Лили Рокс
Алиса в стране насильников
Будь послушной
По возвращении домой я узнала, что моя мама и отчим умерли. Даже сейчас я сижу и плачу, вспоминая то известие.
У меня не осталось ни одной фотографии мамы. Она не любила фотографироваться, хотя и была красавицей. Я помню естественный запах ее светлых коротких волос. Мама не пользовалась духами и косметикой. Наверное, она любила и жалела меня. Хотя и не показывала этого. Я помню, как она гладила меня по головке, ее руки были нежными, правда, с небольшими мозолями от работы на грядках.
Дома мама ходила босяком, ей нравилось танцевать. Отчим любил смотреть, как она танцует. И пела мама хорошо, но редко. И не смеялась почти никогда, лишь только улыбалась знакомым, как это принято в Америке.
Когда мама была свободна от командировок, она вставала утром первой, готовила нам с отчимом завтрак и собирала меня в школу. Так же, как и другие женщины, она ходила на проповеди и работала на благо общины, преимущественно выращивала овощи на полях, принадлежащих нашим руководителям.
И в командировки ее посылали часто. Мой бывший муж Борис как-то разоткровенничался и рассказал, что это были за командировки: маму использовали для перевозки наркотиков. В тот трагический день, когда я присутствовала на церемонии посвящения, у мамы в желудке разгерметизировался контейнер. А отчима убрали, как ненужного свидетеля.
Моя мать была хорошей женщиной. Только сектанткой. Потому, жизнь ее – оказалась не счастливой.
Я сейчас часто думаю, как сложились бы наши судьбы, если бы мы не попали в секту. Но поиск истинного Бога, а также отсутствие жилья, после того, как нас выгнал отец, поменяли направление нашей жизни, привели в общину.
В результате в двенадцатилетнем возрасте я осталась совсем одна. И долго не могла поверить, что мамы больше нет. Она снилась мне иногда по ночам, я все время ждала ее, мне все время казалось, что вот-вот откроется дверь, и в комнату войдет, как ни в чем не бывало, мама. Я простила и почти забыла все обиды, нанесенные ее воспитанием. Дом опустел. И даже отсутствие порок не радовало меня.
Моим официальным опекуном стал дядя Билл. Он видел, как я переживаю, и утешал:
– Отмучились они. Бог призвал. Сократил их земное наказание. Ты должна радоваться, а не печалиться по этому поводу. Ведь все мы пребываем в круге постоянных рождений и смертей, воплощаясь вновь через какое-то время после своей физической смерти. Физическое тело необходимо лишь временно. Для перехода в высшие, тонкие миры мы должны освободиться от физического тела. Душа проходит через смерть и рождается заново в высшем мире, недоступном физическим телам.
Я слушала жреца, утирая слезы, а он продолжал вещать:
– Мы должны страдать и очищаться в жизни потому, что на Земле мы в тюрьме. И должны пройти свой жизненный путь достойно, чтобы заслужить искупление за грехи прошлых жизней. Только чистые праведные души выходят из круга перевоплощений, поднимаясь все выше и выше в духовные миры.
Видя, что я не совсем понимаю, о чем идет речь, Билл пояснил:
– Душа наша после смерти пребывает в других мирах, где готовится к новому рождению. Высокодуховные души могут воплощаться через большие промежутки времени или уходить в нирвану. А земные наши страдания предопределены через инкарнацию. То, чем человек был в момент смерти, как он прожил свою жизнь, неизбежно повлияет на то, чем он станет после нового своего рождения.
Находясь в состоянии измененного сознания, люди сообщают массу деталей из своих прежних жизней, о которых не могли знать окружающие. Нередки случаи, когда человек во время транса начинает говорить на языке или диалекте, которым совершенно не владел в нынешнем его воплощении.
