб мой маленький малыш. Я не смогла уберечь уже второго ребенка. Какая я мать? Снова мои самые родные и близкие погибли у меня на глазах, и я снова не смогла помочь им.
Герман, братья – да они были сильными и смелыми, но никогда они не были жестокими. За что? Они даже отстреляться толком не смогли, закрывая собой вход в дом, чтобы эти уроды, не ворвались в него и не перестреляли всех нас. Они не думали о своей жизни, они пытались спасти родителей и подростков, находившихся в доме.
Зачем Аскольд закрыл меня собой от пуль? Потому что, он любил меня, они все любили меня… За что их больше нет? Зачем я позволила Марику идти с Германом на улицу? Зачем? Герман, как мог, закрывал его своим телом, он так сильно любил своего маленького сыночка и все же, не смог спасти его… Он забрал его с собой…
А как же я? Зачем мне без них эта жизнь?.. Зачем?.. Как?..
Кроватка Марика… пустая кроватка… его портрет, перетянутый черной лентой… Наша свадебная фотография… семейная фотография – Герман, Марик и я… гробовая тишина в доме… запах смерти… Я взяла в руки пистолет и поднесла его дуло к виску. Я совершенно не боялась умереть, наоборот, хотела этого. Перед глазами проплывали эпизоды последних дней… Вера… Глеб и Федор… Степан и Данила… Братья, не пожалевшие своей жизни ради нас… Аскольд, закрывший меня собой от пуль… Марта – моя вторая мама… Осиротевшие подростки, которым не на кого опереться… Навечно застывший взгляд Германа «Ты обещала мне, Настенька…»
Я взвела курок и закрыла глаза… и снова лицо Марика… зареванный Димка… прискорбный взгляд Данилы… наглая рожа Сухого…
«Эта мразь ни за что, лишила жизни, моих родных. И ОН, не имеет права жить… Братья не дали мне погибнуть и я обязана найти его. Я обязательно найду его…
Я не могу предать Степана и Данилу, не могу бросить их детей. Я должна помочь им. Они погибнут без меня, так же как и я когда-то, они совершенно не готовы к жизни. Я не имею права сдохнуть, а ты тварь не имеешь права жить».
Я не знала, кто звонил Марку, не знала, где его искать, но, я знала, кто такой Сухой… Я обязательно дождусь тебя, су. а, обязательно. Я думала о Сухом и ярость заполняла мою душу. Я не понимала, что со мной происходит. Я становилась другой… казалось, я лишаюсь возможности соображать здраво. Я хотела крушить и уничтожать все вокруг. Остатки разума не давали мне этого сделать. Я пыталась встряхнуться и взять себя в руки и у меня начала сильно болеть голова. Я легла в постель, не зная, как справиться с этим.
Никита не поехал сегодня в клинику, он понимал, что сейчас он очень нужен Насте. Проходя по заснеженной улице, с тоской осматривал ее – руины от взорванных домов Аскольда, Рика и Генри… Пустые дома Данилы и Степана…
Ник вошел во двор Марка и содрогнулся, снова кровавый ужас встал перед его глазами – двор по-прежнему был залит кровью, белоснежный снег был кроваво-алым…
– Это че? – он гневно посмотрел на одного из охранников.
– Командовать не кому, Никита Юрьевич…
– Ты че, сам не врубаешься? – зло прохрипел Никита.
– Виноват.
– Два часа вам, чтобы и следа не осталось, хоть языками вылизывайте. – Никита жестко посмотрел на бойцов и прошел в дом.
* * *
Сколько я пролежала я и сама не знаю, в дверь тихонько постучали. Я очень хотела послать всех на хрен, но вспомнила, что в доме дети, возможно, это кто-то из них.
– Да, – прохрипела я, не в силах поднять голову от подушки.
В комнату вошел Никита.
– Привет, Настя, – он присел рядом со мной на постель.
– Привет, – чуть слышно ответила я.
– Настя. – Никита заметил, что меня сотрясает дрожь. – Присядь.
– Я не могу, Ник.
