Лина Коваль
Бывший 2. Роди мне сына
Глава 1
– Только пискни, сука, – раздается хриплый голос за спиной.
Пока тело острой иглой прошивает животный ужас, чья-то холодная ладонь накрывает мои горячие губы, а обнаженные плечи оказываются в жестком замке. Так, что совершенно точно не пошевелиться и не выбраться.
Теряюсь лишь на долю секунды, пока осязание с обонянием не идентифицируют человека, который каким-то образом проник в мою квартиру незаконно.
Всхлипываю беззвучно.
Разрушаюсь.
Дышу.
Уставший от переживаний мозг стройным роем миллионы мыслей на волю отпускает. Они сгорают и тлеют в воздухе. Как и я, разрушаются, пеплом оседают на пол.
Два месяца мучений, агонии, чувства вины. Два месяца моего персонального ада и страданий. Два месяца тотального одиночества.
Всё остаётся в прошлом. Никогда больше не повторится.
Никогда!
Он! Жив!
Адриан Макрис жив!
Судя по обращению, люто ненавидит меня. Не переваривает. Хочет убить.
Я к этому всему готова больше, чем к выпуску местных новостей с сюжетом о том, что тело грека отыскали в каком-нибудь заброшенном карьере.
– Не вой, – приказывает он грубо. – Ты хорошая актриса, Вера. "Оскары" у меня закончились.
Снова эта предательская дрожь внутри от низкого тембра и близости твердого тела.
Прикрываю глаза.
Боже. Спасибо. Спасибо!
Рыдания вырываются из груди против моей воли. Как это остановить – не в курсе. Я плохая актриса, но Адриан ни за что не поверит.
Никогда не поверит и никогда не простит.
– Заткнись я сказал, – холодно цедит сквозь зубы мне на ухо. – Будешь выть, я тебя вырублю.
Ещё вчера меня ничего не радовало. Ни телестудия, ни журналистика. Даже вырванный зубами собственный проект под названием «Итоги дня с Верой Стояновой» прочно занявший место в прайм-тайме телевизионной сетки не зажигал во мне прежнего огня.
Когда-то у меня была мечта, за которой я слепо следовала более семи лет. Была профессия, о которой многие мечтают, здоровые родители, веселые друзья, беззаботная жизнь…
Всё оборвалось в один миг из-за единственной ошибки. Ошибки ценой в человеческие жизни. Вздрагиваю. Вернее, в одну человеческую жизнь. Адриан жив. Снова плачу. Говорят, слёзы очищают душу, но остаткам моей уже ничего не поможет.
– Блядь, – вздыхает Макрис, жестоко сжимая ладонь на челюсти.
Вскрикиваю от резкой боли.
– Сказал заткнись. Хорош меня оплакивать. Тебе все равно от грехов не отмыться.
Вдруг тоже злюсь. Первую волну счастья от встречи с ним, с живым, уносит в море и упрямый характер восстаёт.
От грехов не отмыться? А он что?.. Святой?..
Ухватываюсь зубами за пальцы и что есть силы кусаю.
– Сука.
Его рука перемещается мне на талию.
– Что тебе надо, Адриан? – выдыхаю, глядя в потолок.
– Пришел послушать, как ты меня предавала, – надменно выговаривает.
– Не было такого.
– Врешь!
– Не было такого. Я ничего не делала специально. Клянусь, что не виновата, – реву навзрыд, хотя врач категорически запретила волноваться. – Это была игра на поражение против тебя. Против тебя Адриан. Ты сам вернулся сюда со своими дурацкими евро, решил заняться золотодобычей, сам настроил против себя полгорода отморозков. Ты во всем виноват. Ты. Не я.
– Закрой рот, блядь. Иначе я тебя сейчас придушу.
– Души, – срываюсь в истерику. – Бей. Пинай. Убей меня. Я жить не хочу. Больше не хочу. Я устала.
– Перестань, – осекает.
– Уходи. Уходи, Адриан.
Он молчит. Безразлично и жестоко.
– Нас больше ничего не связывает, – горько проговариваю. – Ничего не связывает.
Тяжелая ладонь, фиксирующая моё тело под грудью, вдруг опускается всего на десять сантиметров. Накрывает плоский живот.
Тепло внутри становится концентрированнее, горячее. Парит и закипает.
