bannerbannerbanner
Правда обо мне. Мои секреты красоты

Лина Кавальери
Правда обо мне. Мои секреты красоты

Полная версия

Глава VIII. Замужество

Как это часто бывает, корона на моей голове сделала меня знаменитой. Я уже не была просто Линой Кавальери, итальянской звездочкой, красивой, обаятельной и со многими другими превосходными степенями, какими был перегружен словарь моих поклонников. Теперь же я стала роковой женщиной, которой удалось влюбить в себя русского князя, выйти за него замуж и стать… принцессой. Очевидно, это один из странных и необъяснимых феноменов психологии толпы. Благородный титул, как волшебная мантия, опустился на мою прошлую жизнь, придал очарование тому, что было обычным, и оправдывал то, что нелегко оправдать. Прекрасной Линочкой, как меня называли, всегда восхищались, творческие достижения стали исключительно чудесными. Это было мнение большинства, но не мое.

Я распрощалась с Варьете, и в моей голове затаилась заветная мечта. Случай снова оказался для меня благоприятным. Я вращалась в художественной среде, которая в Петербурге была очень многочисленной. Моя великолепная квартира, многочисленные слуги, богатый фарфор и изысканное серебро часто были к услугам мировых знаменитостей искусства. Это были гости бывшей певицы Лины Кавальери, а ныне княгини Барятинской. Но при этом я всегда мысленно возвращалась в наш маленький бедный домик на улице Наполеона III, где страдала от холода и голода. Хвастаясь великолепными драгоценностями, я вспоминала позолоченное серебряное кольцо, которое подарил мне отец на Рождество.

«Саша возложил мне на голову княжескую корону»


Среди многочисленных гостей я особенно выделяла Франческо Маркони[7], его называли «Чекко», «незабываемый римлянин», превосходный тенор. Именно он подтолкнул меня к совершенствованию пения, чтобы потом посвятить себя оперному искусству. По его совету Маддалена Мариани Мази[8] стала моим учителем и очень часто разрешала множество болезненных ситуаций, особенно в начале моей карьеры.

Но я хочу упомянуть и другие имена, не для того чтобы продемонстрировать список известных личностей, любимых публикой разных стран, а потому что это дорогие для меня люди. Из воспоминаний встают образы, вызывающие в моем сердце нежность и благодарность: незабываемый итальянский тенор Анджело Мазини; кумир русской публики, баритон Маттиа Баттистини; колоратурное сопрано Луиза Тетраццини; бас Витторио Аримонди; австрийский оперный певец Йозеф Кашманн; один из лучших теноров в истории оперного театра Франческо Таманьо; великий Энрико Карузо; скрипач и певец Джузеппе Ансельми; итальянский баритон Антонио Скотти и гитарист-волшебник, самый дорогой спутник моих творческих начинаний, сердечный друг и соотечественник Тото Амичи.


Маэстро Тото Амичи, 1910


Я путешествовала по Европе с мужем, с нетерпением ища счастье, которое в двадцать лет вы хотите получить любой ценой. Это время моего безумия – Саша. Ни одно из моих желаний не осталось невыполненным. Общее восхищение, окружавшее меня, опьяняло его, делало счастливым: женщина, о ком мечтало немалое количество мужчин, была его женой. Он чувствовал себя обладателем бесценного сокровища, охранял меня ревнивой любовью и, не жалея денег, осыпал меня великолепными драгоценными камнями. В то время я тоже гордилась собой, чувствовала себя красивее других, уверенной и неотразимой. На вечеринках, где мы присутствовали, я была королевой, пожираемая сладострастными взглядами. При русском дворе, великолепие которого было невообразимо, я отличалась простотой своей одежды, потому что в первые годы моей супружеской жизни с Сашей Барятинским моя свежая красота и изысканные драгоценности не боялись соперников. Сегодня Лина Кавальери, которой уже нет двадцати и она уже не баснословно богатая принцесса, пересматривает ту безмятежную жизнь, эпизод за эпизодом, деталь за деталью, и оценивает этот период жизни как самый глупый и бесполезный. Сегодня то, что казалось тогда незаменимым, бесполезно; сегодня глупо то, что казалось превосходным. Те, кто верит в историческую критику, утверждают, что только она может объективно оценивать события. Но мой рассказ о слишком недавних событиях, чтобы быть предметом исторической критики. Это просто воспоминания княгини Линочки Барятинской.