– Настя, я понимаю насколько тебе тяжело…
– Я знаю, Ник… Дети… я должна… У меня дико болит голова. Я не понимаю, что со мной…
– Я профессора позвал, он беседовал с Марком. Поговоришь с ним?
– Что с Марком?
– У него тяжелая форма депрессии, еще не скоро он встанет на ноги. Тусе тоже очень тяжело…
– Дети. Они совсем одни?
– Да, Настя.
– Зови профессора.
Я встала с постели, надела халат и присела на диван. Никита позвал профессора, я толком не смогла объяснить ему, что со мной, потому что сама этого не понимала. Профессор ввел меня в состояние гипноза, чтобы узнать мое истинное состояние. Проведя сеанс, он ввел мне внутривенную инъекцию и посмотрел на меня.
– Жестокость пытается убить в тебе человечность, Настя. Остатки разума не дают сделать этого, поэтому сильно болит голова. В твоем мозгу идет жестокая борьба. От того, как ты сумеешь справиться с этим, зависит то, кем ты станешь…
Из заумных фраз профессора я поняла, что если у меня не хватит сил побороть свою ярость, я навсегда останусь отморозком лишенным здравого разума.
… – Это антидепрессанты, Настя, – он положил на тумбочку коробку с препаратами. – Они ослабят душевную боль, но, то кем ты станешь, зависит лишь от тебя, от того насколько ты хочешь этого.
Профессор вышел из комнаты, я поймала на себе хмурый взгляд Никиты.
– Насть, – он присел рядом и крепко обнял меня. – Я не справлюсь один, Настя.
– Никита, – я крепко обняла его в ответ.
– Я помогу тебе, Настя, – он ослабил объятья и посмотрел на меня.
– Спасибо, Ник, – я направилась в ванную.
– Я подожду внизу, – сказал Никита и вышел из комнаты.
Приняв ванну, я прошла в комнату Туси. Она лежала в постели, на тумбочке стояли сердечные капли.
– Туся, – я присела на постель рядом с ней.
– Настюша, – посмотрев на меня, она начала горько рыдать.
Я дала ей стакан с успокоительным, немного посидела с ней и прошла к Марку. Он тоже лежал в постели.
– Пап, – позвала я, ни какой реакции. – Папа, – я подошла ближе. – Марк был совершенно отрешен от мира и очень далек от всего, что окружало его.
Я поняла, что поговорить с ним не получится и спустилась вниз. Профессор уехал, у камина сидел Никита, рядом с ним сыновья Степана и Данилы.
– Привет, – я посмотрела на подростков – четыре потерянные тени, которые совершенно не понимали, как им жить дальше.
– Здравствуйте, тетя Настя, – хмуро ответили они.
Я присела в кресло, зазвонил, лежавший на столе, телефон Марка.
– Снова она, – из глаз Димки покатились слезы, которые он не мог больше сдерживать.
– Кто? – спросила я.
– Тетка из опеки, – всхлипывая, ответил мне Димка.
– Слушаю, – ответила я, взяв трубку.
– Здравствуйте. С кем я говорю?
– Анастасия Марковна Гретман.
– Кем вы приходитесь Ефремовым Александру и Дмитрию?
– Опекуном. Документы оформлю в течении недели.
– Но… Уже есть родители, желающие…
– Что желающие? Поиметь состояние их отца? Вы меня не расслышали? – жестко спросила я. – Завтра с утра подъеду, посмотрим кто чего желает.
– Всего доброго.
Я убрала телефон.
– Черти, твою мать. Двух недель не прошло… – я посмотрела на Димку и замолчала, по его щекам катились горькие беззвучные слезы, я присела рядом с ним и крепко обняла его. – Дима, все будет хорошо. Я ни кому не отдам вас. Слышишь? Никому.
Он крепко обнял меня, продолжая плакать.
– Извините, – проревевшись, он посмотрел на меня.
– Все будет хорошо, Дим.
– Тетя Настя. – Сеня протянул мне листок. – Вот, звонили сегодня. Поговорить хотели с Вами и с дедушкой.