– Будь послушной и совершенной, – продолжал проповедовать дядя Билл, – нравственное совершенство предусматривает отказ от материальных благ, привязанностей к материальному миру. Все в этом мире дано нам лишь во временное пользование, тогда как духовные ценности вечны. Цель каждого из нас – сделать мир лучше. Через исполнение угодной Богу работы. Мы подберем тебе работу в соответствии с твоим предназначением. Ты посвятишь себя служению Господу, через служение нашему Ордену. Меня часто посещают пророческие видения, в состоянии транса я общался со Святым Духом. И знаю, как достичь нирваны, а потому помогу тебе в этом. Во всем положись на меня и четко выполняй все мои указания.
Я слушала Билла и верила ему. Мне некому больше было верить. У меня не было друзей и близких мне людей. Я училась в школе, старалась быть скромной и не привлекать к себе внимание яркой внешностью или необычным поведением. Хотя уже в то время была высокой симпатичной девочкой.
Дядя Билл переселил меня в хозяйственную пристройку при гараже, возле его роскошного, по моим понятиям, дома. Там мне выделили небольшую спальню, где я находилась после школы или работы на приусадебном участке Билла.
Дополнительно к учебе в школе, по выходным, у нас были военные занятия в общине. Все дети нашей общины знали, как разобрать автомат, собрать его и точно стрелять.
Я думала, что все дети Земли должны это знать и уметь. По существу, наша община имела военную ориентацию. Я приходила в специально отведенную комнату, где находились корзины с одеждой. Вместе со мной занимались как дети, так и взрослые. Мы переодевались, снимали свою одежду и надевали униформу. Для детей была предусмотрена специальная миниатюрная военная униформа.
Затем все выходили на плац, начинались военные упражнения. Мы маршировали и обучались воинским искусствам.
Со мной занимались дети разных возрастов. Преимущественно мальчики, но было немало и девочек. Много времени уделялось умению держать в строю прямую линию. Скидок на возраст и пол не делалось. Командиры даже детей обучали жесткими способами. Нас наказывали ударами электрошокера или дубинок, если мы выбивались из строя.
У взрослых были свои тренировки, они имели звания, бейджики и знаки отличия, указывающие на уровень их достижений в культовой и военной иерархии. Но и детей награждали знаками отличия за хорошее обучение, например, за успешное преодоление полосы препятствий.
В любую погоду мы бегали на большие расстояния, которые увеличивались по мере нашего взросления. Нас учили ползать по-пластунски, обращаться со всеми видами огнестрельного оружия, стрелять из него под пристальным наблюдением взрослых. Сначала нашими мишенями были силуэты быков, но затем их заменили силуэты людей, аналогичные тем, что используются в полиции.
В групповых теоретических занятиях нам показывали жестокие фильмы о войне. А инструктор спрашивал, какие ошибки сделали люди, которые были убиты.
– Быть убитым – слабость, быть убийцей – сила, – утверждал инструктор.
Короче говоря, Орден создавал микромодель реальной военной подготовки для детей и молодежи. Были смоделированы даже нацистские концентрационные лагеря с охранниками и заключенными. В охранники обычно ставили детей постарше, тех, кто хорошо показал себя в обучении. Заключенными назначали детей помладше или тех, кто был наказан за неудачи на маневрах. Такое разделение служило сильным стимулом в обучении: стать караульным, а не узником. Заключенных держали взаперти, избивали, пинали и подвергали насмешкам.
Иногда проводились игры с охотой и отслеживанием заключенных. Я попала в заключенные и участвовала в одной такой игре в виде жертвы. Перед началом игры мне сделали какой-то укол. Я заснула, а когда проснулась, обнаружила, что лежу голая на столе, служившем нарами для «заключенных». Руки и ноги были связаны.
Кто-то из взрослых, изображавших охранника, сказал, что я должна бежать и прятаться на огороженном лесном участке, возле плаца. Меня будут искать и, если поймают, жестоко накажут.