Замираю.
– Ничего не связывает? – повторяет Адриан, растопыривая пальцы. Увеличивает площадь влияния на скользком шёлке вечернего платья, словно захватывает маленький росточек, растущий там, внутри. – А Вера? Ничего?..
Нет. Нет. Нет.
Ноги становятся ватными, а тело медленно оседает…
Откуда, черт возьми, он узнал?..
Глава 2
Сознание плавает.
Сквозь пелену рассматриваю гостей на приеме греческой диаспоры в загородном отеле, на котором видела Адриана в последний раз. Изысканные блюда, белоснежные скатерти, снующие между столами официанты. А потом чернота… Ничего не помню…
Всё это время я пыталась понять, стоило ли мне там появляться?..
Если бы только его послушалась, ничего бы не случилось. Мысленно бью себя по голове. Дальше бы оставалась в неведении, любила этого невозможного обманщика.
А если бы пошла и не отреагировала на увиденную картину так болезненно. Не приняла бы так близко к сердцу предательство Макриса?
Любовь – чувство, которое, отравляя кровь, заставляет нас слепо доверять, совершать немыслимые поступки и каждый раз страдать.
Страдать. Отчаянно и глупо.
Словно ледяной волной окатывает. Становится вдруг холодно и… мокро. Зато в реальность возвращаюсь молниеносно. Открываю глаза.
– Очнулась? – спрашивает Адриан с кувшином в руках.
Окидывает меня взглядом. Таким же ледяным, как вода, которой он меня облил.
– Ты в своём уме? – взвизгиваю.
Вскочив с дивана, скидываю платье, забыв о том, что здесь не одна.
Будущее материнство словно наделяет меня новыми качествами. Главное из них – забота о собственном комфорте. Моему малышу чуть больше одиннадцати недель. Я не могу позволить себе переохладиться и подвергать его опасности.
Пока дрожа и негодуя, добираюсь до шкафа в прихожей, украдкой смотрю на Адриана, по-хозяйски усевшегося в кресло. Безразличие на мрачном лице больно ранит. Он мог быть на меня зол. Мог ненавидеть. Но на моё тело реагировал всегда.
Что бы ни случилось меня хотел…
Сейчас огонёк в его глазах загорается, только когда внимательный взгляд достигает моей талии.
Быстро натягиваю белый махровый халат и потуже завязываю пояс.
Я тебя буду защищать, мой малыш! Мамочка всегда будет рядом.
В груди от этих мыслей необычно тянет, будто тонкие струны робко натягиваются первые материнские чувства.
Я честно отпустила ситуацию с материнством ещё давно.
Не ждала и не надеялась.
– Кому ты рассказывала про то, где будет проходить сделка? – спрашивает Адриан, складывая руки на груди.
Быстро исследую массивное тело. Широкие плечи, упакованные в черную рубашку, узкие бедра, длинные ноги. Серые брюки идеально отглажены, туфли начищены, кожаная куртка аккуратно размещена на спинке кресла.
Он… такой настоящий и невредимый, слава богу. Как Макрис смог не пострадать при взрыве?.. Я ведь видела, что осталось от здания.
Несколько ночей провела возле него, рыдая в машине.
– Никому не рассказывала, – отвисаю. – Почему вообще ты решил, что дело во мне.
– Вряд ли старик Умаров стал бы трепаться, – морщится.
– Твой несостоявшийся партнер мог опрометчиво выбрать себе сотрудников. Охрана, водитель, юристы – кто-то из них проговорился о том, где состоится оформление сделки по покупке тобой «Артели старателей».
– Могли, – соглашается Адриан. – Но проговорилась ты.
Черт.
– Я устала, – кутаюсь в ворот халата. – Хочу принять горячий душ. Ты ненормальный. Я могу заболеть.
И потерять своего ребенка, – договариваю про себя.
– Такие как ты, Вера, алчные и идущие по головам суки, не жалеющие ничьи жизни, не болеют. Не переживай.
Внутренности кипятком ошпаривает. Присутствие Адриана как кондиционер действует. То жарко, то холодно. У меня нет столько силы, как у него. Равнодушной быть не умею.
Только не с ним.
– Поговорим о твоей беременности.
– Беременности?..
