Линкольн Чайлд
Путь крови
5
Примерно через сорок пять минут вертолет приземлился на дальнем участке армейского аэродрома Хантер. Как только рассерженный Колдмун выдернул рюкзак из заднего отделения салона, послышался гул еще одного подлетающего вертолета. Через минуту он появился в небе. Это был «Белл-429», – судя по хвостовым опознавательным знакам, правительственной модификации. Выглядел он точно так же, как тот, который этим же утром доставил Пикетта на частный остров. Колдмун фыркнул. Стоило ли удивляться?
Почти в то же мгновение, словно все было заранее отрепетировано, подъехал «эскалейд» с окнами, тонированными почти в такой же черный цвет, как и его кузов, остановился и замер с включенным двигателем.
Колдмун оглянулся на Пендергаста, вытаскивающего из заднего отсека салона свой багаж и вещи Констанс. Недавно Пендергаст ясно дал понять, что ему не терпится вернуться в Нью-Йорк, и это еще мягко сказано. Но сейчас он выглядел так, будто его ничуть не смущает подобный поворот дела. Более того, он словно бы даже и не возражал.
– Вы всё знали, так ведь? – спросил Колдмун, обернувшись к нему.
– Уверяю вас, что нет, – ответил Пендергаст сквозь шум вертолетного винта.
– Тогда какого черта вы делаете вид, будто приехали на пикник? Мне казалось, что вы собирались домой.
– Я очень хотел бы вернуться в Нью-Йорк.
Пендергаст направился с сумками к ожидавшему внедорожнику.
Колдмун двинулся следом.
– Так какого же…
– Дорогой мой Армстронг, – начал Пендергаст с так бесившего Колдмуна обращения. – Я не вижу, чего можно достичь подобным выражением недовольства. Пикетту известны наши планы. Если он не принял их во внимание, на то должна быть серьезная причина. Возможно, это как-то связано с одним сенатором из Джорджии, имеющим большое влияние в ФБР. Да… Подозреваю, нас направили сюда, потому что это дело может получить нежелательную огласку.
Колдмун удивленно посмотрел на него:
– Если бы я не знал вас лучше, то решил бы, что вы заинтригованы.
– Я и впрямь заинтригован. – Пендергаст окинул взглядом летное поле, и его серебристо-голубые глаза заблестели. – Саванна просто чудесна. Вы бывали здесь?
– Нет, и не очень-то стремлюсь.
– Это очаровательный город. Он полон прекрасных старинных особняков, жестоких тайн и загадочных призраков. Истинная жемчужина Юга. Саванна напоминает мне наш семейный дом на плантации Пенумбра… каким он когда-то был.
Пендергаст еще не договорил, а Колдмун уже отвернулся и пробормотал длинное, касающееся человеческой анатомии ругательство индейцев лакота. Он искренне не мог решить, кто из этих двоих хуже: Пикетт или Пендергаст. Оказывается, у этого парня когда-то была своя плантация.
Пассажирская дверь «белла» скользнула в сторону, и элегантная фигура Пикетта широкими шагами направилась к ним.
– Прошу прощения за небольшое изменение маршрута, – заговорил он, не дав Колдмуну возможности выразить недовольство, и показал рукой на «кадиллак». – Будьте добры, рассаживайтесь, я все объясню по дороге.
– По дороге куда? – спросил Колдмун, но Пикетт уже беседовал с водителем.
Сзади раздался яростный вой, затем повторился, и Колдмун, обернувшись, увидел, как два вертолета взлетели один за другим, обдав его струей воздуха. С опущенными носами они поднялись выше, словно огромные неуклюжие канюки. Колдмун едва справился с порывом броситься за ними и ухватиться за полозья, пока еще можно до них дотянуться. В безмолвной ярости он швырнул свой рюкзак на заднее сиденье внедорожника и уселся сам. Констанс скользнула в машину следом за ним. Пендергаст с Пикеттом заняли средний ряд. Водитель переключил передачу и с силой надавил на газ. Мимо промелькнули военные ангары, и вот уже «эскалейд» выехал на трассу I-516, направляясь на север.
Пикетт закрыл все окна, попросил водителя включить кондиционер, затем откашлялся.
– Хочу вас уверить, что все решилось в последний момент, – начал он. – Я ничего не знал заранее и клянусь, что мой визит к вам не был попыткой вас перехватить. Дело в том, что развернувшиеся здесь события потребовали немедленного внимания. Бюро будет вести совместное расследование с местными властями.
– Разумеется, у вас уже есть богатые ресурсы в Джорджии, которые в силах обеспечить необходимое внимание, – заметил Пендергаст.
