Линкольн Чайлд
Злая река
5
Роджер Смитбек, репортер газеты «Майами геральд», не стал ждать зеленого света от своего редактора. Когда его полицейский информатор сообщил об обрубках ног, прибитых к берегу острова Каптива, Смитбек прыгнул в «субару» и понесся как сумасшедший по полуострову Флорида. Его антирадар и лазерный подавитель сигнала работали без устали, помогая избегать полиции. Смитбек был знаком с островом Санибел – провел там когда-то долгий отпуск с подружкой, теперь уже бывшей, чтоб ей икнулось, – и понимал, что попасть туда будет нелегко. Он ехал, составляя план, как попасть на место преступления и получить информацию. Плохо то, что он опоздает на несколько часов. Было немало газет и корпунктов других медиа, расположенных куда ближе к острову, и они наверняка послали туда своих людей. «Ньюс пресс» из Форт-Майерса опережает его по крайней мере на два часа, не говоря уже о «Тампа-Бей таймс», «Сарасота геральд трибюн» и «Шарлотт сан». Вторая проблема состояла в том, как физически попасть на Каптиву. Копы наверняка поставили там пропускные пункты. Один из них будет на съезде с Санибельского моста, по которому Роджер, вероятно, и поедет. Главная проблема – попасть с Санибела на Каптиву. С одного острова на другой можно было проехать только по мосту Блайнд-пасс. Если память его не обманывала, мост выходил прямо на берег, к которому прибило обрубки. Он наверняка будет закрыт.
Но Роджер Смитбек, старший репортер «Геральд», ни в коем случае не собирался присоединяться к жалкой толпе репортеров, потеющих за ограждением и умоляющих дать им хоть какие-то крохи. Он собирался попасть на остров Каптива любой ценой, и по логике проще всего это было сделать на катере. Не отпуская баранку, Роджер потыкал пальцем в свой смартфон, сделал несколько звонков, и вскоре план у него был готов. Он не поедет на Санибел. По ближайшему мосту он доедет до Пайн-Айленда, доберется до Сент-Джеймс-Сити в его южной оконечности, а там наймет катер и на нем пересечет пролив Пайн-Айленд до яхт-клуба на Каптиве. В яхт-клубе есть подменная машина для яхтсменов, которая доставит его в любую точку острова. Ему нужно будет лишь вести себя как какой-нибудь ублюдок-яхтсмен с бездонным кошельком и раздавать двадцатки в виде чаевых.
Затем Смитбек отправил эсэмэску Краски, своему редактору, с сообщением, что берет освещение этой истории на себя, чтобы Краски не отдал ее кому-нибудь другому. Попросил довести до сведения всех заинтересованных, что это его, Роджера Смитбека, материал. Обрубки ног, прибитые к берегу, – у него аж мурашки бежали по коже от жуткой притягательности этого.
Через три с половиной часа после выезда из Майами, идеально воплотив в жизнь свой план, Смитбек помахал ручкой любезному джентльмену из яхт-клуба, который отвез его на южную оконечность острова Каптива. Каптива представляла собой узкий остров, престижный, с единственной дорогой посередине, от которой отходили ответвления к прибрежным домам стоимостью в миллионы долларов. Оглядев издалека место преступления, Смитбек решил, что наилучший способ подобраться к нему поближе – это пройти через чей-нибудь двор на берег со стороны залива. Доступ с общественной парковки наверняка будет перекрыт, там все кишит полицейскими.
Смитбек выбрал пустующий, судя по виду, дом, проскользнул по подъездной дорожке, обогнул здание, пересек задний двор и обнаружил тропинку, идущую сквозь заросли морского винограда и хопбуша к широкой береговой полосе. В кустарнике он задержался, чтобы снять туфли и носки, засунул их в репортерский портфель и закатал брючины, чтобы выглядеть как местный пляжник.
Там, где тропинка выходила к берегу, она была перекрыта трепещущей на ветру желтой полицейской лентой. Смитбек посмотрел направо и налево: повсюду была натянута желтая лента, да и служивых нагнали немерено. Вдоль берега курсировали взад-вперед несколько судов береговой охраны, члены экипажей забрасывали сети в море и вылавливали обрубки ног. Берег патрулировался полицейскими – пешими и на специальных пляжных багги. Похоже, сюда свезли копов из разных отделений – из Форт-Майерса и Санибела уж точно, – здесь же находились военные вспомогательной службы береговой охраны в синих комбинезонах. Два военных вертолета кружили в воздухе, но вертолетов прессы не было. Хорошо.