– Ты родишь мне сына, – цедит Адриан, поднимаясь с кресла. – Макриса. Моего наследника.
– Зачем тебе сын? – выплевываю с обидой. – У тебя есть дочери. Младшей на вид чуть больше года.
Зеленые глаза чернеют, пугают.
Отворачиваюсь, чтобы предатель не заметил моих слёз. Если бы не третий месяц беременности, ни за что бы не показала ему своей слабости.
– Откуда ты знаешь? – его голос тонет в водовороте моих эмоций.
Он не отпирается.
Это действительно правда.
– Видела вас, – пожимаю плечами.
– Моя семья и дети тебя не касаются, Вера.
Вздрагиваю, словно от пощечины. Боль прорывается сквозь плотину из гордости и отрешенности.
– Родишь мне сына… А дальше я посмотрю, что с тобой делать.
Разворачиваюсь, резко превращаясь в разъяренную тигрицу.
– Что значит ты посмотришь, черт возьми?..
Глава 3
– Что это значит? – повторяю глухо.
Внутренности страх опоясывает, ноги подкашиваются. Инстинктивное желание защитить своего ребенка превращает меня в душевнобольную. Раньше мне казалось, что я отлично знаю мужчину, сидящего напротив. А сейчас?
Он чужой.
Поверить не могу, что ещё два месяца назад мы обнаженные лежали вместе у камина и… откровенничали, шутили. Смеялись. Его крепкое тело, красивые глаза, сильные руки, он сам весь…
Мой Адриан. Всё в нём такое родное и одновременно с этим далёкое, что в глубине души огненной лавой разочарование растекается.
Если бы только послушалась его, не пошла на тот приём. Не увидела его с ними. С ослепительной блондинкой и двумя девочками. Старшей явно больше пятнадцати, уже подросток. А младшая совсем кнопка.
Если бы только снова не сделала выбор в сторону карьеры. Всё могло быть по-другому. Да, была бы полной дурой. Его любовницей в непонятном статусе.
Падшей женщиной в каком-то смысле.
Но…
Разве есть цена человеческой жизни? Разве может быть что-то хуже смерти и нескончаемого горя близких?
Адриан прав. Мне вовек не отмыться.
– Посмотрю на твоё поведение. Характер у тебя не сахар, Вера. Не уверен, что моему сыну нужен такой женский пример.
И снова этот арктический холод, сквозящий в воздухе.
Прикрываю глаза.
Он бьёт меня словами, как заострёнными кинжалами. Запугивает, пытается надломить, вырвать корень. Уверена, будь я мужиком, Адриан атаковал бы физически, но в силу воспитания с женщиной он так никогда не поступит.
Я ему отвратительна…
Я больше не «его Вера» и это осознание болезненнее всего на свете.
– Зачем ты так говоришь, Андрей? – взволнованно шепчу. – Зачем?..
– Успокойся, – произносит он равнодушно. – Мы обсудим дальнейшее взаимодействие после родов.
– После родов? – морщусь.
До сих пор не осознаю, что это всё мне предстоит. Вынашивание, роды, первое кормление.
Ещё вчера об этом думала и дух захватывало, а сегодня страх до костей пронизывает. Он… отберет у меня его?.. Моего малыша?..
Сколько таких случаев, когда отцы-иностранцы вывозили детей за пределы России и матери больше никогда не их не видели?
– Я ещё не решила, оставлю ли его, – отворачиваюсь к окну. – Не уверена, что готова к… этому всему.
«Прости, мой маленький» – проговариваю про себя. «Твой отец полный мудак, придется врать»
От прожигающего взгляда даже пятки плавятся.
– Ты его оставишь, – зловеще проговаривает Адриан.
– Почему ты так уверен?
– Потому что женщина, которая не собирается оставлять ребенка, не покупает витамины для беременных.
Твою мать!
– Ты… – вспыхиваю, разворачиваясь. – Рылся в моих вещах? Просто поверить не могу.
– Не визжи, у меня уши от тебя вянут – морщится Адриан, посматривая на часы.
Переводит взгляд на меня и просверливает очередную дырку в моём лбу. Далее замечает, как я лихорадочно сжимаю воротник у халата.
Морщится, будто ему неприятно.
