Лилия Подгайская
Швабские истории
Брат Беред принял задание своего настоятеля и епископа спокойно и вскоре отправился собираться в путь. Время терять было неразумно. Чем дальше, тем труднее будет отыскать следы, если они вообще есть. Но преступлений без следов не бывает, это брат Бенед уже знал. Следы есть всегда, просто нужно их очень внимательно искать.
3
Перед братом Бенедом вновь, во второй раз, открывался широкий мир. И он готов был поглощать новые впечатления и новые знания, как всегда голодный ненасытный птенец, открывающий клюв в надежде на что-то вкусное, как говорил когда его незабвенный учитель Ноткер Заика, да дарует ему Господь крепкое здоровье и много лет жизни.
Дальняя дорога начиналась, как и раньше, в долине реки Штайнах. Правда, сейчас было лето, и погода просто радовала. Теперь Боденское озеро предстояло обойти с восточной стороны, а потом углубиться в горы, которыми он любовался прежде издалека.
Путь их лежал на северо-восток от озера и проходил вначале по горным перевалам, где можно было вдоволь насмотреться на покрытые роскошными лугами склоны гор. Но потом они вышли на равнинную местность и достигли берегов реки Изар. Эта своенравная в своих истоках в Тирольских Альпах река здесь, на равнине, текла спокойно и даже величаво. На берегах её раскинулось множество городов. И вот они достигли Мюнхена. Теперь уже совсем недалеко и до Фрайзинга, ещё час-полтора хорошего хода на север, и они достигнут цели своего путешествия.
Перед поездкой брат Бенед успел пообщаться со своим прежним учителем, и тот рассказал ему, что знал, о Фрайзинге, аббатстве и монастыре. И теперь брат Бенед располагал сведениями, что аббатство существует уже полтора века и имеет незапятнанную репутацию. А сам монастырь Вайнштефан гораздо моложе, ему всего восемь десятков лет. Монастырь небольшой и освящён в память Стефана Первомученика, забитого камнями ещё в первом веке за проповедь христианства. Хотя в городе и епископстве почитают Святого Корбиниана, первого баварского епископа, бывшего, к слову, не в ладах с тогдашним герцогом Гримоальдом. Его мощи и сейчас хранятся в крипте под алтарём церкви Святой Марии и Святого Корбиниана. Да, брат Ноткер, этот светоч знаний в их монастыре, да и во всей Швабии, был образованнейшим из людей. И брат Бенед гордился тем, что был его учеником.
Епископа Вальдо они легко нашли в его резиденции на невысокой горе прямо в городе, рядом с церковью, о которой говорил брат Ноткер. Он был очень рад помощи, направленной ему братом. Однако, впервые взглянув на присланного им дознавателя, не смог скрыть разочарования. Потом внимательно прочёл послание епископа Соломона, бросил его в огонь и после этого посмотрел на брата Бенеда уже другими глазами.
Он снова рассказал прибывшему дознавателю всё, что знал об этой истории, и что видел собственными глазами.
– На убитого купца было страшно смотреть, – говорил он. – Ну зачем было вырезать на его лбу этот ужасный знак?
– А на что это было похоже? – поинтересовался дознаватель.
– Не могу сказать, не знаю, хоть и видел, – отозвался епископ. – А теперь его тело уже увезли в Аугсбург и предали земле. Дознаватели из местной магистратуры пытаются найти убийцу, но пока все их усилия тщетны.
– Что ж, – покачал головой брат Бенед, – значит, здесь искать нечего. Перенесём поиски в монастырь.
Горящий нетерпением епископ Вальдо тоже отправился в Вайнштефан, хотя представить не мог, что там можно найти.
Монастырь, и правда, был невелик, Он стоял среди зелени леса на противоположном берегу реки. Удивительным здесь был только запах. Все ароматы деревьев и цветов забивал устойчивый запах пива. Как оказалось, пивоварню здесь поставили давно, и пиво это пользовалось широким спросом в городе.
Брат Бенед поговорил со всеми, кто имел хоть какое-нибудь отношение к недавнему происшествию, но выяснить удалось совсем мало. Тогда он попросил разрешения поговорить с тем монахом, которого нашли в монастырском саду утром после убийства.
