Лидия Петровна Будрик
Непокорное Эхо
Глава 4. Встреча
Громов мчался по лугу и радовался словно ребенок. Так давно он хотел вернуться домой, попариться в бане, не в городской, а в родной деревенской баньке, и чтоб с березовым веничком. А потом вот так на коне по лугу, до леса и обратно. И чтоб дух захватывало, прямо как сейчас.
Буян сломя голову несся вперед, унося барина далеко за пределы Белогорья. Теплый июньский воздух ударял ветром в лицо, а он знай, пришпоривает коня своими хромовыми сапогами, а тот мчится напрямки вперед по лугу, и увозит наездника все дальше и дальше от отчего дома. Вдалеке был виден большой лес, вот туда и спешил Григорий, подставляя ветру свое молодое красивое тело.
Подъезжая ближе к лесному массиву, мужчина придержал коня, жеребец тут же замедлил ход и, фыркая, пошел шагом.
В лицо пахнуло сыростью, запахом нескошенных трав, цветов и грибов одновременно. Ярко светило солнце, склоняясь к горизонту. Громко щебетали птички, распевая на все лады. Где-то совсем рядом куковала кукушка, и громко трещала сорока, перелетая с дерева на дерево. Видно, учуяла белобока незваного гостя и заволновалась, заспешила всех оповестить о приближающейся опасности.
Буян медленно двигался вперед, а Григорий осматривал все в округе и вдыхал всей грудью приятный лесной воздух.
Вот она родина, о которой поэты сочиняют стихи и поэмы, а писатели прославляют в своих романах и рассказах. Вот они родные просторы, луга и поля, что манят и зовут вернуться в отчий дом, на свою кормилицу землю, где ты вырос, где ты жил и должен жить. И даже если ты, по стечению обстоятельств, уехал из тех мест, то обязан возвратиться сюда, заглянуть хоть ненадолго, хоть на часок, хоть на минутку. И ничто не заменит тебе этого родного уголка; он снится тебе во сне, он видится тебе в грезах, и ты скучаешь и тоскуешь по этим до боли знакомым местам. И вот он час, когда ты радуешься словно ребенок, вдыхаешь этот дивный воздух, любуешься родимой матушкой природой и ждешь чего-то особенного. А сам, затаив дыхание, движешься вперед и не можешь насладиться этой чудной красотой и этой удивительной тишиной.
Барин проехал по краю леса, подъехал к пригорку, спрыгнул с коня на землю и осмотрелся по сторонам. Вдали стояла большая деревня, она расположилась в низине, окруженная с двух сторон большими просторными лугами, а с третей стороны болотом. Со стороны же Белогорья возвышался смешанный лес, в который местные жители любили ходить по ягоды и грибы.
Утопая в закате яркого летнего солнца, Воронино мирно погружалось в свои заботы. Ехать туда сейчас Громов не решился, знал, что теперь все в доме волнуются и, наверняка, ищут его. Да и перед родителями неудобно, они столько гостей по случаю его приезда назвали, а он взял, да и сбежал от них.
Мужчина привязал коня за дерево, сразу присел на землю, медленно прилег на пахучую траву и стал смотреть в небо. Так хорошо ему было сейчас, так спокойно на душе, что никого он не хотел видеть. Еще успеет выбрать себе невесту, еще успеет наговориться с сестрицами и родственниками, успеет познакомиться со знатными соседями и их красавицами дочками. Все это будет завтра, а сегодня, сердце барина хотело другого – тишины, покоя и гармонии.
Он долго лежал на мягкой траве и никак не мог надышаться этого чудного воздуха. Кругом росли ромашки, кашицы, колокольчики. Звонко пели птички, перелетая с дерева на дерево. Где-то невдалеке вновь закуковала кукушка, но быстро умолкла. Вновь совсем рядом затрещала сорока и уселась на ветку березы, чуть в стороне, словно хотела прогнать его из этого чудного леса.
– Ах ты, сорока белобока! – с улыбкой на лице проговорил Громов. – Боишься, что разорю твое гнездышко? Так его еще найти надо.
Григорий Владимирович немного полежал так, потом вновь присел, посмотрел вверх на кроны деревьев и улыбнулся.