– Не дрожи, – устало вздыхает. – Я не собираюсь к тебе приставать или что-то подобное. Слава богу, в России есть ещё женщины. Не менее красивые, чем ты.
Вопреки здравому смыслу, начинаю сотрясаться ещё больше. Теперь от шока.
Долгими вечерами, оплакивая Адриана, я представляла его с женой. Красивой блондинкой, сопровождавшей его на приеме. То, как она смотрела на Макриса, когда он держал на руках их младшую дочь, навсегда останется в моей памяти.
Она любит его. Любит своего мужа, отца своих детей.
А он в это время спит со мной.
Наверное, довольно закономерно, что как только наша связь прекратилась, Андрей нашел мне замену.
Никогда не считала себя первой красавицей. О моей исключительности и эксклюзивности говорил всегда лишь он…
– Поеду, правду от тебя всё равно не дождёшься, – произносит Макрис, поднимаясь.
Забирает куртку.
– Но мы ещё увидимся, Вера.
Предупреждает.
– Когда? – отвожу взгляд.
Мне надо подготовиться. Ещё одну такую встречу я… не переживу.
– Быстрее, чем ты думаешь, – произносит Адриан с угрозой и на сегодня покидает мою квартиру.
Глава 4
– Шурик жалуется, что ты отказалась с ним работать? – внимательно меня рассматривая, выговаривает Анатолий Аркадьевич Поп. Генеральный телепродюсер, именуемый в нашем зазеркалье – Батюшка.
Усаживаюсь в кожаное кресло напротив и равнодушно выправляю юбку, в которой десять минут назад работала в эфире.
– Отказалась.
Киваю безучастно.
– Подала заявку на нового оператора в кадры. Вроде как даже отыскали какого-то парня лет двадцати пяти. Работал в "Останкино", переехал в город по семейным обстоятельствам.
Мой руководитель барабанит по столу пальцами и задумчиво потирает подбородок.
– Что не так, Вера? Шурик – отличный оператор.
– А как человек говно! – морщусь.
– Мне казалось, вы дружили?..
– Мне тоже. Оказалось – показалось, – широко улыбаюсь.
В последнее время вообще улыбка с моего лица не сходит. В кадре она просто необходима. А в остальное время служит для меня защитой. От жалости или злости – неважно.
– Не до шуток, Стоянова, – по-отечески мотает головой Анатолий Аркадьич. – Наш Слава решил поиграться. Сказал, что теперь сам будет решать кого ставить в сетку. Вынес мне мозг, что мы запустили шоу Артемия, а следом твоё. Хотя ещё два месяца назад сам распорядился организовать его для тебя. Что за пиздец? Ты не знаешь с чем связано это мозгоёбство?
– Догадываюсь, – хрипло выговариваю и опускаю глаза.
Адриан…
Собственник «Медиа-Холдинга» Вячеслав Самирович Мухамадьяров является родственником Макриса. Нетрудно догадаться, кто вставляет палки в мои новенькие колёса?..
– Где ты наследила, Вера Стоянова? С греком поругалась? Как тебе удаётся делать всё настолько не вовремя?
– Я способная, – тяжело вздыхаю.
– Помирись с ним, мне проблемы не нужны. Рекламодатели все сплошь и рядом хотят к тебе, Вера. Твоя беременность нам тем более на руку.
Вспыхиваю и прикладываю ладони к горящим щекам.
О своем положении я призналась сразу же всё подтвердилось.
Было бы глупо не рассказать. Я прекрасно понимаю, сколько стоят декорации и рекламные коллаборации. На удивление, Анатолий Аркадьич воспринял новость бодро. Настолько, что у моей беременности внезапно появились первые контракты с производителем одежды для беременных и медицинским центром, где мне было велено встать на учет. Компетенция врача меня полностью устроила, поэтому я не стала возражать.
– Я подумаю, что можно сделать. Спасибо вам, Анатолий Аркадьич, – киваю, наконец-то выходя за дверь.
В коридоре, как обычно, суета. Сложив руки на груди, медленно пробираюсь сквозь толпу из массовки.
Вчерашний разговор с Адрианом послужил тому, что полночи я не могла уснуть. Поднялось давление, а низ живота стал твердым. Слава богу, врач предупредил о том, что может быть повышенный тонус и заранее выписал свечи на этот случай.