За лентой, отгораживающей берег от людей, Смитбек увидел множество зевак, наблюдающих за происходящим, возбужденно переговаривающихся, делающих фотографии и селфи. Но, осмотрев эту толпу в бинокль, он не заметил ни одного явного журналиста. Все эти шуты гороховые наверняка загнаны, как овцы, к мосту Блайнд-пасс. До острова добрался он один… по крайней мере, Смитбек на это надеялся.
На дальнем конце берега, близ бухточки, он увидел что-то похожее на временный командный пункт. Экран из белого пластика скрывал от глаз это место. Сердце операции находилось там, и туда ему необходимо было попасть.
Смитбек быстро проложил себе путь на юг между зеваками. Они ему еще понадобятся, чтобы взять несколько интервью – чем истеричнее, тем лучше. Но это может подождать. Через десять минут он добрался до места, наиболее близкого к командному пункту, – туда, где начиналось ограждение из белого пластика. С помощью бинокля он смог составить общее представление о том, что здесь происходит. Сюда приносили десятки светло-зеленых кроссовок, их описывали, прикрепляли к ним бирки, размещали в холодильных контейнерах для хранения вещдоков, а контейнеры, в свою очередь, загружали в багажное отделение машины «скорой помощи». Из всех кроссовок, похоже, торчал обрубок ноги. Сердце Смитбека забилось чаще, к горлу подступила тошнота.
Он не мог расслышать, о чем говорится в плотной толпе начальства. Нужно было подобраться поближе. Смитбек огляделся и увидел, что одна из секций ограждения скрыта от глаз припаркованными на берегу патрульными машинами. Если он попытается проникнуть внутрь в этом месте, то его, возможно, не заметят, а там он смешается с техниками, детективами и другими людьми в цивильной одежде. Почти у всех на шее висели беджи на шнурках. Его журналистское удостоверение тоже было на шнурке. Смитбек вытащил бедж из портфеля, вынул карточку «Пресса» и засунул туда сертификат Профессиональной ассоциации инструкторов по дайвингу. На расстоянии сертификат выглядел вполне официально, а даже если бы кто и проверил, то мог бы подумать, что он какой-то авторитетный ныряльщик.
Смитбек раскатал брючины, надел носки и туфли, стряхнул с себя песок, пригладил волосы и повесил шнурок на шею. Репортерский портфель придаст ему вид человека, присутствующего здесь на законных основаниях.
Солнце низко висело над заливом, и припаркованные машины отбрасывали длинные тени. Смитбек не спеша прошел вдоль ограждения к тому месту, вид на которое перекрывался патрульными машинами, проворно достал карманный ножик, прорезал в ограждении откидной клапан, нырнул в него и быстро пошел туда, где стояли машины, стараясь не попадаться никому на глаза. Пока все шло хорошо. Напустив на себя деловой вид, он прошел за машинами и решительным шагом направился к командной палатке.
Никто его не остановил. И здесь ему здорово повезло: на столе, где лежали различные вспомогательные инструменты для сбора улик, стояла коробка с перчатками. Быстро натянув перчатки, Смитбек схватил маску и сетку для волос и тоже надел их.
Сердце его забилось еще быстрее, когда он понял, что добился-таки своего. Вытащив сотовый телефон, он сделал вид, что проверяет его, а на самом деле сделал десятки фотографий места происшествия: коробки с кроссовками, приход и уход полицейских и технического персонала, оборудованный на скорую руку командный центр – в общем, снял все.
Смитбек подошел туда, где обрубки ног укладывались в холодильные контейнеры. Снова притворившись, что проверяет телефон, он сделал еще несколько фотографий. Даже снял короткое видео. Бог свидетель, Краски это понравится – он всегда стонет, что на сайте нет ни одного видео.
Он услышал крик и повернулся. Его схватили сильные руки, и телефон был отнят у него разъяренным офицером береговой охраны, к которому тут же присоединился другой. Они были похожи, как близнецы, только один рыжеволосый, а другой черноволосый.
– Ты что тут делаешь, черт побери? – закричал рыжеволосый.
– Это журналист. Снимает тут, – сказал черноволосый, срывая со Смитбека маску и сетку для волос.