Трещотка сразу же перелетела на другую березу и уже продолжала щебетать оттуда, поглядывая во все стороны.
Барин посмотрел вдаль, глубоко вдохнул приятного лесного воздуха, намереваясь немедленно вернуться обратно в усадьбу. Но тут он увидел, как к лесу, по дороге от Воронино, шла девушка. Приподняв подол своей длинной цветастой юбки, она быстрой уверенной походкой поднималась на пригорок. Юная особа вышла на дорогу и заспешила по краю лесного массива, видно, направляясь в Белогорье. Громов решил спрятаться и напугать эту смелую девчушку, которая не боялась идти одна за столько километров, да еще в столь поздний час.
Солнце зависло над горизонтом, еще немного и оно уйдет, спрячется, и тогда на землю опустится ночь. А эта отчаянная девочка уверенно вышагивала по проселочной дороге, напевая протяжную песню, и совсем не боялась темноты и диких обитателей леса.
Григорий спешно встал, проворно отвязал коня и, потянув его за поводья, спрятался вместе с ним в зарослях густого орешника. Поглаживая Буяна по морде, мужчина подождал, когда незнакомка войдет в лес, а сам замер, внимательно всматриваясь сквозь густую листву кустарника.
Девчушка подошла совсем близко, она показалась барину очень красивой, такой изящной и милой. Смело прошла мимо орешника, держа в руке свой узелок, и совсем не замечала, что за ней давно наблюдают. Молодая особа тихо напевала себе под нос веселую песенку и быстро двигалась в сторону Белогорья.
Барин не удержался, потянул за собой коня и поторопился выйти из своего укрытия. Он резко преградил ей дорогу и громко сказал:
– Стой, стрелять буду!
Вера громко вскрикнула, в испуге отпрыгнула за большую старую березу, спряталась за ней и уже оттуда громко выкрикнула:
– Не подходите ко мне! Или я вас огрею палкой!
– А у меня ружье, – предупредил её Громов.
Карнаухова выглянула из своего укрытия, поняла, что у мужчины нет в руках никакого ружья, мельком посмотрела ему в лицо, заметила, что тот улыбается, и быстро спряталась обратно за дерево. Она понимала, что незнакомец не из простых, а из дворянского рода. Весь разодетый в дорогие одежды: новая рубаха с галстуком, которых простые крестьяне вообще не носили, красивая атласная безрукавка, брюки, сшитые из дорогой материи, на ногах хромовые сапоги, начищенные до блеска. И сам весь выхоленный, а лицо красивое и благородное.
– Выходите, я не обижу вас, – пообещал он.
– Вы кто? – спросила его Вера, с замиранием сердца вслушиваясь во все его слова.
– Человек, – с усмешкой отозвался Громов и пошел к ней, держа коня за поводья.
Но тут Карнаухова выбежала из-за березы, выставила вперед палку и угрожающе заговорила:
– Только троньте меня! Я братьям скажу, они вас прибьют за меня!
– А много у тебя братьев? – с улыбкой смотрел на нее Григорий Владимирович.
– Трое родных и девять двоюродных! – быстро выпалила она.
– Ого! Богато! – согласился мужчина, а сам засмотрелся на девчушку.
Она была хороша собой, видно, что совсем молоденькая, лет четырнадцати – шестнадцати, стройная и изящная, что редкость для сельской местности. Обычно деревенские девушки все пышные, дородные, крепкие телом и здоровьем. А эта мила, нежна, юна и обворожительна. Одета в нарядную цветастую юбку до пят и белую нарядную блузку в мелкий горошек. На грудь спадала длинная пышная коса, которая придавала этой милой особе некой красоты и привлекательности. В руках у нее был небольшой узелок с пожитками или гостинцами. Уже там за березой успела схватить большой сук и выставила его вперед, стараясь защитить себя от нежданного обидчика.
– Не боишься одна по лесу гулять так поздно? – заворожено смотрел на нее Григорий.
– Не боюсь, – уверенно заявила девчонка, а сама медленно пятилась назад.
– А если не секрет, куда и откуда идешь?
– Иду из Воронино домой, никого не трогаю, и вы уходите! – строго смотрели на него черные как уголек глаза девушки.