Я посмотрела на листок – прокурор, следователь, адвокат…
– Вы обедали? – убрав листок, я снова посмотрела на ребят, они молчали.
Я встала и прошла на кухню.
– Что с обедом? – спросила я повара.
– Все готово.
– Тогда какого хрена дети до сих пор не обедали? Вы не видите, что Наталья Петровна отсутствует?
– Извините.
Повар принялась накрывать на стол, я вернулась в гостиную.
– Идите обедать, – сказала я ребятам.
Они прошли на кухню, я наполнила стаканы коньяком и присела рядом с Никитой.
– Недвижимость Данилы записана на ребят, счета тоже. Если кто-то очень хочет, его могут лишить родительских прав. Причин хватает.
– Устанут лишать. Завтра съезжу, видно будет. Как Глеб и Федор?
– Глеб тяжелый. Федор попроще. Как только он сможет самостоятельно передвигаться, я сразу же отпущу его домой, Настя. Еще хотя бы с неделю.
Снова зазвонил телефон.
– Слушаю, – сухо ответила я в трубку.
– Добрый день. Я могу поговорить с Марком Генриховичем?
– Нет. Кто его спрашивает?
– Секретарь. На фирме необходимо присутствие генерального директора.
– Соберите совещание завтра на три.
– Хорошо. Всего доброго.
Я убрала трубку и хмуро смотрела перед собой, Никита хотел, что-то сказать, но не успел, в дом вошел охранник.
– Анастасия Марковна, Макар Наумович желает побеседовать с Марком Генриховичем.
– Проводи, – ответила я. – Часам к восьми собери мне всех бойцов.
– Есть, – ответил боец вышел.
Через несколько минут в дом вошел Макар.
– Здорова, – несколько минут он в оцепенении смотрел на меня, на него смотрела сосем не цветущая молодая девушка, которой я была совсем недавно, а скорее старуха. Я и сама не узнавала себя, во мне изменилось все: поведение, речь, манеры, отношение к жизни… сейчас меня это мало волновало.
– Здорова. Присаживайся, – ответила я.
Макар присел в кресло и снова посмотрел на меня.
– Не реально сейчас с Марком поговорить, Макар. Говори со мной, больше один хрен не с кем, – я налила стакан и поставила его перед Макаром.
Несколько минут он сидел молча, думал.
– Не с кем тебе больше говорить, Макар, а задавить авторитет Деда я не дам. Думай сам.
– Непонятки среди братвы, точнее среди конкурентов в сфере влияния. Аристарха нет, братвы его тоже. С Дедом что?
– Дед всю свою семью похоронил, как ты думаешь, что с ним?
– Освободились ниши, в городе полно желающих заполнить их.
– Братвы Аристарха нет, верно. Но Артур, твою мать, жив! – жестко ответила я. – У него еще даже суда не было! Дед вряд ли сможет, как и прежде бодро жить. Сыновей Деда перевалили. Только вот дочь у него есть, ты не в курсе?
– Настя, ты понимаешь суть?
– Мурена, твою мать! – именно Мурена говорила сейчас во мне, я этого не хотела, но понимала, что по другому я сейчас не смогу. – И я понимаю одно, то, что перевалили почти всех моих близких, не говорит о том, что я позволю додавить тех, кто остался. Ниши Аристарха и Деда ни хрена не освободились. Какие еще вопросы на данный момент?
– Пока вопросов больше нет. Я зайду еще, – ответил Макар, думая о том, что Настя сама еще не оправилась от пережитого.
– Заходи, – сухо ответила я.
Макар вышел, я налила себе стакан и выпила его одним глотком, Никита присел рядом со мной на диван и крепко обнял мои плечи.
– Я смогу, Никита. Я должна суметь. Я не имею права быть слабой. – скорее для себя говорила я.
– Имеешь, Настя. Наедине со мной, – он еще крепче обнял меня, я обняла его в ответ. – Не замыкайся, Настя. Не бойся опереться на меня. Хотя бы сейчас.
– Он сразу умер, Никита?