Мне разрисовали спину желтыми полосами под цвет тюремной робы, развязали только ноги, сказали, что руки развязывать не будут, а затем отпустили голой в лес. Я побежала со связанными руками в направлении ближайшей возвышенности. Там был более густой лес. В чаще я пыталась укрыться в какой-то яме, но нормально спрятаться мне не удалось, вскоре раздался собачий лай и голоса. Надежда на спасение была потеряна. Меня быстро выследили и подвергли наказанию.
Как я понимаю сейчас, та тренировка являлась репетицией "Самой опасной игры" – охоты на людей, которой меня подвергли спустя пятнадцать лет, когда я была запрограммированной секс-рабыней. Тренировка использовалась и для воздействия на меня и других подопытных с целью усиления представления о том, что "негде спрятаться", а также для травмирования в качестве подготовки к последующему программированию.
В таких тренировках молодежь обучают не жалеть тех, кто слабее и чувствовать свое превосходство.
Меня выслеживали две группы «охранников». Первой пришла группа во главе с подростком постарше. Они получили поощрение.
А меня привели в комнату, где был инструктор, ребята из нашей общины и еще одна голая девушка, примерно такого же возраста 18-ти лет, как и я.
Мои бледные щеки полыхали всеми оттенками красного от беспомощности и стыда, из-за того, что приходилось стоять голой и готовиться к неминуемой расправе.
Инструктор сильно избил меня на глазах у всех, синяки от ударов покрыли все тело. А затем меня заставили ударить девочку. Сначала я отказалась. Инструктор вновь сильно стукнул меня кулаком и сказал, что отказ жестоко карается, меня будут бить дальше, если я не накажу девочку за нерасторопность.
И действительно, меня продолжали жестоко избивать до тех пор, пока я, наконец, не сломалась и не ударила бедную девушку.
Такая практика используется для того, чтобы вызвать у новобранцев изменения в психике в сторону преступной агрессии. По мере взросления, задания и наказания становятся все более и более жестокими.
Детей приучают спокойно относиться к насилию и применять "практику наказания" к тем, кто младше. Такое поведение закрепляется в общине, как норма.
Разожми зубы и губы
И все же, в военных играх, я была в числе отстающих. Вскоре после моего боевого крещения, в охоте на заключенных, дядя Билл позвал меня к себе в спальню и сказал, что военное дело – не для меня, в жизни мне найдут занятие по способностям. Мол, мое жизненное предназначение – дарить мужчинам тепло.
Дядя Билл сказал, что я уже достигла совершеннолетия, а это значит, что я должна выполнять и другие миссии. Сказал, что мое тело – канал связи между ним и Богом и велел мне раздеться. Я не поняла, о чем толкует жрец нашей общины, но была послушной девочкой, сняла одежду и осталась стоять в одной застиранной майке, нижний край которой доходил мне почти до колен.
Билл приказал скинуть и майку. Я подчинилась, наготы я не сильно стеснялась, но сейчас, прикрыла одной рукой формирующуюся и уже весьма заметную грудь, а другой – свое самое сокровенное место. И чувствовала себя унизительно, почти так же, как и во время моей поимки в игре, когда стояла голой перед инструктором и ребятами.
Билл с улыбкой сказал:
– Ох, какие мы стесняшки! Сделай руки «по швам».
Мне не нужно было повторять дважды. При ужасающем тоне его голоса, руки сами непроизвольно опустились. Я не могла препятствовать воли опекуна, тому, что он требует от меня.
Билл внимательным оценивающим взглядом осмотрел меня, велел повернуться, показать ягодицы.
– Хороша! – сказал он. – Подрастешь, формы будут еще более привлекательными и объемными. Но для твоего возраста, очень даже хорошо.
Неожиданно, его холодная рука с силой смяла мою правую грудь, чуть не лишив меня сознания. Но я с огромным трудом вытерпела. Ибо была приучена не возмущаться и не возражать против любых действий взрослых.
Еще несколько секунд дядя Билл пожирал меня безумным взглядом, пристально изучая каждый сантиметр тела, периодически надавливая пальцем на отвердевший сосок, а затем вдруг велел:
– Пойди в ванную, хорошенько умойся, да рот прополощи.