– Я не трону тебя, – заверил ее барин, с нескрываемым интересом разглядывая ее всю.
А сам решил уточнить:
– А где твой дом?
– В Белогорье.
– Так это же очень далеко! – приподняв брови, смотрел на нее Громов. – Я вот на коне скакал сюда, да и то показалось мне далековато.
– Всего-то десять километров, – выпалила Вера, намереваясь уйти от незнакомца.
– Может, вместе пойдем? – предложил мужчина, а сам с неким интересом наблюдал за ее действиями и не сводил с девчонки своих зорких глаз.
Такой красивой она ему показалась, такой смелой и отчаянной, но в тоже время милой и нежной. Хоть и держала она в руках палку и угрожала ему сейчас, и лицо ее стало строгим и неприступным, но барин понимал, она другая – добрая и беззащитная. А это так, для страху напустила на себя грозности, чтобы защитить себя, свою честь и свою красоту.
– Никуда мы с вами не пойдем! – смотрела на него Карнаухова исподлобья. – Вы идите своей дорогой, а я пойду своей!
– Так дорога у нас одна до Белогорья! – пожимая плечами, ответил он.
– Вот и скачите один! А я шла и дойду без вас! – воинственно отозвалась Вера и тихонько ступила назад.
Громов сделал шаг вперед, но она тут же выкрикнула:
– Стойте там, где стоите! А-то огрею вас палкой! Будете знать, как к девушкам приставать.
– Да я и не пристаю! – в недоумении развел руками мужчина.
– А зачем тогда прятались в кустах? – умным взглядом посматривала на него девчушка.
– Увидел тебя и хотел спросить: куда идет, в столь поздний час, такое милое и юное создание? Вот и спрятался.
– Прячутся только разбойники! Честному человеку прятаться не за чем! – сделала вывод она и вновь шагнула назад.
– Хорошо, я спрятался, чтобы напугать тебя и пошутить, – честно признался Григорий.
– Пошутили?
– Так понимаю… не совсем удачно, – сознался он.
Вера резко повернулась и, прерывая диалог, быстро заспешила по дороге в сторону Белогорья.
Подождав, когда девушка уйдет немного вперед, Громов забрался в седло, сразу пришпорил Буяна и поехал за ней. Какое-то время он держался от нее на расстоянии, только улыбался, рассматривая её стройную и красивую фигуру, но потом решился и стал быстро её догонять.
Карнаухова, заслышав сзади конский топот, испуганно оглянулась и сошла с дороги в сторону. Приподняв подол своей длинной нарядной юбки, она заспешила по густой траве, а сама все озиралась на незнакомца, боясь, что тот может ее обидеть.
Мужчина подъехал ближе, сразу придержал коня, вновь расплылся в улыбке и, глядя на неё, уверенно сказал:
– Я бы рад оставить тебя здесь и уехать, чтобы не мешать идти домой, но уже темнеет. А ночью в лесу очень опасно, ты и сама должна это понимать.
– Я часто хожу здесь и знаю все тропинки и дорожки, – взволнованно отвечала ему Вера. – Так что, бояться мне здесь нечего.
– Я мужчина и волнуюсь за тебя, – пытался объяснить барин.
– Откуда я могу знать ваши намерения?
– Намерения у меня самые добрые: я просто решил прокатиться на коне, заехал слишком далеко и встретил здесь вас, милое создание.
– И вы хотите сказать, что вам тоже надо в Белогорье?
– Я там живу.
– Вы живете в Белогорье?! – еще больше удивилась Вера и приостановилась.
– Да, – добродушным голосом отозвался Громов.
Высокий, статный красавец мужчина, с красивой аккуратной бородкой, и эти усы так шли ему, и девушка не могла этого не заметить. Его выразительные голубые глаза весело смотрели на нее из-под темных густых бровей, а на лице блуждала улыбка.
Карнаухова не раз бывала в барском доме по просьбе маменьки или самой барыни, когда относила ей готовое шитье, и знала, и видела, как одевались знатные особы. Она оглядела его с головы до ног, а сама понимала, что не местный, но залюбовалась его благородной внешностью, а чьих будет, догадаться не могла.
– Я знаю в нашем селе всех, но вас там не встречала! – заявила она, глядя ему прямо в глаза.