– Он не понял, что произошло, Настя. Я знаю, как тебе больно. Плачь, если ты хочешь плакать, плачь, родная моя… сохрани свою живую душу для нас, – тихо шептал Никита, крепко обнимая меня, глухой душевный стон вырвался из моей груди, я должна была прореветься и взять себя в руки. – Я с тобой, Настя… Ты очень нужна нам…
Никита провел у нас часа три и ушел к себе, я заставила себя встряхнуться, понимая, что кроме меня заниматься делами некому.
Прежде чем встретится с бойцами и провести подробный инструктаж, я прошла в кабинет Федора. Мне понадобилось почти два часа, чтобы вникнуть в его дела.
– Анастасия Марковна, бойцы готовы.
– Идем.
Я прошла в спортзал, бойцы выстроились передо мной.
– Значит так, бойцы…
* * *
На следующее утро я отправилась в отдел опеки и попечительства. Меня проводили к начальнику этого отдела, в чьем кабинете уже сидел желающий получить опеку над Сашкой и Димкой. Им оказался директор интерната № 3, куда предполагалось передать ребят.
– Добрый день, – сухо сказала я.
– Добрый, – ответили они мне и пристально посмотрели на меня.
– Ефремовы Александр и Дмитрий, – пояснила я.
– Вы, стало быть, Анастасия Гретман?
– Да.
– Мы как раз обсуждаем этот вопрос. Для ребят подобрали порядочную семью, которая усыновит их обоих. Вы вдова, а детям нужна полноценная семья.
– У ребят есть отец.
– Их отец в тюрьме и вряд ли он скоро выйдет оттуда.
– То есть, Вы намерены забрать у меня ребят и не дать мне установить опеку над ними?
– Кто Вы им? Вы даже не родственники, – желающий опекать ребят, презренно посмотрел на меня.
– А Вы, стало быть, их будущий опекун? – я жестко посмотрела на директора интерната, прекрасно понимая, что ребята нужны ему совсем не из безмерной любви к детям.
– Да, но, я намерен не ограничиваться установлением опеки, я хочу усыновить ребят. Заявление о лишении Ефремова родительских прав уже в суде. Вы можете не пытаться, у Вас ни чего не выйдет.
– Куда уж мне, тягаться с главой отдела опеки и попечительства в подобных вопросах. Имейте в виду, пока не будет окончательного постановления суда, дети будут жить со мной.
– А это пожалуйста, – издеваясь, ответил мне директор интерната.
Я вышла на улицу, лихорадочно соображая, что мне делать дальше. Сев в машину, я направилась к Никите. Пока я ехала, я позвонила адвокату и нотариусу и попросила их подъехать в клинику.
– Здорова, Никита.
– Привет, Настя. Как ты?
– Пойдет. Хреновые дела у нас, Ник… – я пересказала Никите разговор с главой опеки.
– Ведь реально могут, Настя, – закурив, ответил Никита.
– Я их быстрее перевалю, чем ребят им отдам…
В кабинет вошли нотариус и адвокат, я вкратце рассказала им суть.
– В общем короче, Максим (нотариус), нужно сделать так, чтобы и Данила и его сыновья остались совершенно нищие, можно еще и долгов на Данилу навесить, отдавать которые, в случае чего, придется его сыновьям. В этом плане, я ему по фирме могу чего-нибудь предъявить.
– Документы на имущество Даниила Николаевича оформлял я, в этом плане проблем быть не должно, – ответил мне нотариус.
– Дело о лишении родительских прав уже в суде, – адвокат посмотрел на меня. – Учитывая настоящее положение дел Даниила Николаевича и то, что некто очень хочет, чтобы его лишили родительских прав, его вполне могут лишить и скорее всего, лишат. Вопрос в том, как они намерены провести этот суд, мы можем даже не узнать, когда он состоится. Узнав о том, что дети Даниила Николаевича не имеют состояния, директор может и откажется от них, но это буде уже после того, как Даниила Николаевича лишат родительских прав. Дети станут реальными сиротами. Учитывая негативный настрой главы опеки, установить над ребятами опеку будет сложно, то есть, по всем правилам. Первое из которых то, что опекун должен обеспечить детям полноценную семью. С жилплощадью проблем нет, с достатком тоже, но…
Я закурила и повернулась до окна. Несколько минут стояла тишина. Покурив, я серьезно посмотрела на Никиту.