Пикетт поморщился:
– Скажем так, это дело особенно подходит для ваших способностей. Ситуация быстро меняется, но нам необходимо справиться с ней и показать результат как можно скорее.
– Понятно. А как поживает сенатор Дрейтон? – спросил Пендергаст.
– Лучше я притворюсь, будто этого не слышал, – ответил Пикетт.
– Но вы ведь с ним знакомы?
– Вы даже не представляете насколько, – с холодной улыбкой ответил Пикетт.
Повисла короткая, но все же неловкая пауза.
– Я прошу вас только посмотреть, и все.
– Всенепременно, – сказал Пендергаст. – Но если не ошибаюсь, в точности те же слова вы говорили несколько недель назад, когда просили меня слетать на Санибел.
Колдмун ухватился за возможность вмешаться в разговор:
– А какое все это имеет отношение ко мне? Я должен явиться в денверское отделение.
– Я знаю, но тут уж как повезет.
– Но, сэр, мой перевод уже откладывали. Вы же сами сказали, что это подходящее дело для Пендергаста. Прекрасно, но мне-то нужно получить…
– Агент Колдмун! – сказал Пикетт невероятно тихим, но ледяным голосом, от которого Колдмун тут же умолк. – Это Федеральное бюро расследований, а не деревенский клуб, где можно выбирать удобное для вас время.
В наступившей тишине внедорожник выехал с развязки на трассу I-16, в сторону центра Саванны. Пикетт открыл кейс и достал тоненькую папку.
– Три дня назад на берегу реки Уилмингтон нашли тело управляющего местным отелем. Он был полностью обескровлен.
– Насколько «полностью»? – уточнила Констанс.
Пикетт с удивлением взглянул на нее:
– Ни одно похоронное агентство не справилось бы лучше. Поначалу местные власти решили, что это дело рук какого-то безумца, сектанта… или, возможно, месть гангстеров. Но как раз сегодня утром во дворе дома на Аберкорн-стрит обнаружили еще одно тело. Из него тоже выпустили всю кровь. – Он посмотрел на часы. – Причина спешки в том, что место преступления сохраняют нетронутым до тех пор, пока мы его не осмотрим.
Колдмун оглянулся на Пендергаста, лицо которого, как обычно, не выдавало никаких эмоций… Кроме, может быть, неестественного блеска в глазах. Внедорожник свернул с трассы в узкий переулок под названием Гастон-стрит. Вдоль него тянулись жутковатые кирпичные дома, и машину трясло так, словно дорогу вымостили булыжником… возможно, так оно и было на самом деле. С правой стороны лежал парк с массивными старыми деревьями, густо облепленными испанским мхом, отчего казалось, будто они оплывают. Это напоминало сцену из фильма ужасов. Колдмуну до рвоты осточертела Флорида, ее жара, влажность, толпы людей и вообще «южность». Но этот зловещий город с корявыми деревьями и покосившимися домами был еще хуже.
Почему Пендергаст не пытался возразить? В конце концов, он же старший агент. В памяти Колдмуна всплыла любимая поговорка деда, индейца из племени лакота: «Остерегайся собаки, которая не лает, и человека, который не говорит ни слова».
– Унчи Мака, бабушка-земля, дай мне сил, – пробормотал он себе под нос, пока «эскалейд» забирался все глубже и глубже в самое сердце города, казавшегося чужим и враждебным.
6
Пробравшись сквозь полицейские ограждения и блокпост на Аберкорн-стрит, «эскалейд» остановился возле величавого особняка из красного камня с крыльцом, окруженным колоннами. Колдмун вышел из машины, приняв на себя удар влажного воздуха, и огляделся. К дому примыкал сквер с поросшими мхом дубами и возвышающейся на пьедестале статуей давно забытого героя в треуголке и с обнаженной шпагой. Все вокруг были одеты в форму или строгие темные костюмы, и Колдмун ощутил неловкость за свои старые джинсы и рубашку. Раз уж на то пошло, Пикетт мог хотя бы предупредить его о новом задании. От этих мыслей он помрачнел еще больше.
У ворот в сквер, окруженный фигурной оградой, дежурил мужчина в штатском, но не угадать в нем копа было невозможно. Женщину, что стояла рядом с ним в форме со всеми регалиями, Колдмун принял за старшего офицера.
– Детектив Бенни Шелдрейк из отдела убийств департамента полиции Саванны и капитан Аланна Делаплейн из юго-западного участка, – представил их Пикетт.