– Когда я уехал из Белогорья, ты была еще совсем маленькой, – поспешил пояснить он, наблюдая за ее реакцией.
– И чьих вы будете?
– Громов я, – простодушно отозвался он, а сам с улыбкой смотрел в её растерянные глаза.
Вера часто заморгала своими длинными ресничками и в недоумении переспросила:
– Вы хотите сказать, что вы сын Владимира Петровича и Анны Федоровны?!
– Да, я их сын. И зовут меня Григорий Владимирович или просто Григорий.
– Так вот вы какой! – ответила она и окинула его своим оценивающим взглядом. – И чего же вам не сидится дома? Мчитесь тут, людей пугаете! Сидели бы возле папеньки и маменьки, они вон как по вам соскучились!
– А откуда ты знаешь, как они по мне соскучились?
– Знаю! – выпалила девушка и, повернувшись, снова пошла по дороге вперед.
Уже заметно темнело, и надо было добраться до села, пока на землю не опустилась ночь.
Григорий хлестнул коня, быстро догнал свою незнакомку и поехал рядом с ней. Какое-то время они молчали, Карнаухова спешила скорее отвязаться от назойливого барина, а мужчина боялся оставить эту юную особу одну в темном лесу. Вера изредка поглядывала на своего попутчика, но делала вид, что совсем не хочет с ним разговаривать, и уверенной походкой шла дальше.
Громову стало неудобно, он такой здоровый и сильный едет на коне, а она идет пешком столько изнурительных километров. И он вновь заговорил:
– Я сказал, как меня зовут, а ты нет. Так нечестно.
– И незачем вам знать моего имени, – отговорилась она, не глядя на него.
Мужчина усмехнулся, понимая воинственный настрой девчушки, но сдаваться не хотел.
– Может, вы, юное создание, поедете на коне, а я пойду пешком? – предложил он.
Но Вера промолчала, только строго взглянула в его сторону, давая понять, что она на такое никогда не согласится.
– Тогда давай поедем вдвоем, садись ко мне.
– Еще чего! – возмутилась она и остановилась.
Григорий засмотрелся на неё, а сам понимал, что нашел ту девушку, которую искал. И не сравнится с ней ни одна знатная девица, никакого знатного рода: вот она та, которая волнует его душу, та которую он вряд ли теперь когда-нибудь забудет.
– Тогда, – сказал он и спрыгнул на землю, – я тоже пойду пешком, так будет честнее.
– Ой, барин, уезжали бы вы своей дорогой, – выставила вперед руку Вера, не желая иметь с ним никаких дел. – Я темноты не боюсь, а вот вас боюсь! – пояснила она и пошла дальше по тропинке.
– Но я же не кусаюсь, – улыбнулся Громов и пошел за ней.
Буян шагал рядом, изредка пофыркивая и посапывая, он закусывал железные удила, наклонялся к земле, на ходу хватая траву, спешно прожевывал ее и покорно следовал за хозяином.
– Ваш конь пить хочет, – убежденно проговорила Карнаухова, искоса поглядывая в его сторону.
– Неужели? – растерянно отозвался Григорий и перевел взгляд на жеребца, стараясь понять: действительно ли тот хочет воды?
– Вы его загнали, вот и хочет ваш Буян пить.
– А откуда ты знаешь, как его зовут? – удивился мужчина её осведомленности.
– Вот сколько я про вас знаю, а вы про меня ничего!
Она повела своими черными бровями, понимая, что заставляет молодого барина теряться в догадках, прибавила ходу и пошла еще проворнее.
Громов вновь догнал ее, зашагал рядом, а сам все смотрел на девчонку как завороженный.
– Может, скажешь, чья ты? И как тебя зовут? – вновь задал он вопрос.
– Мы с вами сейчас разойдемся и больше никогда не встретимся, зачем же знакомиться и рассказывать о себе что-то?
– Почему не встретимся? Я теперь буду здесь жить, и нам придется встречаться, хочешь ты этого или нет.
– А я сделаю всё и очень постараюсь, чтобы никогда с вами больше не повстречаться! – упрямо твердила Вера, не желая заводить знакомств с барским сыночком.