Лина Кавальери, 1890-е годы

Глава IX. Мечта об искусстве

Театральная среда, окружавшая меня, и новые экономические возможности несомненно способствовали реализации моей самой заветной мечты. Успехи на эстраде, которых я добилась сначала в Италии, а затем в Лондоне, Париже, Берлине, Петербурге, не смогли отвлечь меня от этих мыслей. Я понимала, что театр присматривался ко мне, и это вдохновило меня еще больше. Петь в опере, играть на сцене в образе какого-нибудь персонажа, творить совершенное искусство! Концертная деятельность всегда представлялась мне чем-то неопределенным. Возможно, здесь актер может достичь определенного личностного успеха, но душа не может быть полностью удовлетворена. Всем своим умом, сердцем, чувствами я стремилась к более совершенному проявлению искусства. Моя артистическая душа желала нечто большего.


«Оперный театр вдохновил меня»


Возможно, публика будет недовольна, но меня это никогда не беспокоило и не было препятствием на пути к моей мечте. Когда поднимался занавес, у меня было только одно непреодолимое желание – выйти на сцену поближе к дирижеру и оркестру и петь, от гипнотического сна меня могли разбудить только аплодисменты или… проявление аплодисментов. Странная моя душа!

Музыка пленила меня, единственное, что меня действительно волновало, – это моя работа. Ну а мужские победы – потом, и я, женщина, была их целью. Женщина никогда не побеждает мужчину, он позволяет себя победить, только если она этого хочет, если ей это подходит, если ей нечего делать, если, если, если… – тысяча условий.

Глава Х. Мои «оплошности»

Наконец, настал день, когда муж разрешил мне выйти на оперную сцену. Именно в Королевском театре Лиссабона я дебютировала в опере Леонкавалло «Паяцы». Португальская столица тепло приветствовала мою интерпретацию Недды, но эта роль связана с неприятным происшествием. Импресарио испытывал некие желания по поводу меня, что совершенно не разделялось другой заинтересованной стороной, а потом решил отомстить мне совершенно подлым образом. В отместку за меня и других жертв его деяний я назову его имя – Пачини.


Лина Кавальери в роли Недды в опере Леонкавалло «Паяцы»


Во второй вечер я пела «Паяцы», театр был переполнен, присутствовали даже правители Португалии. Когда  я пела свою партию, то заметила, что с левой авансцены, которая была сценой труппы, развлекались двое юных зрителей, повторяя все мои движения и язвительно смеясь. Я немного потерпела, но, когда увидела сардоническую улыбку импресарио, забыла, что я на сцене, что меня услышат два государя, что публика заплатила за спектакль, прервала свою сцену, крикнула что-то оскорбительное шутникам и при всеобщем удивлении ушла в свою гримерку. На сцену вышла полиция, зрители свистели и топали ногами, все возмущались моим поведением, даже друзья – тенор Гарулли[9] и баритон Де Лука[10]. Меня даже хотели арестовать. Я выкрикивала ругательства в сторону импресарио, но он, к счастью, не появился.

По настоянию друзей я решила продолжить спектакль, но в тот момент, когда собралась выйти на сцену, увидела, как с противоположной стороны на сцену вышла другая артистка мне на замену. Несчастную женщину встретили свист, крик, смех. Я уехала первым же поездом, чтобы никогда больше не появляться в Лиссабоне. Так закончилось мое выступление в опере «Паяцы» в присутствии государей.