– Что, Никита Юрьевич, замуж меня возьмешь?
– Я с тобой, Настя, ты же знаешь, – не менее серьезно ответил он.
– Работаем, – жестко сказала я нотариусу и адвокату.
Адвокат и нотариус покинули кабинет.
– К Глебу и Федору можно, Ник?
– Глеб в реанимации, Настя, он спит.
– А Федор?
– Идем.
Мы прошли в палату к Федору, увидев меня, он содрогнулся и присел. Его и Глеба не было на похоронах и сейчас, мой внешний вид слегка напугал его.
– Привет, – тихо сказала я, присев на край его постели.
Федор смотрел на меня и просто не знал, что сказать мне.
– Настя, – он изо всех сил прижал меня к своей груди. – Держись, Настя. Я скоро…
Мы поговорили с ним с полчаса и я вернулась домой, заехав по дороге в парикмахерский салон. Мне было глубоко наплевать, как я выгляжу, но… мои седые волосы стали цвета блонди…
Заехав домой, я переоделась и отправилась на фирму, где секретарь собрала мне директоров.
– Добрый день, – сухо сказала я, осмотрев присутствующих.
– Добрый день, Анастасия Марковна, – ответили они.
– Марк Генрихович находится на больничном, пока его нет замещать его буду я… К концу недели мне нужны все отчеты по фирме… Вопросы, жалобы, предложения?
– Анастасия Марковна…
Выслушав директоров, я поняла, что фирму нужно «хватать за уши» и тянуть, пока она не загнулась…
* * *
Настенька умерла во мне окончательно. Ответственность за детей и желание найти и разорвать всех этих уродов – лишь это не давало мне пустить себе пулю в лоб и удерживало от непоправимых действий. Но душа моя стала жесткой, жестокой и сухой.
Теперь вся ответственность, абсолютно за все легла на меня и дом, и дети, и фирма, и суд ребят и адвокаты, и прокуроры, абсолютно все. Марк находился в конкретно отрешенном состоянии.
Я должна была быть сильной.
До сих пор, у меня была опора в жизни – сильное плечо Германа. Теперь, его нет и я сама должна решать все и отвечать за все должна сама. Наплевать на себя, на то, что жить совсем не хочется, подавить в себе боль и думать о том, что четыре юные жизни зависят от меня. Это уже не первый жестокий удар судьбы. Мне было больно, невыносимо больно, но сейчас, я была готова к трудностям. Сейчас уже ни какие проблемы и заботы, которые легли на мои плечи, не могли поставить меня в тупик, я уже не боялась трудных ситуаций, как это было шесть лет назад. Ужасная, терзающая боль разрывала мое сердце, делая мою душу все более жестокой. Мне было очень тяжело не позволить Мурене завладеть мной полностью, порой я даже хотела этого, но… что станет с детьми? Что станет со всеми нами, если я останусь лишь бездушным демоном? Я боролась с обстоятельствами и сама с собой.
«Что не убьет меня – сделает лишь сильнее!
Больше нет Германа, нет братьев.
Нет надежной опоры в жизни.
Теперь, Я – должна стать опорой.
И Я стану ей!
И ни кто не посмеет обидеть моих близких!
Я – не позволю!
Ни кто! И никогда!»
* * *
Пока Наталья была в больнице, сыновья Степана тоже жили у нас. Я сейчас больше подходила на роль отца, не могла пересилить себя, очень сильно болела моя душа по Марику и я не могла дать сыновьям Степана и Данилы материнской любви и нежности. Забота, ответственность, но не более того. Я понимала, что они дети и они ни в чем не виноваты, но ничего не могла с собой поделать, мне нужно было время и пока, я была для них «отцом» строгим, но справедливым.