– ? – открыл удивлённые глаза епископ. – Но он же потерял речь.
– И, тем не менее, я хотел бы с ним пообщаться, – настаивал дознаватель.
Его отвели в отдельную комнатку в местном госпитале, где лежал в одиночестве обездвиженный старый монах. О чём и как мог говорить с паралитиком брат Бенед, не знал никто. Но после часового пребывания там дознаватель попросил отнести несчастного на то самое место, где его тогда нашли. Просьбу выполнили и заметили при этом, что глаза брата Бердина светились удовлетворением.
Брат Бенед внимательно осмотрел место рядом с самой стеной и стал передвигаться по нему, постоянно оглядываясь на лежащего на земле на плотной накидке монаха. Тот, казалось, говорил глазами, а дознаватель его, похоже, понимал. Очень быстро он переместился к стене и стал продвигаться вдоль неё, оглядываясь всё чаще. И в какой-то момент остановился. Теперь ему не надо было даже оглядываться – он понял, что нашёл то, что искал. Но присутствующие видели, как глаза несчастного загорелись удовлетворением.
Быстро осмотрев и ощупав стену, брат Бенед потребовал пригласить пару работников и разобрать кладку. Его требование выполнили без вопросов. Крепкие мужчины принялись за работу, и вскоре взглядам собравшихся вокруг служителей Божьих предстал брат Сигвин. Разумеется, мёртвый, но в каком виде! Все ахнули. Не удержал возгласа удивления и сам епископ. А брат Бенед принялся тщательно изучать замурованное в стене тело, обратив особое внимание на вырезанный на лбу знак. Это было больше всего похоже на букву R, что могло означать многое
– Такой знак был на лбу у купца из Аугсбурга? – спросил он у епископа, почти зная наперёд ответ.
– Такой, да, – растерянно подтвердил тот. – И что это может значить?
– Пока сказать наверняка не могу, Ваша Светлость, – отозвался брат Бенед, – но с вашего монастыря подозрение снято, как я понимаю. Однако я должен довести дело до конца. И поэтому мой путь теперь лежит в Аугсбург.
4
Прежде, чем отправиться в дальнейший путь, брат Бенед подготовил и передал своему епископу Соломону устное донесение, которое было достаточно коротким, чтобы его смог запомнить гонец, но одновременно и ёмким. Гонец ветром унёсся на юг, а брат Бенед со своим сопровождением стал продвигаться на запад.
Отправляя своего монаха-дознавателя в дальний путь, епископ Соломон предусмотрел всё и дал ему письмо к прелату Аугсбургскому Адальберо фон Диллингену, позволив ввести его в курс дела. Это оказалось очень кстати. Епископа нашли сразу, и брат Бенед получил у него аудиенцию. Его принял благообразный человек преклонных лет с представительной внешностью и внимательными глазами, умевшими видеть собеседника насквозь.
Брат Бенед коротко описал епископу прискорбные события последних недель и попросил приюта в Аугсбургском монастыре. Пришлось немного рассказать и о том старом деле пятилетней давности. Его Светлость слышал об этом, и ему интересны были некоторые подробности. Выслушав всё, он глянул на маленького невзрачного монаха с большим уважением.
– Какая помощь вам требуется от меня, брат во Христе? – поинтересовался достойный прелат.
– От души благодарю вас, Ваша Светлость, но пока я не готов ответить на этот вопрос, – отозвался дознаватель. – Мне надо немного осмотреться в этом деле здесь.
– Вот и ладно, – согласился Его Преосвященство, – но при надобности обращайтесь сразу. Я всегда рад оказать содействие моему другу епископу Соломону, которого очень уважаю.
Это было тоже весьма кстати. Неизвестно ведь, куда приведут следы. А они должны отыскаться рано или поздно.
На следующий день брат Бенед принялся за поиски дома богатого купца Хутберта, унаследованного его сыном Бальдом, ныне убитым. К своему огромному удивлению он обнаружил, что красивый большой дом в центре города не принадлежит больше семье купца Хутберта.
– Дом продан за долги, – объяснили ему.
– А семья? – оторопел дознаватель. – Где сейчас вдова покойного?