– Я вам неприятен? – сделал вывод Григорий Владимирович, но совсем не обиделся, а списал эту дерзость на юный характер и на молодость своей спутницы.
– Смысла не вижу в нашем знакомстве.
– Я доктор и смогу тебе помочь, если ты вдруг заболеешь. Даже платы с тебя не возьму.
Вера не удержалась и рассмеялась звонким заразительным смехом. Потом застыла с ослепительной улыбкой на лице, посматривая на нежданного путника и, вскинув свои черные брови дугой, весело ответила:
– А я не болею! Моя бабушка всех лечит травами, а вы теперь будете всех пичкать своими пилюлями?
– Почему пичкать? Я буду лечить больных людей, которые нуждаются в моей помощи. А если ты совершенно здорова, то это же, Слава Богу!
Они вышли из леса, и их путь лег через луг в сторону Белогорья. Уже совсем стемнело, идти вдвоем было намного спокойнее и веселее. Вера это понимала, но говорить об этом не стала.
Где-то в дали залаяли собаки, а на пригорке загорелся большой костер. Это девчата и парни собрались после трудового дня и устроили игры на берегу реки.
– Что это? – спросил ее Громов, вглядываясь в темноту.
– Это костер.
– Вижу, что костер. А в честь чего?
– В честь вашего приезда, – сказала Вера и усмехнулась, понимая, что соврала.
– И все же… я вам, милая барышня, совсем неприятен, – в расстроенных чувствах проговорил он.
– Спасибо, что не оставили одну в лесу, – поблагодарила она на ходу.
– Может, все же назовешь свое имя?
– Зачем?
– Буду знать, из-за какой девушки потерял покой.
– Не смешно! – осекла его Вера и остановилась.
– А если я серьезно говорю? – смотрел на неё барин.
– Если бы да кабы, во рту росли грибы, а-то за ними в лес ходить надо! – с упреком ответила она.
Григорий тихонько улыбнулся, стал ближе к ней и тихо спросил:
– А ты ходишь на луг водить хороводы?
– Нет! – отозвалась девушка и отпрыгнула от него чуть в сторону.
Но тут же ойкнула, согнулась к земле, взялась за правую ногу и стала прыгать на одной ноге, стиснув зубы.
– Что случилось? – взволнованно спросил барин.
– Ногу уколола… – призналась она. – Видно что-то острое было на дороге…
– Жаль, что плохо видно, – сожалел Громов, стараясь понять: насколько девушка ее сильно поранила.
– Ничего… пройдет… – стиснув зубы, отозвалась Карнаухова.
– А говорила, что моя помощь тебе не понадобится. Сейчас приедем, и я осмотрю твою рану, – сказал мужчина и подхватил её на руки.
– Что вы делаете? – вскрикнула в испуге Вера. – Отпустите меня немедленно! Поставьте меня! – дико сопротивлялась она, стараясь вырваться из его сильных рук.
– Или ты сядешь на коня, или я понесу тебя на руках!
– Немедленно отпустите меня, или я стану кричать! – вопила девушка, упираясь своими маленькими кулачками ему в грудь.
– Выбирай, – повторил Григорий Владимирович, пытаясь удержать эту чудную незнакомку в своих объятиях.
– Хорошо, – залепетала она взволнованно, – я сяду на вашего Буяна!
Барин уверенно шагнул к коню, словно пушинку приподнял её вверх и усадил в седло.
Вера испуганно озиралась по сторонам, боясь, что в голубой дымке надвигающейся ночи их может кто-нибудь увидеть, и тогда разговоров по селу не оберешься.
– На лошадях верхом ездила когда-нибудь? – поинтересовался он.
– Ездила, – с досадой призналась она. – И откуда вы только взялись на мою голову? – негодуя, проговорила девушка и крепче вцепилась в седло.
Мужчина улыбнулся, а сам посоветовал:
– Ты держись покрепче, а я поведу коня.
Он вновь взял поводья в руки, и они двинулись дальше к Белогорью.
– Такой приятный вечер. Вот и звездочки на небе зажглись. Может, скажешь, как тебя зовут? – вновь пытал ее Громов, не желая отпускать эту милую особу, не узнав ее имени.
– Нет, – стояла на своем Вера.