* * *
Меня не переставала «давить» опека, намереваясь забрать Димку с Сашкой в реабилитационный центр, до определения их места жительства. Как и предполагал адвокат, суд о лишении Данилы родительских прав, был закрытым, сделали все быстро и тихо. Мой нотариус тоже сделал все быстро и тихо. Данила переписал имущество и счета на сыновей не особо давно, нотариусу не составило особого труда переписать все обратно на Данилу. Затем, повесив на Данилу офигенные долги, якобы за некачественную стройку объекта, он арестовал все его счета, лишил имущества движимого и недвижимого в качестве погашения долгов перед фирмой. В результате чего, его сыновья не могли пользоваться деньгами и благами Данилы, пока он сидит, потому как не было теперь ни денег, ни благ. Директор интерната моментально расхотел быть отцом…
Артем взялся копать всерьез и накопал так, что судить предстояло и главу опеки и директора интерната, он делал все, чтобы восстановить отцовские права Данилы, но… На все это нужно было время и немало, а Димка и Сашка «висели в воздухе». Глава опеки не желал идти ни на какие компромиссы. Через день после суда ко мне приехали представители из опеки.
Мы с ребятами сидели у камина, я, как могла, пыталась отвлечь их от мрачных мыслей разговорами. В дом вошел охранник и две незнакомые женщины, которые очень напомнили мне тех представительниц, которые хотели забрать в интернат меня.
– Анастасия Марковна Гретман?
– Да.
– Ефремовы Александр Данилович и Дмитрий Данилович находятся у Вас?
– Да.
– Ребята должны проехать с нами.
– У меня готовы почти все документы…
– Анастасия Марковна, не стоит спорить, иначе, установить опеку над ребятами, Вам будет гораздо сложнее.
Димка и Сашка встали с дивана и растерянно смотрели то на представительниц, то на меня.
– Тетя Настя, не надо! – у Димки случилась истерика, он с силой взял меня за руки и посмотрел мне в глаза. – Не отдавай нас, ну, пожалуйста!
Я присела рядом с ним на корточки, он изо всех сил обнял меня, продолжая реветь.
– Тетушка, милая… ну пожалуйста…
– Димочка, маленький мой, это ненадолго.
– Анастасия Марковна, проводите детей до машины.
Я взяла Димку на руки и прошла на улицу, Сашка шел следом.
– Саша, я заберу вас, – я опустила Димку с рук и крепко обняла их обоих. – Приглядывай за Димкой, хорошо?
– Хорошо, – ответил он, еле сдерживая слезы.
Димка продолжал реветь, я поцеловала слезы на его щеках.
– Димочка, маленький мой, я обязательно заберу вас.
– Идемте, – представительница открыла дверцу машины.
– Нет! – закричал Димка.
Я усадила его в машину, он продолжал плакать, Сашка сел рядом с ним и крепко обнял его.
– Саша, я заеду вечером. Саш, держись, пожалуйста.
– Да, тетя Настя. До вечера.
Я поцеловала их и они уехали…
* * *
Неделю ребята находились в реабилитационном центре. Каждый день я приезжала к ним и просила их немного потерпеть. Сашка более мужественно переносил ситуацию, Димка… рыдал мне в плечо и умолял забрать его домой…
Я собрала все необходимые справки, мне не хватало лишь штампа в паспорте. Благо с сотрудниками ЗАГСа удалось найти общий язык, наш с Никитой брак зарегистрировали уже через неделю, а не через месяц, как это положено. Я не стала менять фамилию, соответственно и паспорт мне менять не пришлось. Выйдя из ЗАГСа, мы с Никитой сразу же отправились в отдел опеки. Начальник отдела опеки известил нас о том, что у нас снова появились конкуренты. Он знал, что вся эта ситуация с лишением Данилы родительских прав еще выйдет ему боком и просто не хотел отдавать мне ребят. Конкуренты были, но, после того как нам бы отказали, ребята вернулись бы в интернат. Я готова была отстаивать Димку и Сашку через суд, но, обошлись лишь опекунским советом, на котором решение принимал не один лишь глава опеки… Глава опеки и попечительства, как мог, пытался очернить нас с Никитой перед остальными представителями опеки.