Когда я вернулась, Билл открыл бутылку вина, налил в две рюмки, одну протянул мне.
– Я не пью алкоголь, – неуверенно напомнила я.
– Это кагор. Его даже маленьким детям дают, – сказал жрец и начал расстегивать ширинку, – выпей и будь смелее.
Я вновь не посмела ослушаться, а Билл снял штаны:
– Смотри, как надувается мой стержень! Потрогай, поцелуй его. Смелее! Я сказал – смелее. Все этим занимаются! Я покажу тебе сейчас, как происходит обмен энергиями между людьми.
Он велел мне встать на колени. Голова кружилась, я не понимала, что происходит, но ладошкой все же, послушно обхватила его член и прикоснулась губами в легком поцелуе. Неприятный солоноватый вкус проник сквозь губы, я закашлялась, подавляя рвотный рефлекс. Билл дал мне возможность отдышаться, взял свой член в руку, провел им по моему подбородку, сжатым губам.
– Разожми губы и зубы, – велел попечитель и, не обращая внимания на мои немые протесты, раздвинул мне рот большим и указательным пальцами.
Я не сопротивлялась, вероятно, вид его члена, его намерения, не осознаваемые моим детским умом, но отложившиеся где-то в генетической памяти, парализовали мою волю.
А он ввел член мне в рот. Тот уперся в правую щеку, растягивая ее и причиняя боль. Билл похлопал по щеке ладонью и вытащил член, давая мне отдышаться.
Слюни потекли у меня по подбородку. Но Билл не обращал на это внимание. Он обхватил мою голову руками и…
Не буду описывать весь процесс. Впрочем, Билл по сравнению с другими педофилами, в тот раз обошелся со мной сравнительно гуманно, не лишил девственности.
Помню, как я начала задыхаться. Едкая, жгучая жидкость заполонила ноздри, разъедая все во рту, вырываясь из моего горла и расплескиваясь брызгами по полу.
– Хотел посмотреть, насколько глубокое у тебя горло и сколько лжи может в нем поместиться. Вижу, много. А тебе нужно учиться подавлять рвотные позывы, – сказал Билл и повторил свою попытку.
Я думала, сердце остановится, сознание потеряю от страха и отвращения. Думала, захлебнусь…
Когда он закончил и вытащил свое достоинство, то вытер его об мои волосы, натянул штаны и вдруг обвил мою шею рукой, нежно поцеловал в лобик и ласково сказал:
– Понимаю, что ты еще девочка, но я ведь люблю тебя!
Билл задумался на несколько секунд и продолжил:
– Запомни, милая, Господь одобряет это. А я есть связующее звено между тобой и Господом. Сопротивляться мне – бессмысленно. Ты должна подчиняться, раз Господь отдал тебя в мои руки. Я даю тебе заботу, в которой ты нуждаешься, а ты обязана быть полностью лояльна ко мне. И держи рот на замке, чтобы ни одна из подробностей нашего общения никому и никогда не стала бы известна. Пусть только Бог будет знать о наших секретах.
Как же плохо я себя чувствовала после такого общения! Я ощущала себя грязной и использованной. Очень долго мылась в душе, тщательно полоскала рот и оттирала те места, к которым прикасался Билл.
После душа надела запасной комплект чистого белья и долго плакала в кровате. Я убеждала себя, что все уже сделано и ничего не изменить. И хотела навсегда забыть то, что вытворял попечитель. Даже просила об этом небесного Бога.
По наивности я надеялась, что такое больше никогда не повторится. Но все повторилось потом еще в более извращенной форме.
***
В 18 лет я все еще продолжала учиться в той же школе. Как-то раз наш скаутский отряд участвовал в параде на День Благоговения. На параде присутствовал мой попечитель дядя Билл, а также руководитель нашей общины Джордж Абрамян. Сразу после парада Билл позвал меня и сказал, что "сегодня особенный день", потому что я увижу дядю Джорджа. Попечитель взял меня за руку, заговорил на языке "Алисы в Стране чудес":
– Давай пойдем к новому приключению вместе, – и повел меня, притихшую и оторопевшую, за собой.