– Верните мне телефон! – потребовал Смитбек, стараясь говорить властным тоном, но голос его дрогнул.
Чем он себя выдал?
Рыжеволосый ухватил его за шнурок:
– Это что еще за дерьмо? Удостоверение дайвера? – Он фыркнул. – Я сейчас удалю твои фотографии.
– Пожалуйста, не делайте этого! Общество имеет право знать!
– Ты бы, приятель, лучше порадовался, что мы тебя не арестовываем. У нас и без тебя хватает говна.
Смитбек почувствовал, что эти двое подталкивают его вперед, ухватив с обеих сторон:
– Пошли, придурок. Тебе здесь нечего делать.
Неожиданно они остановились, и Смитбек услышал медовый голос:
– Боже милостивый, неужели это мой старый знакомый Роджер Смитбек?
Смитбек повернулся и оказался лицом к лицу не с кем иным, как с агентом Пендергастом. На мгновение он лишился дара речи.
Моряки береговой охраны, словно почувствовав неуверенность, ослабили хватку.
– Держите его крепче, джентльмены, – сказал Пендергаст, показав свой жетон. – Он скользкий. У меня с ним были дела.
– Мы застали его за фотографированием. Он даже обрубки снимал.
– Позор, – сказал Пендергаст, протягивая руку за телефоном. – Я их удалю, если позволите.
– Конечно.
Пендергаст взял телефон и начал с веселым видом просматривать фотографии.
– Мистер Смитбек, я вижу, вы воистину многогранный человек. Такое мастерское использование глубины резкости. Жаль, что вы не можете их сохранить.
– Агент Пендергаст, – взмолился Смитбек, – не делайте этого. Ради прошлого.
– Я не знаю, о каком именно прошлом вы говорите. В любом случае вы незаконно пробрались на место преступления и должны быть выпровождены. А эти фотографии – уничтожены.
– Я всего лишь выполняю свою работу.
– А мы – свою.
Смитбек продолжал упрашивать Пендергаста, глядя, как тот удаляет снимки. Двое береговых охранников одобрительно наблюдали за этим.
– Я думал, мы друзья! – взвыл Смитбек. – Не делайте этого!
– Уже сделано, – сказал Пендергаст, помахав телефоном. – Вы получите телефон, как только окажетесь в безопасности за ограждением.
«Сукин сын», – подумал Смитбек. Но может, он получит хотя бы заявление, если уж ничего другого?
– Агент Пендергаст, по крайней мере, скажите мне, что тут происходит. У полиции есть какие-нибудь версии?
Пендергаст развернулся и махнул бойцам береговой охраны:
– Пожалуйста, выведите его за периметр.
– Подождите! Всего один вопрос!
Двое моряков взяли его за руки и повели прочь. Пендергаст следовал за ними.
Смитбек сделал еще одну попытку:
– Хоть какие-нибудь идеи? Догадки? Одно маленькое заявление – больше мне не нужно!
Пендергаст не ответил.
– Сколько обрубков? Ради всего святого, Пендергаст, назовите мне число!
Молчание.
Они дошли до желтой ленты, и Пендергаст поднял ее, выпуская Смитбека. Тот повернулся, и Пендергаст протянул ему телефон.
– Если попадешься здесь еще раз, – сказал рыжеволосый, тыча пальцем в грудь Смитбека, – мы тебя арестуем. Понял?
Все трое развернулись и пошли прочь. Смитбек смотрел им вслед, обливаясь потом и бранясь себе под нос. Затем он проверил свой телефон, мрачно пролистал галерею. Фотографии и в самом деле исчезли. Хотя постойте: в его блокноте появилось только что напечатанное сообщение. Оно было коротким: «Проверьте корзину. В последний раз».
И действительно, в корзине лежала небольшая, но чрезвычайно хорошо подобранная коллекция его фотографий.
6
– Тут настоящий рыбный рынок, черт бы его подрал, – услышала Мойра Кроссли голос одного из сотрудников морга.
Тот распаковывал холодильный контейнер с обрубками ног, только что привезенный в машине «скорой помощи». Он выкладывал обрубки на медицинскую каталку, а другие работники регистрировали и фотографировали их, действуя конвейерным методом. Кроссли была главным судмедэкспертом Двадцать первого района, и она думала, что всякого повидала за многие годы работы. Каких только останков не выносило на берег, частичных и полных, и у некоторых имелись довольно странные особенности. Но это… это было за пределами всяких пределов. По предварительной оценке, более шестидесяти обрубков. Что это означает – более шестидесяти убийств? Если так, то они имеют дело с самым крупным массовым убийством в истории Флориды. А если эти люди все еще живы… то где они? И что с ними случилось? Это не поддавалось никаким объяснениям.