– Я же все равно узнаю.
– Ну… зачем вам мое имя? – злилась она, поглядывая на него сверху.
– Мы идем с тобой вдвоем, в этой тишине, разговариваем, общаемся, должен же я знать, как тебя зовут.
– Для того, чтобы общаться, не обязательно знать имени, – отозвалась она. – Вы уйдете своей дорогой, я своей. Зачем же загружать себя ненужными мыслями?
– Но я уже загрузил себя! – с улыбкой признался он и оглянулся назад.
– А вы забудьте всё, – взволнованным голосом посоветовала Карнаухова. – Представьте, что вы меня не встречали. Проехали до леса, прогулялись и вернулись обратно один.
– Тогда… с кем я сейчас говорю? – тихо спросил Григорий, и счастливая улыбка застыла на его благородном лице.
– Это эхо вам отвечает. А у него имени нет, – загадочно отозвалась Вера и замолчала.
– Какое красивое Эхо я сегодня повстречал, – задумчиво проговорил барин, а на душе было хорошо и волнительно.
Он поднял голову вверх, и так захотелось ему крикнуть что-то хорошее, красивое, что могло бы порадовать эту юную незнакомку. И чтобы эти слова эхом отозвались, где-то в лесу и вернулись обратно к ним на этот широкий луг. Но сдержал себя, понимая, что такой поступок может напугать девчонку, и она не станет с ним разговаривать вообще. Он смотрел в звездное небо и был рад, что сбежал от гостей и ускакал на Буяне так далеко. А иначе он не встретил бы эту совсем молоденькую и юную девочку, которая так заразительно смеется, которая так умно смотрит на него своими большими карими глазами, а теперь еще так умно ему отвечает на все его вопросы.
Они подошли к селу. Громче залаяли собаки. В некоторых избах тускло горели лампадки у иконок, и эти маленькие огонёчки отражались в ночи, как знак того, что никогда не угаснет вера в душах людских.
Григорий оглянулся, хотел уже что-то сказать, но своей спутницы в седле не увидел. Куда она исчезла и когда, он так и не понял. Только спешно обошел Буяна со всех сторон, даже попытался вернуться назад, в испуге думая: что та нечаянно свалилась с седла на землю и теперь лежит где-нибудь и вопит от боли. Но вскоре он понял, что эта милая особа просто-напросто сбежала от него, не желая заводить с ним никакого знакомства. Громов с досады качнул головой, немного постоял посреди дороги, потрепал жеребца по загривку и тихо проговорил:
– Ну что, Буян, сбежала наша попутчица… И где теперь ее искать?
Он взглянул на луг, где так ярко горел ночной костер, вслушался в голоса и уверенно сказал:
– Я должен ее найти.
А сам еще раз огляделся и сильно расстроился, что всё так вышло. Хотел позвать девушку, но вспомнил, что не знает её имени, и как звать её сейчас, как крикнуть в эту темноту, которая спрятала такую чудную красавицу под покровом надвигающейся ночи. Одно он знал точно, что это дерзкое создание запала ему в душу.
– Ну что ж, милое Эхо, я все равно тебя найду, чего бы мне это не стоило… – с грустью проговорил он и двинулся по темным улочкам Белогорья к своей усадьбе.
Вера улучила момент и тихонько сползла из седла вниз на землю, понимая, что барин не оставит ее в покое и, скорее всего, привезет к своему дому. А этого девушка боялась больше всего и совсем не хотела ехать в их поместье. Она прекрасно понимала, кто он, а кто она, и появляться в барском доме среди ночи, значит нажить себе врага в лице барыни.
Анна Федоровна давала им работу и обеспечивала доход всей ее семьи. Они жили ее заказами, она одаривала ее отрезами на платья, а она, такая бессовестная, возьмет, да и явится к ним домой, да еще и с их единственным наследником. Такого девушка допустить никак не могла. Она быстро отбежала от дороги в сторону, пригнулась и уже по овражку бегом бросилась в сторону села. Пораненная нога сильно ныла, но Вера знала, что если сейчас она не скроется от барина, то, скорее всего, такого момента у нее больше не будет. Мужчина привезет ее в село и сразу узнает, кто она такая. Она бегом добралась до первых дворов, перевела дыхание, вышла на дорогу и уже спокойнее пошла по селу, слегка прихрамывая на правую ногу.