– Нас ждет место преступления, – спокойно перебил его Пендергаст. – Может быть, лучше оставить формальности на потом? А пока, будьте любезны, проводите нас.
Бесцеремонность Пендергаста только обрадовала Колдмуна. Чем быстрее копы осознают нежелательность своего присутствия, тем раньше оставят их в покое… По крайней мере, он на это надеялся.
– Конечно, – сказала капитан Делаплейн. – Прошу следовать за мной. Мы нашли тело на заднем дворе, рядом с бараком для рабов.
– Бараком для рабов? – переспросил Пендергаст.
– Именно так. Вы, наверное, еще не знаете, что дом Оуэнса-Томаса – один из исторических особняков Саванны с прекрасно сохранившимся бараком для рабов. Тело обнаружено на старой рабочей площадке. Нужно пройти через дом, а потом через сад.
– Кто нашел тело? – спросил Пендергаст.
– Директор музея. Утром, по дороге на работу. Он сейчас находится в доме.
– Я хотел бы встретиться с ним, после того как мы закончим здесь.
– Хорошо.
Пройдя по роскошному мраморному вестибюлю и центральному коридору с богато обставленными комнатами по обеим сторонам, они вышли через портик заднего фасада. Отсюда открывался вид на строго прямоугольный сад с фонтаном. Колдмун едва поспевал за Делаплейн, которая вела их сначала по лестницам, потом через сад к калитке двора, где стояло невзрачное двухэтажное кирпичное здание с маленькими оконцами. Очевидно, это и был барак для рабов.
Посреди двора лежал на спине молодой человек с раскинутыми руками, как будто он упал прямо с неба.
– Криминалисты уже закончили работу, – сказала Делаплейн. – Место преступления в полном вашем распоряжении.
– Сердечно вас благодарю, – уже мягче ответил Пендергаст и подошел к трупу, сцепив руки за спиной.
Колдмун направился было за ним, но передумал. Пусть Пендергаст занимается своим делом.
– А куда подевался Пикетт? – спросил он, оглядываясь. – И Констанс тоже.
Погруженный в себя, Пендергаст не ответил. Он обошел труп кругом, вглядываясь так пристально, как будто обследовал редкий персидский ковер. На вид жертве было за тридцать. Колдмуну до сих пор не доводилось видеть такого бледного лица и таких белых рук. Особенно поражал их контраст с черными вьющимися волосами и голубыми глазами, неподвижно смотревшими в небо. В сравнении с трупом даже Пендергаст казался чуть ли не румяным. Лицо жертвы застыло в гримасе ужаса. Правая брючина была разодрана то ли ножом, то ли садовым инструментом, но ни в самой ране, ни вокруг нее крови видно не было. Ни капли.
Пендергаст поднял глаза на капитана Делаплейн:
– Что вы можете сообщить мне на данный момент?
– Это все предварительно, – ответила она, – но похоже, что кровь откачали из бедренной артерии, в верхней части бедра, где порваны брюки.
– Чем откачали?
– Способ тот же, что и в прошлый раз: иглу с широким отверстием или, возможно, троакар[3] ввели во внутреннюю часть бедра, чтобы добраться до бедренной артерии.
– Очень интересно.
Пендергаст взял нитриловые перчатки из контейнера, стоявшего на столике рядом с жертвой, ловко натянул их, опустился на колени и осторожно развел порванные края брючины, под которыми открылось аккуратное отверстие на внутренней части бедра. На месте разрыва к ткани присохла одинокая капля крови, смешанной с чем-то липким и желтоватым. Тонкие янтарные нити того же вещества повисли на правом ботинке жертвы. Колдмуну показалось, что это высохшие сопли.
В руках Пендергаста появились пробирка и зонд-тампон, он взял образец, потом еще один и еще, поочередно заталкивая их в стеклянные ампулы, которые тут же исчезали в его кармане.
– Время смерти? – спросил он.
– Около трех ночи, плюс-минус два часа, судя по температуре тела, – ответила Делаплейн. – Откачанная кровь усложняет расчеты.
– А эта слизь вокруг раны и на ботинке?
– Мы взяли образцы, но результатов пока нет.
Теперь в разговор вступил и Шелдрейк:
– Опергруппа ФБР тоже собрала много образцов и отослала в лабораторию в Атланте.
– Превосходно, – сказал Пендергаст.
Пока он на коленях осматривал – иногда с помощью карманной лупы – глаза, уши, язык, шею, волосы и ботинки трупа, стояла тишина. Затем Пендергаст изучил затылок мужчины.
– У первой жертвы мы обнаружили кровоподтеки в районе бедра, поясницы и брюшины, – сообщила Делаплейн. – У этого они тоже есть.