Второе последствие – темные мешки под глазами, которые, как говорит Оксаночка с грима, даже из пульверизатора не закрасить.
– О, яйцо на ножках, – выговаривает Вознесенский.
Мой заклятый «друг» и коллега.
– Артемий, – морщусь. – Не надо меня так называть. Уймись. Твоё шоу просто было неинтересным, – пожимаю плечами. – Так бывает.
Веду себя как сука.
Но в нашем дружном змеином коллективе можно только так.
– Да… – тянет Вознесенский, поспевая за мной. – Задницу уже разъела, Стоянова. Скоро ни в один кадр не влезешь. Будем тебе чехлы для танков вместо одежды заказывать.
– Ты же влезаешь. А до твоей задницы мне ещё пару лет темное пиво пиццей заедать.
Он зло усмехается, но не отстаёт.
Мило улыбаюсь девчонкам из бухгалтерии, которые, скорее всего, дружной гурьбой пошли на обед и хватаюсь за дверную ручку, намереваясь зайти в редакторскую.
– А как вообще, Стоянова, расскажи?
Вознесенский резко захлопывает дверь перед моим носом и дышит на меня перегаром. Разворачиваюсь.
– Как это вообще, быть чьей-то подстилкой?
– У меня тот же вопрос к тебе, – отбиваю, упираясь лопатками в дверь. – Ты же из кабинета Батюшки не вылазишь.
– Гадина, – ухмыляется Вознесенский и бьет кулаком в косяк рядом с моей головой. Становится страшно, но я продолжаю смотреть ему в глаза. – Какая ты гадина, шлюха греческая!
Принимаю эту оплеуху с ровным вздохом. Сжимаю кулаки так отчаянно, что ногти упираются в тонкую кожу.
– Это всё? – интересуюсь скучающе.
– Нет.
– Что ещё?
– Скоро прикроют тебя, тварь. Главный под тебя копает. Приехали.
Смотрит на меня мерзко.
Терпеть его не могу.
– Ты веришь этим слухам? – смеюсь Вознесенскому в лицо.
– Конечно, верю. Не знаю уж, чем ты так насолила грекам, но, говорят, диаспора, особенно её женская часть, Веру Стоянову терпеть не может… В этом городе на телевидении тебе делать нечего!
Глава 5
– Вера, отсмотришь то, что получилось, чтобы завтра доснять? – спрашивает Марсель, складывая в короб стойку от камеры.
Депутат городской думы, с которым мы только что общались, едва закончилась съемка, быстро смылся.
– Конечно, всё отсмотрю, – устало потираю плечи и разминаю затекшую шею. Хочется скорее снять деловой брючный костюм и расслабиться. Пусть даже с ноутбуком в кровати. Главное, лёжа.
Сто лет не выезжала на интервью. Жизнь в студии всё-таки расслабляет.
Официант убирает со стола чашки с чаем.
– Вам всё понравилось? – заискивающе спрашивает администратор.
Изучаю имя на бейдже и натягиваю дежурную телевизионную улыбку:
– Спасибо, Андрей. Нам всё понравилось, даже очень. В титрах обязательно укажем место съёмки.
– Вера Михайловна, предлагаем вам отужинать за счет заведения. Ваше появление – большая честь для нас.
– Ох, мне как-то неловко, – оправдываюсь.
Я устала. И жутко голодная… Раньше я бы спокойно поехала домой и не обратила внимания на то, что желудок тянет. Но сейчас, надо думать за двоих.
– Пожалуйста, чувствуйте себя как дома, – говорит Андрей, кивая на столик официантам. Те тут же начинают стелить атласные салфетки и расставлять приборы.
– Марсель, – вздыхаю умиротворенно. – Поужинаешь со мной? За одним поболтаем, познакомимся.
Парень мило нахмуривает широкие, черные брови. Раздумывает над моим предложением, словно чувствует подвох. В целом, мне он нравится. Молчаливый, задумчивый. Одевается просто, но вещи брендовые.
– Перестань думать, пожалуйста. Всего лишь ужин. Заведение предлагает, а у меня свободный вечер.
«Опять врьёшь, Вьера. У тебя каждый вьечер свободный», – басит внутренний голос. Почему-то с греческим акцентом.
Проклятый фокусник Макрис.