Обычно тихая и упорядоченная лаборатория Кроссли превратилась в суетливый муравейник, а пахло здесь и в самом деле, как на рыбном рынке, где товары на солнце быстро портятся. Ручейки морской воды бежали по полу к центральном сливу, перемешиваясь с извивающимися креветками и другими морскими существами, которые кормились обрубками, а теперь лишились питания.
Еще одна «скорая» привезла два новых контейнера, и общее число составило – господи боже! – более девяноста обрубков, все в одинаковой обуви. Чтобы разобраться с поступлениями, Кроссли вызвала на работу весь персонал – четырех техников и двух помощников патологоанатома. С последней партией приехал начальник полиции острова Санибел Перельман вместе с двумя детективами. Задействована была и полиция Форт-Майерса, не говоря уже о нескольких моряках береговой охраны в форме, которые, похоже, вообще не представляли, что им нужно делать, – просто стояли, нахмурив брови, и пытались делать вид, будто заняты.
Но в этой группе беспорядочно толкущихся людей выделялась, словно больной палец, одна фигура – высокий бледный человек в белом льняном костюме, крахмальной белой рубашке и черном галстуке. У него было точеное лицо и глаза, сверкающие, как полированные десятицентовики. В то время как сам человек был неподвижен, словно греческая статуя, его глаза беспокойно обшаривали помещение, впитывая все.
Кроссли повернулась к своему помощнику Полу Рамо.
– Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим, – сказала она.
– Что начнем? – спросил он.
Техник Пол напоминал громадного плюшевого медвежонка, еле втиснувшегося в свой халат, с бородой как у викинга. Он был трудягой, всегда готовым угодить, но, увы, не самой яркой лампочкой в комнате.
– Возьми одну и принеси на первый стол. Будем делать иссечение.
– Сейчас?
– Нет, после дождичка в четверг.
– Ой, конечно, извините.
Схватив щипцы, Пол опасливо поднял обрубок, положил его в контейнер и отнес к одному из небольших столов у стены. Когда Кроссли взяла обрубок и положила на стол, Рамо включил видеорегистратор и проверил его.
– Инструменты.
Рамо положил на тележку хирургические инструменты и покатил ее к столику. Кроссли натянула маску и выбрала маленький пинцет.
– Прошу прощения, – раздался у нее за спиной голос, гладкий, как атлас.
Она повернулась и увидела бледного человека.
– Да?
– Я бы хотел наблюдать, если вы не возражаете.
Она понятия не имела, что он здесь делает. Этот человек не был похож ни на представителя правоохранительных органов, ни на медицинского работника.
– Простите, а вы кто, собственно? – спросила она.
Рука нырнула в карман и появилась с кожаным бумажником, который тут же раскрылся, предъявляя золотой с синим жетон, а над ним удостоверение.
– А, ФБР, – сказала Кроссли.
Кем бы ни был этот человек, он, вероятно – почти наверняка, – стоял на одну ступеньку выше остальных на иерархической лестнице. От него явно исходила властная аура.
– Специальный агент Пендергаст, – сказал человек, слегка кивнув.
Акцент определялся безошибочно и отличался от всех других южных акцентов, и Кроссли быстро узнала его по своему детству: этот изысканный южный говор высшего класса из Нового Орлеана был свойствен только старейшим семьям. Пендергаст… фамилия тоже была ей смутно знакома и не вызывала приятных ассоциаций.
– Старший медицинский эксперт Мойра Кроссли, – торопливо представилась она. – Пожалуйста, наблюдайте. Но только наденьте халат и не мешайте.
– Безусловно.
Она перенесла свое внимание на обрубок ноги на столе и при работающей камере начала общее обследование. Первым следовало описание. Кроссли осмотрела конец кости и отметила, что отделение конечности было крайне жестоким, осуществлялось тупым инструментом с тяжелым лезвием, после которого остались отметины и осколки. По-видимому, несколько таких ударов – не меньше шести, судя по отметинам на большой и малой берцовых костях, – отделили часть ноги от остального тела приблизительно в двух дюймах над голеностопным суставом. Морские организмы пожрали плоть над суставом, оставив только кость. Но ниже этого плоть, защищенная кроссовкой, сохранилась. Она сильно распухла и вылезала наружу. Колонии крохотных морских организмов все еще цеплялись к сырой плоти – черви, амфиподы, личинки раков, морская вошь. Плоть была поедена, и Кроссли видела отверстия, в которые пролезли существа покрупнее.