 

Хотя я никогда не участвовала в политике, будучи убежденной монархисткой, у меня фатальным образом случился ряд «оплошностей» относительно королевских особ. Второй случай был непроизвольным. Я была в Берлине в качестве туриста. Однажды утром я ехала по пустынной дороге, самостоятельно управляя лошадьми, отпустив их чуть ли не галопом. Кучер с трудом вырвал поводья из моих рук и с большим усилием сумел остановить животных, но избежать столкновения с другой повозкой, появившейся на перекрестке, не удалось. От удара конь даже упал. Побледнев от ужаса, я спустилась с облучка и не заметила, что очень элегантный джентльмен вышел из экипажа, на который мы наехали. Его голос удивил меня, и я обернулась, чтобы посмотреть на собеседника. Мужчина был безупречно одет в костюм для верховой езды. Он обратился ко мне по-немецки, я же ответила по-французски. Это был кайзер[11]. Вежливо спросив, нужна ли мне помощь, он вернулся в карету и уехал. Пораженная, я стояла посреди дороги и смотрела вслед отъезжавшей карете, с трудом осознавая, что со мною говорил потомственный принц, которого видела еще маленьким во время его первой поездки в Италию, в Рим. Я всегда думала, что это неожиданное и несколько жесткое столкновение было мне суждено, чтобы я смогла поговорить с императором Германии.

Безусловно, это было прелюдией того, что со мною произошло однажды в Петербурге, с императором Николаем II. Время от времени государь проводил музыкальные вечера в Императорском дворце. Мои выступления в России были закончены, но мой импресарио решил доставить мне удовольствие и представить меня царю. На мои возражения о невозможности участия в этом вечере из-за обязательств, которые заставляли меня вернуться в Париж, импресарио возразил, что программа была представлена государю и одобрена, так что делать нечего. Но в тот вечер, когда меня ждали при русском дворе, я села в поезд и уехала в Париж. Меня всегда упрекали за это. Конечно, это была моя большая «оплошность», когда царь всея Руси соизволил принять меня в начале моей карьеры.


Лина Кавальери, 1890-е годы


Последний случай произошел в Мариенбаде. Маркиза де Гама пригласила меня на музыкальный вечер, пришлось петь. Среди присутствовавших был король Англии Эдуард VII[12]. Он был очень вежлив, слушал меня с интересом, а когда подошел ко мне с комплиментом, спросил, знаю ли я романс «До свидания» Франческо Паоло Тости[13]. Король был большим другом и искренним поклонником великого музыканта, автора Marechiare. Я не знала этого романса и по названию Goodbye, не знаю почему, решила, что это веселая и легкомысленная песенка. Я решила подчеркнуть свою художественную восприимчивость и немного сухо ответила: «Нет, сир, это недостаточно серьезно для меня. Я такое не пою!» Изумленный король Эдуард лишь ответил мне коротким вопросительным междометием. Лишь несколько лет спустя я услышала этот знаменитый романс, полный чувства ностальгии, и поняла весь ужас моей «оплошности» и высокомерия.

Я могла бы рассказать десяток подобных историй, которые произошли в присутствии правителей, включая короля Греции Константина[14] и двух азиатских эмиров, но предпочитаю хранить это в тайне, потому что, во-первых, хотя эти истории правдивы, они нисколько не свидетельствуют о моей серьезности, а во-вторых, даже искренне рассказывая о своей жизни, не стоит забывать французскую пословицу Surtout pas trop de zе́le[15].