Этого новый хозяин дома не знал. Но кто-то из старых слуг подсказал, что фрау Хильду с дочерью можно найти у её дальнего родственника, в небольшом домишке на окраине.
Пришлось отправляться туда. Измученную всеми навалившимися на неё несчастьями фрау Хильду он нашёл. И женщина, разрыдавшись, рассказала ему всё, что знала.
Отец её мужа был богатым человеком, успешно вёл торговые дела и процветал. Он вырастил троих детей – двух сыновей и дочь. При этом братья не ладили между собой. К наследству отца всеми силами рвался тот, что был на год моложе, её муж. Что говорил он отцу, она не знает, однако перед смертью старик Хутберт отрёкся от старшего сына, передав все свои дела младшему. А старший, несправедливо обиженный отцом, ушёл в монастырь, при этом выбрал обитель подальше от дома. Их сестра, самая младшая из детей купца Хутберта, была крайне угнетена разладами в семье и тоже приняла постриг. Она получила от отца огромное приданое, и это помогло ей попасть в элитный женский монастырь Фраумюнстер в Цюрихе. Сама фрау Хильда после внезапного убийства её мужа во Фрайзинге оказалось в ужасном положении. Неожиданно стало известно, что дела её мужа в край расстроены, он имеет огромные долги и крупные неприятности. В результате они с дочерью потеряли всё, оказались без крыши над головой и куска хлеба. Благодарение Богу, дальний родственник согласился приютить их на время. Но что с ними будет дальше, она даже представить себе не может.
– Говорил ли вам муж о непорядках в его делах? – поинтересовался брат Бенед.
– Никогда, – ответила женщина. – Эти вопросы он со мной вообще не обсуждал.
– А зачем он поехал во Фрайзинг, вы не знаете?
Женщина на мгновенье замялась, но потом всё же ответила.
– Я поняла, что он хочет найти брата и покаяться перед ним за то, что сделал. Последнее время мне казалось, что его мучает совесть.
– Благодарю вас, фрау Хильда, за ваш откровенный рассказ. Возможно, епископ Адальберо сможет вам помочь. Я, со своей стороны, попрошу его об этом.
И с этим монах-дознаватель покинул маленький домик на окраине. Своё обещание он сдержал и рассказал епископу Аугсбургскому о плачевном положении вдовы и дочери погибшего купца Бальда, так быстро оказавшегося разорённым. Епископ тоже был удивлён таким положением дел, крайне неожиданным, и пообещал оказать несчастным женщинам помощь.
А брат Бенед, решил, не теряя времени, отправиться в женскую обитель Фраумюнстер в Цюрихе. Он надеялся получить ещё дополнительную информацию о делах семьи. Ведь не может же всё это произойти на ровном месте, без причины. Но где искать её корни?
5
Путь из Аугсбурга до Цюриха неблизкий. И время подпирает. Лето почти достигло своей середины, а ясности в деле пока никакой. Два жестоких убийства – и нет даже подозреваемого. Ясно только, что в обоих случаях действовал один и тот же человек. Но кто он? И каковы его мотивы? И как могло получиться, чтобы получивший великолепное наследство молодой купец разорился буквально вмиг?
И вот перед ними Цюрих. Аббатство Фраумюнстер оказалось не слишком большим и даже по-светски уютным. Выглядело оно богатым, хотя основано было совсем недавно – цифры, выбитые над воротами, говорили, что ему всего-то сорок лет. Епископ Аугсбургский успел просветить брата Бенеда, сообщив, что этот элитный женский монастырь для девушек из аристократических семей основал внук Карла Великого, король Людовик Второй Немецкий – для своей старшей дочери Хильдегарды, хотя немного позднее туда удалилась и младшая, Берта. Они обе были здесь настоятельницами и имели огромную власть не только в своей обители, но и во всём городе. И поныне аббатиса Фраумюнстера является фактически главой города.
Тем не менее, монаха своего ордена в аббатстве приняли приветливо. А имена трёх епископов, заинтересованных теперь в этом деле, открыли брату Бенеду доступ к самой аббатисе. Мать Тереза оказалась немолодой полной женщиной, величавой в движениях и речах. Она приветливо улыбнулась монаху из Санкт-Галлена, проделавшему такой далёкий путь до их обители. Однако когда он поинтересовался дочерью купца из Аугсбурга, принявшей здесь постриг, лицо её помрачнело.