В расстроенных чувствах Григорий Владимирович подошел к барскому поместью, а там был уже целый переполох. Родители очень расстроились, потеряв любимого наследника, ведь в доме было много знатных гостей, которых специально пригласили по случаю его возвращения.
Барышни заметно нервничали, с обидой поглядывали на хозяев, ведь они тоже надеялись пообщаться с красивым барином, а получилось не совсем хорошо. Никто не ожидал от мужчины такого необдуманного поступка, и все надеялись, что он вскоре вернется. Но уже темнело, и гости стали разъезжаться по домам. Громовы с виноватым взглядом провожали всех до экипажей, а Анна Федоровна встревоженно твердила:
– Вы уж не обессудьте! Мы и сами не знаем, куда он мог запропаститься! Право, нам очень неудобно…
Владимир Петрович в гневе метался по двору и не знал, куда идти и где искать сына. Проводив последний экипаж, он призвал к себе конюха и обрушился на Никодима с упреками и угрозами:
– Ты знал, что молодой барин давно не сидел в седле?
– Откуда же мне знать, – оправдывался перед ним старик.
– Угробил кормильца! – кричал на него Громов. – Буяна дал! Да разве ж можно было ему Буяна давать? Он же еще необъезженный!
– Да как же необъезженный, – напомнил ему Семенов, – вы же сами на нем не раз езживали.
– То я, а-то он! – в гневе наступал на него Владимир Петрович.
Неожиданно из темноты вышел Григорий и сразу успокоил разволновавшегося родителя:
– Простите меня, это я виноват, – сказал он тихо и подошел ближе.
Следом за ним шел и Буян, они остановились, а Григорий Владимирович с сожалением смотрел на старого конюха, понимая, что это из-за него так сильно досталось старику.
– Дед Никодим не мог мне отказать. А мне так хотелось проскакать по лугам, по просторам.
– Разве ж так можно! – шагнул к нему отец, с упреком глядя в его печальные глаза. – Матушка переволновалась! Гости разошлись обиженные! Все хотели с тобой попрощаться, а ты взял и умчался в неизвестность!
– Больше такое не повторится, – заверил его наследник и передал Буяна конюху.
Тот быстро увел жеребца в стойло и поспешил скрыться от грозных очей барина в конюшне.
Какое-то время они стояли молча, глядя в темноте друг на друга, потом Владимир Петрович махнул рукой и первым пошел к дому. За ним шагнул и Григорий, понимая, как сильно он заставил волноваться своих родителей.
Мужчины спешно прошли по тропинке, подошли к крылечку, сразу поднялись по ступенькам на веранду и вошли в дом. А тут их уже ждала разволновавшаяся барыня. Женщина сидела за столом и плакала, а завидев сына целым и невредимым, встала и бросилась к нему, на ходу вытирая платком слезы.
– Гришенька, сыночек ты наш ненаглядный! – запричитала мать и прильнула головой к его груди. – Что же ты нам не сказал ничего? Мы уже не знали, что и думать!
– Простите меня, что причинил вам столько волнений, – виновато смотрел он на родителей.
– А мы и баньку истопили. Думали, попаришься после такого напряженного дня.
– Замечательно! – радостно протянул Григорий, а сам склонился и поцеловал ее в щеку.
– Тогда иди, там тебе все уже приготовили, – облегченно вздохнула Анна Федоровна и погладила сына по лицу своей уставшей рукой. – А потом Варька подаст тебе чаю.
– И от чая не откажусь, – соглашался он на такой приговор и обнял матушку за плечи.
– Ты уж не заставляй нас больше так волноваться, – тихо попросила она.
– Не буду, обещаю, – заверил он свою мудрую мать.