Глава XI. Опера

Мое возвращение в театр совпало с первым разводом, а окончательный уход из искусства связан с моим последним браком. Эта фатальная противоположность постоянно вызывала новые испытания. Почему я развелась с Сашей Барятинским? По нескольким причинам, среди которых главная – невозможность оставаться женой адъютанта великого князя Евгения и продолжать выступать на сцене. Согласно жесткому протоколу русского двора, это было немыслимо, поэтому мне пришлось низложить свою княжескую корону. Сегодня я даже не могу вспоминать тот период моей жизни, не чувствуя в сердце жгучую боль и тоску. Саша подчинился воле государя, как солдат подчиняется приказу. Его душа разрывалась от страданий, когда ему было объявлено решение царя. Он не мог согреть свое замерзшее сердце, несмотря на тщетные усилия его семьи и друзей. Саша был похож на дерево, которому обрубили корни, он стал топить свою боль и одиночество в алкоголе и медленно увял, уйдя в холодную могилу на флорентийском кладбище, где он хотел, чтобы его тело, которому еще не было и сорока, упокоилось. Он желал, чтобы его похоронили в Италии, как дань уважения моей родной земле. Он перестал страдать в городе цветов и искусства, который очень любил.


Лина Кавальери, 1890-е годы


Саша! На страницах этих воспоминаний я хочу выразить тебе самые глубокие чувства, мое сердце всю жизнь хранило любовь к тебе! Пусть этот неугасаемый факел в моей груди будет для тебя чистым утешением, я благословляю память о тебе! Не цветы я кладу на твою могилу, а дань любви и уважения! Не цветы! Ты во мне как пламя добра, оно не гаснет, согревает меня, оживляет меня! Навсегда!

Для тебя я впервые пела в «Богеме» Пуччини в неаполитанском театре «Сан-Карло». Спектакль имел большой успех, который открыл для меня двери величайших театров Милана, Палермо, Флоренции, Триеста, Генуи, Парижа, Петербурга, Лондона, а затем и за пределами Европы. Но первый раз в моей жизни единственным серьезным препятствием для успеха оперной певицы стала моя широко известная… красота. Коммендаторе Тито Рикорди, кому я выражаю свою преданную дружбу и нежную симпатию, был свидетелем этого. Он помнит, как ему приходилось бороться за меня даже со своим отцом, известным музыкальным издателем[16], который даже не хотел видеть и слышать меня, потому что боялся, что на его суждение повлияет моя внешность и репутация красивой женщины. Я всегда много пела для фирмы Sonzogno, но с большим трудом смогла преодолеть сопротивление старого Рикорди, боязливого с художественной точки зрения. Это был самый активный период в моей карьере, я работала так, как могут представить только те, кто занимался искусством. Вскоре я уже пожинала плоды своих усилий: у меня был большой успех и большие гонорары.

Но на сцене моим самым большим врагом была красота, и прежде всего в «Метрополитен» в Нью-Йорке. Даже авторы, доверявшие мне значительные роли в своих операх, и Пуччини, и Леонкавалло, и Джордано, и Массне, которые все были моими искренними друзьями, признавались в своем априорном недоверии к моему искусству, пока публика не воздавала ему должное. Хочу процитировать письмо Джакомо Пуччини, написанное Тито Рикорди после моего первого исполнения роли Манон Леско в «Метрополитен»:

«Нью-Йорк, 19 января 1907 года.

Дорогой Тито, Нью-Йорк необыкновенный! Премьеру “Манон Леско” невозможно описать. В первом акте шесть приветствий от режиссера. Невероятные овации, невиданные ранее! После второго акта я выходил семь раз! После третьего я остался на сцене, аплодировал артистам, а публика кричала и рукоплескала. Кавальери – мои приветствия. Она действительно поразила меня своим темпераментом, особенно в эмоциональных моментах. Карузо – необыкновенный, неординарный де Грие. Скотти тоже очень хорош. Оркестр живой и колоритный.

Горячий привет тебе и папе.

Ваш Джакомо».


Энрико Карузо, 1903


Но даже этого было недостаточно, чтобы убедить «папу», который, я полагаю, читая письмо Пуччини, покачал головой и посчитал, что Джакомо тоже… околдован моей красотой. Бедная я, бедная.