– Это очень прискорбный для нашей обители факт, брат во Христе, но сестра Брунгильда только два дня назад внезапно скончалась, – сообщила она.
«Опоздал, – пронеслось в голове у брата-дознавателя, – преступник меня опередил». Теперь сомнений не было. Кто-то жестоко преследовал семью почившего купца Хутберта, сживая со света его детей, всех.
– Как это случилось? – спросил огорчённый донельзя брат Бенед.
– Два дня назад, утром, наша сестра Эллинрата, занимающаяся целебными травами, нашла в дальней части сада, возле своего огородика, тело сестры Брунгильды. Она лежала лицом вниз, как будто упала, споткнувшись, и была уже холодной. По-видимому, погибла поздним вечером или ночью. Она была романтической натурой и любила вечерние прогулки, а я не запрещала ей этого.
– Как я понимаю, тело ещё не погребено? – поинтересовался брат-дознаватель.
– Нет, мы ожидаем её брата, он обещал вернуться не сегодня-завтра.
Брат Бенед напрягся и весь обратился в слух.
– Брата, вы сказали? – не смог он скрыть своего удивления.
– Ну да, – настоятельница посмотрела на него с недоумением. – Накануне этого прискорбного события он появился у нас и хотел повидаться с сестрой. Я не видела причин запретить это. Но когда сестра Брунгильда уже почти подходила к нам, мужчина неожиданно бросился на улицу, прокричав что-то о своём коне, и кинув на ходу, что появится вновь.
– А он не назвал своего имени, мать аббатиса?
– Конечно, назвал. В противном случае я не стала бы даже разговаривать с ним.
– И?
– Сказал, что он старший сын купца Хутберта, и имя его – Гримальд.
– А как он выглядел, вы не помните?
Аббатиса с неудовольствием взглянула на слишком любопытного монаха, но за ним стояли три уважаемых ею епископа, и она сдержала себя.
– Ничего необычного, – сказала, – высокий рост, крепкое телосложение, тёмные волосы. По виду человек среднего достатка.
– Благодарю вас, – брат Бенед уловил закипающее в настоятельнице раздражение от его многочисленных вопросов. – И последняя просьба: не мог бы я взглянуть на тело сестры Брунгильды?
– Конечно. Оно лежит в церкви. Сестра Илария проводит вас.
И она с видимым облегчением завершила этот непонятный ей разговор, состоящий из одних вопросов.
Через десять минут брат Бенед оказался в прохладе церковного помещения, где ожидало погребения тело несчастной монахини. Сестра Илария была более словоохотлива и поведала брату во Христе, что сестра Брунгильда, скорей всего, споткнулась, гуляя в саду до темноты, и, падая, ударилась головой о корень дерева, он как раз был рядом. Ушиб, видимо, был настолько силён, что она сразу скончалась.
Взглянув на тело погибшей монахини, брат-дознаватель понял всё. На лбу у неё был вырезан такой же знак, как он уже видел раньше, только меньшего размера, но его приняли за след от ушиба. Он не стал шокировать скромную монахиню осмотром лежащего в гробу тела, но был уверен, что причиной смерти была другая травма, скорей всего, на затылке. Но далёкие от преступного мира затворницы приняли всё так, как и рассчитывал убийца. И переубеждать их брат Бенед не стал. Зачем? Только вносить смуту в хорошо налаженный мир молодого монастыря, строго блюдущего свой элитный статус.
6
Что ж, здесь брату Бенеду делать больше было нечего. Он не успел поговорить с третьей жертвой и не предотвратил ещё одно убийство, совершённое кем-то настолько злым, что он даже не побоялся расписаться на лбу тех, кого уничтожал. И теперь, кажется, брат-дознаватель уже знал, что это за знак. К тому же он получил ниточку, очень слабую и ненадёжную, но всё же. И ниточка эта вела его опять в Аугсбург.