– Ты ведь не думаешь, что я так к тебе клинья подбиваю? – немного нервно смеюсь.
– Нет, – отвечает Марсель уверенно. – У меня-то просто как раз сегодня вечер занят. Но минут сорок есть.
Изучаю правильные черты лица и вьющиеся черные волосы.
– С девушкой встречаешься?
– У меня нет девушки.
– Почему?
– Странный вопрос, – озадачивается Марс.
– Извини, – пожимаю плечами. – Всегда интересно, почему у симпатичных парней вроде тебя никого нет.
Мой новый оператор опять хмурится, словно разом становясь старше. Потирает подбородок и задумчиво на меня смотрит. Оценивает.
– Сколько тебе лет, Вера? – спрашивает, благодарно кивая официанту, который приносит меню.
Умиротворенно вздыхаю и откидываюсь на спинку кресла.
Я сто лет вот так не сидела в ресторане, с мужчиной. Пусть и коллегой. Эти два месяца радоваться просто физически не могла. Всё время казалось, что это не честно по отношению к Адриану и Умарову.
Горько усмехаюсь и инстинктивно накрываю живот ладонью. Внутри становится тепло и приятно.
Мой мальчик.
– Я думаю чуть больше двадцати пяти, – продолжает Марсель, так как ответа так и не дожидается.
– Двадцать восемь, Марсель.
– Мне двадцать шесть.
– Я знаю.
Он хмыкает.
– Тогда почему разговариваешь со мной, будто тебе под сорок, Вера?
– Хмм… Тебе показалось.
– Нет, – усмехается он. – Я третий день от этого в шоке. Как с мамой разговариваю или с сестрой старшей.
Задумываюсь, прикусив нижнюю губу. Возможно, длительное общение с Адрианом сделало меня такой… взрослой, что ли. Мне ведь всего двадцать восемь. Я молодая женщина. Вот только мой гинеколог так не считает, с обидой вспоминаю.
– Для первых родов поздновато, Вера, – сказал мне Артур Ашотович.
– Простите меня грешную, я вообще как-то не собиралась, – ответила я почему-то виновато.
Сейчас же вспоминаю этот диалог с улыбкой.
С удовольствием приступаю к еде.
Прямолинейность и открытость мужчины напротив подкупает, поэтому я перестаю защищаться и около часа мы болтаем на отвлеченные темы. Марсель рассказывает с кем успел поработать в Москве, причину переезда всячески обходит стороной, да и я не настаиваю.
У каждого из нас есть камни за пазухой, которые мы не готовы показывать первым встречным. Это нормально.
Поужинав, выбираемся в холл. Долго стоим у гардероба, ожидая сотрудника.
– Тебя отвезти куда-нибудь? – спрашивает Марсель, подавая шубу.
– Если тебе будет удобно, – пожимаю плечами и поправляю прическу, глядя в большое зеркало на стене. – Моя машина у телецентра, не хочется, если честно, за ней…
Через открытую дверь с улицы вторгается порыв ветра, и я вздрагиваю всем телом. Поспешно отвожу взгляд, когда замечаю знакомую высокую фигуру и стройную женщину со светлыми волосами.
– Адриан Константинович, Эрика Георгиевна, добрый вечер, – слышу голос администратора Андрея. – Рады видеть вас снова.
Пытаюсь совладать с эмоциями и, кажется, получается, потому, что ни один нерв на лице не выдает моё смятение. Пальцы пытаются застегнуть крючки, но сделать это нереально, потому всё волнение концентрируется в руках.
– Вера, пойдём? – громко интересуется Марсель за спиной.
– Да, – хватаю сумочку со столика у стены и разворачиваюсь.
Сталкиваюсь взглядом сначала с пустыми глазами Адриана, а затем с ироничными – его спутницы. Так получается, что мужской взгляд обдает холодом, а женский презрением.
Низ живота каменеет.
День прошел. Ни одной положительной эмоции…
Пожалуй, я привыкла.
Снова смотрю на Макриса. Сердце больно отдает в ребра…
«Я привыкла!» – выплевываю мысленно ему в лицо. – «Можешь все то угодно делать. Я как пластичная глина ко всему привыкну. Привыкну…»
Совершаю размытый кивок, подхватываю Марселя под руку и гордо покидаю ресторан…