Глава XII. В Италию

Я никогда не забуду свое крещение в Неаполе, в театре «Сан-Карло». Этот город позволил мне испытать невероятные ощущения. Италия! Моя родина! Тебе я обязана нежной частью моей души, моим искусством. Италия! Тебе мое извечное признание в любви, ностальгическое благословение, мое восхищение каждым сантиметром твоей земли! Если правда, что искусство, как божественное проявление красоты, не имеет границ, в пределах которых оно может быть ограничено, что у него нет родины, оно не принадлежит какому-либо народу или расе, то не менее верно, что художник, следуя за национальными обрядами, литургическим образованием, полученным им при рождении, свойственным для его собственной крови и происхождения, несет в себе неизгладимые стигматы своей родины. Мы, итальянцы – дети искусства, в своем доме, в стране вулканов, бескрайнего моря и неприступных гор, несем в мир величайшие шедевры художественного самовыражения. Во всем мире известны наша музыка, живопись, поэзия, архитектура… Торжествующее знамя – итальянский художник!

В то время произошло извержение Везувия. Я была поражена, увидев из окна огонь и клубы дыма, выходившие из зияющего кратера, как из пасти страшного чудовища. Стоял ужасный грохот, который отзывался где-то в кишках. Лил дождь из пепла, покрывающего очаровательные окрестные деревья. Залив приобрел фантастический вид, с раскаленными цветными отблесками ярости Титана, эта картина осталась навсегда в моей душе.


Лина Кавальери в роли Мими в опере Пуччини «Богема»


Это был Неаполь, где каждый ребенок поет с утра до вечера, как будто они рождаются с радостью, заглушающей боль. Это был Неаполь – великолепный амфитеатр, где природа ежедневно показывает необыкновенное зрелище своим восторженным поклонникам. Именно Неаполь закалил меня для боя, сделал меня победительницей! Вы когда-нибудь вдыхали запахи водорослей, поднимающихся порывами со скал Марджеллины? Вы когда-нибудь любовались сиянием тысячи огней, покрывающих побережье Позиллипо и отражающихся в стальных водах залива, как множество колышущихся светлячков? Глядя на Сорренто, усеянный огоньками света, над которым возвышается огромный вулкан, бдительный и дымящийся страж, разве вы не чувствуете, как прекрасна жизнь, не ощущаете в душе счастье и безмятежность?

 

С такими мыслями я покинула свою комнату в день своего дебюта в театре «Сан-Карло», надела платье Мими и пела. Я не могла не выиграть. Я победила! Неаполь, он меня понял!

Глава XIII. Рим и Оранж

Еще одно воспоминание, хотя совершенно другое по атмосфере и ощущениям, оставило в моей памяти неизгладимое впечатление. Это была ночная прогулка по Риму, Палатину, Форуму, Авентину, она станет незабываемой благодаря присутствию исключительного гида – Габриеле Д’Аннунцио[17]. С нами были Матильда Серао[18], Эдоардо Скарфольо[19] и Франческо Паоло Микетти[20]. Я, римлянка, не могу вспоминать этот вечер, чтобы меня не охватила сильная ностальгия. Вот что значит познать древность под руководством гения! Перед нашими глазами предстало бесконечное величие Рима. История жила и пульсировала, одухотворенная словами поэта, за каждым историческим эпизодом следовала личная оценка события в его генезисе и последствиях. Форум (трагическое кладбище варварской глупости) был снова заселен, среди его разрушенных колонн и разбитых памятников сенаторских мантий, мужественных воинов и великолепных матрон. Императорский Рим, владыка мира, был наполнен тенями и духами. Необычайно яркая луна освещала сцену, темные углы и призрачные пещеры. А на огромном бархате небосвода свет бесконечности сиял через тысячу крошечных дыр – звезды. Голос Габриеле Д’Аннунцио летел по воздуху, забальзамированному лесными ароматами, и эхо жизни доходило до нас нечетко, как звон далекого колокола. Два наиболее затронутых органа чувства – слух и зрение – чередовались по ощущениям. Душа тоже прекрасно гармонировала с неподражаемой атмосферой. Я не знаю, помнит ли Габриеле Д’Аннунцио наше паломничество по руинам Древнего Рима, но я всегда буду благодарна ему за этот очаровательный вечер, за счастье от познания красоты и величия, какое я никогда больше не чувствовала в моей кочевой жизни. Когда Габриеле превратился из прекрасного поэта в героя войны[21], которая сделала Италию достойной ее великих традиций, я часто думала, что, безусловно, память о том, чем был Древний Рим для мира, не в последнюю очередь послужила толчком к военным достижениям Д’Аннунцио в Буккари[22].