– Скорее похоже на следы недолгой борьбы, – заметил Пендергаст, поднимаясь. – Вы установили личности входивших и выходивших?
– Это странно, но мы не смогли, – призналась Делаплейн. – Территория хорошо охраняется. На всех трех входах есть камеры слежения. Но в записях ничего нет, и никаких обрывов тоже. Вообще ничего, только две камеры записали странные звуки около трех ночи.
– Что за звуки?
– Трудно описать. Что-то вроде фырканья собаки, а потом громкий шлепок. Я принесу вам копию записи.
– Спасибо, капитан.
Пендергаст обернулся к Колдмуну:
– Взгляните на это.
Колдмун решился подойти ближе. Пендергаст осторожно повернул набок окоченевшую голову трупа.
Колдмун надел перчатки и тоже встал на одно колено.
– Потрогайте затылок, – сказал Пендергаст.
Колдмун нащупал небольшую шишку. Пендергаст раздвинул волосы жертвы и показал что-то вроде ссадины.
– Похоже, перед смертью его крепко приложили по голове, – заметил Колдмун.
– Именно так. На этот интересный вопрос, как и на многие другие, должно ответить вскрытие.
Колдмун не стал уточнять, какие это вопросы.
– Жертву опознали? – спросил Пендергаст.
– Да. При нем был бумажник. Один из тех велотуристов, каких можно встретить здесь повсюду.
– А где его велосипед?
– Найден на углу Аберкорн и Ист-Мейкон.
– Это ведь недалеко отсюда?
– Всего с дюжину кварталов, не больше.
– Где он жил?
– На Либерти, поблизости от того места, где нашли велосипед. Возможно, его остановили по дороге домой.
Пендергаст встал, стащил перчатки и бросил в мусорный бак. Колдмун поступил так же.
– Может, нам лучше вернуться в дом? – предложил Пендергаст.
– Конечно, – просто ответила Делаплейн и повела их обратно.
7
Оказавшись в прохладе особняка, Пендергаст прошел прямо в роскошную гостиную и уселся в мягкое позолоченное кресло с такой непринужденностью, как будто находился у себя дома.
– Мы с напарником с самого рассвета в дороге. Нельзя ли нам получить по чашечке чая? – спросил он и с выжидающим видом закинул ногу за ногу.
– Даже не знаю, – ответила Делаплейн. – Это ведь музей.
Но тут высокий неулыбчивый мужчина, державшийся прежде на заднем плане, шагнул вперед со словами:
– Думаю, это можно устроить.
– Прекрасно!
– Я директор дома-музея Оуэнса-Томаса Арманд Кобб, – представился мужчина. – Если вам еще не объяснили, музей находится в этом здании.
Пендергаст вяло кивнул:
– Простите, что не встаю. Последнее дело во Флориде чрезвычайно меня измотало.
Директор музея удалился, и Пендергаст перевел взгляд на капитана.
– Приятно было с вами познакомиться, капитан Делаплейн. Спасибо за помощь.
– Пожалуйста, – ответила она. – А это детектив-сержант из отдела убийств Бенни Шелдрейк, который ведет дело.
Пендергаст пожал руку подошедшему детективу:
– Добрый день.
Из тени вышел еще один человек, только что появившийся.
– Гордон Карраччи, начальник отдела по связи с ФБР, – сказал он. – Сопровождаю образцы в Атланту.
– Очень рад знакомству.
Такое развитие событий поразило Колдмуна: Пендергаст сидел, словно паша на троне, принимая знаки почтения от самых разных людей, подходивших один за другим.
– А теперь, мистер Кобб, – заговорил Пендергаст. – Простите… может быть, правильнее сказать доктор?
– Доктор, – сухо подтвердил тот.
– Доктор Кобб, насколько я понял, это вы нашли тело?
– Да.
– Оно ведь лежало не по дороге к вашему кабинету, правильно? – спросил Пендергаст. – Как получилось, что вы на него наткнулись?
– Я люблю время от времени прийти пораньше, чтобы успеть поработать до открытия музея. И всегда обхожу территорию.
– Зачем?
– Просто привычка. Дом такой красивый. Это придает мне сил. Кроме того, поскольку это музей… В общем, никогда не лишне убедиться, что все в порядке.
– Разумеется. Так, значит, вы увидели тело, и что дальше?
– Первым делом я проверил, жив ли он. На ощупь тело было холодным. Тогда я отошел подальше, чтобы ничего не затоптать, и вызвал полицию. А потом сидел в своем кабинете и ждал, когда полицейские приедут.