Епископ Адальберо выслушал сообщение брата Бенеда очень внимательно и сурово нахмурил брови. Теперь это дело, в которое он вмешался из уважения к епископу Констанца, касалось уже и его самого. Поскольку преступник, человек злой воли, живёт по всем признакам здесь, в Аугсбурге. И разгадку клубка непонятных жестоких убийств следует искать тоже здесь. А поскольку двое из убитых были служителями Божьими, дело подлежало расследованию в епископском суде. И брат Бенед получил в помощь целую свору дознавателей, которые тут же устремились по следу.
Как это ни покажется странным, но человек по имени Гримальд действительно обнаружился в Аугсбурге. Больше того, он совсем недавно вернулся из деловой поездки в Швабию, а в начале лета был по делам во Фрайзинге. И обе его поездки совпадали во времени с совершёнными там убийствами. Единственное, чего не понимал брат Бенед, это зачем было преступнику называть своё настоящее имя в монастыре Фраумюнстер. Вариантов было два – или он просто потерял голову от чувства безнаказанности, или игра ещё более сложная и запутанная, и перед ними четвёртая жертва преступного замысла. Но чьего?
Гримальд оказался тоже купцом, причём преуспевающим. Правда, дело своё он поднял буквально на пустом месте, получив лишь маленькую помощь поначалу. И епископ Адальберо отдал распоряжение взять купца Гримальда под стражу по подозрению в трёх убийствах.
Арестованный держался, однако, уверенно и спокойно, поскольку доказать его причастность к первому убийству было практически невозможно. В последнем случае он допустил промашку, но и это не было доказательством, тут можно было всё покрыть романтической историей. Но когда ему сказали о теле, извлечённом из монастырской стены в Вайнштефане, он сник и широко открыл глаза от удивления. Неужели тот паралитик, которого он оставил в живых из полной уверенности, что он не опасен, всё же заговорил?
– Нет, – утешил его всё понявший брат Бенед, который вёл допрос в присутствии других дознавателей, – он не смог оправиться от удара, но я сумел всё же поговорить с ним.
Обвиняемый сник. От этого убийства ему откреститься не удастся. Он всё-таки проиграл, и всё по вине этого коротышки в чёрной монашеской рясе. А может быть это перст Господень? Может, это Господь карает его за всё содеянное? А против Его воли не пойдёшь.
– Хорошо, я расскажу всё, как было, – нехотя согласился он. – Как на исповеди.
7
И перед слушателями развернулась картина многолетней давности. Со слов обвиняемого, всё выглядело так.
Тридцать пять лет назад купец Хутберт был ещё молодым сильным мужчиной довольно привлекательной внешности. Он имел своё дело, полученное в наследство от отца, и справлялся с ним хорошо – был весьма сообразителен и умён. Хутберт был молод и горяч. Он полюбил красивую девушку Ингельду, тоже из купеческой среды, хотя отец её не был столь успешным, просто торговал потихоньку. Ингельда ответила Хутберту взаимностью, и они согрешили. Но когда плоды их страсти начали уже обозначаться на фигуре девушки, Хутберту подвернулась возможность удачно жениться и значительно расширить своё дело. И он её не упустил.
Гримальд родился в доме деда, человека слишком мягкого и слабохарактерного. И вскоре в их доме стал появляться купец Хутберт. Но приходил он не ради бесед с неудачливым дедом. Время он проводил с Ингельдой. Однако женщина, наученная горьким опытом, другой промашки не допустила. Она просто наслаждалась общением с мужчиной, которого всё ещё любила.
Когда Гримальд подрос, купец Хутберт стал проводить время и с ним тоже. Он разговаривал с мальчиком, смеялся, когда тот говорил что-либо занимательное, а однажды заявил ему:
– Ты очень толковый и сообразительный ребёнок, сынок. И я горжусь тобой.
Но это было всё, что получил Гримальд от отца. Признавать его, своего первенца, он намерения не имел. Постепенно его доходы, а соответственно и уважение к нему жителей Аугсбурга возросли, и разрушить всё это громким скандалом было просто глупо. И этого Хутберт не скрывал.
– Я люблю тебя, сынок, и горжусь тобой, да, – заявил он как-то одним недобрым вечером, – ты самый способный из моих детей. Но признать тебя я не могу. Впрочем, ты выбьешься в люди и сам, я уверен.
Со временем посещения купцом Хутбертом небогатого дома не слишком удачливого собрата по торговым делам сошли на нет. Дед умер. Мать старела.