В бесконечной череде воспоминаний я не могу не вспомнить еще один исключительный вечер – великолепное представление оперы «Мефистофель»[23] в историческом греческом театре Оранжа. Арриго Бойто[24], не знаю, был ли он сам на этом спектакле, наверное, не мог себе представить столь впечатляющего исполнения его работы. Это было ночное благотворительное мероприятие. Все величие творчества Бойто было представлено на сцене Оранжа. Когда я ждала в импровизированной гримерной, освещенной свечами, свою очередь выхода на сцену, я вспомнила чудесные греческие изображения, которые, благодаря Эсхилу, Софоклу и Еврипиду, стали истинным проявлением совершенного искусства. Огромный древний амфитеатр наполнялся многочисленной публикой, тысячи пылающих огней освещали сцену, и я подумала, вот такими должны быть классические представления о Греции. Эта драма нашла исключительную сцену, созданную талантом древних архитекторов. Мне даже казалось, что среди древних руин театра, удачно расположенного среди свежей зелени, я слышала рыдающий голос ослепленного Эдипа, мучительные стоны Ифигении, принесенной в жертву, и пение хора. Среди этих мечтаний, далеких от наших времен, меня потрясла прелюдия к опере и вскоре после этого грозный бас Федора Шаляпина, превосходного певца и артиста[25].


Федор Шаляпин


Пусть это покажется нескромным, но я хочу рассказать о своем исполнении двух ролей – Маргариты и Елены. Это было одно из самых больших и желанных достижений в моей артистической карьере. Это был триумф не только с вокальной точки зрения, но прежде всего с точки зрения сценографии. Некоторые друзья, видевшие это представление, сказали, что мое появление на этой огромной фантастической сцене, освещенной разноцветными прожекторами, в то время как сильный ветер поднимал и шевелил вуали моего платья, произвело незабываемое впечатление.


Лина Кавальери в сценическом костюме, 1900-е годы


Когда стихли последние такты оперы и публика разошлась, артисты собрались, чтобы обсудить и оценить выступление, и все вместе должны были признать, что успех был необыкновенным. Успех спектакля был обусловлен чудом древней сцены, вызывавшей воспоминания, и гармонией театра.

«Мефистофель» был повторен тем же составом в Монте-Карло, но это было уже не то. Очевидно, не хватало того, что мы все чувствовали в Оранже. Отсутствовала атмосфера древнего греческого театра, которая пронизывала наши души.