– Понятно. – Пендергаст обернулся к Делаплейн. – Обычный вопрос, капитан, если позволите. Не сообщали ли вам в последнее время об убитых или замученных животных, о необычных знаках и символах на улицах или о чем-то еще, позволяющем предположить активность сектантов… сатанистов, к примеру?
– Господи, да конечно же! – воскликнула Делаплейн. – Саванна притягивает этот народ, как магнит. Понятное дело, мы присматриваем за ними, когда есть причины предполагать преступление. С другой стороны, мы должны быть осторожны: могут посчитать, что их деятельность подпадает под закон о свободе вероисповедания.
Она помолчала немного и спросила:
– Вы думаете, здесь может быть что-то в этом роде?
– Я стараюсь не думать в начале расследования, капитан.
– Что же вы делаете вместо этого?
– Превращаюсь в приемник информации.
Приподняв брови, Делаплейн выразительно посмотрела на Колдмуна. Он пожал плечами. Пендергаст – это Пендергаст.
Сам агент уставился в пол, а потом вдруг обернулся к Коббу:
– Не откажите в любезности рассказать нам немного об истории этого дома.
– Охотно, но не уверен, что это относится к делу.
– Сейчас к делу относится все.
Кобб приступил к тому, что, очевидно, было тщательно отрепетированной лекцией.
– Дом Оуэнса-Томаса был построен в тысяча восемьсот девятнадцатом году для Ричарда Ричардсона и его супруги Фрэнсис английским архитектором Уильямом Джеем в стиле эпохи Регентства. Ричардсон нажил состояние на работорговле. Он нашел прибыльную нишу, перевозя насильно разлученных с родителями или осиротевших детей-рабов на продажу из Саванны в Новый Орлеан.
Колдмуна передернуло от того будничного тона, каким это было сказано.
– Дом строили рабы, – продолжал Кобб. – Когда работы были завершены, Ричардсон переехал сюда вместе с женой и детьми, а также девятью рабами. Рабов разместили в старом кирпичном здании на заднем дворе. За последовавшие десять лет жена и двое детей Ричардсона умерли. Финансовые трудности вынудили Ричардсона продать дом и перебраться в Новый Орлеан. Он погиб в море в тысяча восемьсот тридцать третьем году. А дом со временем приобрел мэр Саванны Джордж Оуэнс, поселившийся здесь вместе с пятнадцатью рабами.
– Пятнадцатью? – с отвращением повторил Колдмун.
Смириться с мыслью о том, что один человек может владеть другими, было непросто.
Кобб кивнул:
– Оуэнсу также принадлежали еще четыреста рабов на различных окрестных плантациях.
– Zuzeca[4], – пробормотал Колдмун себе под нос.
– После Гражданской войны семейное состояние Оуэнсов пошло прахом, но дом им удавалось сохранять за собой до тысяча девятьсот пятьдесят первого года, когда последний из рода Оуэнсов умер, не оставив наследников. Дом перешел к Телфэйрской академии искусств и наук, которая превратила его в музей, каковым он и остается по сей день. Это одна из самых популярных достопримечательностей Саванны.
Вскоре был подан чай с какими-то невзрачными бисквитами. Пендергаст взял чашку.
– Расскажите подробнее о бараке для рабов.
– Непременно. В нем два этажа, всего шесть комнат, в которых жили рабы. В комнатах не было никакой мебели, как нет и теперь, их обитателям приходилось спать на голом полу с одними лишь потрепанными одеялами. Когда рабство отменили, большинство из них остались жить на задворках большого дома, превратившись в слуг и выполняя ту же самую работу, что и прежде. Но по мере того как для семьи Оуэнс наступали трудные времена, слуг постепенно отпускали. Барак для рабов стоял нетронутым до той поры, пока дом не превратился в музей.
– Благодарю вас, доктор Кобб, весьма познавательно, – проговорил Пендергаст. – Стало быть, глядя на представленные здесь великолепие и богатство, эрудицию и изящество, прекрасный хрусталь и серебро, ковры и картины, можно сказать, что все это – и сам дом, и его содержимое – воплощение чистого зла?
Его вопрос встретили ошеломленным молчанием. Наконец Кобб произнес:
– Рискну предположить, что можно выразиться и так.
– Не вижу тут никаких предположений, – ответил Пендергаст.
В наступившей тишине он полуприкрыл глаза и сложил пальцы домиком.
– Странно, не правда ли, – бесстрастно заключил Пендергаст, – что из всех возможных мест преступление случилось именно здесь.
Он допил чай и налил себе еще.