Мы пришли в лучшую гостиницу нашего города. Дядя Билл велел мне молчать в присутствии господина Джорджа, только коротко отвечать на вопросы и улыбаться ему.
Мы поднялись на верхний этаж и вошли в шикарный номер люкс, из него открывался панорамный вид на наш городок. Джордж уже был в номере, он сидел в кресле возле полированного деревянного стола. Джордж встал, кивнул дяде Биллу и стал разглядывать меня. Я стояла молча с улыбкой пластмассовой куклы на губах и немигающими глазами смотрела на него.
Джордж был в отливающих золотом тапочках и джемпере, что придавало ему сходство с Мистером Роджерсом из детской телевизионной передачи, которую нас заставляли смотреть. Джордж Абрамян показался мне вполне нормальным дядечкой, не представляющим непосредственной угрозы.
Мои длинные светлые волосы волнами сбегали вниз по голубому платью, делая меня похожей на Алису из "Страны чудес".
– Она восхитительна, – похвалил меня Джордж. Затем указал на дядю Билла и сказал:
– Билл мой помощник, я его начальник. Я – главный жрец всей общины, а он выполняет мои поручения.
– Знаю, сэр, – сказала я.
Джордж опять посмотрел на меня и спросил:
– Дядя Билл не обижает тебя?
– Нет, – ответила я.
– Как можно?! – подтвердил Билл.
– Хорошо! Распоряжение от него – это как приказ от меня, – подражая голосовой манере Мистера Роджерса, сказал Джордж. – Иди сюда, красавица.
Я подошла к нему вплотную. Абрамян, похоже, угадал мои мысли про персонаж телевизионной передачи и спросил:
– Ты смотришь "Город Мистера Роджерса"?
– Да, сэр, – ответила я.
– Вот я, вроде как Мистер Роджерс, который заставляет своих марионеток двигаться и говорить. Только у меня – живые люди. Куклы мои – это люди. В вашем городке у меня есть свой Король – Билл, прямо как у Мистера Роджерса. Я дергаю за ниточки, – Джордж изобразил движения рук кукловода, – они выполняют мои действия, и мы создаем всевозможные захватывающие приключения. У меня есть ниточки для каждого. В том числе и для тебя.
Я с интересом смотрела на него своими голубыми глазами.
Джордж встал и взял меня за руку:
– Пойдем, я покажу тебе мой Город.
Сумасшедший дискомфорт
Он отвел меня в спальню и включил видео на огромном телевизионном экране. Я подумала, что будет что-то в стиле Мистера Роджерса или диснеевские мультики, но на экране появились кадры шествия, которое возглавлял Джордж. Множество людей шли за ним, а потом был митинг на площади большого города. И все люди приветствовали его. Такие кадры сменились изображением дворца с множеством колонн и резными стенами.
– Это мой дом, – сказал Джордж.
И вдруг пошли кадры, где голая девушка делала Джорджу минет. Я в испуге отшатнулась.
– Ну, что ты? – спросил Джордж, – что естественно, то не безобразно. Я знаю, ты уже занималась этим с Биллом. Давай, красавица, закрепим твой навык! Встань на колени…
Меня рефлекторно затошнило. К горлу подступил ком, а из глаз хлынули слезы.
– Нет, прошу, не надо! – взмолилась я.
Но договорить не успела. Джордж подскочил ко мне, сорвал с меня платье и опустил на колени. Звук молнии ширинки на несколько секунд лишил меня чувств. Член Джорджа оказался перед моим лицом, дерзко уперся в губы, пульсируя и содрогаясь в нетерпении овладеть моим бедным ротиком.
Я попыталась отстраниться, но Джордж жестко дернул за волосы, удерживая мою голову в удобном для него положении.