7М а р к о н и, Франческо (1853/1855–1916) – итальянский оперный певец (тенор), сделавший большую международную карьеру. В 1924 г. авторитетный биографический словарь музыкантов назвал его «одним из самых известных и уважаемых певцов последних 50 лет». Вместе со своим великим современником Франческо Таманьо (1850–1905) считается первым итальянским тенором, оставившим репрезентативное наследие акустических записей.
8М а з и, Маддалена Мариани (1850–1916) – итальянский педагог сопрано и вокала. Она пела главную партию в опере Понкьелли «Джоконда» в 1876 г. в «Ла Скала», в Милане, играла в нескольких итальянских театрах и в Барселоне.
9Г а р у л л и, Вальдо (1888–1951) – итальянский певец (тенор), музыкальный педагог и музыковед.
10Д е Л у к а, Джузеппе (1876–1950) – итальянский и американский оперный певец (баритон). Он оставил заметный след в опере. Его карьера длилась очень долго.
11В и л ь г е л ь м II (Фридрих Вильгельм Виктор Альберт Прусский) (1859–1941) – последний германский император и король Пруссии (1888–1918). Царствование Вильгельма было ознаменовано усилением роли Германии как мировой промышленной, военной и колониальной державы и завершением Первой мировой войны, поражение в которой привело к свержению монархии в ходе Ноябрьской революции.
12Э д у а р д VII (Альберт Эдуард) (1841–1910) – король Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии, император Индии (1901–1910), австрийский фельдмаршал (1904), первый из Саксен-Кобург-Готской (ныне Виндзорской) династии.
13Т о с т и, Франческо Паоло (1846–1916) – итальянский композитор, певец, педагог, придворный музыкант английских королей.
14К о н с т а н т и н I (1868–1923) – король эллинов в 1913–1917 и 1920–1922 г., второй на греческом престоле из династии Глюксбургов, первый Глюксбург, родившийся в Греции.
15Особенно не слишком усердствуй (фр.).
16Р и к о р д и, Джулио (1840–1912) – итальянский редактор и музыкант, который в 1863 г. присоединился к семейной фирме, музыкальному издательству Casa Ricordi, открытому его дедом и отцом.
17Д’А н н у н ц и о, Габриеле (1863–1938) – граф, итальянский писатель, поэт, драматург, военный и политический деятель.
18С е р а о, Матильда (1856–1927) – итальянская писательница и журналистка наполовину греческого происхождения.
19Супруг М. Серао, известный публицист.
20М и к е т т и, Франческо Паоло (1851–1929) – итальянский художник, особенно известный своими жанровыми работами.
21В 1915–1918 гг. Д’Аннунцио участвовал в боях на фронтах Первой мировой войны: вначале в авиации, затем (после ранения) в пехоте.
22La Beffa di Buccari – эпизод Первой мировой войны, произошел в ночь между 10 и 11 февраля 1918 г. Это был рейд, проведенный Габриеле Д’Аннунцио, Луиджи Риццо и Андреа Феррарини с вооруженными торпедными катерами Regia Marina против австро-венгерского корабля в бухте Буккари (сегодня в Хорватии). Хотя этот эпизод существенного военного значения не имел с точки зрения последствий, тем не менее его эхо подняло моральный дух Италии, испытавшей серьезное поражение при Капоретто несколькими месяцами ранее.
23Опера в четырех действиях с прологом и эпилогом Арриго Бойто на либретто композитора, основанное на драме Иоганна Вольфганга Гёте «Фауст».
24Б о й т о, Арриго (1842–1918) – итальянский композитор и поэт, прославившийся как автор либретто к операм Джузеппе Верди «Отелло» и «Фальстаф». Автор либретто собственных опер и кантат, а также либретто опер «Симон Бокканегра» (переработка первоначального либретто Ф. М. Пиаве), «Джоконда» Амилькаре Понкьелли, «Серп» Альфредо Каталани и ряда других. Сочинил «Мефистофеля» на собственное либретто.
25Ш а л я п и н, Федор Иванович (1873–1938) – русский оперный и камерный певец (высокий бас), в разное время солист Большого и Мариинского театров, а также театра «Метрополитенопера», первый народный артист Республики (1918–1927), звание возвращено в 1991-м, в 1918–1921 гг. – художественный руководитель Мариинского театра. Получил репутацию артиста, который соединил в своем творчестве «прирожденную музыкальность, яркие вокальные данные, необыкновенное актерское мастерство». Занимался в разное время живописью, графикой, скульптурой и снимался в кино. Оказал большое влияние на мировое оперное искусство.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30 
Рейтинг@Mail.ru