А сам отстранился от нее и с веселым выражением лица, радостный, заспешил обратно на улицу, где старый слуга приготовил ему баньку с березовым веничком и горячей парной…
Эту ночь Григорий почти не спал, он вспоминал эту приятную встречу с такой красивой и умной девочкой. Она появилась так неожиданно и так же внезапно исчезла, не назвав своего имени. Девушка эхо и девушка загадка. Но такая красивая, такая смелая и дерзкая, а ее черные глаза словно два уголечка смотрели на него из темноты. «Кто ты? И где тебя искать? – вздыхал Громов, в темноте поглядывая в потолок. – Вдруг соврала, что из Белогорья? Вдруг завтра уйдет в другое село и ищи ее тогда. Где же тебя найти теперь, голубушка ты моя»? Он долго не мог уснуть, все ворочался, прислушиваясь к голосам за окном. Где-то за селом девушки пели песни и водили хороводы, там было шумно и весело. Но идти туда сейчас мужчина не решился. Знал, что завтра обязательно сходит на луг и познакомится с местной молодежью и, возможно, встретит там свою незнакомку, и обязательно узнает ее имя. Заснул он, когда за окном уже забрезжил голубой дымкой рассвет, и на всю округу горланили горластые петухи…
Наутро Григорий проснулся рано. Немного понежился на пуховой перине, по которой давно соскучился, от души потянулся во все стороны, сразу откинул одеяло и резко встал. Он быстро оделся и вышел из своих покоев в залу. Убедился, что там никого нет и заспешил к выходу.
А сам шагнул на террасу и столкнулся там с сапожником. Чумазый мужчина средних лет, весь в ваксе и совсем Григорию незнакомый, от которого пахло неприятным запахам гуталина, лихо начищал хромовые сапоги, выставляя их рядком один к одному.
Завидев молодого барина, Пантелей встал, раскланялся перед кормильцем и громко сказал:
– Доброго вам здоровьишка, Григорий Владимирович! С приездом вас!
– Спасибо на добром слове, – поблагодарил его Громов. – Чьих будешь?
– Прохоров я. Вот сапожному делу обучен. Сапоги вам чиню, да чищу.
– И шить умеешь?
– Сапоги-то? А как же! – развел тот руками. – Если надобно что, говорите, враз сошью вам самую лучшую обувку.
– Буду знать, – ответил он и спустился по ступенькам вниз.
Там подошел к лавке, на которой стояли ведра с ключевой водой, не раздумывая умылся прямо из ведра, выпрямился, еще раз огляделся по сторонам, никого там не увидел и пошел в конюшню, намереваясь немедленно извиниться перед Никодимом за вчерашнее недоразумение.
Конюх выводил коней в загон и уже вел Буяна. Завидев, как к нему по тропинке быстрым размашистым шагом идет молодой барин, остановился, поджидая его, а сам никак не мог понять, что это ему надобно в столь ранний час в конюшне? Если коней, то приказали бы и ему подали прямо к крылечку хоть экипаж, хоть дрожки, хоть оседланного коня.
Григорий подошел, стал напротив него и серьезно заговорил:
– Ты прости меня, тебе вчера досталось от отца.
– Да что вы, голубчик! – радостно отозвался Семенов. – Я уже и забыл про то!
– Вот и, Слава Богу! – облегченно вздохнул он. – Куда это ты его ведешь?
– В загон, а Ванька их на водопой водит. Вот двух уже сводил, теперь еще двух повел.
– И сейчас он на водопое?
– Повел Гнедую и Малинку, а-то разве ж здесь воды на них напасешься!
– А давай, и я отведу на водопой Буяна?
– Да… что вы, голубчик! – в испуге вытаращился на него конюх. – Не барское это дело!
– А я приказываю! – с улыбкой на лице настаивал Громов и, протянув руку, уверенно взял поводья из рук старика.
Тот нехотя передал ему вожжи, отошел в сторону, тяжко вздохнул при этом, и стал смотреть, как молодой барин лихо забрался на коня и без седла, рысью помчался с конюшни в сторону реки.
Никодим перекрестился сам, вдогонку перекрестил Григория, немного так постоял, глядя ему вслед, и пошел в конюшню за другими лошадьми.
Утро было погожим и теплым. На небе не облачка. Дул легкий летний ветерок. Солнце медленно всходило над горизонтом, и его яркие лучи окрашивали восход золотыми красками лета. Вокруг все оживало. Природа просыпалась от ночной тишины. А в кустах уже на все лады распевали утренние пташки.
Мужчина пришпорил коня и, утопая в нескошенных травах, галопом помчался по лугу.