– Пожалуйста, не надо… – снова взмолилась я, еще надеясь на пощаду.
Но получила грубый шлепок по лицу.
– Привыкай, деточка, привыкай! – повелительно сказал Джордж. – Скоро это станет привычным для тебя делом, и ты не будешь так сильно бояться. Скажи спасибо, что пока мы не занимаемся с тобой настоящим сексом. Но это у тебя впереди. Билл говорил, что твое предназначение давать радость мужчинам? Вот и не сопротивляйся, терпи и будь покорной.
Что я, слабая и беспомощная, могла сделать? Пришлось смириться, осознав полную бесполезность что-то просить или сопротивляться.
И я покорно подчинилась, опустившись на дрожащие колени, сдерживая жгучие слезы и подступающую к горлу рвоту.
– Вот и хорошо! – сказал Джордж. – Ты должна быть послушной!
И он грубо вонзился в мой рот, одной рукой надавливая на скулы, другой держал за волосы. Я ощутила противный вкус мужской плоти, горячей, огромной, пульсирующей, скользящей в моем горле, с каждым толчком, проникающей все глубже и глубже…
Испытывая сумасшедший дискомфорт, я задыхалась, ревела, меня наполнял страх, я захлебывалась собственной рвотой и отчаянно пыталась вдохнуть воздух.
Наконец, Джордж отреагировал, освободил мой рот, но вместо того, чтобы отпустить меня, он плеснул в лицо стакан холодной воды, потребовал вытереть рот, прекратить истерику и задержать дыхание во время процесса. Я была потрясена! Когда вода попала на лицо, поняла: Джордж не остановится и нужно терпеть. Конечно, я догадывалась, что мужчина совершает аморальные действия. Но Джордж был нашим гуру и меня привел к нему дядя Билл, который велел не сопротивляться…
Я перевела взор в потолок, меня бросало то в жар, то в холод. И едва хватало сил не свалиться в обморок. При этом самопроизвольно произошло расщепление моей личности. Основная часть словно отключилась. И будто кто-то другой в моем юном теле, более опытный и искушенный, беспрекословно, без истерик орально удовлетворял Джорджа.
– Хорошая деточка, – сказал гуру, закончив процесс.
Я утерлась брошенным полотенцем. И еле-еле, на подкашивающихся ногах, пошла с ним. Опустошенная, я не понимала, что могло быть еще хуже. Но в тот раз, обошлось без «настоящего» секса…
Джордж вывел меня обратно в гостиную, где дожидался дядя Билл. И обнял на глазах у попечителя.
– Хорошая деточка, – вновь повторил гуру. – Только не опытная пока.
Прежде, чем отпустить нас, Джордж рассказал Биллу историю о том, как он недавно лишил девственности кого-то. И спросил, почему Билл не сделал то же самое со мной, прежде, чем кто-либо другой не опередит его. Дядя Билл улыбнулся и ответил:
– Всему свое время! Не стоит пока ломать психику этой красотке.
Они начали давать мне инструкции: никому ничего не рассказывать! А меня не покидало паническое чувство страха и брезгливости от того, что пришлось испытать.
Билл отвел меня назад на площадь. Ребята из скаутского отряда не разошлись после парада, они дожидались меня, чтобы расспросить о встрече с нашим главным гуру.
Когда мы с Биллом подошли, было видно, что подростки восхищаются мной – ведь дядя Билл взял меня с собой к самому Абрамяну! Они собрались вокруг, желая послушать мой рассказ. Я торопливо объяснила, что дядя Билл брал меня на "молочный коктейль" с дядей Джорджем, который расспрашивал о школе.
От того, что пришлось покрывать перед отрядом такого жуткого извращенца, было еще противней. Не выходил из головы также его рассказ о том, как он поступил с девственницей.
Воспоминание о первой встрече с Абрамяном отделилось от основной памяти в моем уме. Так же произошло и в следующий раз. Через несколько месяцев мы со скаутским отрядом поехали на экскурсию в столицу штата Мичиган. С нами отправился и дядя Билл. Но вместо экскурсии, Билл отвез меня в резиденцию Абрамяна в этом городе.