Однако Гримальд взрослел и набирал силу. И в душе его открылась незаживающая рана. Семя её бросила туда, сама того не желая, мать.
– Как подумаю о том, что это ты, сынок, мог бы быть сегодня наследником Хутберта, так сердце болит, – сказала она как-то вечером. – Обидно очень. Он теперь даже и не заходит к нам.
И женщина расплакалась, горестно всхлипывая.
Напрасно, ох, напрасно позволила она себе высказать вслух свою тайную мысль. Потому что, прозвучав в вечернем воздухе, она острым шипом впилась в душу девятнадцатилетнего Гримальда и больше её не покидала. Напротив, стала плодить рой других мыслей, направленных на то, чтобы исправить положение. Отец больше не приходил к нему, не хвалил его сообразительность и ум, не говорил, что любит. Значит – отрёкся. И должен ли теперь он хранить любовь и верность предавшему его отцу? Нет. Отныне он должен стать ему врагом. И должен отомстить. Если не ему самому, поскольку отцеубийство великий грех, то его детям. В этом большого греха Гримальд не видел – ведь это его обидели, а не их.
И он принялся строить план мести. Голова его работала хорошо, сообразительности хватало. Взяв в руки наследство деда, он уверенно поднял дело и теперь считался не последним в среде городских купцов. Но это была мелочь, сущая мелочь по сравнению с тем, что он мог бы иметь, если бы отец отнёсся к нему так, как должен был. И он взялся сооружать свою западню, которую задумал для законных наследников отца.
Гримальд как бы случайно познакомился с Бальдом, младшим сыном отца, и ему удалось сойтись с ним поближе. Бальд был сущим лопухом, глупым и доверчивым. И купеческой хватки у него не было никакой. Старший, Герд, тот был поумнее и потолковее, но до него, Гримальда, ему всё равно было далеко. И он принялся разжигать в душе недалёкого Бальда пожар зависти и злости. Ведь дело отца наследует Герд, а не он, такой умный и способный. Странно, конечно, но под влиянием Гримальда младший из братьев стал действительно считать себя более достойным наследником, чем старший брат. И хитрость, которая часто заменяет ум у такого рода людей, помогла ему свалить наследника отца. Что говорил Бальд отцу, Гримальд не знал, но когда Хутберт отрёкся от старшего сына, был очень доволен результатами своих усилий. Всё шло так, как надо.
Герд, оскорблённый и очень обиженный, ушёл в монастырь во Фрайзинге. Следом его путём пошла и младшая сестра. Остался один Бальд, а с ним справиться было проще простого.
Сам Хутбетр старел, часто прихварывал, и дела его немного пошатнулись. Но к тому времени Гримальд был уже полностью в курсе, и знал, за какую верёвочку дёрнуть, чтобы повлиять на ход событий. Однако не предпринимал ничего. Ждал. Он всё ещё верил, что отец, в конце концов, вспомнит о нём, своём первенце, самом толковом из его сыновей, и отразит это хотя бы в своём завещании. Напрасная надежда! Отец давно выбросил его из сердца и из памяти. Или просто лгал ему тогда, давно. И теперь оставалось одно – отомстить как можно больнее.
Первым делом он привёл в упадок дела Бальда, основательно, чтобы тот подняться уже не мог. Но этого ему было мало. Хотелось большего. И поездка Бальда во Фрайзинг оказалась как нельзя более кстати. Гримальд отправился следом за ним, всё тщательно продумав, и основательно подготовился уже на месте. Подстеречь этого простофилю много ума не понадобилось. Ох, и удивился же он! А потом затрясся от страха и стал молить о пощаде. Это очень понравилось Гримальду, и он почувствовал себя чернокрылым ангелом мщения, всемогущим и справедливым. Не удержавшись, начертал на лбу убитого брата знак R, первую букву слова «rache» – «месть».
Попасть в этот захудалый Вайнштефан тоже труда не составило – монахи куда больше были озабочены изготовлением пива, чем собственной безопасностью. Выманить Герда в сад тоже не было проблемой. Правда, за ним увязался какой-то престарелый монах. Но Господь сам убрал его с дороги – увидев первый акт разыгравшейся на его глазах драмы, тот свалился, как подкошенный, и сомнений в том, что его парализовало, не оставалось.