… – Анастасия Марковна, Вы совсем недавно стали вдовой, лишь сегодня вы заключили новый брак. Ясно, как белый день, что этот брак фиктивный…
… – Я предлагаю выслушать детей и выяснить, чего хотят они, – предложил один из представителей совета.
– Не стоит, – ответил глава, понимая, что это бессмысленно. – Имейте в виду, Анастасия Марковна, за вами будет наблюдать отдел опеки и если вдруг выясниться, что спустя месяц вы развелись, я снова поставлю этот вопрос…
Изрядно истрепав нервы, мы с Никитой все же добились опеки над ребятами. Именно опеки, а не усыновления, потому как Данила их отец и он будет им, сколько бы судов нам не пришлось пережить…
Мы подъехали к реабилитационному центру, Никита серьезно посмотрел на меня.
– Насть?
– Согласна, Никита, сумасшедшие дела. Идем.
Мы вышли из машины и вошли в здание, где нас встретила одна из работниц.
– Добрый день. Мы по поводу Ефремовых, – я посмотрела на нее, она растерянно отвела взгляд. – Что-то не так? – видя ее растерянное состояние, спросила я.
– Нет. Все хорошо. Вам придется немного подождать.
Она проводила нас в комнату отдыха. Мы присели на диван и еще с полчаса сидели ждали. Наконец-то в комнату вошел директор, следом Сашка и Димка. Увидев их я поняла, причины по которым нас просили подождать – у зареванного Димки, был разбит нос, его видимо пытались успокоить, что им не особо удалось, увидев меня он снова начал плакать.
– Те-тя… Нас-тя, – он подошел ко мне, я присела и обняла его. – За-бе-ри нас… ну пожалуйста…
– Димочка, – мне не составило труда взять 12-тилетнего ребенка на руки. – Это че? – держа Димку на руках, я гневно посмотрела на директора.
– Дети, Анастасия Марковна…
– Дети…
– Настя. – Никита не дал мне договорить, понимая, что мне очень хочется объяснить директору, кто такие дети. – Не стоит, Настя. Документы ребят. – Никита жестко посмотрел на директора, тот отдал ему папку. – Идем, – он обнял за плечи Сашку и вышел из комнаты.
Продолжая держать Димку на руках, я вышла следом. Мы вышли на улицу и прошли до машины, совершенно не подумав о том, что Димка и Сашка без верхней одежды.
– Саша, куртки…
– Тетя Настя, мы и так доедем.
– Вы забираете нас? – все еще всхлипывая, спросил Димка.
– Да, Дима, мы едем домой. Простите меня, ребята.
Я усадила Димку в машину и закурила. Никита тоже закурил и снова посмотрел на меня.
– Как ты, Настя?
– Нормально, Ник.
– Ты сможешь, Настя. – Никита прекрасно понимал, что пугает меня.
– Я очень надеюсь, Никита…
* * *
Через месяц у Степана, Данилы и Артура состоялся суд. Не смотря на миллионы, вложенные в прокуроров, адвокатов и судью, нам не удалось скинуть ребятам срок, меньше шести лет строгача, но все же, не 15-ть, которые светили им изначально. Да и закрыли их в соседнем городе, тоже благодаря многочисленным шуршащим купюрам.
Этим троим ублюдкам, дали и того меньше. Сухой и двое его подельников получили по пять лет. Они держали судью, явно, не баблом. Пять лет, за жизни стольких людей!
«Что ж, Сухой, – думала я. – Ничего, что так мало, мне меньше ждать придется. Не пять лет лагерей вам отмерил суд. Жить вам, су. и, осталось пять лет!»
Глеб очень тяжело перенес ранения, но, слава Богу, ему хватило сил справиться с ними. К моменту суда и он, и Наталья уже выписались из клиники. Федор тоже поправился и был дома, хоть немного, но мне стало проще. Федор следил за домом, а Глеб помогал мне с делами, став моей правой рукой, за что я ему очень благодарна. Отец все еще не пришел в себя, работник и помощник из него, сейчас, был никакой.