– Пол, принеси мне контейнер с этанолом для образцов.
Пол приволок контейнер, и она с помощью пинцета осторожно извлекла столько образцов, сколько смогла найти, и опустила их в раствор для последующего обследования.
– Позвольте задать вопрос, – раздался бесстрастный голос у нее за спиной.
Кроссли почувствовала укол раздражения.
– Да?
– С какой стороны наносились удары?
«Хороший вопрос». Она еще раз осмотрела обрубок:
– Удары наносились сверху, по правой передней стороне ноги, беспорядочно, под углом приблизительно от сорока до семидесяти градусов к горизонтали.
– Спасибо.
Начальник полиции Перельман тоже надел халат и подошел, чтобы наблюдать за осмотром. Кроссли порадовалась этому. Ей нравилось работать с ним, и она надеялась, что он будет полезен – сдержит чумной налет других следователей, не говоря уже о прессе.
Кроссли продолжила общее обследование по протоколу. Когда оно было закончено, пришло время снимать кроссовку, анатомировать обрубок и отбирать образцы для токсикологического и гистологического анализов.
– Можно еще вопрос? – раздался медовый голос.
– Что?
– Есть ли способ определить, подвергалась ли предварительно плоть замораживанию?
Этот вопрос удивил Кроссли. Подобный тест не приходил ей в голову, но, поразмыслив, она решила, что его, вероятно, следует сделать.
– Да, этот тест можно провести, и я сделаю такой запрос в гистологическую лабораторию. – Она повернулась к Полу. – Ножницы.
Пол подал ей ножницы, и она принялась срезать кроссовку.
– Прошу прощения, – снова вмешался голос, – но, если позволите, я бы хотел получить эту обувь как вещественное доказательство, когда вы закончите.
– Нет.
Она продолжила работать ножницами. Плоть из кроссовки ниже лодыжки расширялась, как перенадутый воздушный шарик.
Щелкали ножницы. Серая и розовая плоть опасно разбухала. Кожа двигалась, как живая.
Щелкали ножницы…
И тут, словно взрыв какой-то гнили, изнутри выпрыгнуло существо. Это была миксина, самый дьявольский из кошмаров. Из-за неожиданного сброса давления струя миксиновой слизи брызнула на грудь и лицо Пола, на его бороду. Техник пронзительно вскрикнул и отпрыгнул назад, закрывая лицо ладонями, а миксина упала на пол, извиваясь и разбрызгивая слизь из своих желез, и поползла к центру комнаты.
– О господи, нет! – вскрикнула Кроссли, когда Пол, ослепленный, врезался в длинную каталку, на которой стояли обрубки.
Каталка перевернулась и с грохотом рухнула на пол. Обрубки разлетелись по полу, из них повыскакивали новые твари – миксины, крабы, угри, они извивались, корчились, издавали резкие звуки, ползали по плиточному полу среди струек морской воды, пережеванной плоти и совершенно невыносимого смрада. Началась жуткая кутерьма, когда люди отпрянули назад, спасаясь от волны слизи, поскальзываясь и падая.
Кроссли в смятении смотрела на то, как организованная ею умная и профессиональная работа превращается в комедийный фарс группы «Три балбеса».
Она повернулась к агенту Пендергасту, который стоял в стороне от суматохи, обозревая происходящее с веселым выражением на лице. Он тоже повернулся к ней и заметил слизь миксины, стекающую по ее халату.
– «Во всех явлениях природы, – растягивая слова, проговорил Пендергаст, – есть нечто чудесное».
– Вы называете это чудесным? – спросила Кроссли.
– Аристотелю бы понравилось, – заметил Перельман, еле сдерживая смех.
– Что ж, – сказала Кроссли в страшном раздражении, – мне тут придется вычищать всю эту грязь. Поскольку анатомирование практически закончилось, я прошу вас двоих покинуть мою лабораторию.
Когда они двинулись к выходу, она добавила:
– Кстати, агент Пендергаст, вы можете взять эту чертову кроссовку.