Разговор с Гердом, или теперь братом как его там, оказался более интересным. Старший из братьев пытался что-то доказать и даже обвинить его, Гримальда, в преступлении. Пришлось наказать его более жёстко, чем Бальда, – слегка пристукнув для преодоления сопротивления, он замуровал его в стену ещё живым. Пусть успеет понять, насколько был неправ, прежде чем распростится с жизнью. Но оставить знак не забыл. Это доставляло самое большое удовольствие.
Вернулся в Аугсбург Гримальд вполне удовлетворённым свершившейся местью. Он не только убил обоих наследников отца, но ещё и позволил заподозрить, что это старший брат, обозлённый наветом, прикончил младшего. А тут ещё и наследство отца пошло прахом. Отлично! Можно жить дальше и радоваться. Следы заметены надёжно, и ни один человек на свете не догадается, что произошло на самом деле.
Но жить спокойно не получалось. Отец и мать умерли, оба брата мертвы, осталась одна лишь сестра. Но она далеко, тоже за стенами обители. А так хотелось, чтобы она признала его, назвала братом. И он решился. Расслабившись в предвкушении грядущего воссоединения с единственным родным человеком, пусть только на словах, он допустил непростительный промах – назвал настоятельнице своё настоящее имя. Или это Господь, ранее помогавший ему, на этот раз подставил ему подножку? Тогда он во время сбежал, но сестру увидеть успел. А потом подстерёг её в вечернем саду. Эти святоши всё же удивительно наивны, полагаясь на отделяющие их от остального человечества высокие стены. Однако сестра оказалась настоящей праведницей, сурово осудила блуд отца и отказалась признать его за брата. Пришлось изменить своё решение. Большим удовольствием было рассказать ей, как он расправился с её семьёй, а потом пристукнуть по макушке. Знак на лбу оставил совсем маленький и изобразил всё как несчастный случай.
Как всё это дело всплыло на поверхность, Гримальд даже представить себе не мог. Правда, бросил злой взгляд на слишком догадливого тщедушного монаха в потёртой рясе. Но сказать ему было нечего.
8
С брата Бенеда было довольно. Он только начинал свой путь дознавателя, а окунулся уже с головой в грязный омут преступных человеческих страстей. Хотелось на волю, на простор, к солнцу и ещё за стены родного монастыря, где теперь тихо и спокойно. Где можно молиться, распевать церковные гимны, размышлять и иногда вести беседы с бывшим учителем. Где жизнь течёт размерено и плавно. И он оставил это дело епископскому суду, получив сердечную благодарность за помощь от Его Светлости.
Покидая Аугсбург, брат Бенед увозил с собой послание епископа Адальберо к монсеньору Соломону. Добираться обратно пришлось в объезд, дальней дорогой. Но надо было заехать в Констанц, чтобы доложить своему епископу о результатах поездки и передать адресованное ему письмо.
Епископ Соломон остался весьма доволен. Брат уже горячо поблагодарил его – пятно подозрения смыто с обители полностью. А епископ Адальберо выражал глубокую признательность за помощь в выявлении преступника, заварившего всю эту кашу.
– Ты оправдал мои ожидания сполна, брат Бенед, – сказал он скромно стоящему перед ним монаху. – И наш общий учитель брат Ноткер будет очень гордиться тобой.
И он улыбнулся, что позволял себе нечасто.
Когда брат Бенед подъезжал к своей обители, был уже конец лета. Природа нежилась в тёплых лучах солнца, наслаждаясь покоем. И на душе у монаха тоже было светло. За дальний путь от Констанца до Санкт-Галлена, его, казалось, начисто отмыло от всего, оставшегося за спиной, солнечным светом и нетронутой чистотой природы. Он хорошо сделал своё дело, выполнил полученное задание и заслужил похвалу людей, которых глубоко уважал. И он сполна удовлетворил свою тягу к познанию мира за стенами своей обители, исколесил Швабию и в придачу Баварию, да не один раз. Теперь, как он надеялся, жизнь его потечёт дальше размерено и спокойно. И это радовало.
Знать бы, как смотрел на всё это Господь, и что думал по этому поводу Он!