Я тихо и покорно стояла за дверью, ожидая охранника, который осмотрел нас на предмет безопасности и провел по коридору к массивной двери в спальню, которая выглядела шикарно. Высокие, более четырех метров, потолки, большая хрустальная люстра с множеством звеньев, отделанные светлой плиткой стены, огромная кровать…
Когда в спальню вошел Абрамян, я невольно застонала:
– Не-е-т, только не надо опять…
Этот человек оставил во мне подсознательный страх, который был усилен рассказом о лишении какой-то несчастной девственности.
Дядя Джордж сделал мне знак рукой, чтобы я помалкивала и подчинялась.
– И-иди с-сюда, – сказал он почему-то заплетающимся языком.
Манера поведения Джорджа, грубые, как высеченные из камня, черты лица, его заплетающаяся речь делали мужчину очень похожим на Страшилу из «Страны Оз», а не на гуру, руководителя крупнейшей секты. Его большие глаза серого цвета уставились на меня.
Билл подталкивал меня, но я не могла сдвинуться в сторону Абрамяна. Тогда он сам подошел ко мне, задрал юбку, стянул трусики и поместил меня на стол, чтобы внимательно осмотреть. Видимо, ему нравилось осматривать голых девушек.
Потом он вставил в мою прямую кишку американский флажок и под смех дяди Билла попросил "помахать" им. Я находилась в шоке и подчинилась.
– Пока этого достаточно, – сказал Абрамян, – Теперь мы обменяемся с ней энергией.
– Она еще девственница, – напомнил Билл.
– Тем лучше, – сказал Абрамян, – продолжу знакомство с анала.
– Не думаю, что это хорошее решение, – попытался возразить Билл.
– Слишком много рвоты было в прошлый раз, – сказал Джордж. – Ей нужно будет пройти обучение. А сейчас, мне требуется молодуха для тонуса. Подожди, Билл, лучше за дверью.
Дядя Билл вышел, а Абрамян начал раздеваться. Его белая кожа выглядела еще более бледной на фоне декора спальни. Я же по-прежнему находилась в ступоре и потеряла способность сопротивляться.
Джордж вытащил свой огромный член и осуществил задуманное, не обращая внимания на мою боль, крики, мольбы о пощаде…
Конечно, было невыносимо плохо после общения с Джорджем Абрамяном, так же как и от каждой сексуальной встречи с ним впоследствии.
Мне требовался врач, но Билл запретил вызывать его. От боли сложно было пошевелиться. Особенно сильная боль ощущалась в почках и прямой кишке. Все это сопровождалось кровотечением, поднялась температура. Рвота и головные боли держались пару дней.
Кровотечение из прямой кишки было следствием извращенных действий Джорджа Абрамяна. Я слышала потом много раз, что он занимается откровенным сексуальным насилием над многими девушками. И использует свои крутые связи, чтобы не быть привлеченным к ответственности. Правоохранительная система США, оказывается, весьма избирательна.
Впрочем, лично я никому на насилие со стороны взрослых не жаловалась. Хотя, психологические последствия изнасилования нашим гуру, были весьма тяжелыми. В дальнейшем, Абрамян дополнительно усиливал их, травмируя мой ум с помощью сложного электронного оборудования НАСА и наркотиков. Абрамян и дядя Билл навязали мне представление "мы будем следить за тобой", чтобы еще больше укрепить мое ощущение беспомощности.
Систематические надругательства и травмы, которые я пережила в детстве, поменяли мое поведение, мою судьбу.
А в тот раз, дядя Билл успокаивал меня как мог. Он подарил мне "ручку Кеннеди". На ней была надпись с девизом, который будет вести меня через все мое запрограммированное существование: "Не спрашивай, что твоя страна может сделать для тебя. Спроси, что ты можешь сделать для своей страны".
